***
Тем временем подъехал нужный ему номер, и Ренли пришлось оторваться от воспоминаний. На дворе стоял серебряный сентябрь, по выпуклому боку автобуса стекали крупные капли дождя. А он — вчерашний студент, выпускник магистратуры, а теперь уже дипломированный специалист и будущий педагог-воспитатель, шагнул в распахнутые перед ним двери. Воспоминания остались позади, так же, как и укрытый густыми кронами деревьев университетский двор. Вернуться к ним он ещё успеет. А пока что молодой мистер Баратеон прощался с прошлым и, прижав к груди намокшую сумку, поглядывал в окно, за которым неспешно проносилась его прошлая жизнь. Со дня на день он должен прибыть на своё новое рабочее место и приступить к первой настоящей и полноценной работе. Ведь всё, что было раньше — лишь репетиция перед большим спектаклем. Весёлая пора студенчества закончилась, и пришло время вступить во взрослую жизнь. В оконном стекле отражалась его встрёпанная тёмная макушка и донельзя серьёзное лицо. Подумать только, теперь он полноправный взрослый человек! А через два дня впервые выйдет на свою взрослую работу.Глава 1
23 июня 2017 г. в 03:23
Листья кружились пёстрым хороводом на пятачке сухого асфальта под козырьком автобусной остановки. По пластиковой крыше барабанил крупнокалиберный дождь. Ренли зажал подбородком серую пухлую папку, и, балансируя на одной ноге, пытался справиться с застёжками на сумке. Когда же все важные документы оказались надёжно упрятаны и защищены от проникновения воды, он вздохнул с облегчением, и не без труда застегнул молнию на сумке.
Помимо диплома и характеристик с практики в начальной школе, там ещё и располагался пакет с яблоками, за которыми он заскочил в магазин. Как будто бы нельзя было купить их возле дома! Но ему уж очень хотелось, прощаясь с родным университетом, пройтись по местам былой славы и обойти все близлежащие дворики, в которых, в своё время зависали шумной студенческой толпой. А заглянуть в супермаркет, в котором на протяжении четырёх лет будущие социальные педагоги затаривались различными закусками и алкогольными напитками, было просто необходимо.
В уютных двориках и университетском парке не раз отмечали сданную успешно сессию и практику. А на скамейках под сенью раскидистых старых вязов очень удобно было зубрить конспекты перед самым экзаменом в период летней сессии. Множество приятных воспоминаний подарил зелёный прямоугольник, очерчивающий университетский дворик.
А вот на той, казалось бы, ничем не примечательной лавке он целовался с милой, застенчивой Габриэллой. Тёплый летний вечер, непринуждённый разговор, обсуждение предстоящей практики, перемежающееся лёгкими шутками. Задорный звонкий смех одногруппницы и блеск её тёмных глаз. Едва уловимое дуновение свежего ветерка и её рассыпанные по плечам густые тяжёлые волосы. Ветер ласково растрепал её прическу, и она склонила голову в милой улыбке, а Ренли, как бы невзначай, легонько отвёл непослушную прядь с её лица. Их взгляды встретились, и обоюдная симпатия стала очевидна.
Второй курс — сумасшедшее лето, бесчисленное множество вечеринок, и такой непринуждённый, воздушный и трогательный роман, лёгкий и нежный, как зефир, как тающий во рту молочный шоколад. И, к сожаленью, столь же кратковременный и эфемерный. Четыре месяца: с июня по сентябрь, пролетели, как один миг. Габриэлла оказалась девушкой-мечтой: ласковой, нежной и доброй. Такой уютной и по-домашнему тёплой. Помимо поцелуев под луной и прогулок в парке, они успели посетить множество выставок и концертов, мюзиклов и спектаклей. Театры, опера и балет, музыка и искусство, путешествия по старой доброй Англии.
Весь мир был открыт перед ними — застыл ради них двоих, и виделся исключительно в сладко-карамельных тонах. Он тонул в её глазах, как в растопленном шоколаде. Утопал в тихих, спокойных вечерах и растворялся в томных и жарких ночах. Это была леденцовая сказка: яркая, разноцветная и сладкая.
