Слияние под контролем

Хей, хей, ты меня слышишь, чёртов слабак? Ведь слышишь же, не притворяйся... Всё потому, что я – это ты. Думаешь, что я – всего лишь иллюзия? Думаешь, что я – один из твоих ночных кошмариков, которые исчезнут, стоит только Эл нежно погладить тебя по головке? Ошибаешься, заблуждаешься... Глупенький Лайт. Ты хочешь, чтобы всё закончилось как в милой детской сказке Льюиса Кэрролла. Чтобы то, что происходит с тобой, растаяло в предрассветной дымке, подобно сну, никогда не появившись более. Надеешься. «Нет... Это, это всё... Фантазии, галлюцинации. Это... это стресс, да, да-да... я просто устал. Но его нет, этого не может существовать! Не более того. Нет, нет, нет! Всего лишь стресс... Я болен... Не может быть... его не может... существовать...» Ты повторяешь это про себя изо дня в день. Разве что порядок слов меняешь, не более того. Так ты пытаешься убежать от правды. Закрываешь уши, глаза, хочешь выключить все свои чувства в один точный, ясный, звенящий в безграничной бездне тишины щелчок – но!.. Но что же может изменить трусливое бегство от самого себя, мой милый, наивный мальчик? Именно, ничего. Ухмыляюсь. Смеюсь. Едко, громко, пронзительно. Да так, чтобы мой смех долетал до твоего сознания и разрушал все хрупкие преграды, которые ты пытаешься возвести. Какая незадача, Ягами Лайт... Ведь я действительно существую. Мой невесомый силуэт ходит за тобой по пятам. Я стою за твоей спиной, дышу в ухо. Щекочу кожу. Ты нервно оборачиваешься, что-то ища в воздухе, пока окружающие с непониманием смотрят на тебя... Ведь вторая тень за спиной Ягами Лайта – то, что недоступно их взгляду. Ты растерян, не знаешь, что делать, куда себя деть и робко опускаешь взгляд в пол. Будто чего-то боишься. Я нежно оглаживаю подбородок пальцами, подхожу ещё ближе и кончиком языка медленно веду по коже. Тревожно, тихо вздыхаешь, втягиваешь воздух, прикусив губу. Как же мне нравится, когда ты так делаешь... Глаза широко распахнуты, в них отражается и дребезжит паника. Но этого мало, а я хочу видеть больше. Да, прямо здесь, сейчас... Отстраняюсь, но чуть позже снова приближаюсь к тебе. Сейчас я не буду прятаться за спиной. Я дышу прямо в твои дрожащие губы. Обвожу их контур языком, неотрывно смотря в глаза, наблюдая за реакцией. Ну что? Сможешь меня игнорировать и дальше, делая вид, будто я никогда не существовал, не существую, и не буду существовать? Не сможешь... Щеки краснеют, губы слегка приоткрываются. А знаешь, я ведь могу и оттрахать тебя при всех. Если ты, наконец, не признаешь моего существования. - Лайт-кун, что с тобой? - Н-ничего... Просто... нехорошо. Немного. Я в порядке. - ...Я отстегну наручник. Тебе нужно отдохнуть. В таком состоянии ты ничем не сможешь помочь расследованию. Тоже мне, сочувствующее лицо. Обожаю ставить тебя в такое неловкое положение, наблюдая за реакцией и тем, как моментально нелепая правда оплетается хлипкой паутиной лжи. Ведь ты не можешь сказать им всю правду, так? Ты только подумай!.. «Меня преследует моё отражение». Стоит только сказать – всё, тут же в психушку сдадут. Тебе неоткуда ждать помощи, на которую ты, видимо, так надеешься. Кроме тебя меня никто не слышит и не видит. И это бесподобное обстоятельство, не правда ли? Теперь ты боишься ходить один по длинным коридорам штаб-квартиры. Всегда стараешься зацепиться хоть за кого-то, прежде чем пойти куда-то... За самый мелкий, хлипкий и ничтожный спасительный крючок. Ты не можешь ничего сделать со своей... новой фобией. Да-да, по-другому это нельзя назвать, смотри правде в глаза! Там, где не слышно глупого оживленного говора, шума работающих компьютеров, где пустое пространство занимает тучное текучее тело темноты, где горбатые тени с ленивой царственной размеренностью скользят по полу... начинается твой персональный ад с эксклюзивными декорациями. Невнятное, жутко-ровное эхо шагов раздается в пустом коридоре. Тишина, словно вода, просачивается в комнату сквозь замочную скважину, течёт, капля за каплей. Она затапливает твою маленькую обитель медленно, но верно. А затем проникает и в твое сознание. Странный звук поражает и пугает. Но это даже нельзя назвать звуком. Явление, которое в своей сути похоже на черный цвет – не звук, а его отсутствие. Пустота. Она рождается внутри внезапно, тут же сжирает мысли, не как голодный дикий зверь, но как болезнь – быстро, бесшумно, бесконтрольно. В этот момент в голове раздается пронзительный звук сирены - он заполняет всё вокруг – и ты, Лайт, больше ничего не слышишь, кроме него одного. Игла едко-звонкого ультразвука пронзает что-то внутри... и ты ломаешься. Нет, рвешься. Так легко, как рвутся старые пыльные лохмотья! Блестящий металлический кончик идет дальше и глубже, рвет непрочные нити нервов, и они стремительно расходятся в стороны. Ну а ты в это время сходишь с ума. Холодная легкость нежно обнимает ноги, захватывая в свой сладко-цепкий, обманчивый плен. И ты чувствуешь, как медленно перестаешь ощущать их, словно земля в один момент из-под ног вот так просто взяла – раз! – и пропала... Люди про такое обычно говорят «душа в пятки убежала»... Тени вокруг расплываются чернильными пятнами, превращаясь в монументальные крючковатые фигуры. Страх дребезжит в твоих глазах, как тонкое старое стекло, готовое в любой момент покрыться сетью трещин, хрустнуть и разлететься миллионами мелких осколков. Ты наблюдаешь за всем происходящим вокруг, беззвучно моля кого-то о помощи... Меня трясет от смеха, когда я вижу эту превосходную сцену. Ты так наивен, так пуглив и – боже! – так бесподобно жалок!!.. Что не смеяться просто невозможно. Слышишь мой хохот... Это отдаленное эхо издалека. Страшно, да? Страшно... Сердце всё чаще отбивает знакомый ритм на ребрах с бешеной скоростью, дыхание уже давно сбилось. Ноги подкашиваются, и... ты с грохотом падаешь на пол, закрывая уши. В твоей голове мой голос разделяется на несколько. Напоминает множество искаженных отражений в разбитом зеркале, разделившемся на множество осколков-миров, не правда ли? Голоса, они то ниже, то выше, то тише, то громче. То тонкие, детские, то басистые, полные... Звук заполняет твое сознание, не позволяя услышать даже собственного пронзительного, исполненного ужасом крика. На крик прибегает Эл. Но – какая жалость! – его появление на сцене не заставляет роскошные декорации вокруг растаять в воздухе! Твой принц-детектив, увы, не сможет спасти тебя... Он не знает этого. Поэтому старается помочь тебе. Крепко обнимает, прижимает к себе и гладит по спине. Тихо шепчет что-то убаюкивающим, спокойным, но в то же время дрожащим от волнения голосом. Сентиментальность пробрала, охотник за головой Киры, м-м? Тьфу, смотреть