***
— Это правда? — Себастьян смотрел с сочувствием и лёгким неверием. — Правда. Я подписал документы. Сегодня. Миша опустил глаза, делая вид, что изучает меню. Себ выцепил его прямо из конторы адвоката и вытащил на серьёзный разговор. — Все давно заметили, что происходит что-то странное, но чтобы вот так сразу и развод. Миш, это же вы. Ты и Дженс, как сладкая парочка Твикс. Как два сапога — пара. Как правая и левая рука. Как Мона Лиза и её долбанная улыбка. Сколько помню, вы всегда вместе. Никто из друзей и родных не знал, что произошло три года назад и что всё это время они спят в раздельных спальнях, играют на публику, чтобы не портить имидж, и просто притворяются. Дженсен предложил хрупкий мир, он даже не стал устраивать сцен, скандалов, швыряться вазами и стульями. Он разочаровался, и это было настолько страшно, что у Миши периодически волосы дыбом вставали, видя результат его похоти. Он практически растоптал самого важного человека в своей жизни и не мог ничего с этим поделать. Один необдуманный поступок, порыв, который можно было сдержать, ведь можно было. Но, увы. Он пустил под откос обе их жизни и не имел больше права голоса. Они договорились через какое-то время, что будут в браке до тех пор, пока кто-то не встретит кого-то. И Дженсен встретил. — Больше не вместе. — Кто был инициатором развода? — Роше не собирался сдаваться, не собирался сочувственно молчать, ему нужна была правда, и он докопается любой ценой. — Дженс. У него кое-кто появился. — Сукин сын. Миша покачал головой и поднял глаза на друга: — Он ни в чём не виноват, Себ. Он просто обрёл счастье, которое я имел глупость разрушить. — В каком смысле? Он бросил тебя ради какого-то парня? — Девушки. Брови Себастьяна поползли вверх: — Неожиданно. — Закономерно. До меня у него не было ничего с парнями, он би, в отличии от меня. И я уверен, что она очень хорошая и подходит ему. Иначе и быть не может, — грустная улыбка коснулась бледных губ. Он любит Дженсена и желает ему только счастья. Он не смог сберечь его, не смог пронести их чувства через всю жизнь и растоптал любовь самого дорогого ему человека. — Надеюсь, ты отсудил у него хотя бы половину? И снова покачивание головы и усмешка: — Нет, Себ. Я оставил всё ему. Брачного контракта у нас не было, Дженс порвал его в день свадьбы. Сказал, что для настоящей любви не важно, кто больше зарабатывает, и что весь этот договор пошлость. Он всегда был щедрым и не заморачивался по поводу моего положения. — Это, конечно, всё очень благородно, Миш. Но какого хера? Мужик ушёл от тебя, а ты… — А я предал его три года назад. Они несколько секунд смотрели друг другу в глаза. Себастьян не понимал, что происходит, и от этого начинал тихо свирепеть. Миша судорожно вздохнул и закрыл наконец-то несчастное меню. Рядом тут же материализовался официант, и он заказал себе виски, Себ кивнул в знак согласия и прибавил к этому два салата с ростбифом. — И что это значит? — Что я мудак и сволочь. Я изменил ему. — Ты? — светло-голубые глаза блондина выражали полнейшее недоверие. — Серьёзно? — Более чем. — Мы всегда думали, что это Дженс сорвётся на съёмках рано или поздно и закрутит с кем-нибудь служебный роман. — Вы ошиблись. Служебный роман закрутил я. Точнее, пытался закрутить, поддался искушению и очарованию юного парня. Как затмение какое-то нашло. И как это бывает, в самый неподходящий момент Дженс решил устроить сюрприз и приехал домой раньше. — Чёрт, хреново. — Это уже не важно. Что было, то было., — вспоминать это и признаваться было тяжело. Он порадовался, что именно в этот момент перед ними поставили два бокала с виски. Алкоголь сглаживал и придавал силы. — Я убил его чувства, разрушил наши отношения и поэтому не имею никаких прав. Этот дом, это его дом. Как и яхта, как и домик на побережье. Он покупал это всё на свои гонорары для меня. Он окружал меня заботой и вниманием, а я поступил как мудак. Себ осушил бокал с виски и попросил тут же ещё. Он был шокирован признанием друга, такое не укладывалось в голове. — Но, быть может, не всё ещё потеряно? Вы ведь каким-то образом прожили три года под одной крышей. Может, есть шанс что-то изменить, исправить? Только что разведённый мужчина покачал головой из стороны в сторону: — Ничего уже не исправить, Себ. Первое время я испытывал какую-то надежду, особенно когда у нас случался секс. Пусть молча, пусть без всех наших игр и прелюдий, но случался. Только вот... — он мрачно ухмыльнулся. — Каждый раз после этого он испытывал такое отвращение, что уходил на пару часов в ванную, чтобы отмыться от меня. А потом уезжал на месяц или больше. И все мои надежды на прощение разбивались снова и снова. Нет никаких шансов, особенно теперь, когда он нашёл себе женщину. И я идиот, я должен был почувствовать, что что-то изменилось. Он изменился, стал более уверенным, радостным. Я думал, что его отпускает вся эта ситуация, но снова ошибся. — И что теперь? — Не знаю. Я уеду, скорее всего в Европу. — Коротышка знает? — Да. Он в шоке, но смирился. Собирается ехать со мной, чтобы я не ушёл в запой и депрессию. — А ты можешь? Миша пожал плечами. Он знал, что алкоголь не помогает, пробовал этот метод. А в депрессии он пребывает последние три года, так что это состояние его уже не пугает. Надежда давно умерла, как и какие-то части его души, как и тепло зелёных глаз. Его картины стали угрюмее, с оттенками бордовых и коричневых красок. Их по-прежнему признавали, его талант почему-то сверкал, и он ненавидел всех этих людей. Почему им нравится его дно?2 года спустя
