Сектор «Приз»

      У предательства свой особенный запах: приторно-горький со сладкими нотками омерзительной лживой падали. Дэйл Герберг прекрасно знает этот запах, у него удивительно острое, отточенное годами обоняние. И поэтому он моментально чувствует подвох, когда видит, как его личный помощник однажды при ответе на вопрос отводит взгляд. Всего на секунду, мгновение, и эту неуверенность можно принять лишь за моргание, но Дэйл не даёт себя провести, внутренне усмехается и трахает Эммета этой ночью особенно размашисто и жёстко, хватая за волосы на затылке и оттягивая голову назад.              Эммет не дурак, понимает, что его раскусили, но упрямо борется изо всех сил, не раскрывает карты и сжимает зубы, глядя из-под оперенья чёрных ресниц на босса, который щелчком пальцев может приказать размазать его череп по бетонному полу подвала.              Вспоминая их первое знакомство, Дэйл думает, что этого стоило ожидать. Эммет — смазливый тогда ещё совсем мальчишка, поступил к нему на службу и с рвением принялся выполнять все поручения. Умный, сноровистый и никогда не упускающий из виду ничего выгодного для себя. Он быстро учился, выслуживался и даже поторопился раздвинуть ноги, когда Дэйл сделал лишь намёк на вечернее рандеву с бутылкой Шато Гайар.              Спустя пять лет ничего не изменилось, и, возможно, ещё через пять Эммету удалось бы провести Дэйла, утаить обман, но он всё ещё проигрывал в опыте. И это было его главным недостатком.              В кабинете со звуконепроницаемыми стенами Дэйл сидит за широким деревянным столом и расслабленно курит, глядя на Эммета, застывшего у двери. Он приходит сам, когда его зовут. Наверняка знает цель встречи, но всё равно приходит. Не трусливый, думает Дэйл, хмыкая и делая ещё одну затяжку.              Или по-глупому наивный. Одно из двух.              — Знаешь, — Дэйл ведёт рукой в воздухе, роняя пепел на крышку стола, но не обращая на это внимания, — у тебя есть шанс попытаться оправдаться.              Эммет неподвижен и бледен. Его не трясёт, хоть по взгляду видно, что он боится. Трудно не бояться того, по чьему приказу вырезают и калечат людей. У Дэйла огромная сфера влияния в стране: клубы, рестораны, крупные коммерческие фирмы и даже политика. Дэйл не просто толстосум, награбивший добро и теперь транжирящий его, потому что наследниками обзаводиться не спешил. Дэйл — это сгусток самого настоящего честолюбия. Он подсаживает людей на наркотики, а сам уже давно подсажен на власть над людьми. И Эммет прекрасно понимает, что самостоятельно вырыл себе яму, сдав конкуренту местонахождение некоторых доков с оружием в порту.              — Что ты жмёшься у двери, Эм? — Дэйл вскидывает брови, давит окурок о дно пепельницы и приглашающе улыбается, но лёд в его глазах не рассыпается, а становится ещё твёрже. — Может, вина? Шато Марго, твоё любимое.              Эммет дёргает головой и делает шаг к столу. Знает, что жить ему осталось недолго, так почему бы не побаловать себя напоследок коллекционным вином? Дэйл следит за ним внимательно, за размашистым шагом, за порывистыми движениями и за напряжённой складкой между бровями. И даже самостоятельно наполняет бокал красным сухим и вкладывает его в холодные пальцы визави.              — Твоя любовь к роскошным вещам не перестаёт меня удивлять, Эммет, — с лживо поучительными нотками сообщает Дэйл. — Ты ездишь на машине за несколько сотен тысяч долларов, живёшь в квартире, стоимость которой вполне покроет прожиточный минимум в месяц среднего городка и пьёшь коллекционное вино. И ты любишь красный, я заметил, — Дэйл стучит своим бокалом о чужой и медленно делает глоток. Вино терпко оседает в горле, обволакивает язык и прилипает несколькими каплями к нёбу. — Интересно, смог бы ты себе всё это позволить, если бы я не принял тебя под своё крыло, как мокрого воробья, вывалившегося из гнезда. Как побитую шавку, приползшую ко мне за куском чёрствого хлеба. Как думаешь, м?              