w i n e

Эве Мун восемь и она верит в соулмейтов. Соулмейты — это мама и папа. Соулмейты — это внезапный тихий вскрик мамы, когда папа ранится, шинкуя овощи в салат на ужин. Соулмейты — это бутылка вина на двоих. Эва Мун верит в то, что когда ей станет шестнадцать, она тоже найдет своего соулмейта. Она думает, что будет готова чувствовать боль другого. Эве Мун четырнадцать, отец ушел из ее жизни, а она впервые попробовала дешевого вина. Эва Мун считает, что обойдется без соулмейта. Вино определенно ей нравится больше. Эве Мун шестнадцать, у нее есть Юнас, и ей хорошо. Ей все равно, что когда Юнас падает со скейта, она ничего не чувствует. У нее первая любовь, первый секс, первая вечеринка в старшей школе ниссен и первая ссора. Она со всей силы бьет рукой по стене в надежде что-нибудь почувствовать. Костяшки кровоточат, но она ничего не чувствует. В эти же шестнадцать лет Эва Мун впервые чувствует боль. Физическую боль. Она просыпается ночью от внезапного удара под ребра и удивленно смотрит на саднящее место; Мун снова чувствует удар в солнечное сплетение и задыхается; по щекам текут слезы; от ударов не остается следов. Девочка хотела почувствовать боль? Получай. А потом это повторяется снова. И через неделю. И через две. Похоже, что мальчик Эвы Квиг Мун любит подраться. Но она от него не отстает.

— чувак, ты чего? — я всего лишь приложил руку к щеке. — только не говори мне, что ты что-то почувствовал. — мне показалось. — и сколько раз тебе это «показалось»? — блять. — это связано как-то... — заткнись нахуй. ты тоже, как я посмотрю, почему-то пиво к виску приложил. — похуй. забыли.

Девичью драку на школьном дворе еще долго будут помнить. Эве Мун семнадцать, она свободна, ходит практически на всё вечеринки и абсолютно уверена, что вино помогает в девяносто девяти процентах случаев, даже когда ее соулмейт опять получает удар в печень. Эва почти привыкла (ключевое слово — почти) к практически еженедельной и к практически систематической боли. В свои семнадцать Эва Мун становится свидетельницей стычки пенетраторов с якудзами. В свои семнадцать вместе с Сатре видит белые блики перед глазами, чуть не теряет сознание от боли и еле стоит, беспомощно облокотившись на стенку красного автобуса. Они молча смотрят друг на друга и согласно кивают, прекрасно понимая, что говорить об этом не будут. По крайней мере, сейчас. Эва уверена, что Вильям для Сатре. А вот насчёт своего она ничего не может сказать точно (это мог быть и пенетратор, и якудза, Нура!) Эву щекочет неизвестность до дрожи. Она хочет знать. На следующий день, когда на школьном дворе все узрели появление пенетраторов, Эва с трудом сдерживается — надо стоять на ногах и похуй, что боль крутит и ломает; особенно больно моргать и смотреть левым глазом. И именно тогда Эва понимает, насколько она проебалась, видя синяк под левым глазом абсолютно идентичный ее болевым ощущениям. Детка хотела знать? Получай. Эва не говорит даже Нуре и старается быть максимально аккуратной, чтобы сильно не травмироваться, особенно на людях. И Крис исчезает. Ей не нужно тратить зря нервы. Эве Мун восемнадцать. Она давно закрыла глаза на пиздец, который ей уготовала судьба. Не то, чтобы она не верила в любовь и соулмейтов. Почему же, любовь есть и соулмейты тоже. Глупо было бы отрицать существование очевидного. Просто ей похуй. У нее есть хорошее вино, она спит с кем захочет. Она молода, она обожглась однажды серьезными отношениями и больше не хочет. Но Крис вернулся. Эва достаточно глупа, чтобы иногда часто общаться лизаться вместе с Крисом (с ним свободно и комфортно, Нура, мне еще так никогда хорошо с парнем не было), но и у нее достаточно мозгов, чтобы помнить, что Крис — бабник; она думает, что он ничего не знает. Дурочка забывает, что он ее соулмейт и иногда теряет голову.

— а мун знает? — не пизди. с чего ты вообще взял, что это эва? — ну ты и мудила. во-первых, ты хочешь с ней встречаться, сам говорил. во-вторых, я думал, мы это уже решили на третьем курсе школы. — это была только догадка, но... — и кто из нас пиздит? — у нее синяки в тех местах, где... — просто завались. не продолжай. — хуй знает, в курсе она или нет. — она должна была понять, когда ты... — вильям, она ничего никому не должна.

Эва Мун тоже так считает. Пускай она чувствует чужую боль, она не дура, и не будет причинять боль себе. Они просто ходят по кругу и наблюдают друг за другом в солнечных очках, думая, что эти солнечные очки полностью скрывают их, но это не ебучие мантии-невидимки из «гарри поттера». ниссен — не хогвартс — магии не будет. Первым заебывается Крис. Он просто приходит к Эве и на ее глазах делает маленький надрез себе на пальце, смотря с вызовом на невольно поморщившуюся от внезапной и (не)приятной боли рыжую — сердце сумасшедше бьется. И, кажется, это тот единственный процент из ста, где вино не поможет.