- Проси же! - Люби меня, мой царь.

Он настигает её, едва девушка выскочила из воды, и схватив за руки, валит на кафельные влажные плиты роскошной царской купальни. Подтянутое мужское тело тут же накрывает хрупкую дрожащую фигуру, перекрывая все пути к отступлению, хотя… Просто воплощая уже известный факт отсутствия альтернативы. С самого начала прекрасная птица была обречена на золотую клетку, едва представ пред взором непоколебимого царя, схлестнувшись с ним решительным взглядом. Он решил, что она будет принадлежать ему так или иначе, как и все сокровища этого мира. Тишину просторного помещения нарушал легкий плеск воды в мраморной глубине купальни, и тяжелое дыхание, одно на двоих. Она боролась, отчаянно пытаясь защитить свою честь, гордость и свои идеалы, но в то же время боролась с нарастающим желанием проиграть ему, таком властному, непоколебимому и все подчиняющему властителю. Он же с усмешкой наблюдал за потугами глупой женщины противостоять ему, великому царю просторов от земли до небес. И вид, открывавшийся ему, забавлял его все больше и больше, в то же время пробуждая все его внутренние желания от долгого скучающего сна. Девушка под ним пыхтела, гневно сверкая изумрудными глазами и силилась освободить руки, брыкалась, пытаясь скинуть его сильное тело с себя. Но каждая следующая попытка терпела поражение, вызывая еще одну ухмылку на чувственных устах и способствуя уменьшению величины терпения царя. Щеки ее раскраснелись от влажного горячего воздуха в помещении и от изматывающих усилий, каштановые, отливающие золотом, влажные волосы разметались по узорчатой плите, ореолом обрамляя овальное румяное лицо. Влажные легкие ткани прилипли к коже, огибая каждый чувственный изгиб, не скрывая красоты женского тела. Но ощущение нежной теплой кожи было для него предпочтительнее, и Гильгамеш, перехватив тонкие женские запястья одной рукой, схватил дорогую ткань у подола и резко дернул, срывая остатки одежды с вздрогнувшей девушки. В этот момент он приблизился к ней и, воспользовавшись ситуацией, девушка укусила его за предплечье державшей ее руки, и с рыком было дернулась к свободе, но все, что она успела сделать, лишь натянуть до груди ускользающую прозрачную ткань, словно последний спасительный барьер. Мужчина, снова, схватив ее за руки, вдавил её в пол, прижав своим телом и с силой раздвинул ее колени, помещая свою ногу меж её. Девушка в момент затихла, будто испуганная лань, затрепетала и обмякла в крепких, властных руках, отворачивая свою голову от пугающего, но такого притягательного мучителя. Царь, удивленный и несколько удовлетворённый минутной покорностью, приблизился к такому желанному лицу, но девушка, прикрыв дрожащие веки, лишь громко и глубоко дышала, по-прежнему не смотря на мужчину. Он медленно и невесомо, будто робко, коснулся губами изгиба тонкой девичьей шеи, пробуя бархат кожи на вкус. Девушка под ним снова вздрогнула и крепче зажмурилась, призывая всю свою стойкость и гордость, дабы не поддаваться на вопиюще нежные ласки властного тирана. Нежно, но в то же время с безжалостным натиском, он продолжил исследовать влажную кожу, покрывая поцелуями место, где трепетал чужой жизненный источник, исследовал хрупкие ключицы, терзал чувствительную мочку уха, с удовлетворением замечая, как была отзывчива на его ласки некогда строптивая воительница. Её вздохи и трепет подтянутого, но все же хрупкого тела, под ним, пробуждали внутри противоречивые бушующие чувства. Хотелось безжалостно наказать эту строптивую мерзавку за дерзость, за неподчинение, за то, что посмела отвести взгляд от самого великого царя. Но в то же время хотелось вжаться в это чувственное тело, слиться с ним, яростно ворваться в него и в её разум и душу, сделать