Эммет не даёт себя обмануть. Хоть голос Дэйла течёт спокойно, словно тихий ручеёк, Эммет знает, что совсем скоро он превратится в бурную реку, в которой он потонет без шанса ухватиться за спасительное бревно.              — Тебе идёт красный, знаешь, я давно заметил, — продолжает Дэйл. — Красная машина, красное вино, красные губы, когда ты отсасываешь… — Эммет кидает пронзительный и почти оскорблённый взгляд, но тут же отводит и прикусывает губу. Дэйл усмехается реакции, протягивает свободную от бокала руку вперёд и накрывает ею чужую ладонь. — И кровь. Тебе очень пошла бы кровь. Даже жаль, что я тебя так сильно берёг для себя, что никогда не видел, как ты мараешь руки. Или кто-то марает руки тобой, — рука Дэйла перемещается на щёку Эммета и обжигающе холодными прикосновениями поглаживает её, заставляя пылать и внутри, и снаружи. И вовсе не от возбуждения. — Думаю, пора тебе воплотить ещё одну мою фантазию, — пальцы резко перемещаются на затылок и сжимают волосы.              Эммет рефлекторно дёргается, пытается отодвинуться, но Дэйл заставляет остаться на месте, теперь распиливая взглядом на молекулы, поливая одним только взмахом ресниц серной кислотой. Эммет готов обуглиться до костей моментально, но это слишком просто. С Дэйлом никогда не бывает просто.              — Маленький сучонок, — шепчет Дэйл ему в лицо, — сучка, которая нашла себе место под солнцем потеплее, вот ты кто, да, Эммет? Сколько тебе заплатили? Или хватило просто присунуть член в твой зад, чтобы ты заговорил? Понравилось?              Эммет стискивает зубы и невнятно шипит, но уже не пытается вырваться. Бессмысленно. Он знал, чем это закончится. И Дэйл чувствует одновременно и злость, и удовлетворение, которые проталкиваются глубже в его горло, позволяя ехидству и холодному безумию вырываться наружу едва ли не рвотными спазмами.              Он отпускает Эммета через несколько секунд, вдоволь насмотревшись в его мятежные глаза, ставшими серебристо-пустыми озёрами с зарослями чёрных камышей-ресниц по краям. А лицо такое бледное, словно занесённая снегом равнина. И только прерывистое дыхание стирает наваждение. Дэйл откидывается на спинку кресла, вытягивает под столом ноги и вновь закуривает. Рука Эммета подрагивает, и вино переливается через край, пачкая красным белоснежный манжет рубашки. Эммет неосознанно тянет руку ко рту, чтобы слизать остатки с тыльной стороны ладони, но вовремя себя останавливает. Дэйл продолжает внимательно следить за ним и, кажется, даже не ждёт ответа. Но Эммет всё равно подаёт голос:              — Я не буду оправдываться.              Дэйл вскидывает брови, удивлённый тем, что ему всё же ответили. И как! Эммет — не трус, нет. Он просто глупец. И ведь уже не мальчишка, тот самый, пятилетней давности, который большими глазами смотрел на первый растерзанный при нём труп. Трясся так, что Дэйлу лично пришлось его успокаивать, по-отечески трепать по волосам и добродушно говорить, что Эммет вообще-то знал, куда идёт. Большие деньги не получить лишь за глубокую глотку. Настолько большие деньги.              — Я разочарован, — Дэйл почти вздыхает и вновь тушит сигарету. — Я не думал, что ты настолько глуп. Обидно. Ведь я, имея тебя, полагал, что в этот раз мне попалась не безмозглая подстилка. Ошибся. Что ж, бывает. Выпьешь напоследок? — Дэйл кивает на бокал в руках Эммета и достаёт из ящика револьвер, подталкивая его вперёд.              Эммет судорожно сглатывает и удивлённо смотрит сначала на оружие, потом на Дэйла. Тот незаинтересованно разглядывает вино в собственном бокале на свет и пожимает плечами, чувствуя на себе взгляд.              — Ты ведь не думал, что я буду пачкать об тебя руки? Ты сделаешь всё сам. Вперёд, — он кивает, почёсывает подбородок и едва заметно усмехается.              