Слишком неуклюжая девушка

Вот она, моя любимая комната. В ней столь привычный сердцу компьютерный стол, который еще не раз утешит меня, милая кровать, которую я вечно не заправляю, добрый (то есть, добротный…да, добротный) стул и шкафы, в которых так удобно прятаться одежде, краскам и одежде в красках. Век бы ее не видела. Не то что бы я была затворницей или, как говорят в Японии, хикикомори. У меня была вполне прекрасная жизнь, которой многие могли бы позавидовать – я наконец научилась рисовать пастелью, прочла всю любимую классику вроде Сэлинджера или Кордвейнера Смита, попробовала себя в жанре веб-комиксов, написав пробную серию про знакомство Птички-невелички и Камня-на-распутье. Она не очень популярна в Интернете, так что я могу напомнить. Птичка была очень маленькая в душе и боялась принимать решения, поэтому когда подруги звали ее на праздник или мама просила ее выбрать веточки для гнезда, она от испуга сжималась так, что сердечко начинало выпирать из груди, и летела к своему верному Камню. Он, как и подобает тому, кто видел множество рыцарей, портняжек, крестьянских сынов в миг их печали и растерянности, всегда утешал ее как умел – молчаливыми историями, сказаниями, легендами на своем языке. И Птичке становилось сразу легче, сердце облегченно переставало биться о скелет и возвращалось в покой, и она улетала с ощущением легкости и решимости. Я каждый день могла готовить себе любимое суфле… ну, или готовить «воздушное суфле», когда дома не оказывалось яиц – мысленно представлять себе весь процесс готовки, от морозного дыхания из холодильника до аппетитного парного запаха поднимающейся на дрожжах массы. А уж после того, как съесть такое суфле, не страшно было и перекусить холодной овсянкой или сыром. Попробуйте, это действительно вкусно и полезно! Другое дело, что мне было все время тесно. Привычная квартира после той аварии стала чересчур тесной – словно ниоткуда выпирали углы, о которых я и думать раньше не могла, привычные коридоры стали настоящими лабиринтами, а проход по ним превратился в гонку с препятствиями. Помню, как однажды, попав в туалет, пришлось исполнить целый акробатический этюд, чтобы выбраться из гостеприимного пристанища белого друга – повернуться, подтянуться, поклониться… Да, после этого я долго смеялась, но на всякий случай стала оставлять дверь приоткрытой. Нельзя сказать, что это было однозначно плохо. В конце концов, мне давно следовало подкачать руки, да и, будем честными, мало кому удается сосредоточиться на так называемых Настоящих Вещах, будучи в круговороте улицы и толпы. «Улица и толпа – чума на оба ваших двора!» - улыбаясь, нашептывала я про себя. Здесь дома мне ничего не могло угрожать. Точнее, могло – то ошпарюсь кипятком, неудачно повернувшись, то в пятый раз за неделю защемлю ладонь или посажу синяк… Но, по крайней мере, это были известные мне неприятности – о том, что происходило на улице, я могла лишь догадываться. И то были самые худшие моменты моей идеальной треклятой капсульной жизни. Подсев поближе к подоконнику и положив на него голову, я высматривала из окна то одно, то другое, присматривалась к людям, но всегда черный голос в моей голове нашептывал исподтишка, вливал ядовитые мысли в мой разум. Дед в смешной садовничьей шляпе с ризеншнауцером на поводке оказывался сначала жестоким и желчным стариком, гоняющим детей отовсюду и нарочно не убирающим за своей собакой, а потом и вовсе тайным маньяком, который любит травить именно юных девушек своей собакой, у которой несомненно волчья хватка. Деловая женщина в шубе оказывалась расчетливой трусливой стервой, которая могла спокойно задавить меня на своем красном Феррари (почему-то именно так понравилось моему сознанию – красная кровь на красном Феррари). Но страшнее всего был сам пейзаж – обычные деревья, объездные дороги вдоль домов, приземистый детский сад в глубине двора… Тополя навевали уныние, серый разбитый асфальт вгонял в депрессию, доносившиеся крики и галдеж детей на прогулке били по ушам хуже скрежета по стеклу, визг срывающихся с места машин наводил панику. Кончалось все тем, что я отшатывалась от окна и несколько минут переводила дух, борясь с головокружением и тошнотой. Но я не прекращала делать этого. Да, я часто, пока никого не было дома, занавешивала окна наглухо и для надежности поворачивалась к ним спиной. Это даже было