Стазис.
Через полторы вечности (а, может, через минуту или полчаса) пришли голоса. Сумбурные, еле различимые. Они что-то шептали в ухо, куда-то звали, но старания голосов были напрасны. Покой ничто не могло нарушить.Шизофрения?
Голоса замолкли ещё через пол-вечности (тридцать секунд? десять лет?), но им на смену пришёл другой звук. Кап-кап-кап-кап. Что-то слишком знакомое. Веки недоверчиво дрогнули… тонкая полоска накладных ресниц словно задумалась на мгновение и отпала со скорее осязаемым, чем слышимым шелестом. Солоноватый, металлический запах достиг ноздрей. Знакомо, знакомо, без сомнения. Нужно встать и найти источник. А где же тело? Ах да, вот же оно. Затекло, наверное, вот и не движется. Ну-ка, ещё разок! Получилось. Ноги и руки с трудом, но сдвинулись с места. Удалось даже попутно определить, что вся одежда (одежда? что это?) куда-то делась. Шаг. Шаг. Ещё один. В направлении источника капающего звука и манящего терпкого аромата. По пути с губ стекают две или три пронзительно-алые капли, которые в темноте и не видно вовсе. Стекает и с волос – по спине на неосязаемую дорожку багровая густая жидкость падает с неохотой. Роговица глаз тоже увлажняется, отдавая ещё немного влаги.Истощение.
В голове совсем-совсем пусто, будто Мамай прошёл. Ни одного воспоминания, ни одной мысли. По зрачкам, кажется, бьёт тонкий лучик света, с каждой секундой становящийся всё сильнее… Писк где-то со стороны становится нестерпимо раздражающим, словно назойливая мошка (а это ещё что?), хочется от него отмахнуться. Неуклюжий взмах рукой, видимо, только раззадоривает мошкару, она зудит прямо в ухо, заставляя замереть на месте и зло помотать головой. Глупая букашка, неужели не понимаешь – там же что-то важное! Неважное не может пахнуть так притягательно!.. Споткнуться о собственную же ногу – как глупо. И этот дурацкий свет, который бесполезен – в нём всё равно ничего не рассмотреть, - так режет взгляд…Грань.
- Открой глаза. Память реагирует на голос неожиданно бурно и в два счёта вливается в мозг волной цунами. Виски начинает дико ломить, но зато он теперь знает своё имя и всё остальное.Грелль Сатклифф.
Глаза рывком распахиваются, жнец подскакивает на месте – «И что это я забыл на больничной койке?..» - и неосознанно взвизгивает, чуть ли не срываясь на ультразвук: - Дайте мне зеркало! Перепуганная медсестричка торопливо суёт в руки жнеца маленькое зеркальце с мишкой в уголке. Сатклифф с минуту вглядывается в своё отражение. Исцарапанная, но такая родная мордашка с взъерошенными волосами… И снова отчаянный вскрик. Зеркало летит в стену, разбиваясь. Девушка-медсестра выглядывает в коридор и надрывно зовёт врача, а Грелль по старой привычке хватается за небьющееся сердце, потому что он увидел то, чего боялся. Белые волосы, прозрачные глаза без цвета и мертвецки-светлая кожа. Пугая бедняжку, сжавшуюся у двери, Сатклифф выдирает из вен трубочки капельниц с регенератом и лихорадочно сдирает бинты с, вероятно, ужасных ранений. Боль пронизывает каждую клеточку тела, но он завершает своё безумное действие и с отчаянием смотрит, как из-под разошедшихся швов течёт прозрачная жидкость со сладковатым ароматом. Словно в тумане, Грелль окунает в «кровь» палец, подносит его ко рту и проваливается в глубокий обморок, ощущая на губах привкус яблок и железа.Беспомощность.
Второй раз жнец выходит из своего стазиса через сутки. Он уже привязан к койке, перебинтован, в вены снова вставлены иголки капельниц. На стуле рядом сидит Уилльям. Видя попытку Грелля заговорить, он качает головой и прикладывает палец к губам. - Ты был на грани смерти. Но она милостива и всё же даёт второй шанс. Взгляд Сатклиффа исполнен панического непонимания. Глаза ещё больше расширяются, когда он видит, как Спирс зачем-то берёт в руки свой секатор и наотмаш проводит острием по вене своей левой руки. Вместо вишнёвой крови по запястью стекает та же прозрачная дрянь. Несколько капель попадают на высохшие губы Алого (когда-то?) жнеца. Грёбаный яблочный сок. Рана Уилла затягивается через несколько минут. Всё это время он внимательно смотрит на подчинённого, который, кажется, наконец, понимает и стискивает зубы покрепче. На этом спектакле актриса не имеет права рыдать в голос. Только молча ронять на подушку сладкие капли слёз.Время.
Через месяц после своего выздоровления Сатклифф стоит в кабинете Спирса напротив зеркала. Хозяин помещения замер рядом с ним и терпеливо ждёт. Отражающая поверхность бесстрастно показывает им два мутных, полупрозрачных силуэта, совершенно бесцветных. Словно призраки. И это всё при том, что сами они видят друг друга всё в тех же привычных цветовых гаммах алого и чёрного. - Говоришь, второй шанс? - У Смерти тоже есть своё чувство юмора. По сосудам медленно колышется яблочный сок, перегоняемый неведомыми силами…