Эммет каменеет, внутри него всё замерзает в одно мгновение, а руки настолько начинают дрожать, что удержать бокал становится невозможно. Он падает, но не разбивается, утопает в мягком ворсе ковра, а вино впитывается в дорогой текстиль, оставляя бурое пятно. Эммет отчуждённо думает, что скоро и его кровь ляжет рядом такой же лужицей.              — Я не…              — Ты будешь, — Дэйл не даёт договорить, перебивает, и в его голосе слышны металлические нотки. И Эммет понимает — будет.              Лишить себя жизни собственноручно очень страшно. Эммет прикрывает глаза и пытается выровнять дыхание. С другой стороны, возможно, это лучше, чем быть убитым кем-то из людей Дэйла. Эммет вновь смотрит на Дэйла, облизывает пересохшие губы таким же сухим языком, прикрывает рот рукой и сдерживает рвотный позыв. Слова рвутся из горла, но Эммет сдерживает их, накладывает невидимый замок, а ключ проглатывает. Он не хочет перед смертью унижаться, просить, оправдываться. Он гордый — да, он упрямый — да, но он не слабак, который позволит себе валяться в ногах, молясь о помиловании. Эммет принимал решение и до сих пор не жалеет о нём.              Он не набожный и даже не верующий, у него нет Бога, чтобы из-за самоубийства перед ним закрыли врата в рай. Эммету просто до одури страшно прикладывать холодное металлическое дуло к своему виску. Он дрожит не только внутри, но и снаружи. Его заметно трясёт, и револьвер в его ладони — тоже. Дэйл всё ещё сидит напротив, откинувшись в кресле, потягивая вино и смотря на подчинённого так, словно перед его глазами разворачивался самый интересный в его жизни драматический фильм.              Он не торопит и ничего больше не говорит, только поглядывает на наручные часы, словно прикидывая, сколько времени потребуется на то, чтобы Эммет наконец закончил, иначе предстоящую встречу придётся отложить. Эммет скрипит зубами, шумно дышит и вновь зажмуривается. У него нет выбора. Так он сам выбирает секунду своей смерти, без пыток и мучений, скорее всего, почти мгновенную. И Дэйл на самом деле даёт ему большую поблажку таким решением.              Обычно за предательство расправляются совершенно другим способом. Но, видимо, раздвигал ноги он не зря, думает Эммет, параллельно отмечая, что у него глупейшие мысли в голове для человека, который вот-вот умрёт. А может, так у всех? Хочется ринуться в философские размышления, но металл холодит висок, напоминая, что времени уже нет.              И Эммет, выдохнув, нажимает на спусковой крючок и… Чувствует лишь запах пороха, щелчок и… довольную улыбку, которая оседает на его коже зыбкой рябью? Он резко распахивает глаза и удивлённо смотрит на Дэйла, уже отставившего пустой бокал.              — Что?.. — он не понимает и не уверен, что хочет понимать.              Дэйл отряхивает несуществующие пылинки с плеча, резко притягивает Эммета к себе за воротник рубашки, которая почти трещит от такого напора, и насмешливо говорит:              — Русская рулетка, слышал?              Зрачки Эммета расширяются и почти заполняют всю радужку. Он всё ещё дрожит и держит револьвер. И находится в абсолютном замешательстве.              — Попробуешь ещё раз? Может, повезёт.              Рефлекторно Эммет качает головой из стороны в сторону и хмурится, вглядывается в лицо Дэйла и не может понять, что он задумал. Может, это какая-то пытка перед настоящей смертью? Забава? Желание просто помотать нервы и увидеть его животный страх, когда он готовится разможить себе череп?              — Я так и думал, — Дэйл хмыкает, тянет Эммета на себя, заставляя приподняться и больно упереться животом в стол. А потом накрывает его губы своими, целует жёстко, властно, кусает и не даёт лишний раз вздохнуть. Эммет ведёт ногой, под подошвой всё-таки хрустит стекло бокала, а пальцы свободной руки скребут короткими ногтями по крышке стола. Револьвер всё ещё в его ладони, и Эммет цепляется в него так сильно, словно не собирался несколько секунд назад выстрелить из него в собственную голову.              