Побочные эффекты переселения душ

Скромному служащему городской библиотеки, Саймону Смиту не везло с самого первого дня его жизни. И это не преувеличение, не подумайте. В то время как иные дети, рождаясь, вылетают из чрева матери, словно пробка из бутылки от шампанского, Саймон умудрился застрять в обжитой утробе, и извлекать его пришлось при помощи специальных щипцов. После родов (Думаю, не стоит упоминать, что родился он, конечно же, семимесячным) в камере доразвития, куда он и был помещён, отключился свет, и только чудом врачей удалось вернуть к жизни посиневшее полузамороженное существо, выжившее в условиях, близких к арктическим. В двухлетнем возрасте Саймон застрял головой в отверстии детского стульчика и едва не задохнулся. В пять лет судьбе было угодно пристроить «форд» его отца под грузовик, в результате чего, юный Саймон остался сиротой и попал на воспитание к тётке – старой деве и скряге, каких свет не видел. А по сему, образование он не получил и после прохождения курсов архивного работника (бесплатных, естественно) был пристроен в библиотеку, где и продолжал трудиться за сто долларов в неделю уже более десяти лет. Многим людям достаётся и более жалкий удел, скажете вы? Да, многим, я с вами полностью согласен. Да, собственно и сам Саймон частенько утешал себя этой мыслью. Он и был-то не слишком требовательным по натуре, довольствовался тем, что имел, жил в убогой комнатёнке, питался либо в дешёвых закусочных, либо стряпал сам, одевался на распродажах и всё бы ничего, если бы не зависть. От тётки ли передался ему этот порок, или родился Саймон с ним, он не знал. Но завидовал всем и вся побольше среднего обывателя. – Ну что это за жизнь, – жаловался он такому же невезучему, как и он сам, Дику Фролсу, служащему той же библиотеке, но на ещё менее престижном посту. – Посмотри хотя бы на Спайка! Ведь наш ровесник и талантом особо не отличается, а как живёт! И особняк у него в престижном районе и счёт в банке такой, что... – Дядя у него «огуречный король», – не дав Саймону пролить душу до конца, пояснил Дик. – Два консервных завода в Нью-Йорке, два в Калифорнии и тысячи акров огуречных плантаций в Канзасе и Флориде. Тридцать процентов маринованных, солёных и просто сервированных овощей поставляются на прилавки штатов его фирмами. Спайк его единственный наследник и старый Патрик приучает его к делу, – Дик, отхлебнул из бокала дешёвого пива и хрипло рассмеялся. – Хотя, думается мне, ни черта у него не получится. Не тот человек его племянничек, которому стоит доверить управление подобной машиной. Помрёт Патрик, и тут же потекут его денежки в пропасть, куда их не раздумывая, спустит обожаемый племянник. Он и теперь-то носит костюмы по тысяче долларов и меняет машины раз в два месяца, а на развлечения ему вообще никаких денег не жалко. Эх, нам бы на его место. – Дик замолчал и мечтательно закатил глазки, видимо представляя себя на месте непутёвого Спайка. После таких бесед Саймон обычно надевал лучший свой костюм, купленный аж за 40 долларов на распродаже в китайском магазинчике, и шёл прогуляться в самый престижный квартал, заходил в дорогое кафе, где скрепя сердце платил 12 долларов за бокал колы со льдом, рассматривал посетителей, тех, кому в жизни повезло больше, чем ему, а затем возвращался в свою убогую конуру, чтобы теперь уже в одиночестве, проклясть мир богатых и изойти на "нет" в приступе чёрной зависти. Каждый такой вечер пробивал новую брешь в более чем скромном заработке Саймона, но отказать себе в этой маленькой слабости он не мог. Он отказывал себе в обедах, проклинал свою глупую натуру за непростительную расточительность, давал себе слово больше не посещать престижных кафе и жить по средствам, но