так, чтобы она не смела отводить от него взгляд и чтобы желала только его навеки. Когда Гильгамешу надоело разглядывание её профиля, а чувствительная нежная кожа не могла больше терпеть соприкосновения с влажной мешающей тканью, все еще надетой на эту женщину, он, вопреки бушующему внутри демону, нежно, насколько возможно, провел кончиком носа от уха до пышной груди и остановился, выжидая. Несколько томительно медленных секунд ожидания и трепещущие ресницы распахиваются, а изумрудные влажные глаза с недоумением и опаской косятся в его сторону. Азарт и строптивость в этих кристальных озерах до сих пор не угасли, что только порадовало царя. Девушка замерла под внимательным взглядом кроваво-красных глаз, впервые прямо посмотрев на своего мучителя. Она разглядывала его, будто никогда прежде ничего красивее и опаснее не видела. Смотрела так, как будто перед ней находился прекраснейший из хищников, грациозный, властный, и смертельно опасный. Без сомнений, он был именно таким хищником. Влажная бледная кожа, покрытая мелкими каплями воды, поблескивала в солнечных лучах самым дорогим на свете мрамором. Светлые волосы отливали золотом и обрамляли статное, немного румяное от сопротивления лицо. Мышцы на руках перекатывались, словно невидимая стальная броня под кожей. А притягательные глаза цвета красного терпкого вина внимательно следили за каждым её вздохом. Она, будто очарованная его красотой и опасностью, даже не дрогнула, когда он начал приближаться к ее устам, все так же не отрывая глубоких глаз, будто удерживая её одним лишь властным взглядом. Когда между их устами остались лишь жалкие миллиметры, они замерли, словно в ожидании чего-то, что послужит началом этому общему яростному безумию. Стоило ей лишь взмахнуть ресницами, или хоть как-то пошевелиться, он тут же набросится на нее, нет сомнений. Когда же он перевел взгляд на её едва раскрытые губы, она, не выдержав, выдохнула оставшийся воздух и царь прильнул к ней без промедления, яростно прижимаясь к дрожащему женскому своим пылающим телом. Рукой он медленно, на этот раз почти не встречая сопротивления, стащил мешающийся раздражающий кусок ткани и с рыком прильнул к желанной теплой коже вплотную, сильнее прижимая томившуюся строптивую принцессу к себе. Коротко вскрикнув, она снова зажмурилась, а щеки её полыхнули еще большим румянцем. Бессильная в своем нарастающем безумии к нему, она кротко обхватила широкие могучие плечи тонкими руками, на что он лишь сильнее прижал ее к себе, касаясь её тела горячими руками. Он гладил, сжимал, целовал, местами кусал нежную кожу, оставляя повсюду свои метки, словно клеймя её, оставляя навечно в своём владении, чтобы не смела забывать, кто её царь и кому она принадлежит. Девушка с коротким сдержанным стоном запустила тонкие пальцы в шелковое золото волос, слегка сжимая у корней, на что Гильгамеш предупреждающе коротко зарычал, едва сдерживая беснующийся пожар внутри. Но строптивая воительница не была бы собой, подчинившись этому властному себялюбивому тирану, а потом сильнее сжала шелк и легко потянула от себя, отрывая голову правителя от своих ключиц. В ответ Гильгамеш одарил яростным взглядом бунтарку, встречая азарт и вызов в зелени чужих глаз, и с яростью впился в нежную кожу женской груди, припадая, будто отчаявшийся от жажды путник к источнику. Со стоном девушка откинулась на влажные плиты, крепче сжимая рукой покатое плечо, а другой же царапая напряженную спину царя. Несколько минут они истязали тела друг друга яростными ласками, будто в сражении, испытывая на прочность выдержку друг друга, находя чувствительные места и атакуя до хриплых выдохов и утробного рыка. Сжав крепкими руками округлые девичьи бедра, Гильгамеш вплотную прижался к желанному пылающему