Застывшие города

Она впервые увидела его на ринге. Зачем-то согласилась пойти болеть за старого друга Чжунэ. Толком и не знала этого друга, лишь вскользь пару раз о нём слышала. Девушка Чжунэ — Чеён помогала ему тащить большой плакат в поддержку Чживона по прозвищу Бобби. С широко открытыми глазами Лиса наблюдала, как двое выживших из ума парней бьют друг другу рожи. Тогда она думала, что им с Чеён нужно уносить ноги, потому что Чжунэ связался с очень плохими людьми. Если бы их родители узнали тогда, что они прогуляли занятия йогой из-за такого… Ким Чживон внушал страх. Он бил с такой яростью и в то же время лёгкостью. Он бил ради победы. Защищался ради победы. Он отправил соперника в нокаут ради победы. Ради того, чтобы потом стоять, улыбаться выплёвывая кровь и замечая своего друга — Чжунэ, который своим басом выделялся среди толпы. Ради того, чтобы потом заметить большие шокированные глаза Лисы. — Из богатеньких? Так он её прозвал с некой насмешкой в тот вечер. Он презирал богатеньких. А Лисе всегда говорили держаться подальше от тех, кто их презирает. Косточки на его руке побиты. Лису дедушка с детства учил играть на пианино, втихаря от матери — она считала это бесполезным занятием — поэтому чисто взглядом эксперта Лиса тогда заметила, что пальцы Чживона ну никак не смотрелись бы на клавишах. Руки такие грубо-красивые. Или красиво-грубые. Они тогда сидели в забегаловке недалеко от места проведения боёв. Официант по имени Дон знал всех и даже сделал Лисе специальный банановый коктейль, как новому лицу в «компашке». Лиса в таком месте никогда не была. И в такой забегаловке тоже. За другим столиком лишь сидели какие-то пьяные мужики в отключке, и больше никого. И только Чеён, Чжунэ и Чживон. Видно было, что за лето, пока она отдыхала, Чеён уже сблизилась с парнями, и Чживона не смущал тот факт, что она тоже из «богатеньких». А вот на Лису он смотрел как-то предвзято. Он смотрел как-то… Как-то так, что приходилось отводить взгляд в сторону. Он не мог хохотать из-за боли в животе и разбитой губы, и почему-то Лиса морщилась вместе с ним в такие моменты. Она тогда и не подозревала, что «с ним» будет очерчено вокруг её смысла жизни. Занятия йогой она бросила совсем, ведь по сути ходила туда лишь по желанию матери, потому что там можно было встретить всех таких же богатеньких детей её друзей. Она всё чаще стала ходить болеть за Чживона вместе с Чеён и Чжунэ. Всё чаще стала после боя сидеть с ними в забегаловке у Дона и отмечать победу. Всё чаще стала смотреть Чживону в глаза. И он уже смотрел на неё иначе. Особенно когда она улыбалась. Ему. Только ему. Улыбалась, когда и он улыбался. Всё чаще стала врать родителям. — Следующий бой послезавтра. Говорят, будет сложно. Так уж сложилось, что богатенький мальчик Чжунэ с детства дружил с непутёвым сиротой — Чживоном. И когда он приехал в Сеул, Чжунэ радовался этому точно как в детстве, когда они обыграли в футболе каких-то хулиганов. И вот сейчас Чжунэ нужно было срочно отвезти Чеён в больницу её матери на другой конец Сеула, а с Чживона он взял слово, что тот проводит Лису до ворот её дома. — Послезавтра какой-то значимый семейный ужин, не думаю, что смогу пропустить его, — грустно отвечает Лиса, пока они пешком прогуливаются до её дома. По плечам ударяет уже сентябрьская прохлада, а Лиса была без машины и не сообразила надеть что-то потеплее тоненького жакета. Да и вообще, она думала, что Чжунэ, как обычно, развезёт девушек по домам. — Понятно, под контролем у родителей. То ли вопрос, то ли утверждение. Пока Лиса думает, что же на это ответить, на её плечи ложится лёгкая кожаная куртка Чживона. И внезапно он оказывается так близко. И запах его окутывает так отчётливо, что Лиса забывает, как пахнет её собственный парфюм. Она сглатывает, наверное, очень громко, потому что Чживон улыбается всего на долю секунды как-то тепло. И вообще становится тепло. Из-за его куртки. — Не то чтобы очень под контролем… Очень. Лиса всегда мечтала стать писательницей. Она хотела писать сказки для детей, делала всякие записи в блокнотах, писала втихаря от матери. Мать не давала ей тратить время на что-то подобное и сажала за книжки по экономике, чтобы она смогла в будущем наряду со своим старшим братом быть достойной наследницей своего отца и работать в компании. Не давала ей после школы гулять с друзьями и возила с собой на разные мероприятия. Отец во всё это не вмешивался, но он был куда строже