Я помню все.

Я ненавижу тот день всем своим сердцем. Хотя он должен был стать одним из счастливых. Как жаль, что у судьбы совсем другие планы.        Сегодня наша вторая годовщина свадьбы. Я отпросилась с работы пораньше, чтобы устроить тебе сюрприз. По дороге забегая в каждый цветочный, чтобы найти твои любимые цветы. Я всегда знала, что у тебя все не как у обычных людей. Ведь кто-то любит обычные красные розы, кто-то – белые каллы, которым сейчас самый сезон. А ты просто сходишь с ума по пионам, которые сейчас достать практически невозможно. Но ради тебя ведь нет ничего сложного.        Приехав домой, промокшей до нитки, потому что на улице пошел просто ужасный ливень, улыбаюсь, что есть мочи, открывая дверь как можно тише. На цыпочках прохожу в спальню, где ты должна была делать заметки для новой книги, но комната пуста. Гостиная – тоже. Кухня – тем более. В квартире гробовая тишина, даже Помидор где-то спит, не создавая никаких шорохов.        Но клочок бумаги, державшийся на магните из Греции, привлек внимание.        "Детка, если ты пришла раньше, чем я, прости. Вызвали в редакцию по поводу публикации. Я постараюсь освободиться быстрее. Люблю тебя."        Пока глаза бегали по ровным строчкам, написанным красивым округлым почерком, моя рука с букетом опустилась вниз, равно как и уголки губ.        Первый час я провожу в подготовке, чтобы встретить тебя. Пыталась даже приготовить твою любимую запеканку, но ты же знаешь, что мои руки не из того места, и готовить я не очень-то умею. Но я старалась, правда. И дабы ты не отравилась, решила подстраховаться и заказать ужин из ресторана.        Второй час моего прибывания в квартире без тебя был более напряженным. Каждые десять минут глаза бегали к телефону в проверке, не пришло ли от тебя сообщение или не пропущен ли был от тебя вызов. Но оповещения были пусты.        Когда пошел третий час. Когда на улице уже зажигались фонари, чтобы осветить дорогу. Когда дождь все усиливался. Вот тогда я уже не могла найти себе места. Твой телефон был отключен. Ну, конечно же, ты всегда так делаешь, когда идешь в редакцию или к своему противному начальнику. Что за привычка?        Ближе к четвертому часу мои нервы сдали. Дрожащими руками натянула на себя пальто, кроссовки и выбежала на улицу. Плевать на ливень, плевать на свой внешний вид. Я хотела отправиться к тебе. Неприятные ощущения тошноты и червяка в животе заставляли почти трястись от страха, переживая и набирая твой номер каждую минуту. Дойдя до остановки, телефон вибрирует в руке, а облегчение и спокойствие поселяются в душе. Но, к сожалению, ненадолго.        – Малышка, все хорошо? – единственное, что успевает вылететь с моих уст.        – Здравствуйте. Вас беспокоит Сергей Викторович, хирург 5 областной больницы...        – Что с Олей? – срываюсь на крик, а на глазах уже виднеются слезы.        – Приезжайте. Это не телефонный разговор.        Гудки. Шум в ушах оглушает. Сердце стучит, как сумасшедшее, готовое вырвать прямо сейчас, разломав ребра. А мысль в голове: "все будет хорошо, это явно какая-то ошибка, ты не можешь со мной так поступить в наш праздник" – никак не успокаивает.        Прыгаю в первый же автобус, мысленно прося его ехать быстрее. Следом остановка. Пешеход. Больница. Регистратура.        – Елена? Я правильно понимаю? – передо мной появляется седовласый мужчина лет сорока без единой эмоции на лице.        – Да, – киваю в подтверждении своих слов, – Что с Олей? Что-то серьезное? Можно к ней? – заваливаю его вопросами и тогда замечаю скользнувшую печаль в карих глазах.        – Ольга ехала в такси по Интернациональной, пересекая Советскую, – "она почти доехала", " она почти была дома" – скандируется в голове, – С противоположной дороги выехала машина прямо навстречу. Таксист успел вырулить так, чтобы не задеть, но из-за дождя не справился с управлением. Их автомобиль перевернуло. Скорая подъехала слишком поздно. Простите, но никто не выжил. Мне очень жаль, – огромная мужская рука сжимает мое плечо, а я лишь стою, не двигаясь, смотря в одну точку. Будто по щелчку все внутри замерло, опустело. Будто все эмоции отключились.        Я не помню, как добралась до дома. Это не размазано, не разбито на фрагменты, не редкие вспышки воспоминаний, как, например, больница, такси, лестничный проем, кровать. Нет. Ничего из этого. Я просто не помню, потому что это не важно.        Все, что я помню – это слова врача, отпечатавшиеся в памяти, его безэмоциональное лицо. И биение своего сердца, которое то ускоряется, то пропускает удары.        У меня не было слез, пока я шла. Может я их просто не замечала. Но главная вспышка накрыла с головой в квартире. Нашей квартире. В нашей спальне. В обнимке с твоей подушкой, пахнущей сладкими духами.        Еще этим утром я смеялась, когда собиралась в спешке на работу из-за того, что ты не поставила будильник. Ты улыбалась своей широкой улыбкой, быстро делая мне тосты. Ты краснела, когда называла тебя "самой прекрасно женой". Все это было буквально несколько часов назад. А сейчас...        Прошел практически год с того дня. А я все никак не могу излечиться.        