проходила суббота, и всё повторялось сызнова. Саймон и сам понимал, что эти «выходы в мир» необходимы ему для того, чтобы не переставать чувствовать себя человеком, для того, чтобы убедить самого себя, что и он не хуже говорливых богатых недоумков, которые не знают цену деньгам и бедности. Да, именно бедности, потому что бедность, как и всё прочее в мире, являет свою цену. Для нищего она стоила полтора доллара в сутки – цена пары гамбургеров. Для Саймона – 100 долларов в неделю, но всё же это была именно бедность с ёё отвратительной натуральностью и нахальной улыбкой. – Живут же люди, – сказал сжигаемый завистью Саймон, наблюдая, как молодой человек его примерно лет, выходит из припарковавшегося у кафе Роллс-Ройса и небрежно протягивает услужливому лакею ключи вместе с двадцатидолларовой бумажкой – платой за услуги. – Для него двадцать долларов – это пустяк, а попробуй я позволить себе такой жест? Да… – он тяжело вздохнул, – мне четыре дня придётся сидеть без ужинов и экономить на сигаретах. – А ведь и ты мог бы жить не хуже, – очевидно Саймон увлёкся и высказал мысли вслух. Он обернулся и встретился взглядом с неизвестным мужчиной очень приятной наружности. – Простите, вы... – Ник Николас, – представился неизвестный и протянул Саймону крепкую ладонь. – Специалист по переселению душ, – и увидев недоумение на лице Саймона, тепло улыбнулся. – Да-да, молодой человек, именно по переселению душ. И не удивляйтесь, в наше время и не такое возможно. Да вот возьмите, например, хоть того же самого Луиса, – он ткнул тростью в сторону Роллс-Ройса, который лакей уже вёл на парковку, – Не так давно он ещё торговал на трассе минеральной водой и апельсинами, а теперь стал миллионером, наследником формокологического барона, – человек подмигнул Саймону, – Да разве один он. – Вы хотите сказать… – начал было Саймон, но незнакомец вновь перебил его. – Да-да, именно это я и хочу сказать. Истинный наследник торгует теперь у обочины и даже не помнит, кем он был ещё месяц назад, а Луис разъезжает на Ролс-Ройсе и живёт на полную катушку. И он-то как раз и помнит, кем был до того, как обратился за помощью в нашу фирму и кому обязан сегодняшним положением. – И теперь он... – Нет, что вы, – незнакомец, казалось, читает мысли Саймона в тот момент, когда Саймон ещё раздумывает над их излаганием, – никакого шантажа, никаких угроз, после того, как вы приобретаете желаемое. Вся процедура стоит всего лишь триста долларов, а занимаемся мы этим лишь для того, чтобы уравновесить соотношение бедных и богатых, счастливых и обездоленных, а заодно и дать понять людям, что любая прослойка общества имеет свои положительные и отрицательные стороны. И смею вас уверить, клиентов у нас хватает, и дела фирмы идут весьма неплохо. Итак, вы согласны воспользоваться нашими услугами? – Конечно, согласен, – не задумываясь, выпалил Саймон. – Если это не розыгрыш. – Что вы! – казалось, незнакомец даже слегка обиделся, – Никаких шуток! У нас очень серьёзная фирма. – Я согласен, – сказал Саймон голосом приговорённого и принял из руки незнакомца визитную карточку с названием фирмы. – Вот и славно, значит, в следующую субботу мы вас ждём. Найдите подходящего донора, всё равно, мужчину или женщину, если, конечно, вы пожелаете стать женщиной, и приходите. Если не сможете подыскать подходящего кандидата, фирма предоставит вам каталог. – И все они желают примерить шкуру полунищего? – удивился Саймон. – Нет, что вы, – лукаво улыбнулся незнакомец и в его чёрных глазах блеснул луч злорадства. – Наша фирма работает на таких, как вы и создана для таких как вы. Так причём же здесь мнение богатого кандидата? Наша цель – доказать вам и вам подобным, что каждый класс имеет свои плюсы и