противно... Заходишься в рыданиях, комкаешь в руках кофту: - Я не хочу видеть всего этого... Ох, глупенький. Он не может видеть того, что видишь ты, и никогда не поймёт, о чём ты говоришь. Кошмары будут всегда преследовать Ягами Лайта. Даже если Рюдзаки вдруг догадается спрятать тетрадь, поняв, что тебе ни в коем случае нельзя её касаться. Даже если он сожжёт её, уничтожит, догадавшись, что то правило ложное, и сделает всё, чтобы не отдать тебя мне... Пусть так. Финал истории не изменится. Галлюцинации тупо доломают тебя и высосут последние силы, оставив лишь пустую полупрозрачную оболочку. Ну а когда Эл догадается, будет уже слишком поздно... – Снова кошмары? – его объятия успокаивают и на мгновение дарят чувство защищенности от иллюзий. – Так ты можешь рассказать мне, что тебе снится? Что тебя пугает? – утыкаешься носом в его плечо, закрывая глаза. Цепляешься за него, как утопающий за соломинку. В тебе ещё бьётся живая тёплая надежда на то, что ты сможешь спастись. – Я не могу спокойно смотреть на то, как ты сходишь с ума каждую ночь. Скажи... хоть что-нибудь. Может, я как-то смогу помочь тебе. – Я... – хочешь сказать, хочешь рассказать всё, до последнего слова, не перевирая. Отдать свою душу в его руки и довериться ему полностью. Поднимаешь блестящие глаза, приоткрываешь рот, и... Не можешь!! Да, не можешь!!! Слова комком застревают в горле. Не потому, что ты сомневаешься, а потому, что я никогда не позволю тебе произнести лишних слов. А они в этой ситуации лишние, уж поверь. Ягами Лайт не может говорить то, что думает. Даже если тебе удалось бы рассказать Эл обо всем, а он бы понял... Ему уже заказан билет в один конец. Я лично торжественно отдам ему в руки этот билет. Знаешь, что я скажу ему? Счастливого полёта в Ад, Эл. И у вас не будет счастливого конца. – Прости. Видимо, ты увидел что-то настолько ужасное, что не можешь рассказать обо всем сразу, - мерные поглаживания спины и осторожный, наполненный нежностью поцелуй в висок. Это окончательно тебя расслабляет. Сердце, до этой поры вырывавшееся из груди, медленно возвращается в свой нормальный привычный размеренный ритм. – Я подожду. Ах ты ж черт... Мир иллюзий вокруг трещит и разваливается. Мрачные декорации, наполняющий комнату мрак исчезает и испаряется. Потому, что единственный зритель засыпает на чужом плече. Паршивый детектив, ты и сейчас вздумал мне помешать? Вздумал бросить мне ещё один вызов? «Рюдзаки, он... как ромашковый чай. Он теплый. Даже горячий, обжигающий. Так приятно... Успокаивает» - губы растягиваются в бессильной светлой улыбке. – Спасибо. Он осторожно заправляет выбившуюся прядь медных волос за ухо, нежным, но грустным взглядом смотря на тебя... Хмф. Я-то думал, что единственный достойный мне противник – L – выше жалких сожалений. Но даже он поддался слабому, низкому, свойству человеческой души... Дешёвая сцена из сопливой мелодрамы. Он укладывает тебя на постель. И какое-то время сидит рядом, наблюдая, как твои глаза медленно закрываются. Тонкие пальцы перебирают мягкие карамельные волосы. Чувствуешь себя защищенным, когда он рядом. Ну что ж, обманывайся дальше. Затем он поднимается и хочет уйти, но ты цепляешься за рукав безразмерной кофты и тихо шепчешь: - Не оставляй меня. Прошу. - Мне нужно работать, Лайт-кун. Я принесу ноутбук и вернусь... я быстро. В твоей душе ещё теплится надежда на то, что он сможет рассеять все кошмары одной рукой, как светлый волшебник. Ох, нет, постойте, дайте-ка процитирую «Как самый яркий свет в моей жизни». Взято из твоих мыслей. Это вера. Она подобна слабому огоньку свечи, который готов потухнуть из-за своей немощности, гнётся под напором ветра, тает... Но не гаснет. На пороге комнаты Эл оборачивается. Стоит тебе открыть глаза, а ему – отойти чуть подальше... Начинается самое интересное. Ты видишь на его лице какой-то порез, неизвестно где и когда появившийся. Порез быстро расходится, становится длиннее, гранатовой стрелой бежит вниз. - Ч... что? Трёшь глаза, думая, что это поможет развеять жуткое видение. Нет, нет, нет!!.. Не поможет. Он стоит на месте, как ни в чем не бывало, а кровавая полоса продолжает спускаться ниже, бежит по коже, под одеждой. На белой рубашке расцветают маковыми цветками пятна крови. Словно его режет невидимый нож. И как только красная нить останавливается, ты с ужасом вскакиваешь с постели подбегаешь к нему. Хватаешь за плечи... И он разваливается на две половинки, ровно по алому контуру. С ужасом наблюдаешь за тем, как одна половина падает к тебе в руки, пачкая кровью всё вокруг. Ты не чувствуешь уже ничего, глаза застилают слёзы. Падаешь на пол, что-то кричишь, а вдали слышишь звенящий голос Эл и то, как он трясет тебя за плечи, желая привести в себя. Само собой, перед твоими глазами сейчас промелькнула не реальность, а галлюцинация. Очень реалистичная и страшная. Но когда придёшь в себя, ты поймёшь, что я хотел сказать этим. Непременно. Ведь Ягами Лайт – умный мальчик. Он умер на твоих руках, на твоих глазах! Ты не успел сделать ничего, а он не смог и почувствовать своей гибели. Это можно назвать превью, или...хм, трейлером к фильму. Но совсем скоро ты увидишь фильм «Смерть Эл» в реальности. Не пропусти! Закрываешь глаза. Предпочитаешь не видеть, не слышать... Не получится, слышишь, не получится, даже не пытайся!! Почему? Потому что я существую. Я – не сон! И своей неоспоримой реальностью я страшнее любого кошмара... Обожаю наблюдать за тобой, громко и четко проговаривая какие-нибудь хлесткие слова для твоих нежных ушек, будто бы разрезая их тончайшим лезвием ножа. Подобрать их несложно, всё-таки я понимаю тебя лучше всех на свете. М-м... Вы только посмотрите. Это же эстетика. Руки трясутся. Глаза в беспомощной растерянности бегают туда-сюда. Тук. Ты не знаешь, что сделать, чтобы заткнуть меня и не выдать себя. Тук-тук. Радужка блестит от переполняющего её непорочного света. Блики едва заметно дрожат. Сладкий страх. В больших, широко распахнутых глазах прекрасно видны не только плавные переливы до омерзения нежных, шоколадных цветов, но и истинные мысли. Да. Их можно прочесть. Чуть ли не... По буквам. Опускаешь голову, сжимаешь руки в кулаки. Думаешь, что так дрожь в пальцах незаметна. Стараешься не смотреть другим в глаза. Сердце пропускает удар. Тук-тук-тук... Боже. Это... Так наивно. Отчаянно. И... Прелестно. Порой мне кажется, что Эл под силу увидеть то, что недоступно обычному человеческому взору – то, что за Ягами Лайтом ходят две тени. Он задумчиво сверлит тебя взглядом, пытаясь понять причину растерянности и смущения, которые не могут скрыться от темных внимательных глаз. – Лайт-кун? – Н-ничего. Со мной всё