Дэйл трахает его в этот раз долго, с чувством, притискивает плотно к столу, заставляя отзываться ноющей болью бедренные косточки. Он сжимает его рёбра, ведёт пальцами по спине и оставляет синяки на ягодицах. Перекрывает все пути к дыханию, окольцовывая ладонью горло. И вбивается до конца, заставляя Эммета сипло шипеть, но все равно выгибаться в оргазме, пачкая спермой дорогую полировку.              Очухивается он сидя в кресле Дэйла, раздетый полностью, всё ещё с револьвером в руках. Дэйл курит у окна и пьёт очередной бокал вина, разглядывая внутренний двор своего дома. Там, за стеклом, уже давно темно, но уличные фонари выхватывают из мглы аккуратно посаженные розовые кусты и строй яблоневых деревьев. Аромат, наверное, дивный, отчуждённо думает Эммет, а рука уже сама вскидывает револьвер и направляет его на Дэйла.              Тот даже не двигается, лишь кидает насмешливо-покровительственный взгляд и поправляет ворот рубашки. Эммет отмечает, что по Дэйлу никогда не скажешь, что он только что трахался — одежда без единой складки, дыхание всегда ровное, а взгляд спокойный.              — Не трудись, — говорит Дэйл. — Он не заряжён. В следующий раз тебе стоит проверить наличие патронов, а не трястись от страха. Ты всё ещё щенок.              — Какого чёрта, твою мать! — Эммет взрывается, откидывает оружие и вскакивает на ноги. Эмоции наконец прорывают плотину, он готов топать ногами и швыряться вещами, но вместо этого стоит напротив Дэйла и буравит его тяжёлым взглядом.              Но Дэйл больше ничего не говорит. Молчание слишком напряжённое и тревожное. Эммет хочет получить ответ, но вместо этого выдаёт свой, так лелеемый в начале.              — Я рассказал про доки, потому что тогда бы они сдали копам другую информацию, и тебя бы упекли за решётку. Слишком неоспоримый компромат, я видел.              Дэйл выгибает брови и подходит очень близко, вплотную. Встаёт рядом и заводит прядь волос Эммета ему за ухо.              — Я знаю, почему ты рассказал.              — Тогда к чему был весь этот цирк? — Эммет вновь вспыхивает, скидывает в порыве руку Дэйла и делает шаг от него. Дэйл не настаивает и остаётся на месте.              — Чтобы ты знал своё место, Эм, — на удивление он отвечает. И отвечает честно. — Когда у тебя возникают проблемы, ты должен идти ко мне, а не принимать решение самостоятельно. Потому что ты так ещё и не оперился до конца. Тебя так легко обвести вокруг пальца, — Дэйл качает головой и поджимает губы. — Неужели ты думаешь, что какой-то компромат действительно упёк бы меня за решётку? Такая наивность. И немного бьёт по самолюбию, я думал, что кто-кто, но ты точно знаешь, насколько я неприкосновенная личность.              — Не для ФБР, — Эммет смотрит упрямо, но постепенно уступая мысли, что он допустил ошибку, не посоветовавшись, не обсудив.              — И даже для ЦРУ, — Дэйл треплет его по волосам так же, как тогда — в самый первый раз. И тут же его взгляд вновь становится жёстким, он немного наклоняется вперёд и говорит Эммету, заставляя его опять окаменеть. — Не допускай больше ошибок. В следующий раз в барабане будут все шесть пуль. И я лично всажу их в твою глупую голову. Свободен.              Эммет одевается со скоростью света. В голове каша, ему срочно нужен душ и желательно побольше вина. Не верится, что, действительно, буря обошла стороной. Что смерть не настигла сегодня, хоть и догонит его немного позже — через день, два, месяц или год. В этом бизнесе не живут долго и счастливо. Но время ещё есть. И Эммет не хочет терять его зря. По крайней мере, загладить свою вину он успеет.              Провожая его взглядом вплоть до захлопнувшейся двери, Дэйл, перекатывая терпкую горечь вина на языке, размышлял, успели ли его люди выбросить в реку труп шантажиста, вытрясшего информацию про доки. И как обстоят дела с его боссом, сгоревшим в машине, конечно, из-за несчастного случая. Дэйл откладывает очередную сигарету, набирает телефонный номер и даёт распоряжение проследить за Эмметом.              Потому что своё «долго и счастливо» Дэйл строит сам.