Знак судьбы

— Ну что же, Чуя, — торжественно прямо с порога начал Дазай, не размениваясь ни на приветствия, ни на пояснения, какого черта он вообще тут забыл. — Еще один год твоей несомненно бесценной жизни прошел. Глаз дернулся сам собою. Чуя медленно осмотрелся по сторонам и, не приметив, к сожалению, ничего тяжелого, скорбно опустил взгляд на собственные тапки: достаточно мягкие, только недавно купленные, но если приложить к ним крупицу силы — вполне можно проломить чей-то череп. Какая жалость, что с проклятой способностью Дазая такие шутки не пройдут. Значит, придется пачкать руки в свой якобы «ужас просто особенный» день. — Ты слишком плохо обо мне думаешь, — поспешил добавить Дазай и бочком протиснулся в дверной проем, на ходу расстегивая пресловутый старый плащ, практически везде изошедшийся по шву нитками. И что только мешает купить новый? — А я, между прочим, подарок принес. Угрюмость Чуи медленно вытеснила подозрительность. И любопытство тоже, а что, хоть и чревато было узнавать, что там еще удумал Дазай, как еще решил испортить вечер, который Чуя планировал провести в компании малышки из своей коллекции и не менее великолепной закуски, чтобы на следующий день, заранее объявленный выходным, больная голова не помешала выспаться всласть. И уж точно в этих планах, горячо лелеемых всю неделю, не фигурировал никакой Дазай. Наверное, только поэтому он и приперся, скотина. Намереваясь попортить отдых, это по его наглой улыбке видно. Вон как лихо заливает про подарок, разводя совершенно пустыми руками. Не успел Чуя закончить про себя ругательство всего-то из десятка самых крепких словечек, а Дазай уже скинул с себя плащ, явно давая понять, что в самом деле серьезно намерен задержаться в гостях. Словно его заранее удостоили персональным приглашением на закрытую пижамную вечеринку. Чуя и сам был не против по бартеру одарить Дазая несколькими пинками, пусть летит вон со скоростью пули. Как есть, без плаща. А тот — сунуть в мусорку, чтобы больше никогда не мозолил глаз, болтаясь на костях Дазая. Такая перспектива вполне себе порадовала бы как самостоятельный праздник. Возможно, план следовало начать претворять в жизнь, но вид чинно замершего Дазая, быстро прошедшегося кончиком языка по губам, будто пересохшим от волнения, казался настолько беззащитным, что у Чуи просто нога не поднялась. И, черт, у Чуи едва не поднялось кое-что другое, стоило лишь допустить предположение, как клево было бы приспособить розоватый, такой нежный на вид язык Дазая не трепаться, воспроизводя гадости, а… Чуя потряс головой, отгоняя внезапно-развратное наваждение, в котором его собственный член и язык Дазая вступали в самый что ни на есть тесный контакт. Что это еще за фигня?! Будто этого Чуе только и не хватало для попрания остатков душевного равновесия. Только почему чертов Дазай посмеивается так, словно хорошо осведомлен, что Чуя себе только что представлял? — Я о тебе вообще не думаю, — неласково нахмурившись, соврал в ответ Чуя. — И никакой подарок этого не исправит. Кстати, где он? Чуя придирчиво и внимательно окинул очередным взглядом всю фигуру Дазая: узкие брюки, жилет с уже половиной расстегнутых пуговиц, мятую рубашку под ним, абсолютно лишенную каких-либо карманов. Либо подарок Дазая существовал в каком-то параллельном, недоступном пониманию Чуи измерении, либо его и не было вовсе, а чертов придурок просто… Чуя и не заметил, как он проскользнул мимо в сторону гостиной, тем самым лишив последней возможности вытолкать во все еще незапертую дверь. — Ну же, Чуя, прояви смекалку. Твой подарок находится прямо перед тобой! Улыбка Дазая после этих слов стала только шире. А пальцы, распускающие пуговицы из петлиц, задвигались как будто в несколько раз быстрее. Но подрагивали они при этом так нервно, словно бы, несмотря на всю свою показательную небрежность, сам Дазай опасался быть выставленным прочь. Странно, но мысли об этом Чуе очень даже понравились. Настолько сильно, что он, расправив плечи, позволил себе немного расслабиться. — Хочешь сказать, — хмыкнув, протянул Чуя, — что собираешься подарить мне себя