хорошо. Просто... голова кружится, - да ты уже бред несешь, милый. Из реальности выпадаешь что ли? Не замечаешь в непроглядной тьме болотных глаз слабый светлый отблеск – Рюдзаки беспокоится за тебя. Как мило – детектив хочет помочь своему подозреваемому, уничтожить то, что беспокоит его, не дает нормально спать и не только... Но он не может понять, что именно! Истина прямо здесь, за стеной, нет, даже ближе, вот она, да коснись же её, да хоть рукой, я здесь! Попробуй, уничтожь меня, попытайся, ты ведь так хочешь спасти своего ненаглядного Лайта, так чего же ты ждешь, ну же, ну!.. Ах, слепец. Давайте, играйте до конца эту драму, трагедию. До последних слов, до последнего вздоха, до последней капли крови!!!.. Всё равно у вас нет другого выбора. Слышу приглушенный, сбивчивый голос сознания Ягами Лайта. Вижу то, что не увидит в глуби теплых янтарных глаз величайший сыщик столетия. Он так прекрасно разбирается во всем на свете, но наука о свойствах человеческой души ему недоступна. Он никогда не услышит того, что слышу я. Спаси меня. Спаси меня от Киры. Помоги мне, протяни мне хоть руку, Эл! Что будет со мной, когда вернётся Кира? Что будет с тобой? С нами?.. Мне страшно. Мы ведь... Мы... Мы... Исчезнем? .. . Твои мольбы о помощи не дойдут ни то, что до сердца, они даже ушей этого грешника не успеют коснуться! Да-а, не успеют, всё случится быстро, очень быстро. Ты знаешь, помнишь. В своих кошмарах уже не раз успел увидеть смерть самого дорогого на свете человека. Понимаешь, что я тянуть резину не стану и убью его сразу же, как только представится возможность. С нетерпением жду того момента, когда он испустит последний вздох. И тогда я скажу «Теперь мир принадлежит только мне. L мёртв. Никто больше не путается под моими ногами. Я – Бог Нового Мира». Ну а ты никогда не сможешь убить меня в себе. Ни-ко-гда-а. Всё будет с точностью да наоборот... Хочешь знать, почему? Хочешь увидеть истину? То, почему тебе не стоит даже пытаться побороть меня?!.. Всё потому, что я – Кира. Я – Бог. А Боги, Лайт-кун, гораздо сильнее слабых смертных. Я не стану умолять тебя перейти на свою сторону. Просто схвачу за шкирку, сгребу в охапку и потащу за собой. Ты будешь любить меня, бояться, благоговеть, дырявым осиновым листочком трепетать перед Богом Нового Мира. Я заставлю себя уважать. Станешь плясать под мою дудку не хуже тупой блондинки. А умрешь не лучше того жалкого детектива!! Твою маленькую душонку будет охватывать ужас, страх и обожание каждый раз, как ты будешь проходить мимо зеркала. Потому что там будет отражаться не сладкое мечтательное личико, а Я. Бог Нового Мира. Да-а, Raito-chа-an, я – Кира. Могу произнести медленнее – Ки-и-ира... Кира. Кира! И ещё раз, и ещё, меняя скорость и интонацию. Превосходная пытка, не так ли? Когда-нибудь, ты полюбишь её. Потому что больше любить будет нечего и некого. Я впишу слово «боль» в твой расширенный зрачок. Ты сживешься с ней. Станешь единым с этим великим чувством. Разве не прекрасно? Только боль будет идти рядом с тобой до конца, больше никто и ничто никогда не приблизится к тебе... Я убью, уничтожу, собственноручно выпущу кровь и раскрошу кости каждого, кто тебе близок. Буду внимательно всматриваться в их изувеченные трупы твоими глазами. Чтобы ты запомнил. И больше не допускал глупых ошибок. А потом, в ещё более позднем будущем, всё, что приблизится к тебе, умрёт. Если хочешь изменить мир, измени сначала себя. Если хочешь подчинить весь мир, нужно подчинить себя. Воспитать. Поэтому я заставлю Ягами Лайта беспрекословно подчиняться мне. Именно... Будешь ползать перед Богом на коленях. Жалко дрожать и лизать мне туфли. Тогда это можно будет назвать полной и окончательной победой.

***

Из твоих рук выпадает шариковая ручка. Как же раздражает этот ужасный звук удара пластикового корпуса о пол... Впрочем, не важно. Я делаю несколько уверенных шагов навстречу. Приближаясь к тебе, развязно улыбаясь. - Ну, как поживаешь, Ягами-кун? Сейчас в этих янтарных глазах плещется тысяча и одна эмоция... Гнев, страх, отчаяние перед большей силой, но при этом готовность бороться до конца. С брезгливостью разглядываю каждую из них, щурясь. Мне неинтересно знать, какая из них преобладает. Я хочу, чтобы ты испытывал одно – жалкий животный страх. И, может, отчаяние, растерянность, благоговение... Но это уже приятные бонусы. Вылавливать желаемые эмоции в непринужденной игре света и тени в твоих глазах – неблагодарное занятие. Пусть лучше они сами в своей откровенной возбуждающей наготе предстанут в твоем расширенном зрачке предо мной, вместо бликов засияют на радужке... Прелестная мелкая и частая дрожь бесконтрольно сотрясает тело? Прекрасно. Боишься меня? Бесподобно. Значит, прошлый мой визит не прошёл даром, и ты всё помнишь... - Ну, так твои дела, Лайт-кун? - с усмешкой снова спрашиваю я, небрежным жестом оправляя волосы, чуть приспуская галстук. Смотришь то на меня, то в зеркало напротив, снова на меня и снова в зеркало напротив. Глаза слащавого медового цвета наполняются злостью. Сжимаешь руки в кулачки? Драться собрался? Пха-хах-ха-хах! Как страшно-то! Аж поджилки затряслись. Сейчас обратно вернусь! - Уходи...– шепот тихий, сдержанный. Но одно единственное слово, через силу выдавленное тобой, истекает жгучим ядом и ненавистью. Я чувствую. Так-то ты встречаешь дорогих и уважаемых гостей? Что за манеры... Неужели этот асоциальный детектив успел научить тебя такой бестактности? - Как невежливо, Лайт-кун... Я ведь пришел навестить тебя. Занятой взрослый человек выкроил кусочек времени в своем графике, лишь для того, чтобы... - Графике убийств, ты хотел сказать? – шипишь, с решительностью смотря на меня. – Ты не заслуживаешь иного обращения, Кира. Чертов убийца!! Уходи! - ..Гостей нужно встречать совсем по-другому, разве ты не знал? - останавливаюсь напротив настенного зеркала и с силой бью, вымещая на нём всю злость, ненависть к тебе, твоему дерзкому поведению и слишком вольному языку. Как легко кусок расплавленного кварца превращается в груду хрустящих осколков с этой стороны... Медленно перевожу взгляд с разбитого стекла на тебя. Понял намёк? - Что ты... - Ягами Лайт – умный мальчик, не правда ли? Ты ведь без слов должен был меня понять сейчас, так? – усмешка гнёт губы вверх, до тянущей боли в скулах. - Если не будешь меня слушать, то тебя ждет точно такая же печальная судьба, как и у этого милого зеркальца. Так что... не испытывай судьбу. - Я... Я сказал... уходи! Прочь от меня! Убирайся!! – кричишь и скалишься ты. Во взгляде плещется ненависть и страх, как вода в стеклянных прозрачных шариках. Жемчужины слез катятся по подбородку, падая, тая в ткани молочной рубашки. Мокрую кожу освещает болезненный свет Луны. - Я... Я не хотел этого! Чтобы ты убивал...