Clem Leek – Bless Those Tired Eyes
Своим холодом ноябрь сжег яркие осенние краски, морозил деревья по утрам, покрывая их стволы и ветви голубоватыми иголочками инея, сковывая тонкой корочкой льда редкие лужи на улицах и лишь иногда пропуская солнце сквозь плотную пелену светло-серых облаков. Солнечные лучи ласково касались голых деревьев, словно сожалея, что не могут обогреть. Солнце сейчас сродни лампе под потолком – лишь светит, но не греет. Утром начинает светать, солнце только-только выплывает из-за верхушек домов, слепя глаза вышедшему из подъезда Оливера. Холодный воздух обжигает горло при вдохе, и Оливер спрятал нос в обмотанном вокруг шеи шарфе, с мгновение рассматривая запомнившийся до мельчайшей детали пейзаж перед собой. Ему нравилось это утреннее спокойствие ноября с чириканьем взъерошенных воробьев на голых ветвях и сонными улицами. Поправив сумку на плече, он быстрым шагом направился вперед. Оливер любил осень больше, чем, наверное, остальные времена года. Он любил это спокойствие по утрам, хоть иногда и дождливое, пасмурное небо и прохладу, редкие перекрикивания ворон между собой, копошившихся в сухой траве, легкий туман по утрам, всю меланхоличность осени… Свернув на аллею, Оливер опустил шарф. Со вдохом холодный воздух резко заполнил все его мысли. Чуть замедлив шаг, он поднял взгляд, рассматривая старые деревья, вздымающие свои ветви к небу, которые пытались развеять тучи и погреться в последних теплых солнечных лучах; резную ограду за стволами деревьев, которая словно отделяла поредевшую от опавших листьев аллею от просыпающегося шумящего города. Ему нравилось здесь гулять летом, прятаться от жары в тени пышных крон деревьев, слушая щебет птиц и шорох листвы, потревоженной ветром. С каждым шагом Оливер слышал, как хрустит покрывающий редкие травинки иней под его ногами и как чирикали воробьи; видел перелетающих с места на место ворон и редких прохожих, которые спешили куда-то, смотря себе под ноги, словно не замечая всего этого великолепия, в которое осень превратила аллею. Когда узкая мощеная дорожка и голые деревья с полысевшими кустарниками закончилась, он обернулся, чтобы взглянуть на нее, спящую в морозное утро. На остановке он был один, а когда подъехал автобус, то в салоне Оливер снова был единственным пассажиром. Поздоровавшись с зевающим водителем, он оплатил проезд и сел на свободное место. Уже привычно было ездить рано утром в пустом автобусе практически на другой конец города в колледж. Вытащив из кармашка сумки наушники и плеер, Оливер стал слушать музыку, смотря на уже приевшийся вид за окном. Проплывающий в окнах автобуса городской пейзаж был знаком ему чуть ли не с самого детства: он часто ходил пешком с родителями на прогулки или ездил на машине куда-то в другую часть города, часто смотря на большие старые дома и проходящих мимо людей, которые все куда-то спешили. Даже читали газеты и пили кофе они на ходу, словно за целый день у них может не хватить времени на такие повседневные мелочи. По мере приближения автобуса к центру города, людей в салоне становилось больше, но не настолько много, чтобы кто-то стоял. Свободных мест все еще было несколько, когда в автобус вошла невысокая темноволосая девушка. − Доброе утро, - сказала она улыбнувшемуся водителю автобуса, оплатив проезд. Держа в руках какую-то книжку, она села на свободное место недалеко от Оливера, раскрыв ее на нужной странице. Оливер бросал на девушку короткие любопытные взгляды: красивая, волосы чуть ниже плеч, светло-карие глаза и длинные, будто кукольные ресницы. Девушка все так же увлеченно читала, тонкие пальцы скользили по