Первая затяжка принесла то самое наслаждение, ради которого она и делалась. Дженсен запрещал ему курить, гневно вырывая сигареты из рук и изо рта. Шипел, что не позволит гробить свою жизнь таким идиотским способом. И это было мило. Всё было мило. Воспоминания по-прежнему приносили боль, но он научился получать от этого удовольствие. Что ему оставалось, кроме как эти трогательные моменты прошлого? Ничего. Он давно не ощущает вкуса жизни, удовольствия от чего либо. И только эти осколки счастья питают его и не дают уйти за край. Парень на постели уже завязывал шнурки на кроссовках, и Миша лениво обернулся, чтобы заметить, как деньги исчезли в кармане джинсов, а одноразовый любовник исчезает за дверью. Раньше он брезговал проститутками, считал, что платить кому-то за секс унизительно как для шлюхи, так и для него самого. Теперь это норма его жизни. Он по-прежнему брезговал и не снимал парней на улице, предпочитая дорогие эскорт-услуги, благо финансы позволяли. Но он никогда не заказывал одного и того же парня. Какая-то прихоть обречённого, он и сам не знал, что в этом было такого. Видимо не хотел привязываться. Он даже не пытался начать с кем-то нормально встречаться, не знакомился с новыми людьми, не сходился ни с кем и жил в отелях, переезжая из города в город. Ему нравился, если бы стал оценивать своё отношение, этот образ жизни. Он по-прежнему рисовал, на горизонте маячила новая выставка, Ричард постоянно заставлял его двигаться, не опускать руки и творить. И он творил. Его картины избавились от цвета крови и уныния, теперь их переполняли оттенки зелёного. Ричард назвал это всё его «изумрудным периодом». Как поэтично. Дженсен преследовал его везде и всегда. В мыслях, в картинах, во снах. Даже сейчас, занимаясь сексом, он сравнивал чужое тело с тем, родным, от которого сходил с ума столько лет. Дженс был сильным. Даже в юности у него было крепкое тело, под которым хотелось плавиться и раскрываться. Он брал его с особой нежностью и страстью, всегда заботясь, но сходя с ума от желания. Он рычал, когда Миша соблазнял его и дразнил, особенно где-нибудь на вечеринке, где полно людей и прессы. Трахаться с ним в какой-нибудь подсобке или туалете было особым фетишем художника. Он любил это. Но сейчас. Сейчас он платит за то, чтобы самому трахать какого-нибудь паренька. Это его особое наказание. Ведь именно поэтому он изменил своему мужу. Какое-то идиотское состязание в его воспалённой голове. Дженсен редко позволял ему быть сверху. И его это начало раздражать. А тот парень… Он даже имя его постарался забыть, чтобы не мучить себя. Но тот парень… Он так смотрел на него, так преданно и похотливо. Он предлагал ему себя, открыто и откровенно. Всегда готовый, доступный, с обожанием в глазах. Он был дьяволом во плоти. Очень сексуальный и доступный. И его так легко было взять. Сигарета закончилась раньше, чем он успел насладиться ею, и пришлось закурить вторую. После секса приходило какое-то опустошающее умиротворение. Тело благодарно покалывало, но внутри всё выло и скреблось. Всё это было суррогатом и фальшью. Все эти парни, даже с русыми волосами и зелеными глазами, все они были обманкой. Никто из них не мог сравниться с Дженсеном. Никому из них он не позволял доминировать в постели. Он ведь хотел именно этого пять лет назад. Хотел овладеть податливым телом, доказать самому себе, что он мужик и может осчастливить любого будучи сверху. Вот теперь и доказывает. Самому себе, ибо всем наплевать на него. Звонок раздался неожиданно, и оторвал его от созерцания бездны. Номер был незнакомый, но возможно это заказчик. Ричард любил раздавать его номер на право и налево, поэтому постоянно приходилось менять телефоны. — Алло? — Миш? Этот голос. Чёрт возьми, каждый волосок на теле встал дыбом, когда он услышал эти три буквы своего имени. Сигарета выпала из рук и полетела вниз с балкона, но он даже не заметил её побега. — Дженс? — голос хрипит, и он пытается взять себя в руки. — Привет, Миш. — Привет. Во рту пересохло, и не только из-за сигарет. Он не слышал этот голос вживую уже два года. Он смотрел его фильмы, уничтожая самого себя изнутри и вспоминая, как тот бывает соблазнительным и тягучим. — Что-то случилось? — Случилось… Мужчина на другой стороне телефонного звонка провёл рукой по лицу и глубоко вздохнул: — Я стал отцом. Внутри что-то сдавило и сердце, и горло. Он знал, что Дженсен женился буквально через месяц после их развода. Милая девушка, Дэннил. Мише она даже понравилась, точнее, он заставил себя одобрить её. Именно такая и нужна Дженсу. Красивая, с доброй, открытой улыбкой, светлая. Они были счастливы, смотря на читателей с обложки журнала, и Миша не смел противится этому. Не после того, что он сделал и чему послужил причиной. — Поздравляю, Дженс. Кто родился? — Девочка. Я присутствовал на родах. — Ты очень смелый, Дженс. И ты будешь прекрасным отцом. Тихий смешок. Он не знает почему позвонил, зачем выпросил этот номер у Ричарда и поспешил сообщить бывшему мужу о том, что стал отцом. Какая-то часть его не хотела снова слышать этот голос, но только потому что вторая часть умирала от желания снова окунуться в эти бархатные нотки. — Спасибо. Как ты? Миша запустил руку в волосы и немного сжал их, чтобы прийти в себя. Он не должен показать своё волнение, не должен начать говорить глупости. Всё ведь кончено, и Дженс позвонил только под воздействием эмоций и ситуации. Он всегда хотел стать отцом, это было заложено в нём на подсознательном уровне, и только выбор партнёра одного с ним пола отложил рождение ребёнка на неопределенный срок. — Нормально. Много путешествую, рисую. — Ричард сказал, что планирует выставку в ЛА. — Да, решил, что это не повредит. Ты же его знаешь, — лёгкая заминка. Он не знает, что говорят в таких случаях, но ему до боли не хочется отпускать этот голос именно сейчас. Он хочет окунуться в него, возможно в последний раз. — Как мама и дочка чувствуют себя? — О, отлично. Они сейчас спят, а я обзваниваю всех, сообщаю новость. — Мне приятно, что