Двадцать семь часов

      Он всегда любил закаты. Красно-багровые пятна зажигали некогда голубое небо, ветер колебал водную гладь...       Он всегда любил ходить по этому мосту. Оливер раз за разом бросал в воду все свои обиды и проблемы, чтобы спустя некоторое время перемотать свою биографию и переписать двадцать четыре часа жизни.       Он всегда любил второй вариант дня больше, чем первый. Способность исправлять ошибки делали парня едва ли не всемогущим, правда никогда не было шанса испытать это, обратив время вспять и сделать что-то настолько важное, что можно было измерить только силой человеческой души.       По крайней мере так считал Оливер. Был отличный день, идеальная погода и прекрасные воспоминания, которые парень собирался записать в свой дневник — он любил его перечитывать, давать шанс поступкам, с которыми нельзя ни с кем делиться. Возвращаясь домой, Хармон изредка посматривал на наручные часы, пока не дошёл до середины моста. Доски слегка прогибались под его весом, длинные пальцы плавно касались перил, будто играли какую-то незамысловатую мелодию. Ранее студент заметил одинокую девушку,которая тоже стояла на мосту, но тут же забыл о ней, раздумывая о том, что надо изменить, ведь до перезагрузки оставалось всего ничего.       Казалось, пройти мимо девушки не составит труда, и ничего не подозревающий Оливер продолжил свой путь, и всё же неведомая сила заставила его обернуться. Сначала он ошеломлённо посмотрел на незнакомку, которая вдруг ему показалась до ужаса узнаваемой, застыл, подобно статуе, не в силах вымолвить и слова. В синих, как бесконечно море, глазах плескалась тысяча чувств, и студент не смог выплыть из этой странной ловушки. Он не ощутил, как она коснулась его холодной поверхностью мобильника, который он инстинктивно сжал. Он хотел остановить мгновение и наслаждаться им, сфотографировать, зарисовать в своей памяти и любоваться.       Побледневшие губы на мгновение некрасиво скривились, из чужого горла, подобно птице в клетке, выпорхнуло всего одно хриплое слово, заставившее сердце вновь начать бешено работать а мысли спутаться в один большой комок, не позволяющий сдвинуться с места. В воздухе витал лёгкий аромат женских духов, и Оливеру показалось, что его тут же вырвет от этой слащавости, но парень продолжал смотреть в глаза девушке, желая или спросить её о чем-то, или убежать прочь от странного наваждения, пронзившего всё тело. Мир застыл, пристально вглядываясь в две фигуры, будто удивлённый сценой, ожидая, пока судьба, подобно Богу, напишет заключительные строчки столкновения двух незнакомых людей.       Она медленно, словно в замедленной съёмке, повернулась к Хармону спиной, с необычайной лёгкостью и с театральной драматичностью перекинула одну ногу через перила. Он наблюдал, надеясь, что это кошмарный и одновременно самый прекрасный сон, в который Оливер только мог попасть за двадцать лет своей жизни, не считая повторяющихся дней-близнецов. Стук сердца раздавался в голове, буквально вопил о приближающейся опасности, но парень всё стоял, не в силах избавиться от очарования девушки, которая уже сидела на самом краю. Вдумчиво покачивая головой, она подняла к безмолвному небу сначала одну руку, будто в поисках благословления Всевышнего, затем вторую, и только после этого поняла что ей никто не поможет.       Её протяжный толчок и его молниеносный рывок слились в один неслышный крик. Оливер снова замер, поражённый новой потрясающей картинкой. Девушка стремилась к воде, как будто там её ждало счастье. Молодое тело куклой подчинялось порывам ветра, волосы заблестели чёрным золотом, и в следующий миг вода вобрала всю красоту девушки, не пожелав отпустить и дать шанс на спасение. Она неторопливо оседала на дно, словно нежеланная человеку вещь, от которой следовало избавиться и тут же забыть, и никто не видел её смерть, кроме потерявшего самого себя человека. Казалось, будто она тут же откроет глаза, взлетит над водной гладью и растворится в воздухе видением.       Губы зашевелились, повторяя то заветное слово, печатью обжигающее душу. Звуки обострились, остатки духов врезались в голову, картинка перед глазами стала нечёткой и поплыла. Оливер укусил свою руку, оставив на коже отметины, и невидяще побрёл домой. Всё смешалось, стало единым и загадочным, и только вопросы настойчиво стучали по сосудам вместо крови, наполняя организм тайнами и ненавистной беспомощностью. Он не мог оборачиваться и просто шел, глядя в бездну, образовавшуюся под ногами, и каждый шаг мстительно пронзал всю его сущность мелкими длинными иглами. Не было ни боли, ни осознания того, что надо делать дальше, ни желания продолжать свой путь. Перед глазами девушка а на слуху вновь то слово. «Прости».       