желтым книжным страницам, перелистывая одну за другой. Кажется, даже легкая тряска автобуса не могла отвлечь ее от этого занятия. А руки Оливера сами потянулись к скетчу в сумке, вытащили карандаш, и окрыли маленький альбом на чистом листе. Посматривая на девушку, Оливер быстрыми и уверенными движениями делал набросок, отмечая почти каждую мелкую деталь. Как только он закончил, сразу убрал альбом обратно в сумку, встав с места: ведь его остановка должна была быть уже сейчас. Бросив на девушку, которая все также увлеченно читала, взгляд через плечо, Оливер покрепче сжал поручень, чтобы не упасть при торможении. Автобус остановился, и Оливер вышел, вновь натягивая шарф на нос. Стало немного солнечно, машины ехали по узким дорогам, люди спешили по своим делам. Поправив сумку на плече, Оливер убрал плеер с наушниками и направился в колледж.***
ClemLeek –51°03.773’ В хождении между библиотечных полок Оливер находил для себя что-то успокаивающее и уютное. Ему нравилось ходить в приятном освещении библиотеки колледжа, встречать знакомых, которые тоже пришли сюда почитать, брать в руки книги, пролистывать их страницы… вот только нужной книги он никак не находил. Ставя книгу на полку, Оливер посмотрел в окно. Глухие раскаты грома раздавались на улице, дождь хлестал по стеклам окон, тучи стали еще плотнее, скрыв все небо – в библиотеке включили свет. На улице кто-то спешно шел под черным зонтиком – видимо, спасался от холодного дождя. Оливеру захотелось выйти на улицу, дышать тяжелым влажным воздухом… Моргнув, он слегка потряс головой. Не об этом сейчас нужно думать. Посторонние мысли нужно закрыть на замок и сосредоточиться на поиске книги, которая все никак не желала находиться. Значит, нужно спросить у библиотекаря. Пробежавшись взглядом по полке еще раз, Оливер направился к столу, за которым сидела пожилая женщина-библиотекарь. У стойки еще кто-то был. Невысокая девушка с темными волосами ниже плеч, худая, держала в руках книги и рассматривала лежащие на столе журналы. Оливер нахмурился: ему показалось, что он где-то видел ее. Поздоровавшись с библиотекарем, Оливер сказал, что ему нужно. Женщина кивнула и посмотрела по карточкам читателей, покачав головой: − Прости, Оливер, но эта книга уже на руках. − Что ж, спасибо, - пробормотал Оливер и направился к выходу. Как только стеклянные двери библиотеки закрылись за ним, его окликнул приятный голос: − Оливер. Оливер! − Что? – он обернулся, увидев ту самую девушку, что была у стойки. Ту самую, которая ехала утром в автобусе, и чей эскиз он делал почти весь путь. Она небольшими шажками подошла к нему, заглядывая в глаза, вызывая слабое смущение у стоящего Оливера. Легким, даже, кажется, невесомым движением руки она заправила прядь волос за ухо, чуть улыбнувшись. Вот только во взгляде почему-то не было улыбки, светло-карие глаза были задумчивы, словно мыслями девушка была далеко отсюда. − Я могу одолжить тебе эту книгу, - сказала девушка, чуть склонив голову на бок и прижав свои книги к груди. – Она у меня дома. Если хочешь, я могу принести тебе ее завтра. Оливер замешкался, переведя взгляд и пригладив волосы. Почему она решила помочь ему? Ведь они видят друг друга впервые (точнее, она видит его впервые), и он даже не знает, как ее зовут. − Я Ханна, - словно прочитав его мысли, тихо сказала девушка, скромно улыбнувшись. − Ханна, спасибо, - Оливер смущенно потер подбородок и пожал плечами, отводя свой взгляд от ее, затуманенного мыслями, взгляда. – Но… − Я принесу тебе ее завтра, - кивнула она, снова склонив голову на бок. Помахав ему рукой, она так же неторопливыми шагами ушла в сторону лестницы, ведущей на верхние этажи. И как только Ханна пропала из поля его зрения, Оливер нервно вздохнул, потерев повлажневшие ладони друг о друга. Впервые в жизни он почему-то так смутился при разговоре с девушкой. Притом очень даже красивой девушкой. Прозвеневший звонок оповестил о начале занятия, и Оливер быстрым шагом направился на урок.***