ты позвонил. Твоя мечта стать отцом всё-таки сбылась. И я счастлив за тебя, Дженс. — Спасибо. Я тоже счастлив. Она такая крохотная, но такая сильная. Это удивительно. Усталое, немного испуганное лицо озарила добрая улыбка. Он полюбил своего ребёнка ещё до того, как тот родился. Он разговаривал с животиком, целовал его и гладил. Жена позволяла ему придумывать странные имена и смешные прозвища для их девочки, но смеялась и просила не сходить с ума. А он сходил. Детская комната была завалена кучей розовых вещей и игрушек. Он ждал этого дня с трепетом и восторгом, и только одна мысль омрачала всё его существование. Он не мог разделить своё счастье с самым близким некогда человеком на свете. — Вы уже выбрали имя? — Джастис Джей. Крошка Джей Джей. Миша рассмеялся: — Джаред в курсе, что ты назвал дочь в вашу с ним честь? — Да, он горд и уже набился в крестные отцы. — Не сомневался даже. — Я... — Дженс снова ощутил пустоту после этой лёгкой и смешной нотки в разговоре. — Я бы хотел, чтобы ты с ней познакомился. — Не нужно, Дженс… Сердце защемило от тоски и боли. Он рад за него, но не готов разделить эту радость вот так. Он слишком долго и мучительно приходил в себя. Слишком болезненно жилось в одиночестве, вытравливались желание и чувства. — Прости. — Это ты меня прости. Я очень рад, честно. И я хочу пожелать тебе и твоей семье счастья, от всей души. Но знакомиться, я не готов. Это… — Я понимаю. Извини, что предложил. И, надеюсь, ты не против, что я позвонил. — Вовсе нет, я рад. Рад, честно. Что не смотря ни на что, ты нашёл в себе силы и желание начать всё сначала. И у тебя отлично получается. Вы прекрасная пара, видел вас в журналах. Отлично смотритесь вместе. А теперь вы полноценная семья и это прекрасно, Дженс. Это то, что ты заслуживаешь. Любящих тебя людей рядом. — Да, наверное… Спасибо за добрые слова, Миш, — лёгкая пауза и вздох. — Спокойной ночи. — Спокойной ночи, Дженсен. В трубке ещё долго слышались короткие гудки, и не было сил нажать сброс. Мужчина с русыми волосами и потухшим взглядом рассматривал комнату отдыха. Привкус горечи не покидал его уже много лет, но сейчас это ощущалось особенно остро. Как бы он хотел разделить радость отцовства именно с ним, с единственным и неповторимым, с тем, кто предал и причинил боль, но никуда не ушёл из сердца.***
Раньше он стремился ко всей этой мишуре и толпе поклонников. Ему нравилось заводить знакомства, пить шампанское и смеяться над странными шуточками и комплиментами. Сейчас же это была рабская повинность, и он старательно отказывался от алкоголя. Выставка оказалась шумной и яркой, и Ричард радовался словно ребёнок, которому строгие родители выделили огромный запас конфет. — Слушай, Коллинз. Я понимаю, что ты человек творческий и утончённый, но ты меня достал. Или ты даёшь интервью, или я ухожу. Карие с золотым отливом глаза сурово сверлили его, а указательный палец больно тыкался в грудь. — Ну о чём я буду говорить в этом интервью? Ну нарисовал, ты выставил. Что ещё? — Что угодно! Ты жил отшельником и затворником почти три года. Поклонники хотят подробностей. — Это глупо, Рич. Ты знаешь, что они будут расспрашивать меня о разводе, о ребёнке, обо всём, что я не хочу обсуждать. — Я попрошу их быть помягче. Пожалуйста, нам нужен этот разворот в журнале. Я просил о нём ещё до выставки, больше нельзя откладывать. — Хорошо. Где? — У меня. В старой мастерской. — Ладно. Но любой идиотский вопрос про Эклса, его жену или ребёнка и я ухожу. — Договорились. Вопросы всё равно были, но не в лоб и не злые. Он сдержался, ответил лаконично и с лёгкой улыбкой. Он давно научился лицемерить и врать, глядя собеседнику в глаза. Ричард был счастлив, и это была маленькая плата его преданности и тому, что он вообще не отказался от сотрудничества, не бросил в трудную минуту и не дал утонуть в изумрудном периоде. Себастьян нагрянул как всегда неожиданно и с бутылкой виски. Миша успел только порадоваться, что очередной любовник успел выскользнуть из его номера минут десять назад. От Себа всё равно не ускользнула приоткрытая спальня со смятыми простынями. — Спрятал своего парня в шкафу? Коллинз ухмыльнулся, доставая два бокала и усаживаясь на диван в гостиной. Роше всегда отличался любопытством и прямолинейностью. Его не хватало все эти годы, пока художник мотался по миру и пытался собрать себя в единое целое. — Не понимаю, о ком ты. — Значит, ни с кем не встречаешься? Миша налил себе виски и отдал бутылку гостю, тот сам наполнил свой бокал. Взгляд светло-голубых глаз буравил его и не сулил лёгкого трёпа. — Нет. Мне никто не нужен. — Это плохо, Миш. Ты один уже слишком давно, не думаешь, что стоит снять траур и начать всё заново? Это было не легко. Пытаться объяснить другу, что ничего не хочешь от жизни и только плывёшь по течению, стараясь не захлебнуться в одиночестве и горе. — Нет. Мне нормально одному. Для секса всегда есть те, кому можно заплатить. А для нормальных отношений нужны чувства. У меня их нет. — Ты меня удивляешь, чёрт возьми. Где тот яркий, подвижный и неугомонный мужчина, которым ты всегда был? Слушай, ну я понимаю, что развод здорово подкосил тебя, но время-то идёт. — Миф о том, что время лечит — это только миф, Себ. Время не хрена не лечит, оно притупляет реакции, стирает острые спазмы, но не лечит. Когда это произошло, и Дженс закрылся от меня, я тоже думал, что со временем смогу изменить что-то. Унять его боль, искупить свою вину. Но это иллюзия. Время не вылечило его раны, не вернуло наши отношения в прежнее русло. — Он спрашивает о тебе иногда, — Себастьян поднял глаза от бокала и проследил реакцию друга. Лицо осталось каменным, он спокойно отпил новый глоток и так же спокойно ответил на его взгляд. — Он звонил мне, когда стал отцом. — Я знаю, он рассказал. Думаешь, что