Мимозы

      Впервые Аято видит Хинами, когда она появляется в Аогири. Заплаканную, разбитую, жалкую. Его воротит от такой девочки, которая истерит по каждому поводу. Как его сестрица. Он грубит ей, а затем слышит смех. Чистый, искренний. И он понимает, — так смеятся может только Хинами.       — Когда ты злишься, то похож на свою сестру. Это успокаивает.       Аято конфузится и уходит, пробубнив что-то. Аято чувствует, как по телу разливается ностальгическое тепло.       «Оставь надежду, всяк сюда входящий, » — шепчет себе под нос Аято. Это был бы отличный девиз для Аогири.       Да что там Аогири, это фраза отлично подходит для жизни гуля.       Аято понимает, что Хинами важна для него уже тогда. Строптивый, гордый Киришима не терпит слабостей. Поэтому он считает, что любить кого-то — это удел слабаков. Как и его отца. Как и его сестры.       Но позже, когда Хинами хватают голуби и прячут в Кокурию, в жесткие, холодные стены из куинке-стали, он понимает, что любить — это вовсе не слабость, а роскошь. Непозволительная гулям роскошь. Роскошь, которой могут обладать лишь люди. Гуль никогда не сможет полюбить.       Аято обжигается о теплый шоколад глаз Хинами, таких уютных и добрых, как что-то запредельно далекое, но знакомое, что разливается почти горьковатой сладостью на языке. Киришима не терпит телячьих нежностей, но он бы с радостью обнял Хинами, заключил бы ее в такую ненадежную клетку из своих рук. Он бы сделал все для неё.       Но не может.       Аято понимает, что он слаб. Слишком слаб для Фуэгучи, слишком слаб для ее «братика» Канеки Кена, который уже вовсю правит гулям.       Он знает, что не сможет как следует защитить Хинами. Один раз она уже чуть не погибла из-за того, что его не было рядом.       Аято не может зайти в магазин и купить приличный букет, поэтому он срывает маленькие желтенькие цветочки с клумбы, перевязывает их ниткой и несет Хинами. Он не знает, как называются эти цветы, но уверен, что Хинами точно скажет ему. Киришима пытается поймать тот момент, когда можно будет подойти к ней и вручить их, а затем промычать что-то и уйти. Аято пытается весь день. Вечером он кидает букет в мусорную корзину.       Аято все набирается смелости, храбрости, но все равно не может ничего с собой поделать. Возможно, это такая черта его характера? Заставлять себя, прокручивать различные варианты признаний, а затем ничего не делать?       Возможно, Аято просто дурак.       В один день он собирает волю в кулак, снова рвет эти тошнотворные цветы и идет к ней. Хинами стоит рядом с Канеки, улыбается ему и выглядит счастливой. Киришима чувствует, как яростное пламя вспыхивает где-то внутри него. Чертов Канеки. Вечно все обламывает.       Аято разворачивается и уходит, почему-то виня во всех своих бедах букет отвратительных желтых цветов и Канеки Кена.       Он смотрит на желтые цветы, бесцельно лежащие на его койке и хмурится. Почему ему одному так не везет?       Аято не видит, как в комнату входит Хинами.       — Аято-кун, я тут книгу не оставляла? — спрашивает Фуэгучи, рассеянным взглядом окидываю тесную комнату, которую Киришима делит с Банджо.       Аято бурчит что-то нечленораздельное. Хинами заходит в комнату и оглядывает ее снова.       — Ой, какие мимозы! — восклицает она, заставляя Аято повернуть голову.       — Мимозы? — переспрашивает он, затем улыбается. — Можешь себе оставить, если хочешь.       — Правда? — говорит Хинами, нюхая цветы.       — Они и были для тебя, — говорит Киришима.       Щеки Хинами розовеют и она выдавливает тихое «спасибо». Аято отворачивается к окну и бесцельно разглядывает птиц, черными пятнами выделяющихся на голубом небе.       — Мимозы, значит…       Аято мысленно благодарит желтые цветочки и про себя отмечает, что погода сегодня удивительно хороша.