Radiohead – Thinking About You Краем уха слушая негромкий гул в классе, Оливер взял чистый лист бумаги из лежащей на столе стопки, прикрепив его к стоящему рядом планшету металлическими кнопками. Достав из своей сумки скетч и пенал с карандашами, Оливер раскрыл альбомчик на наброске, взяв из пенала изрядно сточенный простой карандаш. Сегодня преподаватель дала студентам так называемую свободную тему, где каждый рисовал то, что ему хотелось. Обычно ребята большую часть отведенного времени ломали головы над идеями рисунков, тормоша соседей и советуясь по поводу то одного, то другого. Оливер редко задумывался над такими вещами, принося с собой свой скетч, где у него были наброски, которые впоследствии становились полноценными рисунками. Удерживая на колене бумагу, прикрепленную к планшету листу одной рукой, другой Оливер делал набросок, поглядывая в свой альбомчик, срисовывая с того самого эскиза сидящей в автобусе Ханны. Заправленная за ухо прядь волос, чуть сутулые худые плечи под тонкой курточкой; тонкие пальцы, пробегающие по сухой книжной странице… Пальцы Оливера, держащие карандаш, дрогнули, когда прошедшая мимо учительница положила руку ему на плечо. − Отлично получается, Оливер, -Оливер сдержанно улыбнулся. – Снова с черновика? − Да, у меня есть кое-что незавершенное… − Что ты заканчиваешь на свободных темах, - тепло улыбнулась учительница, получив в ответ кивок головой. Ободряюще сжав плечо Оливера, женщина двинулась вперед, смотря работы остальных студентов. Посматривая на черновик, Оливер продолжил. Иногда он прикрывал глаза, пытаясь вспомнить какие-то мелкие детали, а потом дорабатывал что-то в рисунке. Только на уроке рисования Оливер чувствовал себя несколько иначе, чем на других уроках. Здесь он мог выразить свои чувства в красках и рисунках. И пусть не все понимали, что именно Оливер хотел сказать той или иной своей работой, но сам он чувствовал себя несколько лучше, что выразил свои мысли и эмоции на бумаге. Звонок с занятия прозвенел неожиданно быстро, и ребята из группы стали собирать свои вещи и уходить, убирая незаконченные работы. Свой же Оливер поставил в шкаф, куда обычно складывал все свои рисунки. День прошел для него незаметно. Одно занятие сменялось другим, а его мысли были только лишь о Ханне. Их было так много, особенно, ее образов, что возникали в голове Оливера, кажется, ежесекундно. Даже по дороге домой он пытался рисовать в своем альбомчике что-то помимо того, что подкидывало ему воображение. Но пальцы, держащие карандаш, упорно выводили тонкие черты лица, полуулыбку и большие грустные глаза. Даже дома эти навязчивые образы не давали ему покоя, руки требовали взять лист бумаги и рисовать. И Оливер рисовал. До поздней ночи пытался передать ту грусть во взгляде, то лицо… он и не заметил, как уснул за столом с карандашом в руке. − Оливер. Его легонько потрясли за плечо, заставив вытащить наушники из ушей, из которых вырывались громкие звуки. Подняв взгляд на того, кто прервал его рассуждения, он невольно удивился: Ханна сидела рядом с ним, держа в руках ту же книжку, которую читала вчера по дороге в колледж. − О, Ханна, - Оливер нервно пригладил волосы. – Ты тоже ездишь на этом автобусе?.. − Да, - кивнула она, достав из сумки другую книгу, протянув ее