Жду тебя

Сколько радостных встреч и печальных прощаний повидал аэропорт? Несчётное количество. «Встречи не всегда бывают радостными», — мрачно думает Отабек. Здесь шумно, суматошно, и Отабек чувствует привычный дискомфорт от такого скопления людей. Но если бы его тревожило только это… Алтын сильно нервничает, подходя к таможенному контролю; ладони потеют, в горле стоит плотный ком. Усталость от тяжёлого перелета отходит на второй план, сейчас парня крепкими тисками сковывает волнение. Почти что паника. Отабек едва ли не подпрыгивает на месте, расслышав звук входящего сообщения. Достаёт телефон из кармана джинсов, тщетно пытаясь унять усилившуюся дрожь. Блять, чуть не опоздал. Уже на месте. Жду тебя. Жду тебя… Алтын быстро пробегается глазами по коротким строчкам и с силой сжимает мобильник в ладони. «Ждёшь? Ты уверен, Юра? Ведь я не тот, кем ты меня считаешь». Конечно, Отабек мог принять подавители запаха, но не стал. Скорее всего, их дружбе теперь настанет конец, и Алтын не хотел сходить с ума от страха, оттягивая момент признания до последнего. В сети скрывать правду было гораздо легче, но не в реальности, нет. Отабек не смог бы смотреть Юре в глаза. «А сейчас сможешь? — ехидно вопросил насмехающийся внутренний голос. — Ты лжец. Слабый и никчёмный». Замершего на месте Отабека сильно толкает в спину грузный мужчина и, даже не извинившись, спешит в сторону зала ожидания. «Жду тебя». Если бы Юра относился ко всему этому проще, то Отабек признался бы намного раньше. Возможно, не в первый же день, потому что самому Алтыну на осознание этого факта потребовалась неделя. Дожив до девятнадцати лет, он и представить не мог, что окажется омегой. Врачи говорили, что случай Отабека хоть и редкий, но не особо удивительный, потому что гормональное становление, в зависимости от множества факторов, у всех проявляется по-разному. Он бы признался, пускай не сразу, но и не спустя год. Год болезненных тем, фальшивых смайлов и слов Плисецкого, которые били под дых, от которых глаза непроизвольно начинали слезиться. Юра презирал омег. Он считал их слабыми, бесполезными созданиями, за которыми требуется постоянный уход. Даже то, что сам Плисецкий являлся альфой, не могло умалить его отвращения. Мерзкие, какие же они мерзкие, Бека. Ведут себя, как беспомощные невинные дети, а во время течки раздвигают ноги, как последние шлюхи. От их сладких запахов хочется блевануть, хоть я и альфа. Думаешь, это нормально? Меня выворачивает от одной только мысли, что во время гона я буду от них зависим. Уверен, что смогу справиться и сам. Как же хуево, что все мы такие животные, и идем на поводу у своих инстинктов. Как же тебе повезло, Бека. Как бы я хотел быть бетой. Слова впиваются в сознание Отабека острейшими шипами, причиняют такую невыносимую боль, что раздавленный Алтын не в состоянии напечатать даже простейший ответ. Прочитал и не отвечаешь… Ты где там? «Перестань, — хочется написать Отабеку. — Ведь мы не выбираем, кем родиться. Я так дорожу нашей дружбой, так боюсь потерять тебя, что успел возненавидеть себя и свою сущность. Будь немного милосерднее, Юра». Ты прав, Юра. Пользы от них нет, одни проблемы. Отабек замечает, что плачет, только когда экран монитора становится совсем расплывчатым. Вытирает слёзы, проклиная обострившуюся чувствительность, желает Юре спокойной ночи и уходит в оффлайн. Родные стены успокаивают. Но сейчас уйти не получится. Отабек стоит посреди иссякающего потока пассажиров, с замиранием сердца глядя в сторону выхода. Он готовился. Готовился долго и скрупулёзно, но в данный момент его самообладание летит к чертям. Телефон вибрирует, ещё больше распаляя донельзя натянутые нервы. Бек, тут почти все уже вышли. Ты там живой? Проблемы на таможне? «Ты отвратителен. Слаб. Ты законченный трус. Выйди и признайся ему. Тебе даже не придётся ничего говорить, просто выйди в чёртовый зал ожидания, пока к тебе не подошла полиция». «Но я должен, — думает Отабек. — Должен сказать ему». И в этот момент видит встревоженное лицо Юры, который подошёл к зоне контроля вплотную, и теперь выглядывал его самого среди немногочисленных людей, последними