Между небом и землей

Он нервно одергивает футболку, делая глубокий вдох — тяжело. В клубе тяжелый, застоявшийся воздух с привкусом алкоголя и яблочно-йогурто-попкорно-хрен-знает-какого пара от вейпов, а перед глазами пелена — и непонятно: то ли дым поспособствовал этому, то ли нервы начинали сдавать. Он одергивает футболку еще раз. И еще. Вдыхает полной грудью, стараясь не закашлять и не морщиться, смотря на Леху Медь и Аббалбиска. Три таблетки — успокоение нервов, еще две — унять брезгливость и побороть в себе порыв выбежать отсюда и отмываться, отмываться, отмываться. Это пока помогает, но Эрнесто знает, что скоро и таблетки прекратят действовать, если он продолжит глотать их, как аскорбинку. Главное, не смешивать с алкоголем, иначе отмываться придется не только от окружающей его грязи. Софиты неприятно слепят глаза, и дым только дополняет ощущение сухости и жжения — никакие слезы не помогают, а капли были оставлены в сумке, покоящейся дома. Хочется начать переживать о баттле, о возможности забыть текст, о толпе, что будет сбивать его своим зримым и ощутимым нахождением за спиной, но не получается. Единственный вопрос, разрывающий его сознание сейчас — как быстро он сможет добраться до дома, чтобы принять душ? Каждый такой баттл — моральная пытка, которая изъедала его изнутри. Еще на Фреш Бладе это было понятно, как ясный день, но тогда было спокойнее: народу меньше, а твои противники не алкаши с замусоленной коричневой курткой, которая вызывала желание отстирать ее, а после выкинуть к чертям собачьим. Но эта куртка чертовски шла Гнойному. Он был такой же: замусоленный и грязный, с мерзкими шуточками, с расфокусированным взглядом, смотрящим будто в себя, с резкими движениями, словно подросток в душе прорывался наружу, стараясь преодолеть преграды, откатить время назад и сказать взрослению «стоп». И это завораживало. Слава всегда казался ему собирательным образом мальчика-подростка с юношеским максимализмом, взрослым и тяжелым взглядом и рвущейся на части душой. Как будто где-то там на небе Бог решил подарить ему все те качества, что противоречили друг другу, но так гармонично и живо смотрелись вкупе со стальным характером. Но Бога не было, как и кармы с проведением, как и астрологии с их предсказаниями и даже воздаяния по заслугам. Была лишь эволюция, случайное расхождение хромосом, обмен генетической информацией двух родителей и, конечно же, социум, который смог воспитать это таким, каким оно было сейчас. Правда, глотая очередную таблетку, вымывая руки в третий за час раз, отстирывая трижды постиранную футболку или расставляя вещи в определенном правильном порядке, иногда хотелось поверить в Бога, чтобы иметь возможность скинуть на него всю свою злость, чтобы найти в нем и только в нем квинтэссенцию своей проблемы. — Ты обязан его разъебать, — Ресторатор в говно — Дима не удивлен, ибо знал давно, что только алкоголь помогал Саше расслабляться в окружении тысячи взглядов — но мыслит трезво и даже держит речь удивительно уверенно. — Как обычно, — он улыбается своей спокойной улыбкой, которая всегда вселяла доверие произнесенным слова. Он улыбается своей спокойной и твердой улыбкой, пока где-то в районе желудка образовывается тугой и ноющий ком, а сердце учащает свой бег. Таблетки подействуют лишь через двадцать минут, но Эрнесто не беспокоится сейчас — Гнойный исчез из поля зрения не только его, но и Дена (да, он заметил этого бегающий взгляд и на секунду поджатые губы, когда Славик испарился, словно его и не было). И Дима очень надеется, что он не пошел вмазываться вот прям сейчас. Формальная победа Лехи Медь придает некую уверенность, а Эрнесто больше не поправляет свою чертову футболку (три раза с промежутком в пять минут, три раза с промежутком в десять минут, а после поправить рукава кардигана — каждый по два раза. Рекурсия.) позволяет себе подавить порыв взъерошить волосы (два раза, после пригладить два и снова поправить рукава кардигана. Рекурсия.) , но все же морщится от дыма с запахом яблока, что долетает до него на сей раз. Голос буквально надо ухом заставляет вздрогнуть, но Эрнесто уже настроился на их битву, поэтому никаких излишних движений — пускай пальцы и тянутся к волосам. — Готов отсосать прилюдно? И все же рука сзади на шее заставляет вздрогнуть — чужие прикосновения мучительны-мучительны-мучительны (дома он будет тереть эту часть шеи до покраснения, до крови, до саднящего чувства и беспамятства, но тепло и влажность руки Карелина все равно не сотрется из памяти) и неприятны. Но таблетки уже начинают действовать, немного расфокусируя сознание — это исправится быстро на баттле, когда адреналин ударит в голову так, что болезнь останется где-то на задворках его сознания, отдавая тупым болезненным напоминанием о себе, когда Гнойный будет оказываться слишком близко. Ответить Дима не успевает, потому что на горизонте появляется Ден, зовущий их в этот импровизированный ринг и обещая выдать Славе пиздюля, потому что «только его они и ждали».

***

Этот азарт он чувствовал постоянно, когда толпа исчезала из поля зрения, а фокус был направлен только на противника, шум был где-то на периферии сознания, и только жар софитов напоминал о том, где они находились. Эрнесто чувствовал в баттлах жизнь; Эрнесто чувствовал в баттлах смысл; Эрнесто чувствовал, как баттлы лечили его, уводя, прогоняя, отрешая болезнь от него, скрывая за плотной стеной, которая разрушится лишь в конце. Уже дома он будет думать и анализировать, а после побежит в душ, а после побежит расставлять обувь в правильном порядке, потому что в запале обязательно раскидает ее и даже не заметит этого. Слава тоже чувствовал в баттлах жизнь, огонь и эйфорию от хождения по острию ножа. Для него это было своего рода отдушиной, когда ты можешь сказать все, что накипело, когда ты можешь выразиться так, как ты считаешь нужным. Когда ты можешь не просто существовать, но и жить. Они были в этом похожи: спасались в треках, стихах, но особенно в баттлах от той жизни, которая претила, которая изматывала, которая казалась совсем не их. Они были в этом похожи: потерянный подросток с аморальными шутками и слишком взрослым и тяжелым взглядом и уставший мужчина с болезнью, что сводила с ума. Они были похожи, но сами не замечали этой похожести, что тонкой нитью (она красная, как нить судьбы в легендах, и прочная, как нить Ариадны в сказаниях) пронзала само естество. — Вывози, как хочешь, блять. Они были достаточно похожи, но всячески отрицали это, выбирая свой путь. И, смотря Гнойному в глаза после третьего раунда, легкой вспышкой огня на задворках сознания — он забудет о ней позже, когда таблетки закончат свое действия, а эйфория растворится с первыми лучами рассвета — Эрнесто неожиданно понимает, что путь соперника был на много путаннее и сложнее, чем его собственный.