его... Нет! Закрываешь лицо руками и рыдаешь, часто вздрагивая, а слезы все катятся и катятся по раскрасневшимся щекам. Ты только изредка размазываешь их краешком рукава по лицу. И эти слёзы, они... Пробуждают во мне ненависть к тебе. Терпеть не могу, когда кто-то так проявляет ярко свои эмоции, а особенно – если это мой двойник. Мерзость. От этого хочется подойти ещё ближе и со всей силы ударить тебе в лицо, в живот, больно, не раз, и не два. Долго, очень долго колотить тебя. До потери сознания. Чтобы глаза от боли опустели, в них остался бы лишь страх да отчаяние в виде блеклой мутной дымки... Наивный мальчишка. Думаешь, что сможешь своим ревом повернуть время вспять?! Ничего уже не изменится! Ничего, ничего, ничего! Теперь Эл мертв. Его земной путь окончен. И чуда не случится. Тот, кто умер - навечно мертв. Он не воскреснет, как в доброй волшебной сказке. Рюдзаки больше не придет к тебе, не развеет мелких кошмаров, теперь ты остался наедине с ними до конца своих дней. И уж поверь, я сделаю всё, чтобы чудо так осталось твоей далекой несбыточной фантазией в розовых тонах... - Брось ты так злиться! Раздуваешь тут из мухи слона. Ну, прибил я твоего дружка-детектива, и что с того? – медленно подхожу ближе, тихо шепча, будто бы нас сейчас может кто-то услышать. - Он уже мертв, смирись с этим... Разве ты не хотел убить его так же сильно, как и я? Все эти слежки, подозрения, унизительное наблюдение круглыми сутками... Наручники. Заключение. Каждое слово приходилось подбирать, как на приёме у английской королевы. А теперь всего этого нет! Ты только вдохни божественный запах свободы. И кто тебе даровал возможность вдыхать его спокойно? – чувствую, как бесконтрольно губы растягиваются в ухмылке, - Ну же, назови имя этого благодетеля и скажи ему «спасибо»... Раздается хлесткий и громкий звук. Ах, зря ты дал мне пощечину. Очень зря. Потом тебе аукнется каждое дерзкое слово, и ты пожалеешь о том моменте, когда посмел хотя бы повысить голос на меня. - Нет!! Ты... Ты чудовище! Ты самое ужасное создание на свете, я ненавижу тебя, ненавижу! – кидаешь мне в лицо всё, что только попадается под руку – механический карандаш, линейку, ручку, стакан с канцелярией, сумку. И тетрадь смерти. Как невежливо с твоей стороны – тыкать, да ещё и кидаться в меня этим. Подбираю черную тетрадь и ручку с пола. Золоченый корпус безнадежно расколот и хрустит в руках. Больно вонзаются в пальцы острые сколы... - Ах ты сучка... Ощущаю, как глаза будто наливаются кровью. Аж челюсть сводит от злобы. И сердце моментально сжирает черным пламенем необузданная ярость, затмевая всё на свете своим насыщенно-винным сиянием. Твоё лицо для меня - как зеркало. Оно бледнеет, на глазах вновь наворачиваются слёзы. Со страхом смотришь на меня, падаешь со стула. Пятишься назад, пытаешься отползти подальше. Хочешь сбежать, куда угодно, лишь бы подальше от Киры, но тут... ударяешься затылком о стену. Твои желания и мольбы вновь не услышаны. Всё. Больше тебе бежать некуда. Быстро подхожу, мертвой хваткой вцепляясь в волосы и грубо оттягивая их наверх, будто желая вырвать с корнем. От неожиданности вскрикиваешь, своими слабыми руками пытаешься разжать мои пальцы. Даже не думай. Ударяю тебя о стену головой, но не слишком сильно, чтобы совсем не отрубился. Иначе в этом не будет ничего интересного... Хлоп! Хлоп! Ichi. Ni. San. Shi*. удары сыпятся на лицо один за другим. Смотри мне в глаза, сволочь. Смотри, смотри в глаза Бога Нового Мира, ну же!! Только и успеваешь дергать головой. Вонзаешься собственными зубами в сухие губы, чуть ли не до крови. Зажимаешь рвущийся наружу истошный вопль. Пытаешься заглушить одну боль другой, отвлечь своё внимание... Но я-то знаю, как тебе больно. Чувствую. Глаза блестят, переливаются от слез. Они словно бы стали на несколько тонов светлее... И это поднимает внутри новую волну ненависти, которая не спешит рассеиваться. Плачешь? Душишь в себе хриплые вскрики? Чувствуешь, как невидимое пламя сжигает кожу? Боишься? Вот и прекрасно. - Ну же, повтори. Ничего не слышу из-за твоих криков. Что ты там говорил, м-м? – тихо шепчу я, приподнимая пальцами твой подбородок. Так ты сможешь смотреть только на меня. Больше ни на что смотреть не нужно. - Я ненавижу тебя. Ты сволочь. Бесчувственный, холодный подонок, который упивается своей властью, купаясь в реках крови. Думаешь, что ты Бог?! Нет!! Ты в миллиарды раз хуже, ниже человека! Ты просто сумасшедший серийный убийца! Я повторял, повторяю, я всегда буду повторять это. Ты убил Эл... Ты... Хлоп! Теперь мой черед дать тебе хлесткую и звонкую пощечину. Не считаешь ли ты, что так разговаривать смертному с Богом, когда он только из собственного добродушия спустился на грешную землю... неприлично? Непочтительно. Нет, Лайт-кун, за такое ты не отделаешься одной лишь своей побитой мордой. Провожу острым краем корпуса ручки по мягкой безупречной коже, сильно надавливая. На щеке загорелась длинная алая полоса. Ты напуган. До невозможности напуган. Глаза мечутся туда-сюда, быстро, словно бы кукольные, игрушечные. Но одновременно они живые, говорящие, слишком открытые. Выбешивают. До тошноты. Мне хочется подцепить их ногтями и вырвать из глазниц. Быстро, резко, неожиданно для тебя, под хриплый, насыщенный безнадежностью вскрик. Чтобы потом ты долго, очень долго дрожал, заходясь в рыданиях, прикрывая рукой пустую глазницу. Не веря в произошедшее. А кровь бы капала и капала по щекам, вниз, выкрашивая в насыщенно-винный цвет идеальную кожу лица, шею, рубашку. Ты слышишь мои мысли? Чудесно. Заставляю легкий страх заполнять тебя изнутри, медленно, как заполняет сигарета тонкими дымчатыми колечками помещение. Касаюсь мокрых уголков глаз острым краем ручки. Часто моргаешь. С каждой секундой ты становишься всё более жалким. Наклоняюсь и обжигаю ухо шепотом: - Лайт-кун, ты насквозь пропитан страхом. Твоя сущность уже превратилась в концентрат страха... - Я не боюсь тебя, – в голосе смешались сомнения и твердая непоколебимость собственных убеждений. Упертая тварь. Сопротивляешься? Вот идиотизм где... Сейчас ты чем-то напоминаешь мне глупого Лоулайта, который до самого конца не хотел отступать и признавать меня. Но, как ты знаешь, он всё же умер. Смекаешь, что может с тобой случиться? - Неужели... Что ж, ты меня выбесил, мальчишка... – хватаю тетрадь смерти, раскрываю её и вырываю несколько листков. Скомкиваю, запихиваю их тебе в рот так, чтобы ты не мог издать и звука. Даже дернуться не успеваешь. Люблю, когда ты громко орёшь. Ведь голос Ягами-куна не слишком сильный, поэтому он быстро стихает, переходя