забавно – часами сидеть и наблюдать пятна и тени на стене над кроватью, точно в платоновской Пещере. Но недавно я твердо решила: пора, пора мне выйти из дома! Хватит холить и лелеять свое столь хрупкое и ненадежное тело в четырех стенах – надо просто выйти и вдохнуть настоящего воздуха, каким бы он ни был! И в этот солнечный день я решилась. Преодолев привычные препятствия, я оказалась в прихожей. Там мне, слава богу, не пришлось доставать себе куртку с высокой вешалки – погода была теплая – но тапочки я все же сменила на легкие ботинки ради приличия. Дальше мне пришлось долго биться о дверь – она никак не желала поддаваться. «Ну же, соберись и вмажь ей как следует! А то придется изображать из себя отважного толстолобика!» - промелькнула озорная мысль в голове. От смеха у меня прибавилось сил, и я наконец толкнула ее руками достаточно, чтобы суметь выбраться из своего убежища. Дальше начиналась неизведанная территория. Данные разведки показывали, что со времен моего последнего выхода на поверхность ничего не изменилось – все тот же коридор в светло-зеленых тонах, украшенный цветами в ажурных вазонах. Но расслабляться было нельзя – неведомый враг мог быть повсюду, опасность могла таиться в каждом неверном шаге. Я продвигалась медленно, стараясь скрывать каждый скрип и шорох… Но все было тихо и безмятежно. Все соседи, очевидно, были на работе, цветы в вазонах не стремились отрастить корни и начать плеваться ядом точно триффиды, дверца мусоропровода явно отказывалась исторгать из себя мусорных демонов, адское пламя и нечистоты. Даже воздух оказался на удивление обычный – теплый, чуть затхлый, с легким ароматом ванили. Ах да, это же я готовила кекс с утра! Внезапно мой взгляд упал назад, на открытую дверь. Стоит ли мне закрыть ее? В глазах потемнело от того, что я отрежу себе путь к отступлению. Но с другой стороны, тогда Неведомое может войти в мою квартиру, мое Убежище! Я тихо застонала от неразрешимой дилеммы, на вилы которой я была насажена. В конце концов я оставила ее приоткрытой. «Ничего, ничего, я все равно ненадолго – только погляжу и вернусь. А экспериментами будем завтра заниматься», - скороговоркой твердила я про себя, пока добиралась до лестничной площадки. Как мне повезло, что в незапамятные времена сюда умудрились втиснуть второй, грузовой лифт! В обычном мне было бы спокойнее, но совсем невпроворот, а так вызвала и попала внутрь без проблем. На мое счастье, никто больше не вызывал лифт, и я смогла немного расслабиться, считая блики от мелькающих мимо ламп освещения в шахте сквозь крышу кабины. Лифт, конечно, старый и уже порядком облез, половина кнопок залеплена обрывками объявлений и жвачек, изначальный матово-кирпичный цвет пола боролся с темными пятнами и разводами – но кнопки первого этажа и моего были чисты от вандалов. Когда я вылезла из лифта, все мои страхи вернулись – я едва не вернулась, но упрямо тряхнула головой и направилась к двери подъезда. В отличие от многих домов, которые я видела, наш выгодно отличается тем, что нет перепада высот и можно спокойно выйти, не пользуясь ступенями или лестницами – это очень кстати. Когда я коснулась металлической кнопки, меня ударило током – я испуганно отдернула руку и только тогда поняла, что это мое воображение решило сыграть на стороне страха. Сейчас все сокровища и монстры, страхи и награды мира ждали меня за этой дверью, и кнопка стала бы вызовом всему миру: «Я здесь! Я не боюсь, я готова выйти!». От одной мысли, что все и вся узнает о моем решении, я вцепилась в ноги – чудилось, что как только я нажму кнопку, раздастся сирена, зовущая монстров, которые подождут, пока я открою дверь, и уж тогда… Я закусила губу и дала себе пощечину. Потом еще одну и сказала себе «Дуреха, ты не в Сайлент Хилле! Трубка - всего лишь трубка, а дверь - всего лишь дверь! Тебе нужно просто взять себя в руки… Нет, ВЗЯТЬ СЕБЯ В РУКИ, и НАЖАТЬ кнопку, и ВЫЙТИ НАРУЖУ!». Пока эффект не прошел, я быстро ударила по кнопке и толкнула дверь. Как ни странно, она поддалась с первого раза, и я вывалилась на улицу. Писк домофона звучал как гимн победы в Марио, и мир был наградой. Неужели все это вызывало ужас? Поначалу я даже ничего не видела из-за яркого солнечного света, но, когда мои глаза привыкли, моему взору открылся замечательный пейзаж. Дети вдалеке играли в салочки, веселясь и дурачась, пара