всё действительно кончено? — Да. Он счастлив в новом браке, у него есть дочь. Он заслужил это счастье, и я рад, что он смог преодолеть то, что я натворил. — Ты слишком строг к себе. — Нет, я объективен. Я просрал своё счастье из-за какого-то минутного порыва, который и сам толком не могу объяснить. Тот парень… Он был милым, бесспорно. Я рисовал его и получал от этого удовольствие, как когда-то получал удовольствие, рисуя Дженсена. Только это всё равно было как-то иначе, как-то интригующе и он соблазнял меня вполне застенчиво и трогательно. Меня давно никто так не добивался, никто не говорил мне комплименты и не краснел, опуская глаза. В общем это привело к тому, к чему привело. В один прекрасный вечер я сорвался. Дженсена не было уже недели три, да и в тот момент я совершенно о нём не думал. Парень принёс вино, я не отказался, мы выпили и… Какой-то гипноз или затмение, не знаю. Сто раз прокручивал в голове тот день и не могу точно сказать самому себе, что такое на меня нашло. А когда увидел его лицо, разочарование и боль… Словно бы всё, что было с нами на протяжении этих пятнадцати лет, всё умерло. И я умер. Без него нет смысла пытаться обрести счастье, потому что всё оно было связанно с ним. Меня до сих пор будит по ночам жуткий ужас, когда я осознаю, что натворил и что потерял. Пять лет прошло, а я не смог свыкнуться с этим. — Мне кажется, что он тоже не до конца отпустил тебя. В его доме висят твои картины, он даже мастерскую оставил, просто запер её. Миша ухмыльнулся: — Нужно было сжечь её перед уходом. Себастьян налил себе ещё и потер виски пальцами. Вся эта ситуация задевала его, как друга, и хотелось помочь, но он не знал, как. Дженсен действительно счастлив в браке, души не чает в дочке и жене и не похоже, что это игра. Хотя Эклс талантливый актёр. А Миша разбитый и опустошённый человек, который почему-то упорно отказывался пытаться стать счастливым. — Не думаешь, что ты чересчур строг к себе? Прошло пять лет, вполне ощутимый срок, если ты хотел наказать себя, то вполне преуспел в этом. Даже заключённых отпускают из заключения. — Не стоит жалеть меня, дружище. Я получаю только то, что заслужил. — Уверен, что ты не заслужил такое. — Какое? — Умереть в одиночестве, без любви, без надежды. Это ужасно, никто не заслуживает такое. Поэтому прекрати себя так вести. Ты талантливый художник, красивый мужчина, ты яркая личность. Вспомни, ты же был ярче солнца. Миша продолжал пить, поглядывая на друга и стараясь не взорваться. Ему надоели попытки Ричарда спасти его, он не достоин спасения, как они не понимают. Он прекрасно справляется, он не покончил жизнь самоубийством, и это огромный прогресс. Так какого чёрта они ещё от него хотят? — Учёные прогнозируют, что скоро наше Солнце погаснет. Несколько миллиардов лет, но и оно не вечно. Так что ничто не вечно, друг мой. Я же просто живу. Для жизни не так уж и много нужно, а у меня есть практически всё. Грех жаловаться. Спасибо тебе за заботу, но прекрати это. Себастьян поднял руки, сдаваясь, и замолчал. Спорить с Коллинзом было бесполезно, он всю жизнь был на своей волне, и только Дженсен мог изменить его мнение. Но теперь они чужие друг другу люди и больно смотреть, как один блистает, а другой превратился в собственную тень.***
Год выдался тяжёлым во всех смыслах. Много съёмок, переездов и желание быть рядом с беременной женой, поддержать её, защитить. Он разрывался, стараясь выглядеть на позитиве и удачно используя одну из масок. Никто из окружающих не мог проникнуть за неё и оценить насколько он глубоко несчастный человек. Даже жена не подозревала о его состоянии, хотя и была ему хорошим другом все эти годы. Он выскользнул из постели и из спальни. На кухне была спрятана мятая пачка сигарет, и он вышел из дома в сад. Раньше он не курил, постоянно ругался на Мишу, когда видел его с сигаретой и выдёргивал их у него изо рта. А сейчас это даже приносило какое-то облегчение. Он жадно затянулся и выпустил клубы дыма в ночную прохладу. Ему было тоскливо в собственном доме. Всегда тёмные и задёрнутые чёрные шторы в мастерской притягивали его взгляд. Он не входил туда уже пару лет после того, как Миша ушёл из дома. Он не выгонял его, хотя и понимал, что это неизбежно. Развод поставил в их отношениях последнюю жирную точку. Он страдал, но даже периодический секс не спасал положение, и тогда он решил всё изменить. Миша стал чужим, отстранённым, и он подозревал, что у него остались отношения с тем парнем. Они не ругались, не обсуждали произошедшее, словно бы упиваясь болью друг друга. Странные и болезненные попытки жить вместе слишком выматывали его. В конце концов он не мог постоянно бояться застать мужа в постели с новым парнем. Увидеть опять эту жуткую картину, когда любимый обнимает не его и они оба обнажены, и даже не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, что только что произошло. Эта картинка долго преследовала его наяву и в кошмарах. Он пил снотворное, чтобы спать без снов и вообще — чтобы спать. Он искал причину в себе. Чем-то он разочаровал своего мужа, что тот предпочёл какого-то смазливого юнца. Что-то сделал не так, сказал, или наоборот — не сделал, не сказал. Он не знал, а задавать вопросы посчитал ниже своего достоинства. Он прикрыл глаза, затягиваясь в очередной раз и выпуская клубы дыма в темноту. Он не мог нормально спать уже несколько месяцев, даже снотворное не всегда помогало. Он отчаянно и болезненно скучал по любимому человеку. Тонкие пальцы отчаянно хватались за отворот рубашки, а губы жарко шептали пошлости и мольбы. Миша дразнил его, затащив в трейлер прямо посреди съёмочного дня, пока меняли декорации. — Хочу тебя, Дженс. Хочу так сильно, что у меня анус сам раскрывается. — Миша, чёрт. Мне нужно… — Пожалуйста. Умоляю