самого? Не слишком ли самонадеянно? Может, у меня полгода не было возможности, чтобы сходить в тир, а тут такая великолепная мишень. — Я великолепен, этого не отнять, — все улыбаясь, подтвердил Дазай. — Только вот не уверен, что после твоих упражнений в стрельбе все-таки помру. И даже не потому, что ты, Чуя, в этом настолько плох! Вовсе нет! Убеждая в своей правдивости, Дазай даже выставил перед собой ладони с растопыренными пальцами. В просветы меж ними была видна его улыбка, вроде бы даже совсем не злорадная. — Это почему это? — заинтересованно спросил Чуя, прикидывая расстояние от правой руки до пистолета. — Ну знаешь ли… — теперь Дазай взмахнул руками, словно собирался отрубить ими кусок воздуха. — Я так много прочитал про карму и всякое такое. Видимо, мне не судьба покинуть этот мир — ведь я не раз пытался! — прежде чем не получу все, о чем когда-то мечтал! Кое-что у меня уже закончено, хочешь послушать об этом? Чуя энергично помотал головой в знак отрицания, но Дазай все равно продолжил: — Ну вот, Чуя… Немного неловко признаваться, но честность — это же часть дружбы. А мы с тобой давние друзья. Это в каком это месте мы друзья, подумал Чуя, но промолчал. Странная догадка посетила его и почти парализовала. — Ну вот, — повторился Дазай, — как-то я хотел… с тобой… даже не один раз! И теперь я просто уверен, что если ты примешь меня в качестве подарка на сегодня, после этого я как раз сумею проститься с жизнью. Только не говори, что откажешься от двойной радости. Ведь мне хорошо известно, что ты взаимно хочешь и того, и другого. Иначе с чего так часто угрожаешь сам меня прикончить? Все это бы походило на розыгрыш, но в словах Дазая фальши звучало гораздо меньше обычного. И пока Чуя, вытаращив от изумления глаза, пытался уложить услышанное в голове, Дазай выскользнул из жилетки. Ловко, словно стриптизер, и сделал пару шагов вперед, сокращая отделяющее их расстояние. Если это и было шуткой, то явно очень странной! Совсем не в духе Дазая позорить себя признаниями, что он кого-то когда-то… Черт, неужели он и правда не единожды сам испытывал порой влечение… такое же, как и сам Чуя?! На секунду даже голова закружилась, а ведь Чуя ни глотка за этот вечер еще не пригубил! Так с чего бы ему теперь волноваться с того, что Дазай, чертов Дазай, славившийся своими любовными похождениями, внезапно сделал настолько грязное предложение. Но с другой стороны… — А знаешь ли, — назло ему соглашаясь, бросил Чуя, — прекрасная идея! Столько напряжения скопилось за последнее время, вот и расслаблюсь как следует. Улыбка Дазая дрогнула всего на секунду, но и этой секунды хватило, чтобы собственная появилась на лице. Самодовольная, широкая, вполне подходящая для всей этой ситуации, контроль над которой Дазай начал терять уже сейчас. — Только вот, понимаешь, какая проблема, — ни на секунду не прерывая зрительного контакта, продолжил Чуя. — Раз тебе это нужно, то будь уж добр, постарайся. Сделай так, чтобы я не пожалел. Во всех смыслах. Он не сказал прямо, что подразумевал подо всеми этими словами. Но Дазай же умный, прекрасно поймет, что, напросившись на секс с Чуей, тем более в таком щекотливом положении, сам будет вынужден поддаться и подставиться. Позволить взять себя, как одну из многочисленных девок на одну ночь, что вились по пятам за одной лишь улыбкой. И ведь понял, надо же, какой умница. Кончик его языка вновь взволнованно прошелся по нижней губе, гладкой, блестящей от смочившей ее слюны. Слишком соблазнительной. Во рту мгновенно пересохло, и Чуя сглотнул, снова, пусть даже спустя такое продолжительное время, представляя, каким наслаждением будет сжать ее меж зубами. Неужто наконец-то представится такая возможность? — Ну? И чего замолчал, Дазай? — вновь протянул он, и сам толком не понимая, откуда в его голосе взялось столько ехидной сладости. — Если тебя что-то не устраивает — выход все в той же стороне. Не трать зря мое время. — Невежливо все время говорить лишь мне одному, — назидательно сообщил Дазай, но не двинулся с места, затягивая игру. — Да ладно тебе, Чуя, говорят, для стариков время идет