Ягоды на ладони

— Руки — это главный инструмент зельевара. Сразу после мозгов, конечно, но поскольку я испытываю некоторые сомнения относительно наличия этого органа у большей части вашей группы… Как и у большинства других групп, с которыми мне приходится работать.  Опустите руку, курсант Уилкинс, не нужно доказывать, что к вам это не относится. Так вот. Ваш главный инструмент в зельеварении — это руки. Не черпак, который вы, курсант О'Нил,  держите совершенно неправильно. Не нож. Не… Уберите палочку, курсант Стивенсон. Можете ее… хотя, просто уберите. Да, курсант Поттер? Вы что-то хотели сказать?  — Нет.  Снейп подходит ближе. Еще ближе. На какое-то мгновение ему кажется, что время замерло, перекувырнулось, повернулось вспять и они снова в школе — он и дерзкий, наглый, упрямый мальчишка, приведший с собой призраков его прошлого. Курсант Поттер поднимает голову, все такую же неисправимо лохматую. В глаза ему Снейп не смотрит, смотрит на руки, которые вроде бы спокойно лежат на краю стола, но если приглядеться, можно заметить, как они слегка подрагивают. Эти руки зажимали его разорванную шею, пытаясь остановить неровными толчками выплескивающуюся на грязный пол хижины кровь… Неловкие, грязные, исцарапанные мальчишеские руки. — Нет? Сидящий рядом Уилкинс округляет глаза и толкает — видимо, думая, что делает это незаметно — Поттера в бок. Звание самого нелюбимого преподавателя перешло за профессором Снейпом из Хогвартса на аврорские курсы, где он пытается вбить в не слишком наполненные головы хоть какие-то сведения о высших зельях. Не сказать, чтобы успешно. Однажды от умения сварить оборотное или распознать яд и вовремя принять антидот будет зависеть их жизнь, но как объяснить это двадцатилетним балбесам, считающим себя бессмертными?   — Нет… сэр.  Он смотрит на руки, лежащие на краю стола — загорелые, обветренные, с короткими широкими ногтями и застарелым шрамом, напоминающим, что его обладатель не должен лгать. Под его взглядом замершие пальцы вздрагивают, медленно ползут по испещренной царапинами и пятнами поверхности. Поттер сжимает кулаки так крепко, что белеют костяшки. Снейп знает — этот мальчишка не из тех, кто верит в собственное бессмертие. Больше не верит. Не может верить. Они оба почему-то не умерли, хотя должны были и собирались, и это их каким-то странным образом объединяет. По крайней мере, так считает Поттер, а Снейп, кажется, слишком устал, чтобы с ним спорить…  Он отворачивается, идет между столами, слыша за спиной облегченный вздох — Поттер или Уилкинс? Хочется верить, что Уилкинс.   — Сегодня мы с вами займемся…  Рутина. Все это — рутина, надоевшая за столько лет, и не так уж сильно будущие авроры отличаются от хогвартских первокурсников, разве что гонору побольше. Зачем он снова во все это ввязался?  — Готовые составы мне на стол, пожалуйста, и можете быть свободны.  Шаги, шорох голосов, звон фиалов — курсанты не слишком стремятся задержаться после уроков, зельеварение неинтересно им так же, как не было интересно студентам Хогвартса. Вот если бы он учил их Защите от Темных Искусств… Только кто же подпустит к ней бывшего Пожирателя с не до конца стершейся проклятой меткой на предплечье? По вечерам он долго смотрит на побледневшие, но все еще отчетливые контуры черепа со змеей. Интересно, если в один прекрасный день метка исчезнет, если его рука снова станет чистой, как когда-то в юности — изменится ли хоть что-то? Нет, наверное. Снейп машинально прикасается к предплечью, но отдергивает руку, услышав знакомое и, чего таить, давно ожидаемое:  — Мистер… то есть профессор Снейп.  — Да, курсант Поттер?  У Поттера есть дурацкая привычка вечно крутить что-то в руках. Это не означает, скорее всего, что тот взволнован, просто привычка — вот сейчас ему совершенно не о чем волноваться, а он мнет, складывает и расправляет кусок пергамента, на котором делал какие-то пометки. Мелькают круглые, совершенно не повзрослевшие буквы. Точно так же Поттер теребил полу мантии, когда приходил к нему в больницу. И потом, когда каким-то непонятным образом разузнал адрес и заявился к нему домой, якобы чтобы вернуть флакон с воспоминаниями, все вертел этот самый флакон, чуть не уронил, пока Снейп не отобрал и не поставил на полку. Там он так и стоит — закрытый.  — Я вас слушаю.  