тебя, — брюнет терся об него возбужденным членом и прилип так, что никакая сила не смогла бы оторвать его от Дженсена. — Меня уволят, потому что мой муж похотливый извращенец. В ответ Миша впился жадным поцелуем в его губы, а руки засунул в уже расстёгнутые джинсы. Ему после двух недель разлуки надоело торчать дома, и он сорвался на съёмочную площадку, чтобы совратить мужа на дикий секс. И не важно где, он бы прям перед камерами ему отдался при необходимости. Эклс быстро раздевал партнёра, не особо заботясь о сохранности одежды. Миша напросился, пусть потом сам думает, как выходить наружу с оторванным пуговицами на рубашке. Горячие ладони скользили по желанном телу, и губы шептали и молили о большем. Дженс развернул мужа лицом к стене и сдернул с его задницы джинсы вместе с бельём. Себе он такой роскоши не позволил. Собственный член дико ныл, скованный одеждой, и он слегка приспустил собственные джинсы, сразу же пристраиваясь головкой ко входу. Миша призывно оттопырил задницу и нетерпеливо двинулся. — Скорее, Дженс. — Блять, ты меня с ума сводишь. Головка плавно и медленно погрузилась в тугое нутро, они оба громко задохнулись, и актёр двинулся чуть резче, загоняя член на всю глубину, от чего у его мужа вырвался дикий вскрик, и ему пришлось заткнуть его, обхватив лицо ладонью. — Шшш, всю съёмочную группу сейчас соберёшь. Он начал двигаться, мало заботясь о том, больно Мише или нет. В конце концов он сам напросился. Ладонь вскорости стала влажной, этот извращенец лизал её, не забывая подмахивать задницей и продолжать стонать. Дженсен резко и напористо вбивался в податливую дырку и сжимал мужа за талию. — Твою мать, Миша. Когда ладонь стала нереально мокрой, он опустил её на чужой член и начал надрачивать. Коллинз застонал ещё сильнее и прогнулся в спине так, что у Дженса пошли круги перед глазами. Очень туго, жарко, восхитительно. — Да, чёрт, да. Дженс… Пожалуйста… Он не знал, что ему ещё нужно, но ускорил темп и внезапно застонал. Это было чересчур, Миша сжал анус и Дженсен начал кончать. Супруг догнал его спустя пару секунд и, задыхаясь от оргазма, начал сползать вниз. Он не дал ему опуститься на пол и продолжил совершать грубые фрикции по вытекающей из дырки сперме. — Дженс… Ты само совершенство. Эклс улыбнулся и зарылся носом в темную макушку. Он любил своего художника и его эксцентричные выходки вроде этой больше жизни. Только он мог сорвать ему съёмку ради бурного секса. И зная его — это не конец. Дэннил была прекрасной женой. Они познакомились на съёмках, хотя девушка не была актрисой, а попала на площадку совершенно случайно. Подруга попросила подменить её в гримёрке, и это было простое стечение обстоятельств. Они почему-то разговорились, оставили друг другу номера телефонов и продолжили общение. Она знала, что он гей и состоит в браке, но почему-то они сошлись. Наверное, она умела слушать и понимать, не расспрашивая и не влезая ему в душу. Он оценил это, как и красоту девушки. Он всегда оценивал девушек, никогда не западал на них и не тащил в постель фанаток, но у него был вкус. И Дэнни оказалась в его предпочтениях. Он увидел в ней лучик света, и тот указал ему на какой-то просвет в его беспросветной жизни на тот момент. Они с мужем отдалились так сильно, что он не видел будущего. Он любил его, болезненно и удушающе, но простить не мог, тем более, что тот и не просил прощения. И развод стал выходом из ситуации. Отпустить, сделать их свободными, дать Коллинзу то, что он хотел с тем парнем и другими. Как много их было? И сколько их сейчас, когда Миша свободен, путешествует по Европе и наслаждается жизнью? Все эти модели, почитатели его таланта и поклонники. Среди них полно юношей, с которыми Дженсен давно перестал котироваться. Они юные, доступные и их много. Он скурил сигарету до фильтра и почти что обжёг пальцы. Нужно заканчивать эти ночные выходы на природу. Он теперь отец, он по-прежнему отличный актёр и должен до конца жизни играть свою роль. Он даст своей жене видимость любви и семейного благополучия, она ведь не виновата, что его сердце до конца дней принадлежит синеглазому художнику, который разорвал это самое сердце в лоскуты.***
Это была случайность. Он уверен, что Дженсен не планировал встречи с ним, хотя и звал познакомиться с дочерью в день её рождения. Но сейчас они смотрят друг на друга как два идиота, и из всего помещения словно бы выкачали весь воздух. Выставка закрыта, и Миша не должен был здесь находиться сегодня, всего лишь забывчивость. Он оставил одну из картин, которая не предназначалась для продажи, в галерее. Ричард чуть ли не рыдал, озвучивая ему суммы, которые за неё предлагали, но художник был непреклонен. Эта картина с огрехом прямо по центру была его личной пыткой, и он не мог отказаться от сомнительного удовольствия видеть её и вспоминать ту самую фразу, что разбила их хрупкий мир на осколки. Теперь же он смотрел в глаза бывшему супругу и не понимал, почему видит его здесь. Оцепенение спало только после реплики Рича: — О, Миша, и ты здесь. Ты же должен был уехать. — Я забыл картину, — словно бы её сейчас могли отнять, он прижал полотно к груди, не отрываясь от зелёных глаз и не смотря на своего менеджера. — Ах ну да, твоя любимица. Прости, я тоже про неё забыл. Кстати, ты не против, я пригласил Дженсена посмотреть, пока всё не увезли в хранилище? — Нет. Здравствуй, Дженс. Мужчина немного вздрогнул и было видно, как он собирается с духом, чтобы открыть рот: — Привет, Миш. Извини, что я… Рич предложил… — Да, да, — невысокий шатен суетился около них. — Дженс захотел обновить коллекцию картин, а твои по-прежнему в его вкусе… Сильная рука поймала коротышку, и на его рот легла широкая ладонь. Спейт притормозил и поднял руки. Дженсен мягко отпустил его. — Ладно, пойду в подсобке