если дело доходило до него. Его любовь граничила с определёнными требованиями. Однажды Лиса по глупости сказала о своём желании жить одной и найти какую-нибудь работу, отец ледяным тоном ей очень отчётливо объяснил, что о таких вещах даже думать не стоит. И один бог знает, какие глупости пришлось придумывать Лисе за эти две недели, чтобы четыре раза поболеть за Чживона. — У богачей свои заморочки. — Ты всегда такой грубый? Она давно хотела задать ему этот вопрос. Он и выглядит так — грубо. Но Лиса ведь видит, что внутри там есть другой человек. Не сирота. Не грубиян. Не тот, кто хочет зарабатывать на жизнь тем, что вечерами выходит на ринг получать побои и бить. — Я с тобой ещё ни разу не был груб, Лалиса. Она не понимает: это его очередная насмешка или он сейчас перед ней реальный? Лалиса. Звучит красиво. Голосом его тихим с хрипотцой, на улице и в полной тишине сентября. — Но ты постоянно пытаешься задеть меня этим, хотя Чжунэ и Чеён из того же круга, если ты забыл. — А почему это тебя задевает? Если тебя задевают такие простые вещи, то у тебя весьма неустойчивая нервная система, чтоб ты знала. Издевается. И совершенно доволен этим. Он забирает свою куртку, когда доводит Лису до ворот, где никто не должен его заметить. Чживон и до этого видел дома богачей, но этот определённо заставляет его чувствовать себя очень маленьким человеком, поэтому появляется желание убраться отсюда поскорее. На плечи Лисы ложится тоска, когда ворота за ней закрываются и она видит лишь спину удаляющегося Бобби. Он не поворачивается ни разу. Все последующие дни Лиса почему-то только и слышит в голове это «Лалиса». Никогда ещё её имя не звучало красивее. Встречи с подругами она несколько раз променяла на походы в парк аттракционов, где Чживон купил сахарную вату девушкам, только бы его не просили сесть на какой-нибудь аттракцион-убийцу. Парень, который выходит на ринг, боится аттракционов — Лиса очень долго хохотала над этим. А в тире ей уже было не до смеха, когда Чживон учил правильно стрелять, стоя позади и положив ладони на её. Цели Лиса не видела в тот день, потому что целью являлась сама. *** — У тебя день рождения через неделю, Лис, можешь заказать мне что угодно. Ты ведь знаешь, любое твоё желание… Ухёк. Терпеть она его не могла, а он все её отказы почему-то воспринимал как зелёный свет. — Моё единственное желание — чтобы ты отстал от меня. Ничего мне от тебя не надо, — Лиса поспешно берёт свой поднос и выходит из столовой. Друг брата у неё всегда вызывал рвоту. Омерзительный до невозможности. Вечно любил унизить кого-то, избить, подкупить и так далее по списку. — Это мы ещё посмотрим! — кричит он ей вслед. Семейный ужин оказывается полным провалом. От Чеён приходит сообщение, что они с Чжунэ в больнице. Чживона сегодня разнесли к херам. Лиса сама не понимает, как досиживает до конца ужина, а потом придумывает всякие глупости про Чеён, что ей нужно поехать к ней. Она редко ездила на машине, подаренной отцом при поступлении, потому что большей частью её возил водитель, но сегодня она садится за руль. А потом Лиса и вовсе не понимает, почему и когда её сердце стало сжиматься, горло связало чем-то, а из глаз потекли слёзы. Чживон ведь говорил, что не умеет проигрывать. Как так? Лиса держится за голову и благодарит бога, что всё обошлось. Чжунэ купил ей капучино и садится рядом, пока они ждут врача, чтобы их впустили к Чживону. — Что-то ты сильно переживаешь за моего друга. Лиса тупо смотрит в коричневую жидкость. — Мы как-то все подружились за последнее время, это нормально. — Потом больно будет. Сердце падает куда-то вниз. — Кому? — Ему. Разве не ей должно быть? Разве он не похож на тех, кто вдребезги разбивает таких девочек как она? — Вы можете увидеть его, — раздаётся долгожданная фраза. Мать Чеён хоть и дружит с матерью Лисы, но она очень сильно отличается от неё. Очень. Лиса иногда даже завидует. Родителей, конечно, не выбирают. Все трое заходят одновременно, правда, Лиса последней, пока убедилась, что нос её перестал быть красным. Чживон выглядит как… побитый пёс. Ему будет больно? Это Лисе будет больно. Ей уже больно видеть его таким. Его лицо всё в ссадинах, волосы растрёпаны — она не справляется с этим. — О, и богатенькая девочка тут, — он даже в таком положении не отказывает себе в шутке. И богатенькая девочка тут. И будет всегда. И он начинает привыкать к этому. — Чувак, что с тобой стало? Я же следил за боем. Ты будто потерялся