Constants variables

Роберт смотрит на неё с нескрываемым любопытством, разглядывает её лицо. Её веснушки, тонкую морщинку между сдвинутых бровей. Зачем? Она ведь твоя копия. Роберт следит за её движениями, за каждым шагом, поворотом головы. За тем, как появляются морщинки вокруг её светло-зелёных глаз, когда она, щурясь от полуденного солнца, засматривается на парящих в воздухе птиц. Зачем? Она - это ты. Роберт осторожно убирает морковно-рыжую прядь с её лица, выпускает дужку очков из её тонких, изящных пальцев и невольно любуется. Зачем? Посмотри в зеркало. — Всё в порядке? — она неохотно отнимает голову от спинки полосатого кресла и ловит его тёплый, почти смущённый взгляд. Он ловит её взгляд, — холодный, цепкий, и делает вид, что всё в порядке. Зачем? Почему бы тебе не признаться в этом самому себе? Он прикрывает глаза, когда она, идеально выпрямив спину, играет на пианино. Неважно что, неважно для кого. Каждый раз что-то новое, что-то, что он ещё не слышал. — Что это? — Ты не помнишь? — Нет. — Странно. Я играла это буквально вчера вечером. Роберт стоит в оцепенении: «Я действительно задал этот вопрос? Она ведь и вправду играла это вчера вечером». Зачем ты задаёшь эти вопросы? Ты же всё знаешь. — Роберт? - она зовёт тихо, почти неслышно — Роберт, принеси мне чай. — Теплый. С молоком. Две ложки сахара, — Роберт оборачивается на голос, осматривает её с ног до головы. Она болезненно бледна, отчего веснушки на её лице напоминают пятна от аллергии, глаза приняли болотный, тёмно-зелёный оттенок, спина, которая ещё вчера была идеально прямой, сейчас похожа на вопросительный знак, сама она сидит в постели, наполовину укрытая одеялом, в простеньком кремовом халатике, в руках - толстенная энциклопедия квантовой механики. — Ты в порядке? — Да, просто принеси мне чай. — Хорошо. Зачем ты убеждаешь себя в том, что это не так? Всё ведь идёт бесконечно правильно. Ты это знаешь. Она кружится с яблоком на платформе, а ветер развевает выбившиеся из причёски рыжие прядки. Роберт старательно вырисовывает каждую деталь её лица: каждую мелкую морщинку, каждую веснушку, каждый морковный волосок. Он рисует её, но видит себя. А она всё кружится с яблоком в руках. Ветер спускается от волос к её талии, играет с полами жакета, а юбка при этом нервно колышется. Роберт сглатывает. Розалинда чувствует это и становится на месте. — Что-то не так? — Встань прямо, возьми яблоко в левую руку и подними её к небу, так, правую держи таким образом, чтобы локоть был прижат к талии, согни обе руки в локтях. Вот так. Смотри на яблоко. Всё, замри. Она делает все точно так, как он и сказал, словно сама собиралась встать в такую позу, без его указаний. Роберт работает вдумчиво, неторопливо, но на удивление быстро заканчивает. В какой-то момент мимо них по воздуху проплывает вагончик с двумя людьми: совсем юной девушкой в синем платье и взрослым мужчиной с искрящей «Шок-жокеем» левой рукой и пулемётом в правой. Ему кажется, что он видел их раньше. Он не уверен. Розалинда, скорее всего, помнит. Он добавляет последние штрихи и оглядывает рисунок. Роберт, не Розалинда. Она тотчас же отходит со своего места, разминает затёкшую руку. Подходит, смотрит на портрет. Тепло улыбается. Розалинда, не Роберт. — Молодец, Роберт. Мне очень нравится. Спасибо, — касается губами его щеки, легко, мимолётно. Но даже от такой ничтожной частички нежности у Роберта перехватывает дыхание. Зачем ты сопротивляешься этому? Ты знаешь, что так будет лучше. Роберт сидит в кресле и спокойно читает газету. Потягивает чай - с молоком и двумя ложками сахара. Один. Розалинды рядом нет. Да и не нужно. Сейчас необходимо подумать. Он видит её вместо себя. Неудивительно, ведь она - это он, а он - это она. Стыдно признаться себе, что он чувствует что-то к