Оливер не понял, как вошёл в подъезд, вызвал лифт и вскоре оказался у входной двери своей квартиры. Машинально поворачивая ключ в замочной скважине, парень всё же положил проклятый телефон в карман и резко вторгся в квартиру, споткнулся о порог и распластался по полу. Неожиданный удар послужил катализатором эмоций и Хармон, свернувшись в клубок собственных проблем и переживаний, беззвучно зарыдал. Это был конец. Конец его спокойной жизни, его мечтаниям — всё перевернула одна девушка, имени которой он даже не знал. Время неизведанным зверем спрыгнуло с подоконника на кухне и грациозно приблизилось к скрючившемуся на полу человеку. Шершавый язык прошёлся по горящим щекам и остановился на подрагивающих губах, заставив парня вздрогнуть и вновь замереть.       Часы не прекращали свою работу, секундная стрелка, торопясь, бегала по кругу белоснежного циферблата, подгоняя остальные стрелки и нежно касаясь изящных цифр. Наконец хозяин квартиры нашёл в себе обрывки здравых мыслей, встал и поспешил щёлкнуть замком, в надежде разобраться с тем происшествием. Щёлкнул кнопкой чайника, достал любимую кружку и, не дожидаясь, пока закипит вода, отправился в другую комнату, с целью сесть в мягкое кресло и хоть немного успокоиться. Квартира продолжала давить на него своими немыми стенами, осуждающе посматривать глазницами-окнами, при этом послушно впитывая чужую боль. Одиночество замурчало ласковой кошкой и расположилось на коленях. Оливер сжал руки в кулаки, отчего костяшки побелели, а пальцы начали ныть.       Зеркало вглядывалось в Оливера, бросая вызов своей гладкой поверхностью и нервируя ещё больше. Он не отрывался от своего отражения, отмечая нездоровый цвет лица, сумасшедшую улыбку и тревогу в зелёных глазах. Минуты, как назло, тянулись, вызывая у Хармона дрожь, пока тот не вскочил и чуть ли не подбежал к своему двойнику в потустороннем мире. Парню показалось, что сзади раздалось чьё-то недовольное шипение, но он сразу зачеркнул эту мысль, подобно фразе, скомкал и бросил куда-то далеко, чтобы не мешалась. Он искал врага, но не понимал, где он находится, и всё же противник стоял прямо перед ним, такой же напуганный, такой же убитый и бледный. Они молча смотрели друг другу в глаза.       Отражение не выдержало, исказилось, заставив Оливера отпрянуть от зеркала. На него смотрел уже кто-то другой, с торжеством и величием в каждом движении. Именно этот человек умел перематывать время фильма на двадцать четыре часа назад.Он был странно заинтересован в Хармоне, как искусный кукловод в чересчур хрупкой марионетке. Повелитель двух дней, которые не против делить друг с другом время. Бог смертного студента и убийца его надежд. Враг и единственный друг, затаившийся за углом квартиры.       — И ты так просто сдашься?       Мысли успокоились и начали жадно вслушиваться в знакомый голос. Он не хрипел, не дрожал, лишь убедив парня стыдливо опустить глаза и не возражать. Оливер стоял, рассматривая линии на ладонях, и беспокойно повторяя то странное, но в то же время обыденное слово. Усмешка слегка кольнула не прекращающие шептать губы.       — Ты прожил два года, перематывая день за днём, исправляя свои ошибки. Знаешь, какая это редкость? Тебе дают второй шанс, чтобы ты всё понял и передал так, как захочется. В твоих руках другой вариант развитий, черновик и чистовик этого мира! Разве ты не можешь плюнуть на себя и свои потребности хоть разок и обратиться к более важной проблеме других людей?!       Зрачки расширились, и Оливер замер, поражённый. Никогда он не считал себя каким-то особенным, пусть и с великой удачей перемотки. Бывало, ему даже наскучивало это делать - повторно переживать день ради двух исправлений в тексте и случайных фраз в компании друзей, который ни о чём не подозревали. И ради этого судьба доверила ему такую силу? Ради бессмысленного прожигания жизни?       — И вот появилось что-то достойное. Ты можешь совершить подвиг! Стать, наконец, героем, пусть и не для всего мира, но хотя бы для себя. Не ты ли хотел стать чем-то большим? Не поэтому ли ты пошёл в медицинский вуз? Считай, что это твоя проверка, можешь ли ты спасти человека от смерти или нет. Валяй.       Он закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Голос замолк, исчез во тьме, оставив сладкое ощущение поддержки. Оливер резко вскинул голову и достал из кармана чужой телефон, который мог ответить практически на все вопросы, связанные с девушкой на дне надежд. — Я верю в тебя.