Оливеру. – Вот. Он принял из ее рук небольшую книжку в старой, чуть потрепанной обложке, кивком поблагодарив девушку. − Я, правда, не понимаю, зачем она тебе нужна, - задумчиво и тихо, словно самой себе проговорила Ханна. − Это для доклада по литературе, - негромко ответил Оливер. – Просто там как раз то, что мне нужно. Ханна посмотрела на него и улыбнулась. Разговор как-то сам завязался с обычной фразы «как дела?» Оливер слушал истории, которые рассказывала она о своем детстве, о том, как часто с родителями переезжала в разные города и даже страны, как много повидала еще в детском возрасте. А Оливер слушал, наблюдая за тем, как она задумывалась, как тем же легким движением заправляла прядь волос за ухо, как плавно двигались ее руки, когда она пыталась жестами описать тот или иной предмет, и пытался запомнить каждое движение. Ему нравилось слушать ее приятный голос, невольно думая, что она наверняка хорошо поет, нравилось, как она смеялась над его историями о детстве и другими забавными случаями, произошедшими уже в школе и колледже. Наверное, люди в автобусе странно косились на них, но Оливера это не волновало. Впервые в жизни ему было так легко с кем-то общаться, не испытывая неудобств из-за того, что диалог зашел в тупик: Ханна быстро находила тему, тут же ее развивая, и подключая Оливера. Дорога до колледжа была как никогда коротка, чему Оливер немного удивился. Уже начиная вставать со своего места, он был остановлен Ханной, что взяла его за руку, чуть сжав рукав куртки. Он перевел взгляд на девушку, посмотрев в ее затуманенный мыслями взгляд. − Я выхожу на старом сквере, там так чудесно! Давай доедем? Оливер знал, о каком сквере говорила Ханна. Старый сквер, раньше бывший частью парка, внезапно стал все менее посещаем и летом выглядел зеленым островком среди машин и городской суеты. Но там всегда было приятно находиться, медленно шагая по тропинкам с потрескавшейся плиткой, сквозь которую пробивались тонкие травинки. − Оливер, а о чем твой доклад? – спросила Ханна, когда они уже шли в сторону колледжа, покручивая в тонких пальцах наполовину иссохший кленовый лист. − Творчество Эдгара По, - пожал плечами Оливер, наблюдая за пролетевшими над их головами голубями. − А разве его произведения входят в программу? – недоуменно проговорила девушка, обратив свой взгляд на Оливера. − Нет. Просто мне нравятся его рассказы. Да и этот доклад я сделал, чтобы исправить плохую оценку. − Как можно иметь плохую оценку по литературе? – улыбнулась Ханна. − Легко и просто, - усмехнулся в ответ Оливер. – Просто поспорь с преподавателем о вкладе Диккенса в мировую литературу. Особенно, если ты стараешься опровергнуть мнение сотни литературных критиков и своего преподавателя, который просто обожает этого нудного писателя. Ханна рассмеялась, обратив на себя взгляд Оливера, который, не удержавшись, тоже рассмеялся.***
С каждым днем, что Оливер проводил с Ханной, количество эскизов с ее изображением только росло. Они грозили переполнить ящики стола и скетч, который Оливер везде носил с собой. Иногда ему казалось, что сделав тот набросок в автобусе лишь однажды, он уже не сможет остановиться. Ханна стала для него своеобразным толчком, музой, посетившей его за долгое время, переполнившая своими образами его мысли и голову, заставляя вновь и вновь брать карандаш в руки и рисовать. Зима вступала в свои права уже с первого дня декабря, засыпав город снегом. Тонкое покрывало припорошило деревья и заботливо укрыло пледом из снежинок аллею. Изо рта тут же вырывался пар при дыхании, а под ногами при каждом шаге поскрипывал снег. Белизна, окутавшая город, слепила