минусы, а, впрочем, я, кажется, повторяюсь. Всего хорошего и до встречи, – человек галантно приподнял шляпу, открыл дверцу «Ситроена» и укатил в неизвестность, хотя ещё минуту назад Саймон мог поклясться, что никакого «Ситроена» припаркованного рядом не было. * * * Всю неделю Саймон выбирал достойного кандидата. Не выбирал дом, в силу ограниченного воображения он не претендовал на тело сына Рокфеллера или нефтяного магната Зирот Бен Оглу, он быстренько пересмотрел полдюжины вакансий, отверг знакомого косметолога за его преклонный возраст и остановил свой выбор на Спайке – племяннике огуречного короля Патрика и его, Саймона, школьного товарища. Саймон всегда завидовал рослому, прекрасно сложённому Спайку, такому же обездоленному, как и он сам. Но вот однажды, когда оба они уже окончили начальную школу, словно чёрт из табакерки появился откуда-то дядя Патрик и Спайк пошёл в гору, а зависть Саймона приобрела почти угрожающий здоровью характер. И теперь судьба давнего врага была у него в руках. Ох, как он повеселится! Как широко заживёт на денежки огуречного магната! А Спайк... впрочем, это даже лучше, что получив тело и безобидный пост библиотекаря, он утратит память. Ему самое место в душных помещениях, забитых пыльными книгами. Сам-то Саймон не утратит память о прошлом и может быть, это поначалу усыпит гложущую и не дающую покоя зависть. В радужных мечтах пролетела неделя и, наконец, наступила суббота – день рождения нового Спайка, потому что имя «Саймон» заберут у него вместе с телом. Всю ночь с пятницы на субботу Саймон не спал. Его терзали сомнения, ему начинало казаться, что незнакомец сыграл с ним злую шутку, во времена минутного забытья, которое никаким образом нельзя было назвать сном, к нему являлся ухмыляющийся Спайк, грозил пальцем и одаривал Саймона взглядом, от которого кровь в венах стыла. И неизвестно чем закончилась бы эта ночь, будь она несколько длиннее. Но только в мире нет ничего вечного, ночь уступила свои права рассвету и Саймон, проглотив чашку кофе с безвкусным сэндвичем, утешил себя мыслью, что завтракает подобным образом последний раз. Надев свой лучший костюм и, распихав по карманам все сбережения, собранные благодаря многолетнему недоеданию, Саймон двинулся навстречу своей судьбе. Немного попетляв по знакомым улочкам, он остановился перед отделанным резной керамикой с таинственными символами входом в офис фирмы по переселению душ. – Странно, – подумал он вслух, – ещё неделю назад здесь не было этого здания. На этом месте стояло нечто вроде... – Итальянского ресторана с отделом приёма заказов, – открыв дверь, и жестом пригласив Саймона пройти внутрь, подсказал тот самый незнакомец, которого он встретил неделю назад в престижном квартале. – Очень рад, что вы заглянули. Просим, просим, – Саймон и сам не заметил, как очутился в просторной, увешанной старинными портретами и зеркалами, приёмной, как опустился в удобное кожаное кресло и как, не глядя, подписал два экземпляра контракта, в коем помимо всего прочего говорилось, что он, Саймон Смит, добровольно соглашается на переселение и претензий по этому поводу фирме предъявлять, не намерен. Он, мол, согласен принять тело Спайка Додла таким, каким оно есть и даже с некоторыми привычками, которые могут остаться как неизбежный эффект процедуры переселения. Стоило бы, конечно, поподробней узнать о побочных эффектах, но Саймон так был одержим идеей изменения жизни к лучшему за счёт школьного конкурента Спайка, что не обратил на последний пункт, ни малейшего внимания. – Вот и славненько! – промурлыкал служащий и препроводил Саймона в маленькую совершенно тёмную комнату. – Расслабьтесь и присядьте вот здесь, – он усадил Саймона на какой-то толчок. – Процедура