Потом Поттер приходил еще — он так и не смог толком понять, зачем. Кажется, бывший ученик всерьез считал, что они теперь связаны… Приходил и приходил, несколько раз, а потом перестал — Снейп положил этому конец. Была б его воля, он бы совсем с Поттером не встречался, только кто и когда прислушивался к его желаниям? Но одно дело, когда Поттер просто один из его курсантов, а другое... — Курсант Поттер? На указательном пальце левой руки пятно — сок болиголова. И еще след от ожога на тыльной стороне правой. Снейп не знает, почему он так настойчиво смотрит на руки Поттера, может быть, чтобы не смотреть в глаза? Ничего особенного в этих руках нет. Только они по-прежнему очень мальчишеские, как будто сам Поттер вырос и повзрослел, а руки не успели. Курсант молчит, пальцы быстро-быстро крутят несчастный пергамент, и Снейп не выдерживает:  — Дайте сюда! Вот так, — движение палочкой, и смятый пергамент снова обретает приличный вид. Когда Снейп резко выдергивает пергамент из рук Поттера, их пальцы слегка соприкасаются. Слегка, ничего особенного — просто прикосновение кожи к коже, на одно мгновение, короткое и прошедшее, никаких пошлых “между ними словно проскочила искра” из женских романов в мятых обложках, которые так любила когда-то Эйлин Снейп.  — Курсант Поттер, если вы собираетесь стоять тут молча целый день…  — Почему вы не хотите больше меня видеть?  Снейп вздрагивает, берет себя в руки — не фигурально, буквально. Скрещивает руки на груди, отгораживается, смотрит на Поттера строго и холодно. По крайней мере, он надеется, что выходит строго и холодно, и, судя по вздрогнувшим и обхватившим друг друга поттеровским ладоням, у него получается.  — Хочу или нет, я вижу вас по меньшей мере трижды в неделю, Поттер… курсант Поттер. — Вы же понимаете, что я не это имею в виду. Почему вы закрыли от меня свой дом?  — Я должен перед вами оправдываться? Не забывайтесь, курсант!  Сработало! То ли школьная память, то ли неожиданно проснувшееся уважение к старшим, то ли Поттер и правда повзрослел… Он что-то бормочет невнятно, аккуратно прикрывает за собой дверь, и Снейп, выдохнув, опускает руки — на предплечьях, наверное, синяки от пальцев останутся. Впрочем, рутину никто не отменял, и вскоре в учебную лабораторию вваливается следующая группа. Курсанты рассаживаются, затихают, и он снова начинает знакомую до зубной боли речь.  В конце рабочего дня выясняется, что радовался он рано: Поттер ждет его у выхода. Мелькает трусливая мысль — аппарировать прямо с места, потому что от фигуры, прислонившейся к нагретой солнцем за день стене, веет такой неотвратимой решимостью… Разумеется, Снейп этого не делает. Поттер отлепляется от стены — руки в карманах, сумка через плечо, волосы в разные стороны. Вокруг никого, Снейп привычно задержался на работе, а Поттер, значит, его ждал. Почему именно сегодня?   — Профессор Снейп…  — Я спешу, мистер Поттер.   Поттер не отступает — он упрям и назойлив, это всем известно. Упрям, назойлив и не понимает слов “нет” и “нельзя”. Можно, конечно, приложить его Ступефаем и Обливиэйтом. Еще хорошие результаты обычно дает Империо, но с Поттером никогда нельзя быть ни в чем уверенным.  — Я хочу поговорить.  — Говорите.  Поттер все также держит руки в карманах, и поскольку Снейп не может смотреть на его руки, он смотрит по сторонам. Там ничего интересного, а пауза затягивается, и тогда он все-таки переводит взгляд на поттеровское лицо. Тот, словно только этого и ждал, быстро выпаливает:  — Не здесь! Пожалуйста, профессор.   На “пожалуйста” его всегда было легко поймать, что есть, то есть.  — Поттер, — говорит он, устало сдаваясь. — Вы ведь не отстанете, да? Я понятия не имею, о чем вы собираетесь со мной говорить, по-моему, мы с вами все уже сказали друг другу, — он сейчас неискренен и знает об этом, а вот Поттеру знать не обязательно.  — Но раз вы так настаиваете...  — Дайте руку, — показалось или протянутые пальцы снова подрагивают? Показалось, наверное. — Давайте договоримся: только сегодня, а потом я вас не буду больше беспокоить. Идет?  У Поттера никакого понятия о субординации, никогда не было и никогда, наверное, не будет. Снейп это знает. Какого дементора его понесло в авроры, остается неразгаданной загадкой — пожалуй, такого же, что и самого Снейпа понесло в преподавание… Это их тоже, наверное, роднит и связывает. Так что, пожав плечами, он просто берет Поттера за руку, и они аппарируют.  Их выбрасывает на опушке леса. Не удержавшись, он спотыкается о какую-то кочку, и только неожиданно (или вполне ожидаемо) крепкая рука Поттера не дает ему упасть. Прикосновение теплых сильных пальцев очень приятно и вызывает множество трудно определимых эмоций, поэтому, естественно, Снейп тут же отпускает Поттера и отступает на несколько шагов.   — Где мы, Поттер, и какого черта вы меня сюда притащили? Вы совсем с ума сошли? Хотя было бы с чего сходить...  Чем больше он злится и заводится, тем спокойнее становится Поттер, они словно меняются ролями, теперь Поттер кажется старше и опытнее. Осматривается по сторонам, легко улыбается, поправляет сумку на плече.  — Я не знаю, как называется это место. Здесь красиво, правда? Мы были здесь с Роном и Гермионой, когда искали крестражи.  Об этом Поттер тоже говорит на удивление спокойно.   — Знаете… Я бы хотел рассказать когда-нибудь про тот год. Вам, именно вам. Я не люблю про это говорить, но вам рассказал бы, мне кажется, вы поймете. И… Да, я же забыл поблагодарить вас. За меч и лань. Спасибо.  — Пожалуйста, — отвечает Снейп, чувствуя себя полным идиотом. Он терпеть не может это чувство, но сейчас оно странным образом освобождает. В своей рабочей мантии он кажется сам себе неуместным черным пятном на фоне зеленых листьев и постепенно темнеющего неба, а вот Поттер почему-то словно создан для этого места. Решившись, Снейп снимает мантию и перекидывает ее через руку, оправдываясь тем, что солнце все еще греет и ему жарко.  — О чем вы хотели поговорить, Поттер? Тот пожимает плечами:  — Честно говоря… Нет, я думал, конечно, что вам скажу, но как-то все это звучит по-дурацки. Хотите ежевики?  — Что? Какая еще ежевика? Поттер, что за…  — Тут растет. Подождите минутку!  Поттер, скинув сумку на траву, исчезает в кустах. Вообще-то это хороший шанс аппарировать обратно в Лондон или прямо домой, но Снейп им почему-то не пользуется. Стоит и послушно ждет, когда вернется Поттер.   — Вот, — Поттер горд, словно только что убил очередного василиска. — Там не очень много. Хотите?  На широкой ладони — горстка крупных, почти черных ягод. Пальцы исцарапаны и перепачканы темным соком. Снейп не двигается с места, просто смотрит на ягоды — это что-то из детства, что-то давно забытое, запертое в самых дальних уголках памяти. Ягоды на ладони…   — Когда ненавидишь человека столько лет, — говорит Поттер, глядя прямо на него, — считаешь его… ну, неважно. А потом оказывается, что все не так. А еще другой человек, которого считаешь непогрешимым и практически святым — и тоже все не так. И тогда начинаешь думать, но больше о том, первом — как так вышло, что ты его ненавидел всей душой, и ничего не замечал?   Снейп молчит. Он мог бы, конечно, сказать, что это было взаимно — ненависть, и все остальное тоже. Но он молчит. В прошлый раз, когда Поттер подошел слишком близко, или ему показалось, что тот может подойти близко, удалось все предотвратить, вернуть на место, восстановить, хотя бы частично, утраченное равновесие, свести все к привычным отношениям учителя и ученика. А теперь…  — Я понял, что думаю о вас. Все время. Много. Пытаюсь понять, какой вы на самом деле. Разобраться хоть в чем-то. И чем больше я о вас думаю… Хотите ежевики?  Снейп не знает, хочет ли он ежевики. При чем здесь ежевика вообще? Он не помнит, пробовал ли он ее когда-нибудь, в зельях эти ягоды точно не употребляются, так что, скорее всего, нет. Молчание затягивается — наверное, надо что-то сказать, что-то, что вернет все на свои места и позволит ему продолжать жить, как раньше. Без Поттера. Зачем ему вообще Поттер? Он доучится, получит свое гордое звание аврора и уйдет спасать магический мир от очередного помешанного на какой-нибудь идее маньяка, а Снейп останется рассказывать курсантам о том, как распознать глоток живой смерти или продлить действие оборотного. День за днем, месяц за месяцем, год за годом.  — И что же вы обо мне думали, Поттер?  — Всякое.  Поттер пожимает плечами, и ягоды чуть не падают на землю. Если ничего не делать и не говорить, ему надоест так стоять с протянутой рукой, и все закончится. Что — все, Снейп не знает, не может подобрать слов, и это, с одной стороны, дико раздражает, как и все, что связано с Поттером… С другой стороны… Потому что другая сторона тоже есть, как бы Снейпу ни хотелось, чтоб ее не было. Поттер категорически не собирался быть для него “просто курсантом”, так же как когда-то никак не мог стать “просто учеником”. Поттер вообще никогда не был — просто. Он просто — был.  Ягоды ежевики он берет с теплой ладони прямо губами. Ничего вкуснее Северус Снейп не пробовал в жизни.