в какой-то момент. — Не смог справиться без поддержки Лалисы, — говорит он, морщась от боли и чуть приподнимаясь, чтобы сесть. А потом хрипло хохочет. И внутри себя он тоже хохочет, потому что смешно это очень. Смешно, что реальность приходится выдавать за шутку. Пять дней Чживону сказали лежать дома. Тренер, конечно, был в ужасе. Чжунэ решил устраивать проверку каждый вечер после подработки в компании отца. А однажды вечером пришла Лиса. Она не видела Чживона четыре дня, и лишь от друзей узнавала о его самочувствии. Тогда она осознала, что у неё даже его номера нет. Она купила всяких фруктов, возможно ненужных, узнала адрес у Чеён и теперь у двери отчего-то боится нажать на звонок. И всё же. Она звонит в дверь, а Чживон открывает после третьего раза. На лице всё почти зажило, устало трёт глаза и прислоняется плечом к двери. Чувствуется, что он не очень хочет впускать Лису. Смотрит ей прямо в глаза, а она смущается от самого факта, что пришла к нему домой. Другое дело, когда она у Чжунэ, которого знает не первый год. А Чживон — чужой. Самый знакомый чужак. — Я дома, ни на какой бой не соглашался и я поел кашу. Но вот что ты поела, что пришла сюда? Если бы он знал. Ничего она не ела. В последнее время у неё даже аппетита нет. Она четыре дня была под домашним арестом за то, что сорвала ужин. У неё даже отняли ключи от машины. — Я… — и слова как-то исчезают. Лиса лишь сжимает пакет с фруктами в руках. Что сказать? Что она хотела его увидеть? — Не очень-то красиво с твоей стороны заставлять меня стоять здесь уже десять минут. — А кто сказал, что мои поступки должны быть красивыми? Никто. Лиса в ту же секунду пихает пакет в руки Чживона и хочет немедленно убраться отсюда, но он резко хватает её за тонкое запястье. Не грубо. Осторожно. — Стой-стой, опять твоя неустойчивая нервная система. Он усмехается, а у Лисы запястье горит. Опасно. Он впускает её в квартиру, скромно отойдя к стене. Лисе в ноги тотчас бежит небольшой серый кот и начинает ласкаться. — Не думала, что у тебя есть домашние животные. Лиса приятно удивлена. Она опускается на корточки и осторожно гладит кота, а тот мурлычет ей в ответ. — Он бездомный был и никому не нужный, как я. На улице подобрал. Говорит он это так легко, так просто, так… совершенно не думая, сколько ножей режут сейчас маленькое девичье сердце. Никому ненужный. Лиса готова поспорить, что именно из-за таких как Ким Чживон написаны все несчастные романы про женщин. Для таких города стынут. А Чживон наблюдает, как Лиса с улыбкой ласкает его кота, как разговаривает с ним мило. И для таких тоже города стынут. Все самые больше безумия, совершаемые мужчинами, были из-за таких вот улыбок и больших глаз. Из-за таких тёплых девушек, в чьих руках хочется засыпать и просыпаться. Чживон наливает кофе с молоком для Лисы, а себе достаёт из холодильника пиво. Кашу он ел, как же. Лиса никогда ещё не пила такой вкусный кофе с молоком. Никогда. Из совершенно обычной чашки — не сервиза — с изображением животных. Она греет руки этой чашкой и иногда поглядывает на Бобби, а он на неё. Чтобы перестать краснеть из-за этого, она начинает рассматривать его «каморку». За кухонным столом больше четырёх человек не поместятся, да и во всей кухне тоже. Вокруг чисто для того, кто живёт один и является парнем. Внимание Лалисы просто привлекает пачка сигарет на микроволновке. — Ты что, куришь? Разве спортсменам можно курить? Бобби оборачивается по траектории её взгляда, подмечая, что эта девочка, для которой город застыл, очень внимательная. — Разве таким девочкам, как ты, можно сидеть в таком месте как это? Они оба нарушают правила. Оба прекрасно это знают. — А что с этим местом не так? И Бобби чувствует, что для неё правда всё так. Это место не смущает её, не отталкивает, не ужасает. Отчего-то он решает показать ей все свои медали, всё то, что напоминает ему о победах. Сердце Лисы сжимается, когда зайдя в его комнату — единственную в этой квартире — она первым делом видит огромный портрет мужчины над кроватью. Бобби, с заметной болью в голосе, рассказывает, что это его умерший отец — бывший чемпион по кикбоксингу, который последние дни своей жизни провёл в тюрьме за ложное обвинение. И он думает, что хотя бы это спугнёт Лалису, но нет. Она заворожённо смотрит на портрет и видит там Чживона. Он точная копия своего отца. Такой же взгляд и острые скулы. И взгляд этот — глубокий, доходящий до глубины души. Она осторожно