медленно, пора и тебе к этому привыкать. Годы-то капают, нет бы радовался, что я твое скрашиваю хоть как-то. А ты сразу кучу требований. Я, между прочим, и так иногда старательный. Внутри Чуи закипела злоба. На миг он представил себе, как было бы славно повалить Дазая куда придется да нарочно сделать больно, но осекся, заметив, что тот заметно ссутулил плечи. И Чуя вспомнил, сколько висел подобно тряпке на этих плечах и всякий раз Дазай не бросал его, нес, часто сам раненый, в безопасное место. От воспоминаний об этом в груди настолько потеплело, что этого тепла могло вполне хватить сразу двоим, Дазаю — тоже. И, право, стоило только самому Дазаю захотеть, конечно же, Чуя был бы с ним обходителен и нежен, как с девственником! Может, стоило обойтись чуть мягче? Пока Чуя думал, что возразить на периодичную старательность Дазая, случавшуюся от силы по нескольку раз в год, тот снова подал голос: — Я думал, старания… будут взаимной инициативой, — отозвался Дазай, и голос его прозвучал так обезоруживающе-мягко, что у Чуи чаще забилось сердце. Смятенный противоречивостью своих эмоций, он резко приблизился к приоткрытой двери, с громким стуком захлопнул ее и поспешно запер на все замки. Собственные пальцы нервно дрогнули в воздухе, но Чуя поспешно стиснул их в кулак. Как странно, он-то думал, что, проявив инициативу и сам сделав такое предложение, не будет испытывать волнения или страха, но… но черт, это же был Дазай! Дазай, с которым Чуя давненько не против попробовать что-то помимо совместных сражений, взаимных подколов, проживания в тесных номерах, где редко когда можно было добиться отдельных коек. И приходилось валиться рядом, буквально вырубаясь от усталости и уютного тепла рядом. Они нередко видели друг друга и абсолютно голыми, нередко помогали справиться с ранами, делились одеждой и медикаментами. Это ведь считалось нормальным для партнеров, тем более настолько близких, что разрушить все выстроенное между ними годами Чуя не решался. И терпеливо молчал, поджидая подходящего момента. Но тот — не наступил. А после и Дазай куда-то сгинул, оборвав всевозможные контакты. Только теперь… раз уж он пришел… раз уж признался, что сам мечтал, сам думал — а почему бы и нет? Почему бы не поддаться и сделать все хорошо, очень хорошо, добравшись тем самым Дазаю до самого сердца, надежно скрытого под плотью, бинтами, одеждой, от которой тот уже начал постепенно избавляться. — Сядь, — наконец сказал Чуя и, развернувшись, наперво потянулся к шкафу, где уже давно дожидалась своего часа праздничная бутылка, которую-то он и предполагал выхлебать в одну рожу, но… А, да ладно, ничего смертельного не случится! Только возвращаясь обратно к удобно устроившемуся на диване Дазаю, Чуя понял, что по привычке захватил с собой один бокал. И неловко застыл, переминаясь с ноги на ногу, внезапно ощутив себя так глупо, тем более когда Дазай поймал своим взглядом его. — Неважный из тебя хозяин, — шутливо хмыкнул Дазай, но все равно похлопал ладонью с собой рядом. — Впрочем, я этого и ожидал. Не волнуйся, тобой я все еще не брезгую. Чуя ринулся было исправить оплошность, но слова о брезгливости немного поддели. Не желая самому казаться Дазаю чрезмерно придирчивым в этом плане, Чуя вальяжно раскинулся рядом с ним. Сунул в руку единственный бокал, ловко развернул горлышко от обертки, легко протолкнул пробку пальцем внутрь бутыли вместо того, чтобы воспользоваться штопором. Да, не такого обращения заслуживало вино ценой в целое состояние, ну и пусть. Главное, что сладковатый, опьяняющий только собой запах быстро достиг Дазая и заставил того примолкнуть. Чуя искоса наблюдал, как тот глубоко вдыхает, сомкнув длинные ресницы. Таким Дазай был Чуе куда более симпатичен: тихий, миловидный, даже уютный на вид. И чертовски смазливый, этого не отнять. Его губы все еще влажно блестели. Передумав глотнуть из горла для пробы, Чуя щедро наполнил бокал в руках так и не приоткрывшего глаз Дазая и, не убирая далеко початой бутыли, объявил: — Докажи, что не шутил. Давай, выпей за нашу будущую близость. До дна. А потом еще разок. И еще. Я исправлюсь, но