не займёт много времени. И Саймон остался в полном одиночестве в непроглядной темноте. Но остался на какой-то лишь миг, потому что не успел он ещё подумать об уготованной ему фирмой участи, как уже восседал за массивным столом, быть может, восемнадцатого века производства, а пожилой лакей бубнил ему в ухо. – Очнитесь, сер, ваш утренний кофе. И обновлённый Саймон, а точнее Спайк Додл открыл глаза. Окружающее великолепие его не удивило, он прекрасно знал, что всё именно так и будет. Новое тело не доставляло неудобств, оно само делало правильные движения, а отвечал лакею Саймон голосом Спайка и так, как это обычно делал сам Спайк. Правда кофе он привык пить без сливок и не с таким количеством сахара, но с этим побочным эффектом можно было мириться. – Благодарю, Гарри, ты свободен, – сказал он слуге и когда тот удалился, добавил вполголоса: – С днём рожденья, Спайк Додл. * * * Несколько дней Саймон Смит, а отныне Спайк Додл наслаждался жизнью, восхищался новым телом, проверял личные банковские счета и вникал в сущность людей отныне его окружающих. Не так уж и привлекательным оказалось то общество, членом которого он теперь стал, да и дела по управлению огуречной фирмой ни в коей мере нельзя было сравнить с пятичасовым рабочим днём в библиотеке. После одиннадцати, а то и двенадцати часов непрерывных мотаний по фабрикам, личных дегустаций ненавистных им с детства овощей и подписаний кип документов, у него едва хватало сил дотащиться до бара «Под луной», где собирались поздними вечерами такие же измученные делами капиталов сливки общества, выпить несколько коктейлей, потрепаться с новыми друзьями всё о тех нескончаемых делах, а затем добраться до роскошной постели и забыться тяжёлым недолгим сном. Недолгим, потому что ровно в 6.30 Саймона будил неугомонный Гарри, и деловая жизнь снова швыряла его в никогда не останавливающееся колесо. Но всё же Саймон наслаждался. Наслаждался сознанием собственной значимости, по нескольку раз в день рассматривал многозначительные кредитные карточки и утешал себя мыслью, что, мол, все деловые люди так живут, на то они и деловые, им не престало растрачивать время попусту, а развлечься можно будет и в понедельник – единственный его выходной. Ещё в пятницу Саймон начал набрасывать план проведения понедельника. И того ему хотелось, и этого, и казино посетить, и съездить на собачьи бега, и... Месяца не хватило бы чтобы удовлетворить все желания Саймона хотя бы частично, а в его собственном распоряжении был всего один-единственный день. А тут ещё заявился в субботу дядя Патрик, долго беседовал с «племянником» о делах фирмы, дымил вонючей сигарой, вылакал пинту виски и выдал, наконец: – Послезавтра понедельник. Спайк, чем планируешь заняться? – Я... я ещё не решил, – ответил Саймон и почувствовал как внутри нового прекрасного тела что-то ёкнуло и боязливо съёжилось под пристальным взглядом дяди. – Так решай поскорей! – грохнул вдруг тяжёлым кулаком по столу старый Патрик. – И учти, если я ещё раз узнаю, что ты посещал свой ночной клуб, перепишу завещание! Не было ещё такого позора в нашей семье. Слава Богу, что умерла твоя несчастная мать и не видит, в кого превратился её сын! – и Патрик удалился, оставив Саймона в замешательстве и с чувством тревоги в душе. * * * Саймон решил не испытывать судьбу и в понедельник первым делом отправился в библиотеку, отчасти для того, чтобы насладиться видом своего старого тела, в котором обитал теперь не помнящий прошлого Спайк, отчасти от нежелания сердить дядю Патрика. Неизвестно какой, позорящий доброе имя фирмы, клуб посещал Спайк, и Саймон справедливо рассудил, что библиотека уже никаким образом не бросит тень на почётную фамилию и имя дяди