на беспомощные хрипы и сдавленный кашель. Мне безумно нравится слушать это... Но иногда гневная тирада словечек действует на нервы. - Мфмф-ф... – хочешь освободиться. Но я зажимаю тебе рот рукой. - Что ты сейчас сказал? Ничего, вот что. Твои слова для меня - пустой звук. Потому, что они гладкие и... лживые, – отводишь взгляд в сторону. Что с тебя взять, ты всегда стыдился своего самого главного и неоспоримого таланта – блестяще лгать. Глупец... – Помнишь, что можешь слышать мои мысли? Но ведь верно и обратное. Можешь плести венки изо лжи, кому угодно и какие угодно, но... меня ты этим не обманешь. Ты - как развратно распахнутая книга для меня. Так что лучше не ври мне. Это чертовски херовая и жалкая попытка – скрыть что-то от себя же, Лайт-кун. Кстати... При упоминании этого до боли знакомого почтительного суффикса ты постоянно вздрагиваешь. Не замечаешь? А я – да. Конечно, я специально называю тебя так... Кажется, так тебя звал твой милый дружок - L. Ты его – «Рюдзаки» а он тебя – «Лайт-кун», ну или «Ягами-кун», какая милая идиллия... Это ходячее недоразумение любило тебя. И ты, кажется, тоже любил. Поэтому я прекрасно знал, что ты закатишь скандал в ту же ночь, стоит только мне вернуться. Но пара хороших ударов головой о стенку - и пыл удалось остудить. Ты замолчал на пару недель. Может быть, ты ещё скажешь мне спасибо. Ну а сейчас запомни: любовь равноценна слабости. Смертельной, грешной, человеческой слабости. Поэтому... Я не дам тебе влюбиться. Ни в кого. Никогда. Ты ведь на примере Рюдзаки уже понял, что я легко раскромсаю дорогих твоему сердцу людей на мелкие кусочки? Можешь забыть о любви. Люби боль, которую я тебе причиняю... Ягами Лайту не суждено жить так, как он бы хотел этого. По подбородку стекает слюна, глаза вновь наливаются слезами. Рывком снимаю с тебя дорогой черный пиджак, и распахиваю украшенную алыми пятнами рубашку. На груди горят едва затянувшиеся раны. К несчастью для тебя, они уже успели прилипнуть к белоснежной ткани, чуть ли не прирасти. Поэтому сейчас ты так корчишься, беспомощно смотря на меня. А что мы делали в прошлый раз? О-оу, да, припоминаю, была моя любимая игра с ножом... Я бы с удовольствием раскромсал твое идеальное личико. Вот здесь, на розоватой щеке – крест-накрест, два длинных пореза, а потом можно провести ножом по подбородку. Не для того, чтобы ранить, а чтобы пощекотать нервы кончиком остро заточенного лезвия. Но, увы, мордашку трогать нельзя – слишком подозрительно, окружающие ещё начнут допытываться, расспрашивать... Хотя, чего это я? Не мои ведь проблемы будут, а твои. И то, как ты будешь разбираться с ними, меня не должно волновать. В любом случае найдешь способ выкрутиться, мой безупречный лжец. Поднимаю с пола канцелярский нож и приближаю его к твоему лицу. Дрожишь. В глазах отражается холодный блеск лезвия. Провожу им по щеке, надавливая всё сильнее и сильнее с каждым миллиметром, пока по тонкой металлической пластинке не начинает стекать смешанная со слезами кровь. Не двигаешься, только неотрывно смотришь на меня. Твой взгляд абсолютно пуст. Касаюсь кончиком языка щеки, слизывая кровь. Вздрагиваешь, но не издаешь и звука. Зажмуриваешься, когда грубый поцелуй касается ключиц. Сердце в груди бьётся быстро... От холода кожа стремительно покрывается мурашками. Мои губы скользят по обнаженной шее, а руки быстро снимают рубашку. Белоснежный кусок ткани медленно соскальзывает с рук, падая на пол... Ну же, давай... Расслабляйся. Падай в мои руки. Опускайся еще ниже, съезжай по стене... ниже... Твоя кожа сладкая, гладкая, она пахнет мягкой и ненавязчивой ванилью. Её так и хочется укусить, проколоть чем-то острым, разорвать... Уничтожить, осквернить, подчинить эту идеальную нежность. Когда ты уже будешь неспособен нормально соображать, твой светлый разум навсегда будет затмлён, ты увязнешь в отчаянии, словно в тягучих водах грязного болота, наконец, умерив свой пыл, я непременно воплощу это своё желание в реальность. Думаешь, тебе придется долго ждать? Ошибаешься... Ведь ты уже ломаешься, Лайт-кун. - Хорошо ведь, не так ли? – смотрю в туманные потемневшие глаза. Куда же подевалась мелкая россыпь бликов? Где огненный блеск радужки? Его нет. Его больше никогда не будет. Твои глаза навсегда останутся пустыми, как у куклы. Холодные. Красивые. Неживые. Такими должны быть глаза моей идеальной марионетки... У Ягами Лайта больше нет своих эмоций. Прижимаюсь к твоей щеке губами. Она ещё теплая, даже горячая. Не бойся, это скоро пройдет... Скоро твоё тело станет холодным. Только один из нас может выжить. Я сильнее тебя, поэтому я останусь в этом мире. А ты уйдешь... умрёшь. Дёргаешься, дрожишь, но не отстраняешься и не бьёшь меня. Хороший мальчик. Понимаешь, что если будешь сопротивляться, то твоя жизнь, которая прямо сейчас повисла на тонком волоске, оборвётся чуть раньше. Я ведь человек вспыльчивый, неосторожный, рука дрогнуть может. Одна запись в тетрадь... нет, один щелчок пальцев – и Ягами Лайт мёртв. Ах, какая незадача, жаль я не смогу извиниться перед мёртвым... Ты не желаешь мириться со своей неизбежной судьбой и тем, что скоро умрёшь. Стараешься отсрочить смерть хоть на час, на минуту, на секунду... Как жалко. Как низко ты пал. Цепляешься за жизнь, как мелкий живучий жучок, который до последнего машет лапками и беспомощно раскрывает похожие на шелуху крылья. Но раздавить такого жука, равно как и тебя - вопрос времени. Спускаюсь губами ниже, сжимая грудь, пальцами обхватывая соски, выкручивая их и надавливая. Кусаю кожу, умиротворенно слушая приглушенные всхлипы. На шее скоро вспыхнут алые засосы, а следы от зубов не заживут. Они долго будут прекрасным украшением для тебя, лучше самого дорогого ожерелья. Но ты, конечно, не сможешь никому объяснить их происхождение. Вернее, сказать правду. «Меня отымело собственное отражение», так ведь звучит наша с тобой правда? Тихо постанываешь, таешь в моих руках. Но стоит только тебе расслабиться, как я в грубом жесте дотрагиваюсь сосков, обхватывая губами нежную чувствительную кожу... Укус. Хрипло бубнишь что-то себе под нос, упираешься руками в грудь, стараясь оттолкнуть. Малыш, неужели ты снова забыл, кто здесь из нас сильнее? Хочешь снова меня разозлить своими выходками? Если будешь делать это слишком часто, на тебе точно скоро живого места не останется... По щекам скатываются алмазные слёзы, блестящие на свету. Соблазнительные губы приоткрыты, изо рта торчат несколько мокрых скомканных листков из тетради, от влаги чернила растекаются, имена превращаются в неразборчивое ветвистое месиво... Приближаюсь губами к уху, обжигая колким едким шепотом: - Как думаешь, - касаюсь края листа, слабо