Нет, я не сидела дома все время, не рыдала безвылазно в подушку. Я продолжала существовать. По крайней мере, пыталась.        Наши общие друзья старались оживить меня, прося сходить с ними в какой-нибудь бар или клуб, но в ответ всегда получали сухое "нет, спасибо". Они не могли меня понять. Никто из них. Да, они потеряли хорошую и верную подругу. Но я. Я потеряла свой смысл. Потеряла себя. Ведь ты всегда была моей частью. Ты всегда дополняла меня.        В одно утро мне казалось, что это все был лишь сон. Вся наша совместная жизнь. Думала, что ты – просто образ моей больной фантазии. Не было наших прогулок. Встреч. Свиданий. Ничего. Но, когда я поднялась с кровати, все вернулось на свои места, в суровую реальность. И новый поток слез готов был снова вылиться.        Сейчас все по-другому. Все изменилось.        Я перестала любить свою работу. Хотя и стараюсь брать больше смен, приходить раньше всех и уходить позже всех, чтобы избежать нахождения в доме.        Уже не спешу вернуться. Не бегу за отъезжающим автобусом. Снова стала чаще гулять, смотря на звездное небо, надеясь увидеть там самую яркую звезду и думать, что это ты.        Ты знаешь, а я опять курю. Прости. Ведь ты так долго пыталась отучить меня от этой никотиновой дряни. Но я сорвалась. Просто мне кажется, что вместе с этим выдыхаемом дымом уходит и моя боль. Будто становится легче. На пару минут всего, но легче ведь.        Я стала ненавидеть грозы. Каждый раз, когда слышу раскаты грома или вижу рассекающую электрическим током небо молнию, перед моими глазами стоишь ты. Ты так любила грозы, что постоянно выбегала на застекленный балкон, приоткрывала окно и рукой ловила тяжелые капли дождя. В эти моменты твои глаза действительно горели, а на губах всегда была по-детски счастливая улыбка. И я все время следила за тобой. И, клянусь, я полюбила такую погоду только из-за тебя. Каждый раз наблюдая, пыталась впитать весь твой образ в себя, пыталась надышаться тобой. Но теперь я лишь задыхаюсь, слыша, как ливень бьет по крыше, и вздрагиваю, вытирая непослушные слезы с щек, когда темное небо окрашивается вспышкой света.        Я так хочу съехать с этой квартиры. Продать. Переехать в другой район, город, страну. Лишь бы подальше от этой боли. От этих мест, которые напоминают мне тебя. Но, в то же время, так боюсь потерять тебя окончательно, развеять твой образ. Ведь в нашем логове ты еще жива. Ты еще рядом. Сидишь на кухне в полной темноте и греешь руки о чашку с горячим крепким кофе. Стоишь на балконе в одной из моих рубашек, которые ты так любишь, и смотришь вдаль, где вот-вот должно взойти солнце. Лежишь на нашей кровати, скрестив ноги, на которых стоит ноутбук, и печатаешь очередной рассказ, отвлекаешься, задумываешься и застываешь на пару минут как статуя. В нашей любимой кофейне я, как и раньше, сажусь немного с края, оставляя место у окна, будто ты просто отошла сделать заказ и сейчас вернешься и займешь свое законное место.        Мое сердце каждый раз болезненно сжимается от понимания, что ничего из этого больше не повторится. Ты не подойдешь с двумя стаканчиками кофе, не поцелуешь в щечку и не плюхнешься рядом. Больше не сможешь растрепать мои и так непослушные волосы, которые так с усердием пытаюсь собрать в хвост. Я не смогу увидеть, как в твой пучок вставлен карандаш, а твои губы надуты от того, что первым поприветствовала Помидора, а не тебя. Мои глаза снова застилают слезы, от осознания, что я никогда не обниму тебя, как делала это каждое утро, встречая с тобой рассвет. Не поцелую перед уходом и приходом с работы. Не коснусь моих любимых шатенистых и мягких волос, не вдохну их цитрусовый запах.        Всего этого не будет. И мне больно от этого.        Знаешь, Федя почти завял, хотя поливаю его так же. А Помидор больше не тот озорной шалун. Он перестал бегать по квартире, как заведенный. Все без тебя стало совсем другим. Серым. Лишенным красок.        И сейчас. Сидя на балконе в твоем любимом кресле, я зажимаю сигарету между губ, делая глубокие затяжки, чтобы едкий дым царапал горло. Рядом на своем коврике храпит наш енот. На коленях лежит твой скетчбук с набросками разных историй и маленькими зарисовками, а я стараюсь написать тебе письмо. Глупо, ведь ты никогда уже его не прочитаешь. Но говорят, что должно полегчать.        Пять лет. Столько мы знакомы были? Счет давно потерян. Да и важен ли он?        Холодный, пасмурный, дождливый октябрь согрели и осветили теплом твои глаза. Глаза цвета свежей травы в июне после утренней росы. Глаза с коричневыми крупицами, на солнце светящиеся золотом. В этот одинокий и хмурый октябрь твои, на удивление, холодные руки окружили теплом меня. А твоя улыбка. Господи, ты же знаешь, как я люблю твою улыбку, которая всегда заменяла мне солнце.        Ты помнишь нашу встречу? Почему ты подошла тогда ко мне? Я до сих пор не знаю ответа на этот вопрос. Ты помнишь, как дрожала в тот январский вечер, бормоча что-то про влюбленность и зависимость заплетающимся от бурбона языком? Ты помнишь наши робкие касания во вьюжном феврале? Я так боялась все испортить. Ты помнишь свое заплаканное «да»? А клятву в алтаре?        Я помню все.        И мне не легче.