после того, как я, щедрый хозяин, тебя хорошо угощу, у тебя уже не останется сил отказаться от недавнего предложения. Губы Дазая слегка дрогнули, насмешливо изогнулись и чуть приоткрылись. — Такие траты, Чуя, — весело сказал он, безошибочно донося бокал до самого рта, лишь затем распахнул глаза. — Неужели сам останешься трезвым? Ты же не удержишься. Дазай сделал медленный крупный глоток, словно его угостили пивом. Затем второй — еще более глубокий. Чуя пристально следил, как под плотно прилегающей оббинтовкой на шее медленно движется кадык, как у Дазая щеки постепенно наливаются цветом — слегка розоватым, сразу же сильно освежающим бледную кожу. И это всего-то с пары глотков! Было ясно, что Чуя не прогадал с выбором, напиток просто отменно пьянил, и если бы теперь Дазай решил остановиться, Чуя готов был приставить к его горлу нож, только чтобы тот послушно употребил назначенную Чуей порцию. Потому что с расслабленным, опьяненным, Чуя четко понимал, управиться будет проще. Самому же Чуе, впервые за долгое время не испытавшего глубокого интереса до хорошей выпивки, стало вдруг казаться, что система кондиционирования дома внезапно вышла из строя. Иначе, чего это вдруг так жарко? Что тянет раздеться хотя бы до пояса. Хотя бы. Какая все-таки жалость, что Чуя уже избавился от перчаток — тогда-то не пришлось бы сейчас мучиться, решая, за что взяться первым: за рубашку, прилипшую к телу второй кожей, или за пояс брюк, сдавивших так больно, что и вздоха толком сделать не получалось. Хотя, наверное, во всем было виновато присутствие Дазая рядом? И то, как он сейчас, довольно облизываясь, обводил тем самым пресловутым языком смоченный розовым край бокала — до того развратно, что сердце Чуи пропустило удар. И весь он окаменел, ничего не слыша и ощущая лишь только, как бешено колотится в голове кровь, как пульсирует и бьется внутри, а между ног… — Ну вот, — с притворной разочарованностью раздался голос Дазая, — а я даже и до половины не дошел… Несмотря на яркий румянец, он совсем не выглядел пьяным. Скорее, напротив, еще более воодушевленным, чем Чуя себе мог представить. И гораздо более раскованным, чем обычно. Правда вот на координацию движений положительно это никак не сказалось. В себя Чуя пришел только от громкого стука — так смягчил ковер падение открытой, отставленной на журнальный столик бутылки. — Ох, Чуя-Чуя. Как жаль, что тебе не досталось ни глоточка. — Раздался следом горестный вздох Дазая. Он сидел чинно, идеально распрямив спину и сложив на коленях руки, и с какой-то странной завороженностью следил за тем, как пропитывает светлый ворс вытекающее из узкого горлышка вино. — Ах ты! Специально же! — Чуя даже замахнуться не был готов. Вот и пожалуйста: попытался вести себя галантно — лишился ковра. Ладно еще вино. От Дазая вечно сплошные катастрофы вокруг, дерьмовое начало и дальше лучше не будет! Стоило его сразу вытолкать, стоило бы… — Ты даже попробовать не успел, — перебил его мысли Дазай, продолжая сетовать о произошедшей неприятности. Озлившийся Чуя на миг застыл, немигающим взглядом уставившись на Дазая. На его профиль, на несомкнувшиеся, словно в приглашении, губы, на яркий след, что остался на них от вина. Шанс попробовать на самом-то деле до сих пор не упущен. Черт с ним, с ковром, раз Чуя в компенсацию испробует за раз и вино, и Дазая. — Иди-ка сюда, — шепнул Чуя и, не дожидаясь ответа, потянул Дазая на себя, яростно обнял, впиваясь ртом в его рот. Пришлось откинуться на спину, и Дазай тут же увалился сверху — до странности легкий, совсем необременительный. Чуя сразу вклинил меж его ног колено. Прошелся языком по мягким губам, неглубоко проникая за них, правда пробуя. Вопреки своему недавнему желанию, он не стал использовать зубы. Поцелуй и вес Дазая на себе оказались слишком приятны. Надо сказать, Чуя до последнего был уверен, что Дазай увернется, не позволит оглаживать свою спину, спускаясь руками все ниже, крепко прихватить за ягодицы. Но он быстро почувствовал чужое, неподдельное возбуждение, которое в такой позе было уже не скрыть отделяющими их с Дазаем друг от друга