потягивая за бумагу, - здесь есть его имя? Или оно написано на другом листке? Тут же закашливаешься, в глазах вспыхивает ужас, тень вины закрадывается в темно-кофейной глуби радужки. Сущая ведь мелочь – я сказал тебе всего лишь об имени, написанном на листочке, а ты снова начинаешь: Если бы я, если бы, только бы... Боже, скажи, почему я не смог спасти его, почему сейчас... Я всего лишь пугаю тебя. Ведь стоит только завести речь о мертвом грешнике L... Как реакция не заставит себя ждать. Ты пугаешься, теряешься, снова тонешь в пустых размышлениях. Только мне позволено вытащить тебя оттуда и тут же низвергнуть снова. Это очень важный процесс. Ты должен сломаться до конца, чтобы не осталось и малейшего шанса на возрождение. Всё должно быть идеально. В здравом рассудке ты не сможешь стать моей верной куклой. Поэтому... - Я знаю, как это имя важно для тебя. Ты ведь любил Эл, так глупо, нежно, преданно. И это было взаимно... – всхлипы утихают. Зажмуриваешься, чтобы позволить тяжелым слезам свободно упасть с ресниц. Блики в глазах всё ещё дрожат, но они уже постепенно оживают, в них прокрадывается луч теплого солнечного света... Противно. Слащаво. Глупец, неужели ты думаешь, что я проникся сентиментальностью? «Наконец-таки понял тебя»? Наивный. Мои губы растягиваются в свободно-насмешливую ухмылку. Я вижу это. Потому, что на твоём лице появляется выражение кроткого «что?» «что происходит?». Что происходит? Выбивание сахарной дури из твоей башки, вот что происходит. - ...Поэтому я буду беречь его и показывать тебе. Постоянно. Так ты никогда не забудешь его! Никогда! – хохот сотрясает всё вокруг, ты пугливо вжимаешься в стену, зажмурившись и закрыв уши руками. Отдергиваю левую руку в сторону и кричу в самое ухо, чтобы ты слышал каждое слово, чтобы от малейшего звука, по жилам бежал разряд электрического тока! Да, бойся гнева божьего! Я воткну в тебя самые острые слова, что только знаю, разорву ими тебя изнутри, разрушу, уничтожу!.. Ты никогда более не будешь жив. Ты никогда не воскреснешь. Умирай. – Это по твоей вине он умер! По твоей, Ягами Лайт! Ты желал высшей справедливости, но это недоразумение встало на пути со своим «Я – справедливость!» Он со своей высоты не видел того, насколько некоторые люди ужасны, грязны. Они только кровью смогут искупить свои грехи! Существующая система правосудия несовершенна, L не понимал этого. Поэтому его необходимо было или склонить на свою сторону... или убить. Но ты же знаешь, какой он упертый в своих убеждениях. В итоге из двух вариантов остался только один... И ты уничтожил его! Именно ты! – усмехаюсь кончиками губ. Делаю паузу, чтобы с ленивым снисхождением понаблюдать за тем, как нервно и лихорадочно дребезжат твои зрачки. – Можешь закрыться в коробочке с иллюзиями. Можешь тешить себя тем, что во всем виноват злой, страшный и ужасный Кира, то есть я. Но ведь ты прекрасно знаешь, кто в итоге виноват в смерти L. Не так ли? Моя милая кукла, в панике ты не способна отличить правду от чистейшего блефа. Я знал, что безупречная игра на чувстве вины окажется весьма кстати. Оно у тебя очень сильное, особенно когда дело касается близких и дорогих людей. Ты пустеешь. Зрачки в панике сужаются, до такой степени, что их почти не видно. Дрожь, дрожь, дрожь, сладкая, мелкая, частая сотрясает тело. Бесподобно-жалкая марионетка. Нежно сцеловываю каждую слезинку с горящих щек, не позволяя им скатиться вниз и коснуться подбородка. Ты под моим контролем, во власти моих слов... И одно осознание этого сводит с ума. Ягами Лайт принадлежит лишь мне навсегда. Я хочу большего, хочу владеть тобой полностью. Посадить тебя на короткий поводок, чтобы ты ходил за мной, как верная собака. Пусть твои желания, твои мысли, твой разум, твое тело... пусть всё это станет моим... Втягиваю носом сладкий, пьянящий аромат твоей мокрой от пота кожи, облизывая её. Страх превратился в твои личные кандалы. Их холодный металл обжигает тебя. Понимаешь, что не можешь контролировать моих действий, не имеешь доступа к моим мыслям. Считаешь, что я сумасшедший, и поэтому могу выкинуть всё что угодно. Ну и пусть. Зато это заставляет тебя бояться меня. Вытаскиваю импровизированный кляп изо рта и тут же касаюсь губ поцелуем. Он грубый, неосторожный. Но в то же время пылкий и горячий. Сжимаю одной рукой подбородок, а другой сосок, до крови терзая твои мягкие губы. Я терпеть не могу всё нежное и сладкое, тающее в руках, меня воротит от одного вида эклеров и тортов. Ты такой же, но при всем том... на вкус ты бесподобен. Потому что помимо этой неразбавленной приторной гадости я чувствую чуть ли не сквозь острый металлический привкус крови ноты страха. Контраст. Ощущать, как чужие губы поддаются, легко сминаются, как они дрожат под грубыми ласками, как по ним течёт огненная капля крови... за это я готов целоваться с тобой вечно. Тихо стонешь, обжигаешь горячим дыханием и случайно приоткрываешь рот, позволяя языку проникнуть внутрь и углубить поцелуй. Растерянность мешает выиграть в нашем маленьком поединке. Секунда, две, три – и ты сдавленно стонешь мне в губы. Легкая вибрация приглушенного голоса возбуждает до невозможности. Обожаю... Ещё сильнее сдавливаю соски, то медленно, то часто оглаживая кожу на груди. Пальцы с подбородка переходят на затылок и оттягивают вниз спутанные волосы... Запрокидываешь голову дальше. Ласкаю твой язык, с остервенением трусь об него. Нравится? Я слышу, как тебе нравится, как ты сходишь с ума от противоречивости смешавшихся в жуткий темноцветный водоворот мыслей и ощущений. Этот поцелуй такой мокрый, глубокий, жаркий... Он насквозь пропитался твоими тягучими и сладкими, словно едва застывшая карамель, стонами, безудержным пороком... Вцепляюсь в звенящую пряжку ремня, расстегиваю его. И, быстро стянув его с тебя, откидываю в сторону – он нам сейчас совершенно ни к чему. В тишине, которую нарушает лишь частое неровное дыхание, отчетливо слышно, как жужжит молния на брюках. Я обхватываю их пальцами, оттягивая, и они стремительно скользят вниз. Опускаю глаза и смотрю на худые бледные ноги. Я знаю, насколько там нежная и чувствительная кожа – особенно на внутренней стороне бедра, под коленками, на пальцах ног... Инстинктивно зажимаешься, надеясь, что я не вспомню этой прекрасной детали. Но такое просто невозможно выбросить из памяти. ...