сошедших с рейса. Возмужал, раздался в плечах, и, вероятнее всего, обогнал Алтына в росте на пару сантиметров. И что же Юра делает с сердцами влюблённых в него омег? Уж точно не хранит. Потому что, по сравнению с коллекцией олимпийских медалей, они для него не имеют никакого веса. Секунда, ещё одна. Когда их глаза встречаются, на лице Юры отражается облегчение, а затем крайней степени недоумение. Отабек видит, как быстро двигаются по сенсору его пальцы. Ты чего там застыл? Что-то случилось? Вдох. Выдох. «Какой же ты слабый…» Случилось. Я тебе врал, Юра. Боялся сказать правду и потерять тебя, потому что на самом деле я — омега. Алтын жмёт на "отправить" без замедления, боясь передумать, и в это ужасное мгновение ему кажется, что его сердце сейчас попросту остановится. Он усилием воли заставляет себя поднять взгляд, чтобы увидеть эмоции на лице Юры. Отвращение, презрение, брезгливость… шок. К своему удивлению, Отабек замечает только последнее, а потом Юра быстро вскидывает голову, вновь встречаясь с ним взглядом. Он бледный, как мел, отчего-то напуганный и смотрит затравленно. Смотрит с выражением сумасшедшего раскаяния. Сморит так, словно ему нестерпимо больно и стыдно. Они начинают двигаться друг к другу одновременно, и Юра даже не замечает, что пытается пройти через металлодетектор. — Молодой человек! Встречающим сюда нельзя! — слышит Отабек приглушённые слова. Он словно погрузился в вакуум. Когда наконец сумка оказывается у него в руках, он поворачивается к Юре, отчаянно надеясь, что ему не показалось. Но Плисецкий выглядит таким подавленным и… виноватым, что Алтыну хочется плакать от облегчения. Наверное, он должен был очень удивиться, но вместо этого чувствует жгучий стыд. Ведь Юра — его друг. «И как ты мог подумать, что он от тебя отвернётся?» — с укором шепчет смягчившийся внутренний голос. Отабек по-настоящему удивляется лишь тогда, когда Плисецкий, окинув его взглядом, опускает глаза и густо краснеет. Алтын и не подозревает, как расцвёл и похорошел за этот год, но Юра не может не заметить это разительное изменение, впервые чувствуя смущение перед омегой. Он молча протягивает руку с намерением забрать у Отабека сумку. Но Алтын не позволяет, убирая её за спину, и неожиданно для самого себя улыбается. — Если я омега, это не значит, что нуждаюсь в уходе. — Да отдай ты, блять, — у Юры краснеет даже шея. Он так забавно пытается скрыть смущение за напускным недовольством, что Отабек тихо посмеивается. Напряжение, нещадно мучившее его весь день, наконец отступает. — Не надо. Хоть я и омега, в состоянии донести сумку до такси, — Алтын просто не может удержаться. — При чём тут, блять, это? — гневно хмурится Плисецкий. — Ты ведь устал после перелёта… Мы же друзья. Я хочу помочь. Ты можешь просто отдать мне свою ебаную сумку?! Юра почти кричит, и проходящие мимо люди посматривают на них с интересом. Отабек вздыхает и сдаётся; впрочем, как всегда. Сумка оказывается в руке Юры, но тут же с глухим звуком грохается на пол. Настал черёд Отабека краснеть — Плисецкий порывисто и крепко сжимает его в объятиях, да так сильно, что Алтыну становится трудно дышать. Но всё-таки он слышит приятный, терпкий аромат молодого сильного альфы, чувствует, как бешено колотится в груди его сердце, и непроизвольно вспыхивает. Волосы Юры мажут по шее, щекоча, отчего Отабек слегка дёргается. Юра стискивает его ещё крепче. — Ты… убить меня решил? — хрипит Алтын, но отстраниться не пытается, только легко взъерошивает волосы Плисецкого. — Всё нормально, Юра. — Прости, — тихим, полным раскаяния голосом говорит он. И спустя короткую паузу добавляет ещё тише: — Ты приятно пахнешь. Алтын беззвучно открывает рот, и теперь даже природная смуглость не может приглушить его румянец, настолько он яркий. А Юра, резко отпрянув, смотрит на него в таком замешательстве, будто слова сорвались с его губ помимо воли. — Пошли, — Плисецкий срывается с места и вихрем уносится вперёд, не забыв, тем не менее, прихватить сумку Алтына. — Задолбался уже тебя ждать. Отабек коротко кивает, спеша догнать друга. Страхи позади. А впереди у них только всё самое лучшее.