ходит по малюсенькой комнате и пальцами осторожно касается всех медалей, висящих вдоль стены. Его гордость. И она гордится им. Странно так, но очень гордится. Лиса чувствует, будто он ей вот этой дверью комнаты дверь в душу открыл. Она ходит по его душе очень осторожно. — А ты чем будешь заниматься, кроме как быть пай девочкой? Он продолжает свои издёвки, но она будет терпеть. — Буду писать книги. — Книги? О чём? О плохих мальчиках? — Чживон усмехается и опирается плечом о дверь. Он с удовольствием наблюдает, как Лиса берёт в руки одну из его медалей и внимательно читает всё, что на ней написано. А ещё, на её волосах очень красиво играют лучи солнца, врывающиеся в комнату через небольшое окно. Очень хочется Чживону коснуться этих солнечных волос. — О грубых мальчиках. Но Чживон ни разу не был с ней груб. Он хотел бы, но не может. Лиса отказывается от его предложения довести её до ворот дома, поэтому он провожает её «хотя бы до дверей своего подъезда». — Я вообще-то хотела… пригласить тебя на день рождения, который послезавтра. Чжунэ с Чеён тоже там будут естественно. Ну и так, пара друзей моего брата. Лиса чувствует себя, как в первом классе, когда подошла к Чеён первой и предложила ей дружить до конца жизни. А по взгляду Чживона она понять не может, что он думает на этот счёт. — Я не хожу на вечеринки богат… — Ты можешь убрать это слово из своего лексикона? Это будет обычная вечеринка в обычном клубе. Ну? Для такого взгляда города застывают. Для такого взгляда можно через себя переступить. И он переступает. Он, впервые за долгое время, надевает что-то, что не футболка или худи, а именно — чёрную рубашку, и приходит на её чёртов день рождения. Нет, не так. Он почему-то благодарен этому дню. Солнечная девочка в этот день была рождена. Не для него, конечно. Для родителей. А что если для него? Чживон замечает каждый взгляд кинутый в его сторону и перешептывание. — Иди-ка сюда, — брат подходит к Лисе, у которой настроение совсем не праздничное. — Тэн, пожалуйста, отстань от меня хоть сегодня! — Лиса даже не притронулась к выпивке и улыбается всем гостям через силу. В последнее время на неё накатывает странного рода тоска из-за отсутствия определённого человека. — Что это за качок там припёрся? — спрашивает Тэн, и сестра наконец оживает. — Что? Лиса тут же вскакивает и замечает у входа Чживона. Он пришёл. Он правда пришёл, хоть и сказал «нет». Она даже не замечает, что Ухёк в этот момент подходит к ней. Она кидается, пробираясь через гостей к нему одному. К Чживону. К осиротевшему парню, живущему с осиротевшим котом. Бобби смотрит, как солнце идёт к нему. Прямо к нему. В жизнь, в душу. Такая красивая — в серебристом платье, волосы собраны в высокий хвост, а в глазах её он. — Ты пришёл. — Я пришёл. Лиса светится от счастья. А Бобби нет. Потому что он знает, что будет больно. Впервые в жизни будет больно не от боя на ринге. Нет. Это больнее. Он делает шаг к Лисе и нежно берёт её руку. Весь мир вокруг останавливается, смазывается. Из кармана Бобби достаёт тоненький браслет и надевает его ей на запястье. Белоснежное. Её гладкая кожа воздуха лишает. Прикосновение его грубых пальцев её тоже воздуха лишают. — С днём рождения, — говорит он на ухо и очень коротко, но так чувственно целует её в щеку, пытаясь за это мгновение вдохнуть запах её кожи. Лиса теряется. Смотрит на браслет, где две цепочки соединяются небольшим солнцем. — Что это? — спрашивает она очерчивая контур. — Ты, — пожимает плечами Бобби. Ты. Она. И даже не понимает, когда в её горле образовывается ком и почему горят глаза. — Почему я? Улыбается и даже не знает, как город застыл для неё. Чживоновский город. Он просто не может, такая она милая. — Улыбка твоя… как солнце. И город Лисы тоже застыл. Почему в груди такое ощущение, что она потерялась, как однажды в детстве в большом торговом центре? Возможно они бы так и простояли: солнечная улыбка и его — грустная, если бы Чжунэ внезапно не подбежал, накинувшись на друга с объятиями. — Я знал, что ты придёшь! — А ты уже набрался? — хохочет Бобби, отмахиваясь от Ку. Тут и Чеён прибегает, и вроде бы компашка в сборе. Шутят, смеются, и всё хорошо до того момента, пока к ним не подходят Тэн с Ухёком. — Сестричка, не познакомишь меня с вашим новым другом? Чжунэ заметно напрягается, потому что знает, каким Тэн может быть дерьмом вместе с шизофреником Ухёком. Лиса пытается унять внутреннюю дрожь и вести себя очень естественно. — Это