И сегодня я непременно услышу этот дрожащий тихий стон, когда моя рука проскользнёт по внутренней стороне твоего бедра. На секунду отстраняюсь, чтобы понаблюдать за твоими глазами. Я хочу видеть их во всей своей блестящей непорочности. Прищуриваюсь и снова рвано целую тебя. Рука ложится на живот и медленно идёт вниз, а затем проскальзывает в трусы, сжимая отвердевший член. Ты хочешь меня. Ведь хо-очешь, не ври... По члену стекает смазка. Дразняще касаюсь пальцами влажной головки. Горячее дыхание мягко щекочет губы. Ты хочешь, чтобы я сделал это. - Не трогай!.. А-а... Убери... руку... – разрываешь поцелуй и краснеешь оттого, что твоё тело поддается не силе разума, а моим рукам. Это тебя злит, ты в замешательстве, но... Много времени на размышления у тебя нет. Потому, что мысли вдруг начинают таять одна за другой, как восковые свечи, уступая место плотскому желанию и жару. - Тебе ведь хорошо, не правда ли? – тихо спрашиваю я, прижимаясь и скользя по щеке губами, не целуя. – Так почему бы тебе не смириться? И вместо мучительной боли в сердце получить желанное удовольствие? - обхватываю член рукой, водя по нему то быстрее, то медленнее, изредка дразнящими движениями касаясь головки. Вверх-вниз, вверх-вниз... Ещё немного – и ты готов. Нервно ерзаешь, не зная, куда себя деть. - Нико... никогда. Я не буду делать этого... Кусаю губу и стискиваю зубы. Тварь, когда ты уже примешь свою участь?! Рывком сдергиваю трусы вниз до колен. Грубо расставляю твои ноги в сторону, с силой хлопнув по бедру. Снимаю брюки и трусы с себя и медленно подхожу к тебе и резко прижмаю к стенке своим телом. По тебе словно волна тока пробежала, хах... Покраснел ещё сильнее. Обхватываю тебя за поясницу и проталкиваю колено между ног, чтобы ты снова не мог их стиснуть. - Что же я чувствую... У Лайта-куна стояк... Ты говоришь одно, а твоё тело – другое, показания расходятся. Рыпаешься, а у самого... – нарочно трусь о твой член, неотрывно смотря в глаза и наклоняя голову в сторону. Опускаешь голову и зажмуриваешься, не выпуская стоны наружу. Дышишь часто, сдавленно. Моё лицо близко. Мы дышим одним воздухом... Он раскален до невозможности, он пьянит, сводит с ума. Голова идёт кругом от возбуждения. - Нет. Уходи. Я не... - Снова ты за своё... Что ж, тогда будем действовать по-другому, - грубо сжимаю твой член рукой и приближаюсь к твоему уху. – Сейчас ты встанешь на колени и сделаешь мне минет. Понял? – Отстраняюсь и сажусь на стул, поправляя расстегнутый воротник рубашки. - Если же ты снова будешь брыкаться, огрызаться или делать что-то в подобном духе, я запишу в тетрадь... скажем, имя прелестной дочурки Аидзавы-сана. Ты ведь не позволишь умереть ни в чем неповинному ребенку из-за своей юношеской оплошности, так? Испуганно вскидываешь глаза. Может, эта девочка и не слишком важна для тебя, но я знаю, что ты не допустишь смерти невинного человека. Тебя и так уже достаточно грызет совесть... Сжимаешь руки в кулаки и отворачиваешься, презрительно нахмурившись. Ты, конечно же, сейчас думаешь, какой же я козёл и подонок, что шантажирую тебя с помощью этого. Но мне-то плевать, какая жалость. С деловитым видом смотрю на часы: - У вас 20 секунд на раздумья. Время пошло, – беру в руки тетрадь и заношу ручку над абсолютно чистой страницей, - Не стоит заставлять меня ждать. Память у меня гораздо лучше твоей, так что я быстро вспомню её имя. Один росчерк – и... - Нет! Стой! Я... я понял. Я сделаю. Не надо убивать её... Положи тетрадь. Опускаешь голову так, что челка полностью закрывает половину лица. Что ж, это уже другое дело. Но тетрадь из рук я не выпускаю и не закрываю. - Нет, это я оставлю на тот случай, если ты решишь схалтурить. Чтобы стимул был сделать это хорошо... На колени. И брюки до конца сними. Неохотно подчиняешься и садишься на пол, неловко стягивая вниз жесткую ткань брюк. Подползаешь ко мне, цепляясь пальцами за сидение и мнешься, не решаясь зайти дальше. - Быстрее. Подаешься вперед и берешь напряженный член в рот. Стараюсь делать безразличное выражение лица. Но этот обжигающий, сладкий жар внутри тебя сводит с ума. Ты неловок, несмел, не умеешь делать это правильно. Но не в этом прелесть. Ты унижен, побежден, взгляд помутившихся глаз опущен вниз. Ты не решаешься и поднять голову. Щеки вспыхивают, алеют. - Не халтурь, бери на всю длину. И да, я тут засыпаю, рука ненароком дернется... Была девочка – и нет девочки, - вцепляюсь в спутанные волосы и задаю свой собственный темп, толкаясь тебе в рот. Широко распахиваешь глаза и закашливаешься, пытаясь отстраниться. Не позволяю тебе сделать этого, пока не чувствую гладкие стенки твоей глотки. М-м... Идеально. Затем отпускаю и позволяю тебе выпустить член изо рта. По щекам текут слезы, они капают на сидение. - Х-ха... - Постарайся сделать хоть что-то, чертов девственник. Снова подаешься вперед, обхватывая член тонкими пальцами, касаясь кончиком языка головки. Закрываешь глаза. И горячие гладкие губы обхватывают твердую плоть. М-м, черт... Берешь глубже и останавливаешься, поднимая влажные от слёз глаза на меня. Выпускаешь и снова берешь, несмело посасывая. Язык скользит по члену, слизывает капли стекающей смазки. О-о-гх... Давай, ещё, больше, глубже, чаще. Поднимайся на четвереньки, чтобы белая длинная рубашка съезжала вниз, обнажая задницу. Хочешь оправить её, но я сильнее сжимаю волосы на твоём затылке. - Не отвлекайся. С этой секунды я руковожу тобой, не позволяя расслабиться. Задаю свой собственный темп, имею тебя в рот, а ты только и успеваешь безвольно дергать головой. Пустые заплаканные и покрасневшие глаза, ещё не потерявшие своей сияющей красоты, уставились куда-то в пустоту. Отдергиваю твою голову. Хотелось бы проделать это до конца, но ещё слишком рано... Зажимаешь рот рукой, стирая пальцем с блестящих губ смазку. Ты даже не представляешь, насколько сейчас развратен, насколько сильно эти полупустые глаза соблазнительны для меня. Я хочу, чтобы ты кричал. Чтобы на радужке уже насовсем погас этот чертов блеск! Чтобы ты до конца, до последней капли опустел, потерял рассудок, чувства, веру, любовь, надежду. И назвал меня Богом. Грубо хватаю тебя за запястье и поднимаю с пола. Ноги трясутся, едва стоишь на месте. Толкаю тебя к стенке и разворачиваю к себе спиной. Хочешь орать? Ори. Так громко, как только сможешь, пока не потеряешь голос – всё равно больше никто никогда не придёт к тебе на помощь. Ты заперт в клетке своего сознания. Ключ от неё сломан мной. Это твой конец. Встань раком, получай удовольствие. - Так, где у тебя смазка лежит, м? Не отнекивайся, я знаю, что она у тебя есть. Сам знаешь, как дорого тебе придется заплатить за своё вранье, так что лучше не рискуй и скажи по-хорошему. Недоумеваешь. Думаешь, что я бы вошёл в тебя насухо. Нет-нет-нет, это совсем другой случай, и здесь нужно действовать по-другому. Мне не нужно, чтобы ты подыхал от боли и орал до хрипоты. Я хочу, чтобы твоё тело получило удовольствие. Не просто так. А чтобы ты сломался от противоречивости собственных