глаза. − Мне нравится зима, - говорила Ханна, поправляя широкий шарф нежно-коричневого, будто кофе с молоком, цвета. – Все становится таким красивым и чистым. − Слишком холодно бывает, - вставил Оливер, - это существенный минус. Ханна лишь кивнула в ответ, начиная разговор о чем-то другом. Весь путь они снова разговаривали. Темы находились будто сами собой, и никто их них не чувствовал неловкости, когда между ними повисала недолгая пауза. Разговоры обо всем прекращались только тогда, когда им нужно было расходиться на занятия по разным кабинетам. − Увидимся, - махнул рукой Оливер. − Скоро, - кивнула с полуулыбкой Ханна и ушла в сторону своего кабинета. «Скоро», - повторил про себя Оливер, шагая к своему кабинету с улыбкой на лице.***
Вытирая руки о салфетку, Оливер критическим взглядом осматривал свою работу. Сидящая в автобусе девушка читала какую-то книгу, ее свободная рука легким движением заправляла за ухо прядь волос. Тонкие пальцы пробегают по книжным страницам, перелистывая одну за другой… − Отлично получилось, - вывел Оливера из мыслей голос преподавателя. − С-спасибо. − Это заслуживает места в холле второго этажа, - улыбнулась женщина. – Но мне хотелось бы и на конкурс ее отправить… Как думаешь, Оливер? − Я не знаю, - пожал он плечами, опустив взгляд на свои руки, которые все еще держали салфетку. Преподаватель лишь похлопала его по плечу, понимающе улыбнувшись. Поджав губы, Оливер пытался справиться с терзающими его мыслями. Безумно хотелось вручить этот рисунок Ханне, чтобы она улыбнулась, чтобы видеть радость на ее лице. Но так же сильно хотелось и унести свою работу домой, чтобы каждый вечер по возвращении домой смотреть на красивые черты, мысленно воспроизводя ее голос в различных интонациях и смех, вспоминать улыбку. Но в его комнате и так слишком много различных набросков Ханны: улыбающейся, задумчивой, читающей… Листов с одним и тем же лицом было так много, что ими был уже заполонен весь широкий письменный стол и его ящики. Но как бы Оливер ни старался, ему все никак не удавалось передать грустный взгляд этих чудесных глаз девушки. Каждый раз Оливер, смотря на очередной карандашный рисунок, откладывал его, шепча: «Не то». Почему же, почему ему все никак не удавалось нарисовать ту Ханну, которая была бы настоящей? «Я не знаю, - прошептал Оливер, отложив салфетку. – Не знаю».***
Она стояла у дверей библиотеки, прижимая к груди большую белую папку, перевязанную серой тесемкой. Вокруг сновали студенты, украшая коридор к Рождеству. Отовсюду был слышен смех и шутки, кто-то стал напевать праздничные песни, а за ним подхватили и остальные, и вскоре весь коридор наполнили звуки детской рождественской песни. Оливер и Ханна договорились встречаться у библиотеки в конце дня, чтобы вместе ехать домой. И вот, увидев в пестрой толпе у дверей библиотеки Ханну, Оливер помахал ей рукой. Девушка, увидев, не спеша двинулась к нему, смотря себе под ноги, отчего казалась огорченной или подавленной, что насторожило Оливера. Когда они вышли из тепла колледжа на улицу, уже смеркалось. − Ханна, я хотел спросить… − Я уезжаю, Оливер, - перебил его тихий голос, словно осипший, совсем не такой, какой привык слышать Оливер. − Почему уезжаешь? – сорвался с языка глупый вопрос, а в животе свернулся тугой узел, словно предчувствуя нехорошее. − Родителей переводят по работе, - еще тише отозвалась Ханна, не поднимая взгляда. Оливер невольно замедлил шаг. Почему? Почему именно сейчас? Сжав руки в карманах куртки, Оливер поджал губы, чувствуя, как под языком внезапно стало горько. Хотелось так много спросить, разузнать о том, о чем он еще не