мой друг, — опережает Лису Чжунэ, потому что так будет лучше. — Да, это Чживон, — быстро подключается Лиса, пытаясь не показать дрожь в теле. — Чживон, это мой брат Тэн и его… — Ухёк, жених Лалисы. Лалиса. Почему из его уст это звучит так отвратительно? Почему вся эта фраза вообще так отвратительна и кто дал ему право разбрасываться ею здесь, перед Чживоном? Какое-то секундное молчание, которое замечают, кажется, все. Какое-то странное нежеланное пожимание рук тоже замечают все. — А разве Лалиса не мала пока для свадьбы? — Бобби пускает шуточку, которая скрывает удар по челюсти этого Ухёка в его мыслях. — Не хочу терять время. И жизни будет недостаточно, чтобы насладиться ею. Насладиться ею. Три удара по челюсти за эту фразу заслужил Ухёк. Но ведь нету повода. Кто такой Ким Чживон, чтобы бить жениха Лисы? Лисы, которая закатывает глаза. — Может хватит ерунду нести? — фыркает она и тут же чувствует, как старший брат сжимает её руку чуть выше локтя, что означает «заткнись немедленно, пока папа не узнал». Всю радость, которую принёс ей Бобби и браслет на запястье, выкачивают из неё разом. — Сестрёнка, тебе пора вернуться к «своим» гостям. Лиса выдёргивает свою руку и еле сдерживает подступающие слёзы. — Чжунэ, не дай скучать нашему другу. Я вернусь к вам попозже. Другу. Чживон замечает всё. Абсолютно всё. И натянутые отношения между Лисой и братом. И то, как она избегает мудака Ухёка, который очень хочет быть избитым Чживоном где-нибудь у своей дорогой тачки. И то, как она не желает принадлежать этому обществу. С ней разговаривают, а она улыбается лишь из вежливости и смотрит на Чживона. Она словно… хочет принадлежать ему одному. Или, может, он сам это себе придумал? Может, это он хочет, чтобы она принадлежала ему? Эта солнечная девочка, благодаря которой Чживон видит лучи на своей жизни. Но лучи исчезают, когда Ухёк подходит к Лисе и берёт её за руку, дабы пригласить на танец. Насильно пригласить. Приглашение, которое не требует ответа. Она выдёргивает руку, а Ухёк хватает сильнее. Чживон видит, как Лиса морщится от боли, как ублюдок силой тащит её на танцпол к таким же мудачным парам. Он не должен так реагировать, но реагирует. Срывается с места и направляется прямо к Лисе, чтобы врезать её «жениху». Пара шагов до них, но крепкая рука Чжунэ ложится на его плечо и останавливает. Чживон слишком резко скидывает её и поворачивается к другу. — Спокойно! Это не так работает, Чживон. Ты создашь ей очень большие проблемы. Оставь это. Что за херню он несёт? — Этот ублюдок же силой… — В их мире это работает иначе, Чживон. Если ты вмешаешься, будет только хуже. — Тогда я не буду трогать ваше «иначе». Я не могу смотреть на это спокойно. Я пас. Соблазн набить морду Ухёку и увезти отсюда Лалису настолько велик, но Чживон уходит. Он не будет вмешиваться. Не будет в этом мире, в котором иначе. У него есть свой мир — свободный. Свой мир, где ему плевать на всё. Свой мир, где есть свой застывший город для неё. Но он не будет создавать проблемы в городе Лисы, который для него не застыл. Чживоновский город должен зажить другой жизнью. Он не должен застывать для Лалисы. Она видит его удаляющуюся фигуру пока вырывает свою руку и пытается оттолкнуть Ухёка. Сердце больно сжимается, на глазах выступают слёзы от несправедливости всего. От опустевшего города внутри с уходом Чживона. — Ты мне противен, ясно? Сколько раз ещё я должна тебе это повторить, чтобы ты принял? — уже выкрикивает Лиса, наплевав на то, что все гости слышат и отвлекаются на разворачивающуюся сценку. — Не приму, потому что мы с тобой — это факт, Лалиса! — Не называй меня так, меня тошнит. — Будем считать, что в честь твоего дня я прощаю тебе этот повышенный тон. Отвратительный поцелуй Ухёка в макушку, словно все её слова мимо. Тошнота и слёзы. Лиса быстрым шагом уходит в уборную и закрывается там. На всю мощность открывает кран, чтобы Чеён, которая стучится в дверь, не услышала её всхлип. Она так не хочет жить. Не так. Это её жизнь, а проживают её другие. Дрожащей рукой смывает с лица слёзы и потёкшую тушь, а сердце ныть всё равно не прекращает. Перед глазами спина Чживона и его осунувшиеся плечи, словно знак безнадёжности. Взгляд Лисы цепляется за солнце на её запястье. Улыбка твоя… как солнце. Почему же улыбаться она может только в его присутствии? Почему он уносит её солнце с собой? Почему её улыбка уходит за ним? Чживон, верни ей улыбку. Ей нужна она. Ей нужно вернуть