ощущений. Когда тебя трахает тот, кого ты терпеть не можешь, а тебе нравится... это ведь очень тяжело осознавать, так? - В-в столе... третий ящик, под зелёной тетрадью... – тихо шепчешь ты, пряча лицо. Подхожу к столу, ухмыляюсь и вытаскиваю из второго ящика нежно-голубую полупрозрачную упаковку. Крышку кидаю в сторону и выдавливаю на руку прозрачную вязкую смазку, растирая между пальцев. Вполоборота наблюдаешь за тем, как я медленно подхожу к тебе. Ты знаешь, что бежать больше некуда. От себя не убежишь. С силой сжимаю ягодицы, подставляю к проходу два пальца, обманчиво нежно надавливаю и резко вхожу. Втягиваешь воздух сквозь плотно сжатые губы и опираешься на стенку дрожащими руками. Не сразу, но ты привыкаешь. Тебе хорошо, но в то же время ты чувствуешь укол совести. Как очевидно... Пальцы чаще двигаются в жарком нутре, медленно растягивают его. Скользкие от смазки, они легко двигаются внутри. Гладко, тесно, тепло пьянит. Вхожу и выхожу, пока ты не начинаешь тихо постанывать. Тебе мало, я знаю, только мне ты никогда этого не скажешь. Добавляю третий палец. Даже не замечаешь этого. Как и того, что неосознанно подаешься вперед. Рука скользнула меж бедер и медленно пошла выше. Не можешь сдержать тягучего тихого стона. И этот звук, сорвавшийся с твоих непослушных губ... Он чертовски прекрасен. Чем? От него сносит крышу. Он не такой. В нём гладко переплетаются абсолютно противоречивые эмоции твоей души. Они так спокойно сочетаются друг с другом, будто их соседство – в порядке вещей. Это странно, необычно, завораживает. Люблю этот момент, в этом есть что-то до невозможности красивое, то, что я буду ещё очень долго вспоминать. В голове чьи-то тонкие пальцы медленно играют на пианино нечто грустное и бесподобное, похожее на вальс танцующих с поздним леденящим осенним ветром листьев. И мне уже не хочется побыстрее вставить тебе. Эта мерная, воображаемая игра на пианино поселяет в душу красоту и спокойствие. Будто бы в ней начинает расцветать и раскрываться бутон розы с чернильными лепестками. Я хочу сделать это медленно. Под бледным светом луны. Наблюдая за тем, как она серебрит твою гладкую кожу. Мягкой и полупрозрачной кистью размазывая плотную текстуру блестящей краски, превращая её в вуаль. Пустые глаза чем-то похожи на два глубоких темных озера с нежной дымкой на зеркале воды. В них одиноко плавает страх. Он постепенно становится незаменимой частью твоих глаз, точно так же, как и непередаваемая грусть. Как красиво. Эта тоска тоже станет частью твоего лица. Она глубокими темными тенями заляжет под глазами. Чуть покрасневшие веки будут напоминать о её постоянном присутствии. Прекрасный образ... Он идеально тебе подходит. Как думаешь, почему я хочу сделать это именно так? Просто хочу, чтобы ты запомнил каждую деталь. Чтобы то, что я хочу донести до тебя, дошло чуть медленнее, но зато засело бы и осталось в голове надолго. Навсегда. Пальцы с пошлым хлюпаньем выходят из тела. Глубоко вдыхаю и прижимаюсь к тебе. От тебя пахнет обволакивающе-нежным теплом. Втягиваю этот запах снова и снова, пока он полностью не заполняет меня изнутри. Подставляю к проходу головку возбужденного члена. Ты снова оборачиваешься и с какой-то сонной растерянностью смотришь на меня. «И что?» «Доволен этим?» «Доволен тем, что прижал меня сейчас к стене?» «Загнал меня в угол?.. Ты счастлив?» «Убийца...» Что-то вроде упрека совести?.. Лайт, ты ведь прекрасно знаешь, что совестливый тут из нас двоих только ты. Вхожу в тебя, неотрывно смотря в глаза. На секунду они широко распахнулись, а зрачки сузились до состояния крошечной дрожащей точки. С ресниц уже бесконтрольно, как вода с крыши, падают слезы. При этом ты даже не жмуришься, не шипишь, не стискиваешь зубы – просто слезы быстро наворачиваются на глазах и падают, падают, падают вниз. Что ж, твоя мимика и внутреннее состояние меня волнуют меньше всего. Медленно вхожу ещё глубже, до упора, так, что ты даже задыхаешься. Тяну момент. Почувствуй меня каждой клеточкой своего тела, запомни только меня. Больше я никому не позволю узнать того, как жарко и тесно, мучительно-сладко внутри тебя. Никому не позволю увидеть, как ты утыкаешься носом в стену, упираешься в неё руками, неспособный сразу привыкнуть к ощущению наполненности. Как дрожишь. Как стонешь. Ягами Лайт теперь только моя игрушка. Приватное зрелище, доступное только одному лицу. Начинаю двигаться чаще, но всё ещё дразню тебя. Выхожу и снова вхожу до упора, задевая чувствительную точку внутри. Уши снова обжигает этот необыкновенный стон, превосходная музыка твоих страданий. Оборачиваешься. Я совсем не против, если ты будешь смотреть на меня. Медленно прохожу по точке. Не отрываю от тебя взгляда. Ты кусаешь свои нежные губы, в кровь истерзанные и помятые, словно бутон брошенной на дорогу нежно-сомоновой розы. Не скрывай от меня своих стонов, Лайт... Руки блуждают по влажному телу, крепко прижимают ближе. А затем спускаются ниже и сжимают твердый член. Грубые толчки внутри в сочетании с тем, как медленно пальцы приобняли твердую плоть и маняще-дразнящими движениями очертили невидимое кольцо вокруг головки, заставляет тебя тихо и отчаянно всхлипывать. Ноги трясутся, ты готов рухнуть на колени в любую секунду, но всё ещё держишься. И правильно делаешь. Потому, что если сейчас ты хоть что-то испортишь, пусть это будет даже невинная детская оплошность... Можешь потом не просить пощады. Чувствую, что готов кончить, ещё только пару толчков, ещё немного, и... Крепко сжимаю твой член и чаще двигаю рукой, заставляя тебя содрогаться в сладком удовольствии. Ещё несколько сильных, глубоких, страстных толчков – и ты кончаешь, без сил оседая на моих руках, пачкая пальцы вязкой спермой. Я наклоняю тебя ниже, вхожу ещё несколько раз и кончаю внутрь, прижавшись к влажному дрожащему телу. Я прихожу в себя быстрее. А ты – медленнее. Привыкай к этому... В твоей пустой голове остались лишь осколки прежних мыслей. - Так что, Ягами-кун? – приподнимаю подбородок двумя пальцами и смотрю в туманные глаза, - Кто теперь из нас главный? - Кто теперь... из нас... главный... - Не можешь сказать? Тогда я помогу тебе. Давай, повторяй за мной: Кира – Бог. Кира – Бог Нового Мира. - Кира... Бог... - шепчет безликий тихий бесхарактерный голос. Смех раздается над комнатой. Победа. Полная победа... Всё кончено. Я и Ягами Лайт - одна сущность, кто бы этого не отрицал. Но он слабый паразит. Ягами Лайт не сможет и дышать без меня. Ягами Лайт - слюнтяй и слабак. А я – Бог. Его электрические провода с обществом оборвались. Он умер. Его нет. Теперь Ягами Лайт - никто, и звать его - никак. Ягами Лайт - пустое место. А я - Бог... Бог Нового Мира. Ваш Бог.