***

      Вдох. Выдох. И снова вдох. И снова выдох.       Он всегда любил и боялся закатов. Красно-багровые пятна зажигали некогда голубое умирающее небо, злой ветер колебал водную гладь.       Он всегда любил ходить по этому старому мосту. Оливер раз за разом бросал в воду все свои обиды и проблемы, чтобы спустя некоторое время перемотать свою биографию и переписать двадцать четыре часа жизни.       И помимо его обид и проблем в воде утонула молодая девушка, оставившая ему единственную подсказку к заданной кем-то неизвестным тайне.       И помимо двадцати четырёх часов своей жизни он перепишет последние секунды совершенно другой.       Он всегда любил второй вариант дня больше, чем первый. Способность исправлять ошибки делали парня едва ли не всемогущим, правда никогда не было шанса испытать это, обратив время вспять и сделать что-то настолько важное, что можно было измерить только силой человеческой души.       И этот момент наступил. Страшная игра с безликим противником, на кон поставлен ключ от небольшого сундука с предысторией и жизнь девушки.       И этот момент наступил, как бы Оливер его не возненавидел.       Мимолётная улыбка поставила в тупик убийцу спокойствия, превратившись в нечеловеческий оскал. Парень ненадолго залюбовался видом изумительной природы, которая пообещала оставить произошедшее в тайне, задумчиво всмотрелся в воду и неспеша отправился в свою квартиру, где его ждал чайник, преданно выполнивший свою работу, и любимая кружка с пакетиком зелёного чая внутри. И пусть настоящий противник не показал отражение своей души, не решился вступить в заключительную схватку с Оливером, сердце наполнилось решимостью напополам с горечью. Он вернулся к самому началу, когда перед глазами всё стояла та девушка и её единственное слово.       Кажется, он ненавидел себя с самого рождения. Считал дефектным, брошенным сверстниками маленьким мальчиком, которому так нужна была помощь. Невинность копила в себе непонимание и слёзы, одиночество слушало глубокие не по годам мысли и страшные признания, музыка же продолжала говорить, смешивая сотни мелодий и слов, которые Оливер нанизывал на нитку души, словно жемчужные бусины, а потом любовался часами. Слова сплетались друг с другом, составляя сначала простые предложения, а потом связный красивый текст, который нельзя назвать никак иначе, как биография человека, покинутого обществом. Слова стали для него друзьями и наблюдателями разных ситуаций, будь они счастливыми или ужасающими. Слова превратились в образы людей.       «Прости»... А что это был за человек? Оливер задумчиво посмотрел вдаль и ускорил шаг, поддаваясь спокойному течению мыслей. Торопиться некуда, да и спешка могла помешать расследованию. Для него такой набор букв был давно знаком, но хранил очень много секретов. Парень искал чувства, играл в ассоциации, и всё же отдал своё предпочтение непониманию, доброте и стыду. Но слово не прекращало крутиться на языке, раздражая и становясь донельзя странным на вкус.       Телефон в руке показал время и Хармон нахмурился. Время бежало вслед за ним, пытаясь догнать и охладить порывы молодой души, но студент и не думал сдаваться, гнул свою линию, стремясь к только что полученной цели. На мгновение в сердце прокралась тревога, но Оливер тут же её подавил, вспомнив, что скоро он будет сидеть на кухне с чашкой чая и неторопливо исследовать чужой смартфон и моменты существования умершей незнакомки.       У Оливера Хармона оставалось три часа, чтобы начать расследование, и двадцать четыре, чтобы предотвратить самоубийство. Итого двадцать семь.