приберусь, — организатор правильно оценил напряжение между бывшими супругами и ретировался. — Как жизнь, Миш? — Не плохо, выставка прошла отлично. Как видишь, картин не так уж и много осталось. — Рич обещал отложить кое-что, специально для меня. Дженсен неловко засунул руки в карманы джинсов и качнулся на пятках. Миша по-прежнему прижимал к себе картину и старался впитать этот образ перед собой. Сколько раз он рисовал эти глаза и россыпь не заметных на первый взгляд веснушек? Не сосчитать. Он бегло окинул бывшего мужа взглядом и вернулся к лицу, где застыла неловкая полуулыбка. — Хорошо выглядишь, Дженс. Отцовство даётся тебе легко? — Вполне, Джей Джей спокойная девочка, и Дэнни справляется, как и я. — Это хорошо, рад за вас. — Спасибо. Зелень его глаз заставляла немного сходить с ума. Он рисовал их в стольких вариантах. В гневе, в ненависти, в любви и похоти. Они всегда сводили его с ума и заставляли влюбляться в мужа сильнее и сильнее. И сейчас он с грустью осознаёт, что не справился. Не смог до конца вытравить этот цвет из своей души. Эклс мнётся, он смущён и хочет что-то сказать, но не знает, дозволено ли ему. Они так давно не виделись, и тот единственный разговор после развода не даёт ему надежды и определенности. Он не знает, хочет ли его видеть бывший муж, и на что он готов пойти. — Внизу есть кафе. Пока Рич перебирает картины, можем попить кофе… — Отличная идея, — у Дженсена вырывается вздох облегчения, и он улыбается уголками губ. Художник отставляет картину на пол, и в этот момент Дженс видит, что именно он держал в руках. По лицу проносится грустная эмоция, и воспоминание наполняет его разум. Он помнит эту картину и удивлён, что Миша не уничтожил её, а создал некий сюрреализм, обыграв лишнюю черту как ветку сухого дерева, парящую в воздухе. И ему кажется, что её стоит сжечь. Ветку, а не картину. Сжечь потому, что именно в тот момент хотелось гореть самому. Они идут к выходу и спускаются на лифте в кафе. Они молчат, но украдкой разглядывают друг друга. Миша выглядит уставшим, у него темные круги под глазами и от него пахнет сигаретами. — Куришь? — Да. — Я тоже, по ночам. Коллинз удивлённо вскидывает брови. — Ты же терпеть не мог эту мою привычку. — А теперь вот сам балуюсь иногда. Глупо, но помогает расслабиться. — Именно. В кафе мало людей, ещё не время обеда, и они находят уединённый столик в углу, заказывают кофе и продолжают украдкой разглядывать друг друга, как подростки после ссоры. — Знаешь, я соскучился за эти два года, — Миша первым прерывает их неловкое молчание и с трепетом смотрит в зеленые омуты. — Я тоже. Не думал, что разлука будет такой острой. Надеялся, что забуду всё, выброшу из головы и начну новую жизнь. — Ты начал её, Дженс. И вполне успешно: жена, ребёнок, карьера идет в гору. Эклс грустно ухмыльнулся и опустил взгляд на кофе. Чёрный, без сахара и молока. Миша же пьёт сладкий, и он помнит, каково это — целоваться с ним после этого. Сладость на губах и языке передаётся ему и нельзя оторваться, так сильно хочется слиться в едином порыве и страсти. Дженсен отогнал воспоминание и ударил себя мысленно по щеке. Он здесь не за этим. Но как же прекрасен тот, чей образ навсегда поселился в его сердце. Миша неприлично красив и в нём, даже в осунувшемся и разбитом, есть какая-то магия, искорка и притягательность. Его губы всё такие же мягкие на ощупь, он знает. Его глаза всё такого же насыщенного синего цвета, хоть в них сейчас нет и намёка на любовь и счастье. Они оба до сих пор разбиты, но Дженсен находит каждую любимую черточку в лице напротив и снова умирает, зная, что больше никогда не сможет коснуться их. — Да, начал. Ты прав. Я ведь хороший актёр, Миш, это было не сложно. Голубые глаза смотрят задумчиво и пронизывающе. Он хочет читать между строк, но не знает, имеет ли это смысл. Дженс действительно хороший актёр, но не стоит обольщаться. — Мне понравился твой последний фильм. Ярко и эмоционально, как умеешь только ты. — Спасибо, это были не простые съемки. Всё время боялся, что с Дэнни что-то может случиться. Боялся за малышку. Миша судорожно сжал чашку и поднес её к губам. Он вытерпит этот разговор, пожелает любимому счастья с супругой и ребенком, а потом пойдёт в свой номер в отеле и, пожалуй, выпьет все лекарства, что у него есть. Антидепрессанты в лошадиной дозе помогут ему раз и навсегда. — Но всё хорошо. Ты отлично справился, как всегда. Не даром тебе пророчили успех и славу ещё на первом курсе. А сейчас можно взять перерыв и посвятить всё внимание семье. Ты многого достиг, можно и отдохнуть. — Я трудоголик, у меня новый контракт. В следующем месяце начнутся съёмки. — Понятно, ты действительно трудоголик, но ребёнок растёт. Не будешь потом жалеть, что не видел её в ответственные моменты? Дженсен внимательно посмотрел на Мишу. Что это? Намек на то, что они часто расставались в своё время и к чему это привело? — Имеешь в виду нас? Миша посмотрел на него затравленно и покачал головой. — Нет. Мы — это совсем другая история. — Другая… Они оба отвели взгляды, повеяло болью и недосказанностью. Они не обсуждали то, что произошло. Слишком сильно кровоточила рана Дженсена, слишком страшно было Мише осознавать, что он не в силах излечить её. — Прости меня, — просьба сорвалась с пересохших губ и зелёные глаза снова впились взглядом в любимое лицо. — Если сможешь. Дженсен рассматривал раскаивающегося мужчину и холодел от его обречённости. Что-то ледяное и неприятное сжало его сердце. Миша выглядел как призрак, как тень самого себя, и в его голосе не было надежды на прощение, скорее безысходность. Неужели это он сотворил с некогда горячо любимым мужчиной? Он видел его картины после измены, после трёх лет совместного проживания под одной крышей в фальши и притворстве. Коллинз страдал, медленно