несколькими тонкими слоями ткани. Пряный, все еще оглушающий богатством вкус выдержанного вина лился в пьянящий поцелуй, усиливая ощущения. И Чуя двигал языком все агрессивнее, сильнее впиваясь пальцами в чужое тело. Разомлевший, всего за пару минут перевозбудившийся до боли, словно какой-то мальчишка, Чуя и вообразить себе не мог, что просто целоваться с Дазаем будет так классно. Испорченный ковер покинул его мысли, их всецело занял один только Дазай, ерзающий сверху, словно ему тоже больно, хотя с такими узкими брюками это и не удивительно. И зря, видимо, Чуя недавно распылялся, что вовсе не будет о Дазае думать — сам же, словно помогая, задвигал ногой в такт, в надежде усилить чужое возбуждение. И только сдавленно охнул, когда Дазай, подняв руку, небрежно и резко стянул с волос удобно удерживающую их резинку. Тут же вплетая пальцы в свободные пряди. Это прикосновение вышло невообразимо нежным, ужасно ласкающим, что Чуя сам со стоном запрокинул голову, позволяя сколько было угодно трогать себя, тянуть, массирующе сдавливать затылок, не позволяя тем самым отстраниться. Хотя навряд ли, конечно же, настолько неуверенная хватка могла удержать. И если бы у Чуи возникла и малая тень желания — он бы с легкостью сбросил с себя Дазая. Усадил прямо в пятно на ковре и плевать хотел на чистые брюки! Возможно, даже единственные чистые, но в каком месте это проблема Чуи? Дазай сам знал, на что нарывался, сам знал и… Но голова опустела вновь, лишившись всех слишком разбушевавшихся мыслей, стала такой легкой, что Чуя застонал. Точнее — не понял до самого конца, кто именно из них двоих издал этот протяжный, жалобный звук. Хотя спросить об этом прямо, наверное, было бы слишком глупо. Лежащий сверху Дазай вздрогнул, затрясся весь, несдержанно дергая бедрами о колено Чуи, так яростно, словно и в самом деле был готов позволить себе кончить настолько быстро. Без длительных ласк, без должного раздевания — и в чем он вообще собрался обратно тогда идти? Столько времени же прошло, Чуя давно перестал хранить у себя что-то, напоминающее о Дазае: его вещи и вещи с ним связанные — все это отправилось в один прекрасный день на помойку. А потом на помойку отправилась любимая машина Чуи — гребаный бывший напарник словно чувствовал, за что конкретно нужно отплатить. Вот же мстительный ублюдок. Чуя уж был готов ответить шикарной местью. Не слишком серьезной, вполне можно просто Дазая подразнить — опустить ногу, не позволив достичь разрядки, замучить до громких стонов и слез, ведь люди всегда становятся слишком беззащитными перед партнерами во время секса. Конечно же, можно бы на этом сыграть! Если б только голова Дазая не дернулась вниз, и губы, которые до этого так приятно терлись о губы самого Чуи, не ткнулись куда-то в шею. Чуя восторженно выдохнул, чувствуя, как вжатую в диван спину пробирает под рубашкой теплой испариной. Завозился, ощущая силящийся приступ острого возбуждения. И когда Дазай, учащая дыхание, коснулся и без того влажной кожи языком, Чуя с силой сжал пальцы на его ягодицах, вжимая в себя так крепко, как это только было возможным. Но вскоре же и от этого приятного соприкосновения пришлось отказаться: Дазай сполз еще ниже — настолько низко, что наверняка сам вот-вот окажется сидящим в чертовой луже. Но Чуе на то было совершенно плевать. Пусть делает, что хочет! Из-под наполовину опущенных ресниц Чуя неверяще видел, как плавно и неспешно, словно в замедленной съемке, Дазай протянул узкие кисти к его встопорщенной ширинке. К выпуклому бугру на ней, к тому органу, что, вероятно, вовсе не стоило бы Дазаю теперь доверять. Но Чуя плюнул на все сомнения и ненадолго закрыл глаза. Ничего плохого Дазай не сделал — лишь накрыл пах ладонью, сильно, но осторожно ощупывая. И под его тонкими длинными пальцами изучающе перекатывающими член, было так хорошо, что Чуя сам едва не кончил, не снимая одежды. Он несдержанно вскинул бедра: раз, другой, красноречиво толкаясь Дазаю в руку. Только тогда тот решил помешать Чуе запачкать белье: расстегнул брюки, привстал еще выше, пытаясь приспустить их с узких бедер. Пытаясь