телу, шумно выдыхая в раскрасневшиеся губы. — Чего ты хочешь? — низкий вибрирующий поток в самые губы на расстоянии несчастных миллиметров, вот-вот готовых загореться между ними. — Свободы, — жарко шепчет она, упрямо смотря в кровавые глаза и сгорая в бушующем пламени вавилонского правителя. Схватив покрепче женские бедра руками, он двинулся поступательным движением навстречу, с рычанием отмечая скольжение гладкой кожи. — Еще раз. Чего ты…хочешь? — упрямые, яростные, они не собирались уступать друг другу. Каждый желал другого сверх меры, между телами тлели искры, вот-вот готовые разгореться в бушующее всепоглощающее пламя. — Победить тебя и уйти аххх, — не успев договорить, она звонко застонала под натиском горячих губ и властных рук, что сжимали, целовали, гладили, не давая противиться, не давая и шанса на спасение. — Чего… ты хочешь? — взгляд почти безрассудный, искры перед глазами и нехватка воздуха в легких почти физически отдавала потребностью слиться со своим противником в одно целое. — Быть… подле…царя, — запыхавшаяся, по-прежнему с яростью от собственной страсти, движется ему навстречу. — Кто твой царь? — закатившиеся глаза, почти бессвязность речи, нарастающий жар, дрожащие тела. Почти безумие. Но ответа нет. Упрямое мотание головой и снова томный полувскрик-полустон наполняет помещение. От жарких властных прикосновений не скрыться, они ядом проникают под кожу, заставляя сдаться, признать, требовать, умолять. — Кто твой царь, строптивая бунтарка?! — громкий утробный голос мурашками пробирается сквозь кожу к внутренностям, заставляя тело пылать изнутри. -Т-Ты мой царь… Ты, царь просторов от небес до земли, мой…царь, — желание почти плавит разум, превращая кровь в лаву. Наконец покорённая, но ни капли не смирившаяся, она побуждала его к безумствам. Сокрушать и создавать, уничтожать и возрождать, чтобы класть к её ногам. — Чего ты хочешь от своего царя? — сил ни на какие вопросы не было и он чудом сдерживался, уповая на собственное величие и гордость. Не пристало великим, словно зверям, вгрызаться в плоть, утоляя низкие желания. — Любви, — сорвавшийся вздох разбился о хрустальный купол осколками терпения. — Так проси же! — Люби меня… Помещение наполнилось вздохами и стонами, утробным рычанием и треском ткани. Ласкающие обжигающие руки окутывали все тело, принося наслаждение, забирая разум, отдавая тело во владение беспощадному в своей властной нежности тирану. Рельефные плечи и бледная кожа властелина покрывалась царапинами и укусами строптивой дикой кошки. Позже он обязательно спросит с нее за эту неслыханную дерзость, а пока лишь накажет новой порцией невыносимого удовольствия, прижимая ближе, целуя глубже, врываясь яростнее. Они обнимали друг друга, словно самое ценное в мире сокровище, одновременно с силой впиваясь в нежную кожу, будто стремясь пронзить насквозь, оставить свой вечный след. На пике блаженства великий безжалостный царь героев позволил обуздать его, отступая перед яростной страстью любовницы, отражающей его собственный безудержно бушующий внутри шторм. Оседлав Гильгамеша, девушка, сидя поверх его коленей, прижала властителя небес и земли к своей груди, упиваясь наслаждением власти тела и подчинением души. Среди шума сбившегося дыхания, отражавшегося от переливающихся бликами стен купальни, послышался характерный звон и щелчок. Вздрогнув, девушка с удивлением ощупывала собственную шею, на которой красовалось массивное золотое ожерелье, под стать украшениям на её искусном мучителе. С возмущением и разгоравшейся праведной яростью в чистых изумрудных глазах бунтарка посмотрела на Гильгамеша. — Ты — мое сокровище. Отныне и до конца вечности ты моя. Супруга, любовница, царица и рабыня своего царя. Так будь же со мною вечно.