ней. Казалось, брат и сестра. Нет, нет и ещё раз нет. Он никогда не чувствовал к ней ничего подобного. Для него она была ореолом женственности, идеалом. Но совершенно ясно, что к идеалам братских чувств не испытывают. Даже если и испытывают, то не в случае с ним. Стыдно признаться, что он фактически считает идеалом самого себя в женском теле. Но всё же она другая. Она жёстче Роберта, холоднее, расчётливее, может даже бесчувственнее. Определённо, она притягивает его. Вся её жесткость, чопорность разбавляется лёгкостью, мягкостью и теплом Роберта. Он чувствует себя счастливым рядом с ней. Завершённым. Входная дверь открывается с тихим скрипом, впуская в квартиру прохладный ветерок и её запах. Зачем ты ждёшь? Она ведь так близко. Она тоже этого хочет. Роберт просыпается от того, что Розалинда теребит его за плечо. — Розалинда? В чём дело? — Роберт трёт глаза, пытается сесть в кровати, но она нависает над ним, давит на него своим присутствием. — Смотри на меня, — у неё огромные зрачки, волосы спадают на плечи и лицо Роберта. — Ты в порядке? — Роберт касается ладонью её щеки. Её кожа горячая, на лбу выступили крошечные капельки пота. Она подаётся вперёд и, словно на пробу, касается его губ своими. Он чувствует её пульс. Роберт отвечает, нетерпеливо, порывисто. Он ждал. Он ждал почти месяц, с того момента, как ветер Колумбии впустил её запах в квартиру Роберта. Розалинда обхватывает ладонями его лицо, садится на него верхом. Сейчас ведёт он. Она знает. Роберт обнимает её за поясницу. Они выдыхают синхронно и одновременно упиваются друг другом, пьянея, чувствуя, как немеют пальцы. Розалинда подставляет шею нетерпеливым, нежно-требовательным губам Роберта. Он целует каждый миллиметр её кожи, покусывая, аккуратно, но суетливо. Она здесь. Она с ним. И на часах ещё всего лишь 01:53. Ей не терпится, сейчас, вот сейчас. Ей хочется, чтобы это длилось вечно, но чтобы время бежало быстрее. Роберт спускается к груди и натыкается на ткань того самого простенького кремового пеньюара. — Сними его, пожалуйста. Розалинда тут же избавляется от оставшегося предмета одежды на своем теле, снова прижимается к Роберту. Он продолжает целовать её грудь, спускаясь всё ниже, она дышит прерывисто, хватается за его морковно-рыжие пряди. Прижимает ближе, жестче, закусывает губу. Роберт обхватывает её поясницу крепче и почти невесомо укладывает её на спину. Она подчиняется. Она плавится. Ей почти не больно. Роберт медленно двигается внутри неё, поставив руки по обеим сторонам от её головы. Розалинда трогает его руки, обнимает за шею, подаётся вперёд, растворяется. Роберт боится навредить ей. Но все же не сопротивляется желанию двигаться быстрее. Они выдыхают одновременно. — Роберт, ну же, — она судорожно хватает ртом воздух. Сейчас он наслаждается каждым моментом: каждым её вдохом, выдохом, каждым движением, каждой секундой. Он запоминает, откладывает в памяти: каждый вздох, каждое движение, каждую секунду. Они встретились. Два человека — как один. Один человек — как два. Роберту хватает нескольких секунд, чтобы осознать это и отпустить себя. Розалинде хватает одного мгновения. И мир уже не делится на Роберта и Розалинду. Они оба — Роберт. Они оба — Розалинда. Зачем нужно было так долго ждать? Вы оба этого хотели. Она стоит перед окном. Как всегда чопорная, строгая. В руках — поднос. — Доброе утро, Роберт. Твой завтрак остывает. После, ты должен будешь как можно быстрее собраться. У нас много дел. Она выходит из комнаты, оставляя свой запах, яичницу с беконом, тосты и чай с молоком и двумя ложками сахара. Почему она забыла об этом? Она ведь была счастлива. — Живет. Был жив. Будет жить. — Умирает. Умер. Умрёт. Она помнит. Можешь быть уверен, Роберт. Ты помнишь. Она помнит. Ты живёшь. Она живёт. Ты умираешь. Она умирает.