успел узнать, но внезапно дрогнувшего голоса хватило только на короткое: − Далеко? − Штаты. Впервые между ними повисло столь долгое и напряженное молчание, заставив Оливера сморгнуть навернувшиеся на глаза слезы. Мысль, что больше они могут не увидеться, колола и щемила в груди, заставляя упрямо, подобно маленькому ребенку, думать: «Нет! Не хочу! Не хочу!». − А что ты хотел спросить? – негромко, но все таким же чужим голосом прервала молчание Ханна. Оливер приоткрыл рот, чтобы сказать о рисунке, спросить, хочет ли она его в подарок, но из-за сжавшего горло спазма получилось лишь невнятное: «Когда мне вернуть книгу?» − Мы уезжаем в праздники. Давай в последний учебный день? Кстати, а как твой доклад? Сделав глубокий вдох и так же глубоко выдохнув, Оливер сказал, что все хорошо, и он исправил оценку. Домой они ехали в непривычной тяжелой тишине. Оливер угрюмо смотрел в окно из-под падавшей на глаза челки, а Ханна теребила край своей куртки. Оливеру было не по себе, его угнетала эта тишина, а напряжение сидящей рядом девушки словно передавалось ему. Он не знал, как можно приободрить ее, чтобы она хотя бы немного улыбнулась. Но Ханна, словно прочитав мысли, коснулась руки Оливера своей, легонько сжав его пальцы. Заставившее невольно вздрогнуть прикосновение, смутило его, и он посмотрел на Ханну, чье лицо было скрыто волосами. Перебарывая смущение, Оливер взял ее ладошку в свою, почувствовав холод тонких пальцев и влагу на тыльной стороне ладони. Слезы?.. − Ханна? – несмело позвал Оливер, коснувшись ее плеча. − Все хорошо, - прошептала она дрожащим голосом, - хорошо. Оливер заметил, как вздрогнули ее плечи, а свободной рукой она провела по лицу, чтобы убрать слезы. Высвободив руку, он приобнял Ханну за плечи, почувствовав, как ее голова опустилась ему на плечо. − Все хорошо.***
Последняя учебная неделя прошла неожиданно быстро, приблизив день отъезда Ханны, из-за которого Оливер был сам не свой с утра. Его одногруппники уже вовсю обсуждали между собой, как проведут каникулы, кто куда уедет, а кто останется дома. Сам же Оливер сидел за своей партой, смотря в окно на внутренний двор колледжа. Ясная и приятная погода радовала, казалось, всех в колледже, отчего преподаватель литературы разрешил студентам просто посидеть в кабинете, не выполняя никаких заданий. Вздохнув, Оливер перевел взгляд на лежащую перед собой книгу, которую должен был вернуть Ханне. Обложка была изрядно потрепана и истерта, и оттесненные, некогда золотые буквы стерлись со временем. Он провел по ним пальцами, чувствуя шероховатость обложки и небольшие ровные впадинки тиснения. В мыслях вновь поселилась Ханна, ее большие глаза, плавные и неспешные движения… ее слезы. Мысли прервала короткая вибрация мобильного в кармане джинсов. «Входящее сообщение от Ханны» - высветилось на экране, и Оливер поспешил прочитать. «Сможешь спуститься в холл на первом этаже после звонка? Хочу попрощаться.» Внутри все сжалось, словно спазмом, а на глаза навернулись слезы, сжав горло и заставив сделать пару прерывистых вдохов и выдохов. В этот момент Оливеру очень хотелось ничего не чувствовать. Хотелось лишь вернуться домой и не выходить из комнаты как минимум две недели. Звонок донесся до ушей как сквозь вату, и Оливер нехотя взял свои вещи и вышел из кабинета. Путь до холла первого этажа никогда не казался ему таким долгим, а шум в коридорах – таким незначительным. С каждым шагом все словно начинало облезать, как старая краска. Но вокруг нее краски словно были ярче. Словно эта девушка была персональным лучиком солнца, согревая и делая ярче все вокруг. Вот только сейчас Ханна стояла у