Двадцать пятое апреля

      День, когда моя жизнь остановилась, замерла – двадцать пятое апреля. Я не менял этот календарь с двадцать пятого апреля 2014, хотя оно было три года назад. А какой в этом смысл, если этот день повторяется снова и снова? Я не говорю о петле времени, ни для кого он не одинаковый. Для всех сейчас, если мой календарь в телефоне не сломан, четырнадцатое мая 2017. Для всех, кроме Барри Аллена и Лидии Мартин.       Каждое утро одинаково – она проходит на кухню, счастливо потягиваясь, находит меня с сигаретой во рту, хмурится, спрашивая: -И как это давно ты куришь? – вытягивает изо рта и выкидывает в окно.       Иногда я ей отвечаю, что курю уже два года, иногда нет. Это не важно – что бы я ни делал, она не вспомнит об этом завтра. Или послезавтра. Или через год. Больше никогда. Она застряла в двадцать пятом апреле.       В этот день мы должны были поехать в гости к Циско, и поэтому она каждое утро напоминает мне об этом, хотя уже и не помню, когда же мы покидали квартиру. Вот если бы мы не покинули ее и в то самое двадцать пятое апреля 2014, ничего бы не случилось.       Прошлое не изменить, разумеется нет, но никто не говорил, что я лишусь и будущего. Я застрял в одном дне вместе с ней. Ничего не помогает – у меня было слишком много попыток подарить ей следующий день, но я проваливался снова и снова, когда утром она меня целовала и напоминала про поездку к Циско, приступая к готовке завтрака – все того же – яичница с перцем.       Она помнит, пока не заснет. Были дни, когда она оставалась со мной два дня, но все должны спать. А затем по новой.       Я не могу ее бросить одну, зато у меня отлично получилось бросить работу и даже поссориться со многими близкими мне людьми. Я и с ней ссорился. Не раз. Но на утро на ее лице все такая же счастливая улыбка, а она ничего не помнит.       Те, кто остались, пожалуй, самые близкие, говорят, что я сильный, раз не бросаю ее. Но я это сделал. Я ушел от нее однажды, правда, Лидия меня нашла. Она всегда была умной, и ей не сложно было найти меня в парке, куда я прихожу, когда мне совсем плохо, и я не знаю, что делать. Я сам не замечал этого, не думаю, что кто-либо замечал, но Мартин заметила. Тогда я посмотрел в ее глаза, в очередной раз влюбившись, в очередной раз подписывая себя на страдания.       Я больше не говорю ей, что она проживает этот день уже не раз – не хочу снова видеть страх на ее лице или слезы в изумрудных глазах. Проще, когда она не знает. Улыбка ей к лицу.       Мы проживали этот день снова и снова. Я старался, чтобы ее воспоминания и ощущения были такими яркими, что она бы точно этого не забыла. Я подарил ей прыжок с парашюта. Она была в полном восторге, когда приземлилась и молила повторить, хотя в самолете все говорила, что это самоубийство и она этого не сделает. Даже это не помогло. Наутро настало двадцать пятое апреля.       Я начинаю свой день с сигареты и любимой, готовящей один и тот же завтрак. Первое время пытался задавать вопрос, помнит ли она вчера, но от ее непонимающего взгляда становилось все хуже, и я бросил эту привычку, заменяя ее сигаретами. Заканчиваю же всегда по-разному, что не дает и мне сойти с ума.       Разумеется, бывали дни, когда она оставалась лежать в постели с простудой, но их едва ли наберется на месяц. И вот это повторилось.       В одно утро – не важно какое, они все одинаковые – я жарил бекон (не все же мне питаться яичницей с перцем), когда услышал, как она быстро преодолевает расстояние до туалета, а после выходит и предполагает, что она отравилась суши, что мы ели вчера. Я задумался, что за суши, ведь вчера была пицца, и только потом понял, что она говорит про день перед аварией. Она вернулась в туалет в ближайшие несколько мгновений. Я тут же снял бекон с плиты, когда мне сказали, что это из-за запаха. Для меня не составляло проблем сделать так, чтобы ей было комфортно.       Я понял лишь через два дня, что ежеутренняя тошнота может быть симптомом беременности.       Тогда я дойду до аптеки, куплю ей тест и отдам под ее непонимающий взгляд. Она выйдет из ванны обеспокоенная и без лишних слов покажет положительный тест, а я сразу заключу ее в объятья, чтобы она не видела испуга на моем лице. Никто не должен мучиться, как я.       Мы проговорим целый день, что делать, ведь мы вместе лишь полтора года – для нее – и не женаты даже. Я не дам никаких однозначных ответов, поскольку я без понятия, что делать. При других обстоятельствах я был бы счастлив построить семью с этой девушкой, но это не для нас. Она будет просыпаться, удивляясь, откуда у нее живот и что это за ребенок, спящий в колыбельной. В конце она уйдет спать, предлагая продолжить разговор завтра, хотя я знаю, что завтра она не вспомнит ничего из произошедшего сегодня.       Поняв, что я в одиночку с этим не справлюсь, свяжусь с Кейтлин и Циско, впервые за долгое время я первый позвоню им, чему они обрадуются, хоть и будут слегка удивлены. Они оба состроят сочувствующие лица и не скажут ничего конкретного, как и я. Никто не знает, что делать. Никаких советов. Лишь неоднозначные размышления, к которым я приходил сам, но мне действительно лучше, находясь в компании друзей, которые поддержат любое мое решение.       И я его принял.