умирая у него на глазах, но он старался не видеть этого, лелея в душе обиду и собственную боль. — И ты меня прости. Я действительно оставлял тебя на долгое время, и мы оба знаем к чему это привело. — Нет, — яркие глаза распахнулись и уставились на него, Миша покачал головой и не сдержавшись протянул руку через столик, чтобы сжать ладонь Дженса. — Нет, ты ни в чём не виноват. Они оба неловко вздрогнули, когда ощутили холод Мишиной руки и жар Дженсовой. Коллинз поспешил убрать эту неловкость, но бывший муж перехватил его порыв и сжал руку в своей ладони. — У тебя вечно ледяные руки. — Что-то не меняется. Но ты должен знать, Дженс. Ты ни в чём не виноват. Ты был лучшим мужем, лучшим человеком в моей жизни, и мне безумно жаль, что одним необдуманным поступком я перечеркнул наши жизни, наши чувства и наше счастье. — Ты любил его? — боль, чистая и застарелая, пропитала каждую букву. — Нет, — Миша старался не наслаждаться теплом всё ещё держащей его руки. — Даже влюблён не был, я имени его не помню и не знаю, что на меня тогда нашло. Прости, Дженс. Прости. Это была похоть, желание без контроля и логики. Я не знаю, как это объяснить, ведь я держался несколько недель. Он соблазнял, но у меня и в мыслях не было воспользоваться этим. А в тот день что-то переклинило. Мы выпили вина, поговорили, и у меня крышу сорвало. Дженсен смотрел в искажённое болью лицо бывшего мужа и верил ему. Он впервые слушал оправдание, впервые хотел принять и понять этот поступок любимого и мягко успокаивал его, поглаживая большим пальцем тыльную сторону Мишиной ладони. — Он предлагал себя так, как никто и никогда не предлагал. В нём было столько восторга, чистоты и грязи, такое смешение невинности и разврата. Меня охватило возбуждение, с которым я не смог бороться и мне не передать словами, как мне стыдно и противно от самого себя, — в уголках глаза начали собираться слёзы, и Миша мягко попробовал вытащить руку из нежной ладони, но ему не позволили. — Я столько лет сравнивал себя с ним, искал причину, думал, что ты встречаешься с ним. — Дженс… — Я знаю, что тоже виноват в том, что случилось. В таком всегда виноваты двое. Скажи мне. — Что, Дженс? — Это был единственный раз? — Да. — Ты не любил его? — Нет. — Были другие парни? — Нет, Боже. Никогда. Был только ты, все пятнадцать лет. Они смотрели друг другу в глаза, и Эклс пытался прочесть бывшего супруга. Насколько он помнил его, сейчас Миша не врал. Он вообще не умел врать ему и, если только не научился за последние годы, то сердце бьётся в груди и верит. — Мне было больно, Миш. — Я знаю, прости меня. — Я очень хочу. Хочу забыть тот день. И многие дни после… Миша ощутил, что хватка на его руке ослабла и всё понял. Этот разговор должен был состояться несколько лет назад, сейчас слишком поздно. Дженсен счастливо женат и имеет ребёнка. Их время прошло и уже неважно, простят они друг друга или нет. — Нам стоит многое забыть, Дженсен. — Ты сможешь? — мягкая ухмылка и боль в зелёных глазах режут Мишу изнутри. — Нет, но мы должны. — Я всё ещё люблю тебя... — признание тихое и наполнено болью. Они не отводят взгляды и упиваются тем, что видят. Если бы Миша мог, он бы упал сейчас на колени, чтобы прижаться к ногам Дженсена и молить его вернуть всё назад. Но он не может, у него нет права разрушать столько жизней. Он молча смотрит на любимого мужчину, и мысль о таблетках крепнет так сильно, что он боится сбежать прямо сейчас. Нужно избавить Дженсена от всего этого. Его чувства к нему самое ценное, что он мог бы просить от жизни, но он больше не принадлежит художнику. — Ты не должен, Дженс. У тебя жена и ребёнок, ты любишь их. — Люблю, но не так. Ты заполнял меня целиком. Ты был в каждой моей мысли, тобой был наполнен каждый день и ночь. Я дышать без тебя не мог. С Дэнни всё не так. Она хорошая, заботливая, она спасла меня, но она не заполнила и половины той пустоты, что осталась после тебя. — Пожалуйста, Дженсен, замолчи, — по его щеке оказывается течёт слеза, и он резко смахивает её. — У тебя кто-то есть? Кто-то, кто смог исцелить тебя? — Нет и не было. Никто бы не смог заменить тебя, и я даже не пытался сделать несчастным невиновного человека. Я люблю только тебя, всегда. Дженсен дёрнулся. Ему хотелось обнять любимого, прижаться к нему, вдохнуть аромат его тела и припасть к сухим губам. Он скучал по нему все эти годы. Он изнывал каждый день, снимая фальшивую маску и оставаясь наедине с собой, он обнажал своё сердце и понимал, что всё ещё любит, всё ещё верит и надеется. — Едем к тебе? Вопрос разрывает возникшую тишину и заставляет их испуганно уставиться друг на друга. Дженсен хочет владеть им снова, пусть всего лишь один, последний раз, потому что не знает, нужен ли он ещё своему бывшему мужу. Миша боится поверить, но ещё больше боится другого. — Нет, Дженс, не нужно. — Не хочешь? — боль и разочарование в голосе, и он злится сам на себя за эту слабость. — Нет. Хочу. И только Господь знает, как сильно. Но... — в глазах искренняя любовь и забота. — Не нужно, Дженс. Не давай мне шанса снова сломать твою жизнь. Этот порыв, ты возненавидишь меня за него, когда поймёшь, что изменил своей жене. Эклс нахмурился и откинулся назад на спинку стула. Он совершенно забыл сейчас и о жене, и о дочери. Обо всём на свете, стоило только лучику надежды коснуться его сердца. — Я люблю тебя, Дженс. Больше жизни люблю. И не хочу для тебя такого. Чувство вины разъедает изнутри и сжигает душу. Поверь, тебе не захочется испытать это на себе. — Значит, это конец? — Я не знаю. Но я не могу разрушить твою жизнь второй раз, не позволяй мне это, прошу тебя. Если ты счастлив с ней, то пусть будет всё так, как есть. — А если нет? Миша смотрит и боится поверить. Дженс намекает ему, что не так уж и счастлив в браке? — Нам нужно время. Ты сейчас под влиянием эмоций, и я знаю, что в таком состоянии ты способен наломать дров. Не нужно. Я сейчас уйду, а ты поднимешься в галерею, выберешь себе пару картин и вернёшься домой. Мы дадим этому месяц. Если ты решишь, что действительно готов изменить свою жизнь ради меня, то встретимся на нашем месте. В шесть вечера. Дженсен смотрел, как двигаются губы и пытался понять смысл слов. Миша предлагал ему время и шанс одуматься, а он думал только о том, как же прекрасны эти греховные губы и как же сильно он хочет их обладателя. Месяц. Ему дали месяц, чтобы передумать. Но разве он сможет отказаться от единственного шанса вновь обрести счастье?***