стены, накинув на плечи теплую куртку и держа в руках серую папку с документами, и была такой же серой, как и всё. – Оливер, - она растянула губы в дружелюбной, но совершенно неискренней улыбке. – Привет, - Оливер протянул девушке ее книгу, заметив синяки под глазами. – Спасибо. Ханна взяла книгу и ничего не ответила, лишь смотрела пустым взглядом куда-то в пол, а Оливер не находил себе места от затаившейся где-то в груди тоски. В холле проходили мимо них студенты и преподаватели, странно посматривая на притихшую парочку, но ничего не говоря. Прозвенел звонок на очередное занятие, и в холле стало пусто. Тихо и пусто. Ханна так и молчала, лишь изредка посматривая на Оливера. – Мне пора, - прошептала она, - родители скоро подъедут за мной. – Проводить тебя? – полушепотом спросил Оливер. – Нет, спасибо. – Тут она подняла голову и посмотрела ему в глаза. – Была рада знакомству, Оливер. И ее губы тронула улыбка, но прежде чем Ханна опустила голову и стремительно направилась к выходу, Оливер успел заметить, как в уголках ее красивых глаз собрались слезы. Дверь закрылась за Ханной с глухим щелчком, оставив Оливера одного в тишине, слыша свои глубокие вдохи и набат из мыслей: «Не смей плакать, не смей, не смей, не смей!». Уже будучи дома, он закроется в своей комнате и будет рисовать. Будет выплескивать все свои чувства на бумагу в карандашных набросках, мазках краски и шорохах рваной бумаги.***
Погрузившийся в вязкий полумрак город постепенно зажигал фонари, разрывая темноту. Огоньки ночного города проносились в окне такси, и Ханна, стараясь не думать ни о чем, смотрела на них, иногда прикрывая глаза. «Как же некрасиво ты попрощалась с ним!» - твердил внутренний голос, заставляя девушку ежиться, словно от боли. «Нельзя, нельзя привязываться» - говорила она себе каждый раз, когда переезжала на новое место. И каждый раз она держалась молодцом. До сегодняшнего дня. Хоть их с Оливером знакомство продлилось не так долго, но Ханна понимала – она привязалась к нему. Привязалась к тому, как он слушает все ее глупые истории, поддерживает диалоги. Привязалась к его присутствию, пусть и недолгому. От Оливера веяло душевным теплом. Он стал близким за очень короткий срок, что немного пугало. Но Ханне было все равно. Ей хотелось вновь побыть с ним, поболтать, пригласить на чашку чая в кафе… Девушка раскрыла глаза. Вид отдаляющегося города вгонял в тоску. До аэропорта было еще несколько минут езды, поэтому она достала из небольшой сумки телефон и наушники. – Я послушаю музыку немного. Вы не против? – спросила она у сидящих рядом родителей. – Конечно нет, детка, - улыбнулась ей мама, ласково погладив по плечу. – Не грусти. Ханна улыбнулась в ответ, включив музыку. В тусклом свете салона машины она заметила, что из книги, которую ей вернул Оливер, торчит листок. Нахмурившись, девушка достала книгу, раскрыв ее там, где лежала закладка. Плотный лист был сложен пополам, но как только Ханна раскрыла книгу, то и листок тоже немного раскрылся. Там было что-то… написано? Был виден карандаш, но это была не надпись. Взяв листок в руки, она раскрыла его, а слезы сами навернулись на глаза и потекли по щекам. Все, что она отчаянно сдерживала, стоя в холле колледжа, вырвалось. На листке была нарисована она, Ханна. Легкая улыбка, волосы словно отбросил назад ветерок… Но глаза у ее портрета были грустными. Красивыми и грустными. В уголке была небольшая подпись:«На память о чудаке, который пытался нарисовать тебя.
И очень надеется на встречу.
О.»
Прижав к груди листок, Ханна дала волю слезам. Машина приближалась к аэропорту, делая расстояние между ними еще больше.