Жизнь кипела днём и замирала вечером среди книг, на расстеленном на прогретой солнечными лучами крыше клетчатом пледе. На этом островке умиротворения умещались они оба, наслаждаясь видами ночного города и потягивая тёрпкое красное вино. Ренли клал голову ей на колени и зажмуривался, словно сытый довольный кот. Девушка легонько перебирала его волосы и вкрадчивым, глубоким голосом, читала вслух очередную фантастическую историю.
Это лето казалось бесконечным. Эта сказка казалась вечной. Но как не бывает бесконечной книги, так и каждую историю ждёт свой финал. Когда Габриэлла переехала к нему, его некогда холостяцкая берлога превратилась в самый комфортабельный в мире шалаш на двоих. На стенах появились милые картинки с котятами, холодильник наполнился продуктами, а на кухне поселился запах свежей выпечки и домашней еды. Полы оказались начищены до блеска, а во всей квартире не возможно было найти и пылинки. И вроде бы ничего не изменилось, стало даже лучше, чем прежде. Дома его ждал вкусный ужин и заботливая… жена?
Посиделки с друзьями в пабе заканчивались раньше, и теперь он ограничивался одной пинтой пива, а иногда и стаканом содовой, чтобы не расстраивать свою девушку. И даже после воскресной игры, где они собирались со старыми друзьями погонять мяч, Ренли спешил поскорее домой. Да и гости теперь наведывались к нему редко. Кажется, после тёплых дружеских посиделок любимой не нравилось наводить порядок на кухне и убирать пустые бутылки и наполненную окурками пепельницу.
Нет, она не говорила ни слова, никогда не закатывала громких сцен и не затевала скандалов, но её красноречивый взгляд из-под опущенных ресниц и скорбно поджатые пухлые губы говорили сами за себя. А Ренли не хотел расстраивать свою трепетную и нежную ласточку. Она была такой маленькой, хрупкой и беззащитной, что он готов был носить её на руках. И носил, впрочем.
Звать друзей домой он прекратил, и встречи с ними также стали чрезвычайно редки. Наступил сентябрь, они оба перешли на третий курс. Летняя сказка остыла. На смену ей пришла история совсем другого толка. Приторная и вязкая, как мастика на безумно красивом, но ужасно безвкусном торте.
Лекции и семинары — на всех парах они были вместе постоянно, а после вечерней подработки в университетской библиотеке Ренли сразу же отправлялся домой. Габриэлла устроилась лаборантом к профессору филологии, чтобы иметь возможность наведываться к своему возлюбленному в рабочее время. А ещё она оказалась ужасно ревнива и корила его буквально за каждый брошенный в сторону другой девушки мимолетный взгляд. Да что там девушки — она умудрилась заподозрить его в романе с преподавателем по психологии, а та была женщиной хорошо за сорок, и даже, можно сказать, под пятьдесят!
Однажды Ренли с удивлением обнаружил, что Габриэлла копалась в его телефоне в поисках одной ей видимых сообщений от любовниц. Конечно же, ничего подобного там не нашлось. Но девушка не отринула свои подозрения и начала вытягивать из него подробности обо всех, сомнительных, на её взгляд, контактах в телефонной книге. Ренли, честно говоря, оторопел от такого поворота событий.
Самое интересное, что скандала так и не произошло, девушка просто заперлась в ванной и рыдала там добрых полчаса. А Ренли просто не знал, как себя вести. Оправдываться в том, в чём он не виноват? В конце концов, он смог до неё достучаться и успокоить. Поцеловал в покрасневшие щёки и припухшие губы, успокаивающе погладил по спине и провёл рукой по густой копне каштановых волос. Попытался убедить, что он ей верен, и даже в мыслях не держал ничего предосудительного. Габриэлла утёрла слезы, и ссора сошла на нет. Но, к сожалению, это был лишь первый инцидент из череды подобных эпизодов. Такие представления стали происходить с завидной регулярностью.