Миша запахнул ворот на тренче и зябко повёл плечами. Он пришёл слишком рано, у Дженсена в запасе целых двадцать минут, и не стоит с отчаяньем смотреть на темную воду и прикидывать шансы разбиться или умереть ещё в воздухе. Месяц назад он дал Дженсену шанс быть счастливым не с ним. Он отказался от него, наступив на горло собственным чувствам и желаниям. Целый месяц он скитался по стране, чтобы не искушать самого себя и не нагрянуть в их когда-то общий дом, чтобы упасть на колени перед Эклсом и не начать умолять его вернуться к нему. Себ сказал, что он благородный дебил, раз не затащил Дженса в койку, когда тот предложил. Возможно. Но он действительно любит его и готов защищать, даже от самого себя. И вот он стоит на мосту, ровно в том месте, где Дженсен просил его руки. Он признался тогда, что хотел сделать это торжественно, с размахом, как он, Миша, этого заслуживает, по его мнению. Но сделал всё спонтанно, во время поломки их автомобиля по середине огромного моста. Они вышли из душного салона, пока ждали машину техпомощи и стояли, глядя на воду. Миша вёз свои картины, чтобы попробовать пробиться в очередной раз, и был немного уныл, а Дженсен просто достал коробочку из кармана и встал на одно колено. Ни камер, ни шампанского, никого вокруг, кроме целого города и сигналов проезжающих мимо машин. Только они и кольцо. И он сразу же ответил «да». И пропали сигналы, пропал ветер и шум в ушах, когда любимые губы накрыли его в самом сладком поцелуе. Да, это был их мост, их воспоминание. В шесть часов он оставался по-прежнему одиноким. Дженсен не пришёл. Миша окинул мост взглядом, перевёл его на воду и ещё раз поежился. Он и не смел надеяться. В сердце заледенела смертельная усталость. Он не сможет жить дальше как в прошлый раз. Слишком уж желанным был этот призрак надежды, слишком яркими были зелёные глаза, горящие месяц назад и просящие всего об одной ночи вместе. Он должен был понимать, что Дженсену нужно было прощание, чтобы идти дальше. И возможно он действительно дебил, раз отказал ему и себе в такой малости. Он прождал ещё час и медленно побрёл в сторону машины. У этого теперь только один исход, и он всего лишь отсрочил его на месяц. Дженсен гнал, что есть силы, стараясь всё же не нарушать правила. Встреча с полицией была сейчас совершенно не уместна и только бы ещё больше задержала его. Он опаздывал на целый час, но ничего не мог поделать. Джей Джей почувствовала себя плохо, и он повёз её в больницу. Не смотря на то, что они пришли с Дэнни к соглашению о расставании, она не запретила ему заботиться о дочери. Она снова всё поняла и попросила его не забывать о них. Он и не собирался. Телефон разрядился совершенно не вовремя, а номер Миши он не помнил наизусть. И теперь вдавливая педаль газа в пол, он молил только о том, чтобы любимый дождался его на мосту. Сумерки и лёгкий туман окутывали то самое место. Он бежал, с усилием всматриваясь в пустоту и понимал, что опоздал. Никого не было, даже тени. Миша ушёл. Ещё бы, уже восемь. Он добежал до места и беспомощно уставился на несколько затушенных подошвой окурков. Он ждал его. Скорее всего долго, но не дождался. — Дерьмо. Он не знал в каком отеле остановился Коллинз. Не знал его номера телефона, как и не помнил телефона Ричарда. Чёртовы мобильники, раньше люди хотя бы записывали номера в записные книжки или помнили их наизусть. Теперь же в голове разрозненные цифры, но он не может выстроить их в ряд. Где ему искать Мишу? Куда бежать и как всё исправить? Он ощутил себя подростком, потерянным в большом городе. Приказывая себе успокоиться, он вернулся в машину и поехал домой. Нужно зарядить телефон и дозвониться до Миши. Нужно всё ему объяснить и попросить о встрече. Потому что вот уже месяц он думает о нём каждую минуту и боится только одного. Вновь потерять его. Странный и противный звук разрезал темноту и вырвал его из мира грёз. Распахнув глаза, он тут же зажмурил их и поморщился. Так странно, он вроде бы успел заметить, что он не в отеле. Миша ещё раз приоткрыл глаза. Он в больнице. Об этом свидетельствовали белые стены и прибор, к которому он был подключен. Вот чёрт, его не должны были спасать. Он не хотел этого. Дверь в палату приоткрылась и он перевёл на неё взгляд. Дженсен держал в руках стаканчик с кофе, но выронил его, стоило ему столкнуться взглядом с живыми и самыми синими глазами на свете. — Миша… Он бросился к больничной койке и схватил холодную руку, с тревогой всматриваясь в родное лицо. — Идиот, чёрт бы тебя побрал. А если бы я не успел? — Ты не пришёл, — он прокаркал свой упрёк. В горле была пустыня, и Дженс мягко улыбнулся ему. — Прости, я опоздал. Дочке стало плохо, и я повёз её в больницу и дежурил около приёмного покоя, пока мне не сказали, что всё хорошо. Прости, я не мог позвонить, телефон сел. — Я думал… — Знаю. Но таблетки, Миш., — Эклс покачал головой и прикоснулся губами к ледяным пальцам. — Даже представлять не хочу, что бы было, если бы я не успел. — Прости… — Я развёлся. Из лёгких вырвался вздох облегчения, и Миша слабо сжал тёплую ладонь. — Люблю тебя, Дженс. — И я, только тебя. Всегда.