то, что он забрал. Лиса выходит из уборной, столкнувшись сразу же с взволнованной Чеён. — Ты в порядке? — Да. Нет. Больше Лиса ничего не говорит, она проходит вперёд, и возможно её нервы остались бы хоть наполовину целы, если бы не отвратительная усмешка Тэна. — Что за вид? Ухёк уже торт несёт. Ты с красным носом будешь тушить свечи? Мама будет недовольна твоему… Ради всего святого, просто хоть раз, Тэн, вспомни, что я твоя родная кровь и не нужно её пить. — Подавитесь тортом. — Не понял, что? Вопрос отлетает воздухом, таким вихрем Лиса проносится мимо брата, задевая его плечом. Все проблемы на неё свалятся потом. Весь гнев всех вокруг потом. Всё потом. Сейчас главное то, что она стоит перед дверью квартиры Чживона. Она как ненормальная бежала от такси до подъезда под непредвиденный ливень. Чживон открывает моментально, словно ждал этого. Сам он зашёл недавно и успел только дурацкую чёрную рубашку с себя снять, причём единственную рубашку в гардеробе. Но на самом деле, он совсем не ожидал увидеть Лису. Не ожидал, что она посмеет оставить свой день рождения. Не ожидал, что она придёт сюда. К нему. И всё же она перед ним. Промокшая, расстроенная, и сжимает кулаки то ли от холода, то ли от нежелания расплакаться, то ли от неловкости. Чживон моргает лишь раз. Он не должен ничего делать. Он не должен впускать её в свой дом. В свою жизнь. Пусть уходит как и пришла. А как пришла? Кто её довёз? Как её довёз? Темно ведь на улице, а она такая солнечная и хрупкая. Его солнечная и хрупкая. Или не его вовсе. — Ухёк не мой жених, и не парень, и танцевать я с ним не хотела, ни сегодня, никогда вообще… Лалиса пришла сказать это. Да. В туфли её на каблуках залилась вода и они даже натёрли, но ей всё равно. Ей нужно было прийти сюда к нему, увидеть его и сказать то, что она сказала. — Мне какое дело до этого? Вопрос, который бьёт по лёгким. Щиплет в кончике носа у Лисы и кулаки разжимаются. В уголках глаз накапливаются чертовы слезы. — Ты прав. Никакое. Я просто посчитала нужным сказать это. До встречи. Она не настолько сильная, но всё же разворачивается медленно, желая поскорее сесть в такси и там разрыдаться. — Я не беру чужое, Лалиса. Лалиса. Она резко разворачивается. — Я не чужое! — заглушая ком в горле, у нее выходит чуть ли не на выкрике, глядя ему в глаза. — Я… пойду. Твоё. Я твоё. Это хотело выйти наружу, но зачем она ему? Да и разве она его? Может, у него есть кто-то его, а она просто об этом не знает. — Опять твоя неустойчивая нервная система, — усмехается он и хватает её, чувствуя под пальцами подаренный браслет-солнце. — Иди сюда, сбежавшая именинница. Лиса не успевает соображать, как уже оказывается внутри тёплой квартиры. Чживон вытаскивает какие-то серые тапочки — одни из тех, которые можно увидеть в гостиницах в комплекте с зубной пастой и щёткой, — и кладёт их перед ногами Лисы. Она лишь успевает одной рукой ухватиться за его плечо, потому что ощущает как мужские пальцы обхватывают щиколотку, высвобождая ногу. — Надеюсь, тебя это не очень расстроит, но ты туфли обляпала в луже. Не расстроит. Она даже еле понимает смысл слов, потому что занята разглядыванием тёмных волос, которые ему спадают на лоб. А ещё больше Лиса теряется, когда он поднимает голову и смотрит на неё снизу вверх. — Спасибо, я сама… Для «сама» Лиса звучит очень неуверенно, но ей ужасно неловко. Да вся эта ситуация неловкая, заставляющая её краснеть и дергаться, когда сердце с такой силой ударяется о стенку груди. А потом она словно опускается из ада на землю — ноги оказываются в теплых тапочках, чувствуя пол. — Ванная тут, — Чживон поднимается и открывает перед Лисой дверь в маленькую, старую ванную, которую в прошлый раз ей не довелось увидеть. — Мы с тренером не очень старались при выборе квартиры для аренды, как ты уже поняла. Но Лисе всё равно. Ей бы с себя прилипшее платье снять и под тёплую воду встать. — Спасибо, — говорит она снова еле слышно. — Я принесу полотенце и… поищу какую-нибудь футболку. Но у Ким Чживона естественно нету женской футболки. У него вообще в квартире этой нет ничего женского, потому что Лиса первая девушка, которая ступила в этот дом. Не то чтобы у него не было возможности сюда кого-нибудь привести, просто ему не хотелось терпеть здесь присутствие девушек для недолгих связей. Когда за дверью в ванной слышится звук воды, Чживон лишний раз убеждается, что Лиса, действительно, послана ему для испытания. Испытания нервной