Патрика. Ровно в десять часов утра Саймон удачно припарковал свой «Крайслер» у здания библиотеки и вошёл в опостылевшее за десять лет хранилище знаний. Вот и знакомая стойка, вот и он сам, точнее его старое тело, скорчившееся под формулярами и заполняющее бесчисленные анкеты. Саймон деликатно откашлялся и приготовился взглянуть в глаза нынешнему, носящему его угловатое тело Спайку Додлу, но то, что произошло секунду спустя, не то что развеяло пылью торжество момента, но и повергло самого Саймона в ужас. Спайк поднял на него глаза и расцвёл улыбкой: – До чего же я рад тебя видеть, Саймон! – библиотекарь вышел из-за стойки и заключил Саймона в объятия. – Пришёл, значит, навестить своё старое тело? Да, я признаться тоже немного скучаю по утерянному, но... – Он ещё более тепло улыбнулся и поправил Саймону галстук, – что Бог не делает, то он делает к лучшему, так ведь? Саймон не верил своим глазам и своим ушам. Ведь в контракте ясно было сказано, что после переселения, Спайк не будет помнить прошлого, а станет жить той жизнью, которую уготовила ему фирма. Что же произошло? Почему он всё помнит? И почему обрадовался визиту Саймона? Ведь, если рассуждать логически, он должен его ненавидеть. – Как? Ты всё знаешь? – выдавил, наконец, из себя удивлённый и раздавленный происходящим Саймон. – Конечно, знаю! – обрадовался Спайк. – Ещё бы не знать! И скажу тебе – я рад! Я более чем рад. Это же просто блаженство по сравнению с моей прошлой жизнью! – Что блаженство? – Не понял, обескураженный и ещё не пришедший в себя, Саймон. - Нищенская зарплата, пыльные стеллажи? – Ты видишь жизнь лишь с одной стороны, – ответил Спайк-библиотекарь. – Пусть пыльные стеллажи, пусть нищенское жалованье, зато масса свободного времени, новые друзья и женщины! Женщины! Понимаешь, Саймон?! Саймон не понимал. В полной растерянности он покинул библиотеку, бесцельно пошатался по знакомым грязноватым улицам и решил обратиться за объяснениями в ту самую фирму, с посещения которой и началась его новая жизнь, но и здесь его ждал второй за день и не очень приятный сюрприз. Никакой фирмы и даже отделанного резной керамикой фасада в пределах видимости не наблюдалось, а стоял лишь между двумя домами приличный такой итальянский ресторанчик с отделом приёма заказов и доставкой готовых блюд на дом. Ни владелец ресторана, ни швейцары близлежащих домов ни о какой фирме не слышали и, опасаясь сойти за сумасшедшего, Саймон прекратил бесплодные попытки найти хоть какую-то зацепку. – Что ж, будь что будет, – думал он, садясь в машину и отъезжая от ресторанчика в сторону квартала развлечений. – Ну, надули кое в чём, не без этого. Спайк вот всё помнит, да ещё и жизни радуется – дурак, дядя грозится завещание переписать, но суть дел-то от этого не меняется. Я миллионер, совладелец фирмы, а уж за честь фамилии Патрик может не опасаться, не в моих принципах порочить кого-то и чем-то. В таких мыслях и бесцельном передвижении по городу пролетел остаток понедельника. Спустились сумерки, и Саймона неудержимо потянуло в квартал, к которому даже будучи библиотекарем, он испытывал отвращение. Неудержимая сила привычки тянула его во вращающуюся дверь ночного заведения для сексуальных меньшинств и, наплевав на сделанное Патриком последнее предупреждение, а также на достойную фамилию и на честь фирмы, Саймон окунулся в гнездо разврата. Сильны оказались в новом теле старые привычки – побочный эффект переселения души, о котором предупреждал последний пункт не глядя подписанного контракта. Да и как мог знать Саймон Смит, что извечный враг и предмет зависти Спайк Додл со всем своим достоинством, имел один существенный недостаток. Он оказался полным гомосексуалистом по кличке Додл Сладкие Губки.