disease

Мы оба больны. Ты — простудой, я — тобой. Мы пациенты в эдакой больнице, которой заведует жизнь. Ты быстро выздоравливаешь, а меня излечить нельзя. Это как рак. Это распространяется по телу, поражает мозг, сердце. Это убивает.  — Мэ-этью! Но это мне нравится.  — Я здесь! — на всех парах лечу к тебе на второй этаж, стараясь не разлить по дороге горячий чай. Я уже не удивляюсь своей ловкости — навык выработался за все те дни, что я за тобой ухаживаю. Я толкаю дверь задом и слышу твой удивленный свист.  — Не рано ли задницей светить? — я недоуменно смотрю на будильник на тумбочке. Десять часов утра.  — Да ладно? Только десять? — мне казалось, что уже два часа дня точно. С тобой, блять, забегаешься и время забудешь. Я сажусь на кровать рядом и подаю одну кружку малинового чая. Ты морщишься, показываешь всю свою ненависть к малине, словно она может это увидеть и убежать в открытую дверь. Мои прогнозы все-таки сбылись. Ты заболел в тот день, на последнем концерте тура по штатам. Хорошо, что после того концерта мы сразу вернулись в Лос-Анджелес, домой. Вернее, все по своим домам, а я мигом к тебе. Как мамочка, ей богу!  — Я не хочу малиновый чай. Я хочу виски! — снова капризничаешь ты и хочешь вскочить с кровати и убежать к мини-бару, но давящая боль в голове останавливает тебя. Я смотрю обеспокоенно и осуждающе.  — Дилан, серьезно, перестань быть как ребёнок! — всплескиваю руками и раздраженно выдыхаю. За эти несколько дней и вымотался так, словно копал грядки у родителей дома, а ведь я всего лишь лечил тебя. Всего лишь бегал в магазин за вкусностями, в аптеку за лекарствами, выгуливал твоих собак и заставлял тебя пить эти чертовы сиропы.  — Я болен, мне можно! — ты очаровательно улыбаешься, и в ответ устало улыбаюсь я. Ты всегда умел успокоить меня одной лишь улыбкой. Я выхожу из комнаты, прося выпить этот гребаный чай. Вернувшись с вечерней прогулки с мистером Боунсом*, я застаю тебя на кухне с бутылкой «Джека». * * * Ты болеешь уже неделю. За это время у меня просыпаются инстинкты, подозрительно похожие на материнские. Я начинаю чувствовать, если тебе нужна помощь, и уже без часов знаю когда тебе пора принимать лекарство. Болезнь уходит, но очень медленно — ужасная погода за окном пугает, видимо, и ее тоже. Дождливым утром я ухожу в супермаркет за едой, терплю стремных людей, умудряюсь встретить Терезу, у которой заболел Дэнни. «Мода ему важнее здоровья!» возмущается девушка, выбирая помидоры, а я усмехаюсь и желаю скорейшего выздоровления (и не сойти с ума). Когда я возвращаюсь домой, то замечаю отсуствие Мистера Боунса в его конуре. Это меня настораживает: пёс без хозяина никуда не пойдёт, а значит что и тебя может не быть дома. Я быстро прохожу внутрь, еле как снимаю грязную обувь, и уже кричу твое имя. Минута поисков, разочарование, я небрежно кидаю пакеты с едой на стол, и достаю телефон.  — Ола, амиго! Не беспокойся за Боунса, он со мной!  — Ты тепло одет? Ты принял лекартсво? — успокаиваясь, спрашиваю я, а потом понимаю насколько глупо звучу. Словно бабушка, у которой внук пошел в гости к другу.  — Да нормально всё, Мэттью, — отвечаешь ты. — Я скоро вернусь, и потом мы вместе пойдем гулять! Ты сбрасываешь трубку, а я пялюсь на свою еще минуты две. Гулять? Серьёзно? Да ты вернешься в еще более хреновом состоянии! Я жду десять минут: тебя нет. Я жду полчаса: тебя нет. Я жду час: тебя не…а, вот слышу лай Мистера Боунса на крыльце. И еще слышу как ты лаешь на него в ответ… Я иду в прихожую, с готовностью отругать тебя. Однако, неожиданно попадая в твои теплые (теплые?!) объятия, я забываю о гневной тираде, и расслабляюсь.  — Все норм, чувак. Я выздоровел! — сияешь ты, а я не верю своим ушам.  — Ты? Выздоровел? Вышел на дикий холод и выздоровел? — недоумеваю, отхожу и упираю руки в бока. Ты мнешься на пороге, опустив голову, и я подозреваю кое-что, что сильно меня взбесит.  — Ну, вообще-то, я уже три дня как здоров…  — ЧТО?!  — Ну ты так мило за мной ухаживал, что я просто был не в силах отпустить тебя! –…  — Я эгоист. Прости! И снова эта улыбка. Вечером, после прогулки, мы сидим в обнимку и смотрим какую-то бредовую комедию. Вернее, я ее смотрю, а ты занят моими кудрями. Я перестаю злиться на тебя. Ну, как же на тебя злиться, когда ты прямо задобрил меня сладостями в том милом кафе, оформленном под стиль восьмидесятых годов.