системы, психики, сердца и физического. В данном случае для физического испытания особенно. Кожа ее такая нежная и тонкая, которой сейчас касается вода в его ванной. Но он не должен об этом думать. Он должен думать о том, как жить дальше. Почему эти лучи всё время хотят ворваться к нему, он ведь жил раньше без них и вполне нормально. Что теперь стало? Он стучится, когда слышит затишье. Лиса осторожно приоткрывает дверь, совсем немного, и выглядывает оттуда. Пар от горячей воды бьёт Чживону прямо в лицо. — Держи, — только это говорит он и протягивает ей футболку, которую нашёл в гардеробе и которая по его мнению самая длинная из всех. — Спасибо. Лиса уже потеряла счёт своих благодарностей за сегодняшний вечер. Футболка Чживона с изображением Миньонов доходит ей почти до колен. А ещё, Чживон, наверное, не знает, но его футболка пахнет им. Пахнет очень вкусно. Лиса не смогла удержаться и не зарыться в неё носом, прежде чем надеть. Но об этом Чживон никогда не узнает. Когда она выходит из ванной, поправляя пряди волос так, чтобы они прикрывали грудь, первое, что ощущает Лиса — запах фруктового чая. Какая-то смесь ягод и апельсина. Чживон уже сидит за столом и поглаживает кота, закинув ноги на соседний стул. Дождь за окном не утихает, и из задумчивости его выводит Лалиса, так тихо проникнувшая на кухню и севшая напротив. Кот тотчас спрыгивает на пол и начинает ласкаться о ноги Лисы, вызывая улыбку на её лице. — Ты ему нравишься, — усмехается Чживон. — Он мне тоже нравится. Неловкая тишина. Лишь мурчанье кота и звук дождя. Он ей не просто нравится. Она любит этого кота. Она любит это место. Она любит… Она любит дышать рядом с Чживоном. Она любит видеть его. Она любит, когда он касается её. — Так что у нас сегодня? Ты сбежала со своего дня рождения и собираешься ночевать здесь? — Мне нельзя? — Не знаю, это ты должна у своих родителей спрашивать, у брата или там у кого-то ещё. Было бы не так горько, если бы он не вложил столько издёвки в свои слова. Но это лишь защитная реакция Чживона. Он не умеет иначе. Лиса молчит. Она смотрит в кружку с чаем и лишь думает о том, как бы ей не расплакаться. Он ведь сам прозвал её солнцем, так зачем же сейчас обижает? — Скажи мне, зачем ты здесь? А ты зачем у неё в области груди и в голове? Чживон наклоняет голову, чтобы она наконец посмотрела на него, и она смотрит. Глаза полны нерешимости, обиды и нежности. Она обрушивает это на его вспыльчивую натуру. — Я… Слова застревают у неё в горле. И это зелёный свет для защитной реакции боксёра. — Понимаю. Тебе захотелось острых ощущений, захотелось немного пожить иначе, оказаться в другом мире. Захотелось прожить сюжет, о котором ты могла бы потом написать «хорошая девочка и грубый мальчик». Поэтому в грёбанный дождь, ночью ты приходишь сюда. В квартиру парня, которого знаешь от силы… да нихера не знаешь. Но я отлично знаю, чего ты хочешь. Это очень просто. Можем сейчас же потрахаться вон на той кровати, а потом я выйду из этой истории по-мудацки, как и полагается, а ты жертвой, тоже как и полагается. Мы всё прояснили? На стол падает браслет, подаренный им этим вечером. Лиса сорвала его с запястья. — Ты не тот, кто подарил мне это сегодня. Фразу она успевает сказать чётко, прежде чем губы задрожат. Прежде чем из глаз польётся её слабость. Но она никому и не обещала быть сильной. Кот отпрыгивает, так резко Лиса поднимается, желая поскорее покинуть это место. Желая стереть тот день, когда пошла болеть за Бобби. Желая не чувствовать того, что чувствует к нему. Он стал дождём в её городе. Стал судьбой её города. — Правда глаза колет? — Чживон хватает Лису выше локтя, сам не знает зачем. Зачем не даёт ей уйти. — Да! — она свободной ладонью вытирает слёзы. — Правда о том, что ты оказался самым настоящим грубияном, хамом, мудаком. А я, как идиотка, построила в своей голове совсем другого человека. Вот эта правда мне глаза колет! Чживон сходит с ума ровно в этой слезе, которая скатывается вниз по её подбородку. Ему хочется самому себе врезать за то, что позволил этим большим глазам плакать из-за него. Из-за него, чёрт возьми. — Тогда чего ты ждёшь? Беги отсюда. Беги от грубияна, хама и мудака, Лалиса. Беги! С каждым словом его рука сильнее сжимает её. С каждым словом становится больнее физически и морально. — Я не могу, — голос дрожит, а взгляд устремлён вниз, в область его груди. Там ведь сердце бьётся для неё. — Ты слишком сильно меня держишь. И речь не