машин стояла прямо у подъезда и не собиралась оборачиваться драконами или трансформерами. Я осторожно поймала тополиный пух - он витал в воздухе, но мне совершенно не хотелось ни чихать, ни задыхаться от отека Квинке. Воздух был напоен цветами – я впервые за долгое время улыбнулась самой искренней и широкой улыбкой. Неужели мир может быть таким красивым и жизнерадостным? Таким… открытым? Меня пугает и страшит пространство, но теснота еще хуже. Если пространство еще можно сузить как пожелаешь, то теснота ограничена тобой – ты не Птичка-невеличка и усохнуть до размеров сердечка не можешь. Я подалась вперед, надеясь стать ближе к этому чуду… Ближе… Слишком близко… - …Девушка, вы в порядке? Вам помочь? – раздался мужской голос сверху – О боже, вы… Я открыла глаза. Сверзиться со ступенек в подъезд лицом в асфальт – что может быть глупее? Руки и ноги были в ссадинах, кое-где царапины содрали кожу и почти дошли до мяса. В раны кое-где набился песок. На лице немилосердно болела правая щека – я лишь поморщилась, когда коснулась ее. - Я не знал, что вы… - растерянно сказал прохожий – Позвольте, я отнесу вас… - Нет, не надо – пыталась я отмахнуться, но он уже обхватил меня руками и поднял в воздух. Ненавижу, просто ненавижу такие моменты беспомощности – когда тебя несут будто бы хрустальную вазу, а ты лежишь и ничегошеньки не можешь сделать. - Я поставил ее на место и усажу вас – ободряюще сказал голос. Нет, только не это – мое вечное клеймо, мое воплощение неуклюжести… Моя инвалидная коляска. Год назад я гуляла с друзьями в парке. Залезла на спор на дерево – абсолютно трезвая. Все знали, что «наша пантера всегда приземляется на все четыре лапы». Упала с высоты десяти метров, так и не дойдя до верхушки дерева. До чего же смешно и горько вспоминать: лежу на асфальте, со смехом пытаюсь встать и не могу, а лица моих друзей медленно охватывает ужас. Три месяца лежала в больнице. Так я возненавидела белый цвет, белые халаты… и заболела агорафобией. Сначала я верила в то, что смогу встать на ноги, потом стала присматриваться к другим больным. Одни уходили и приходили, другие лежали целыми днями, но константой в палате всегда была я. Я приняла эту участь, только вернувшись домой. Отныне мир – запретная зона, он слишком велик и опасен для такой неуклюжей девушки, как я. Точнее, у нас было своего рода перемирие – я не вмешиваюсь ни во что снаружи, но зато могу сама быть хозяйкой своей жизни, контролировать все мелочи и случайности, заниматься чем пожелаю. Я никогда не буду пассивной, никогда не стану повиноваться чужим указаниям и лежать пластом в чужих руках. Я осмелела, и вот результат… Меня сажают (как я ненавижу это пассивное состояние) в коляску, которая стоит вновь у двери в подъезд.. Поправляют покрывало (будто это значит заботу!). Прохожий даже протянул руку, чтобы погладить «такую милую инвалидку»… - Отстань! – взвизгнула я. Он испуганно отстранился, но мне было этого мало. - Пошел отсюда, урод! Тоже мне, возомнил себя спасителем! Все вы такие – лишь бы потрепать по голове, чтобы рассказывать всем о своей великой щедрости и «социальной ответственности»! – в последние слова я вложила как можно больше издевки. Как же мне хотелось прогнать пинками этого лицемера! Но мои ноги продолжали неподвижно покоиться, будто все мои чувства совсем их и не касались. - Извините, я только хотел помочь… – пролепетал он. Опять эти шаблонные ответы, опять картинные извинения! - Отстаньте! Все! От меня! – я вложила в крик весь свой голос и яростно начала толкать ободы, чтобы вернуться в темноту и холод подъезда. Ушел ли прохожий, прекратили ли игру дети, заорали ли машины своими сиренами – было совершенно неважно. Злые горячие слезы кипели в груди, от бессилия перед глазами стояла пелена, но я упорно толкала себя вперед. Дверь осталась незакрытой – какое счастье! Я вывалилась из коляски в прихожей и изо всех сил пнула ее – точнее, захотела, ноги опять предали меня. Из последних сил подтягиваясь и цепляясь, я дотянула до своей комнаты, которую еще час назад покинула с большой самонадеянностью. Я заползла под стол и только там окончательно дала волю слезам. Я ревела и выла, стучала и била по стенкам стола, ссаживая кожу на руках – соседи могли подумать, что в квартире завелся дикий зверь, но мне было все равно. Что же мне делать, если я такая… Неуклюжая неудачница?