Они съехались в конце августа, и за два неполных месяца учёбы Ренли понял, что сыт семейной жизнью по горло. Где-то в октябре он осознал, что после вечерней подработки ему не хочется возвращаться домой. А он был точно уверен, что заполнять скучные формуляры, сортировать и подклеивать отвалившиеся корешки книг не является мечтой его жизни и вершиной карьеры. Но, тем не менее, Ренли нередко засиживался допоздна, убеждая себя в том, что у него полно работы.
На самом деле, он и устроился-то на подработку только за тем, чтобы немного отдохнуть от своей прилипчивой, вездесущей девушки. Нет, конечно, ещё и затем, чтобы подзаработать, ведь не пристало же ему, взрослому парню, клянчить деньги у родителей на содержание себя и своей девушки, они и так платили за учёбу и съёмную квартиру.
Первые два года Ренли в основном перебивался репетиторством — занимался с ребятишками из младших классов английским языком. Но хоть на репетиторстве он мог заработать и больше, чем в библиотеке, особенно, если набрать достаточное количество учеников, — в данный момент это оказалось совсем неудобно и нежелательно. Детей приводили к нему домой, а сейчас он, напротив, мечтал выбраться из дома. Ездить же самому к ученикам было более напряжно и растратно. Мотаться по всему городу ему не хотелось. Таким образом Ренли и оказался в университетской библиотеке. Но, навязчивая возлюбленная умудрялась допекать его и там.
Ренли понял, что полностью исчерпал запас своего терпения, когда всерьёз задумался о том, чтобы напиться в баре и заявиться в таком разнузданном виде домой, нарываясь на скандал. По натуре он был человеком мягким, и предпочитал решать конфликты путём разумного диалога и нахождения пути к компромиссу, удовлетворяющему обе стороны. Но, как он ни пытался осторожно и кротко выказать своё недовольство, добиться желаемого результата ему не удавалось. Либо он натыкался на стену непонимания, либо всё оканчивалось слезами, обидами и обвинениями в равнодушии и холодности. Или же следовали глупые и беспочвенные упрёки в том, что он нашёл себе другую девушку на стороне и просто желает поскорее избавиться от опостылевшей возлюбленной. И Ренли отступал перед этим водопадом слёз и упрёков.
Он понял, что уютный и тёплый мирок на двоих, мало того что стал тесен, так просто-напросто превратился в клетку. А нежные ранее объятья душили не хуже, чем петля висельника. Промучившись ещё пару месяцев, Ренли осознал, что окончательно утомился этими изжившими себя отношениями, и принял волевое решение с ними покончить. К тому времени успел выпасть снег, и приближалось Рождество. Чувствуя себя последней скотиной, так как бросает девушку перед праздником, Ренли всё же отдавал себе отчёт в том, что тянуть эту волынку больше не в силах. Габриэлла, несмотря на свою миловидную внешность и, казалось бы, кроткий нрав, словно безжалостный паук окутала его своими сетями, и он уже не мог спокойно вздохнуть, томясь в этом царстве недоверия, и не в силах оказался выносить постоянные истерики на пустом месте.
Тихим зимним вечерком, возвращаясь с работы, Ренли всё же завернул в ближайший бар и опрокинул в себя двойной виски, чтобы подкрепить свою решимость. Пока он собирался с духом за вторым стаканом, его телефон беспрестанно трезвонил, ведь (о боже!) он посмел задержаться на целых два часа. В итоге Ренли просто выключил звук на мобильном. Однако успел получить порядка двадцати встревоженных, обиженных, гневных смс. По пути домой он остановился возле цветочного павильона и выбрал любимые Габриэллой ярко-розовые пионы, чтобы смягчить расставание.
Свежий снег хрустел под подошвой ботинок, и в окнах его квартиры горел уютный свет матово-зелёной настольной лампы. Габриэлла любила читать при её мягком освещении разные мелодраматичные книги.