только о сейчас. О всегда. О первой встрече. Но даже когда он отпускает, она не уходит. Да и сделай она шаг, он снова её удержит. Он будет хвататься за неё снова и снова. За эти лучи солнца в его жизни он будет хвататься как ненормальный. Ладонь Чживона медленно поднимается к её лицу. Лиса смотрит ему в глаза и не дышит вовсе. — Прости, — говорит он тихо, а потом целует её в щеку, собирая губами солёные слёзы. Его слёзы. По его вине. — Прости, я правда мудак. Прости меня. И шаг в пропасть. Пропасть там, где его губы так нежно касаются её. Пропасть там, где её руки ложатся на его плечи. Пропасть там, где она не отталкивает его, а целует в ответ, прощая и чувствуя даже солоноватый привкус своих собственных слёз. Где-то в глубине души Лиса точно знает — она из-за него будет всю жизнь чувствовать вкус собственных слёз. А Чживон в глубине души знает, что если раньше он не боялся ничего, то теперь боится. Боится потерять эту девчонку, у которой солнце в улыбке. От которой лучи солнца в его жизни. Он целует что-то своё, но что-то запретное. Руку запускает в её волосы и углубляет поцелуй, а Лиса поддаётся любому его действию. Даже такому, когда он делает шаг вперёд и она спиной упирается в старый холодильник. Да, она впервые узнаёт, что такое страсть. Что такое хотеть человека всего. Интересно, а Чживон? Он сколько раз успел это узнать? Ведь его жизнь не заключалась в том, чтобы быть просто красивым цветком в доме, которого поливают и хранят, не разрешая никому притрагиваться. И Лиса никому не разрешала притрагиваться. А ему разрешает. И в сердце её поселяться разрешает, что намного страшнее, чем прикосновение его пальцев на бедре, под его же футболкой. Чживон покрывает поцелуями её шею, прижимая к себе ещё ближе, что казалось бы почти невозможным, и с губ Лисы срывается тихий, еле слышный стон. Но стоит Чживону почувствовать, как кожа Лисы покрывается мурашками и как она начинает дрожать, зажатая между его телом и холодильником, он тут же убирает руку из-под футболки и прерывает поцелуй, что ему почти стоит жизни. Лиса ничего не говорит, лишь тяжело и часто дышит. Немая благодарность в ней, но она совершенно не знает, что делать дальше. А дальше Чживон слабо улыбается и целует её в висок. — Иди сюда. Он просто обнимает её. Солнечные лучи своей жизни обнимает. Нетронутые лучи обнимает. Лучи, которые никому никогда не светили. Лиса буквально тает в его объятиях, зарываясь носом в шею. Она прикрывает глаза, желая остаться вот так с ним всю жизнь. Пусть в этой старой квартире. Пусть в одной футболке, но зато его. Разве есть другое счастье на земле? И совсем не как мудак, а как джентльмен, он стелет для Лисы на своей кровати, а для себя на полу. — Ты правда будешь спать там? — Лиса хихикает, сидя на его кровати. Да, он будет. Он будет делать всё, только бы она чувствовала себя комфортно. — Здесь вполне нормально, — улыбается Чживон и закидывает руки за голову, устремив взгляд в потолок. Его застывший город окутывает запах и голос Лалисы. — Тогда и я с тобой, — Лиса встаёт с кровати и осторожно ложится на пол, рядом. Уловив удивление и неуверенность в глазах напротив, она смущается. — Если, конечно, можно. — Тебе можно всё. Тёплая ладонь касается её щеки. А её пальцы аккуратно ложатся на эту ладонь. Словно получив немое разрешение, Лиса подвигается ближе и утыкается носом в шею Чживона, пока он играется её волосами. — Пожалуйста, никогда больше не плачь из-за меня. Нарушается тишина шепотом Чживона, а Лисе наоборот хочется заплакать. Тонкая нить, которая их соединяет сейчас может оборваться в любой момент. Оборвётся в самом ближайшем будущем. — Тогда ты тоже пообещай кое-то. Она заглядывает в его глаза, потому что ей нужно видеть. — Что? — Что не повернёшься ко мне спиной вот так, не сказав ни слова. Чживон и без того бесконечно жалел, что ушёл, оставив её там, где она находиться не хотела. Теперь же его сердце сжимается ещё больше. — Я обещаю, что никогда не повернусь к тебе спиной. Обещаю, что никогда не покину свой город. Прикосновение её губ к его щеке заставляет раствориться в ней, в моменте. Так приятно и волнительно ей ощущать кожу его, когда она подушечками тонких пальцев проводит по его груди, задевая крестик на шее, очерчивая татуировку на плече. А Чживон и забывает вовсе, что такое дышать. Как он дышал в этом городе раньше? И не так важно, что будет, когда наступит рассвет. А для них и не наступит, ведь города их застыли.