помочь ему, Чуя машинально распахнул глаза. И отчетливо увидел, как ярко лицо Дазая залилось болезненно-густыми пятнами румянца. И как осторожно его пальцы сомкнулись вокруг обнаженного члена. Он бережно обжимал ствол посередке, без всякого лишнего давления, но не шевелился, будто бы до сих пор колеблясь. Вот, видимо, пожалел! Забыл, что у Чуи только рост мал, иначе чего так смутился и затих? Но Чуя сам молчал, лишь часто дышал, ощущая, как теплая смазка сочится с головки Дазаю на пальцы. Исчерпав нерешительную передышку, Дазай сжал пальцы немного смелее. Размашисто двинул языком по стволу, сгоняя кожицу до самых яичек. Кровь до того приятно в своей быстроте запульсировала в венах, обвивающих ствол, что Чуя застонал, по-кошачьи выгнулся, сжимая собственные ладони до кулаков. А затем, едва ли переведя дыхание, решил, что раз дело все-таки зашло уже столь далеко, кто знает — не способно ли оно продвинуться еще дальше. К тому, о чем Чуя давно мечтающе помышлял. — Я хочу тебя в рот, Дазай, — хрипло проговорил он, вновь вскидывая бедра, в этот раз чуть агрессивнее, сильнее. — Ты же у нас не брезгливый. Порадуй меня, как условились. Изданный Дазаем звук на мгновение показался отказом, но… даже если это и было так, то явно противоречило всем его последующим действиям. Ведь если бы Дазаю и в самом деле не хотелось подчиняться Чуе, то он бы явно отпрянул в сторону. А не продолжил издевательски медленно гладить пальцами, водить губами, прихватывая нежную кожу, собирать языком смазку, чтобы затем сглотнуть ее, как и было обещано — безо всякой брезгливости. Подобная самоотверженность, конечно же, не могла не обрадовать. Чуе даже не пришлось голоса подавать, чтобы сподвигнуть Дазая на более решительные действия. Даже руками действовать не потребовалось, а ведь пальцы так и тянулись вплестись в густые пряди на макушке, надавив на которую можно было бы… Но, нет. Дазай все сделал сам — с такой удивительной легкостью позволив чужому члену скользнуть меж своих губ, что в Чуе даже взыграла ревность. Где это он понабрался подобного опыта? Когда? С кем? И какое он вообще имел право… Мысль оборвалась в самом начале. Неспособный до конца сформировать ее, Чуя со стоном откинул голову. И впервые за все время несдержанно и резко подался бедрами навстречу так приятно обволокшему рту. Затем подобрался бедрами назад и повторил свое движение, еще резче и жестче, поставив для себя цель проникнуть поглубже. И, должно быть, невольно перестарался. Дазай застыл, прекращая движение. Его руки мягко прошлись по коже, словно побуждая не повторяться, позволяя действовать в своем темпе. Было странно и до невозможности возбуждающе ощущать в это краткое промедление на себе чужое дыхание: частое и теплое, ласкающее едва ли хуже языка и губ. Чуя послушно замер, пытаясь сосредоточиться на том, как приятно просто находиться в чужом рту даже без дополнительной стимуляции. Лишь спустя пару минут Дазай снова двинулся, мягко скользя сомкнутыми губами по влажной коже. Вырисовал мягкий, дразнящий узор кончиком языка по головке, задерживая внимание на венчавшей ее расщелинке. Теперь Чуя стонал, закатывая глаза, мечтая, чтобы все продолжалось подольше, но не в силах уже снести все нарастающее напряжение, мучительно нуждающееся в выходе. Беглая мысль о том, что Дазай вот-вот отстранится, побудило Чую вновь дернуть тазом навстречу. О готовности кончить он предупреждать не планировал, пусть бы… Но руки Дазая вдруг дрогнули на бедрах. Чуя ощутил, как его рот свело спазмом. Дазай несколько раз сглотнул, будто бы рассудив, что избавление от излишков слюны вернет в норму сбившееся дыхание. Мышцы горла сократились вокруг головки, неожиданно так обострив ощущения, что Чую подкинуло. А едва ли придя в себя, он с облегчением осознал, что, несмотря на уверенность, с какой Дазай взялся за дело, тот-то на самом деле не слишком опытен в подобных вещах. Уже закатывая глаза в предвкушении оргазма, Чуя нашел в себе силы приподнять руки, чуть отстранить Дазая от себя. Но одного этого простого движения, скольжения мягких губ по коже хватило, чтобы стать финальным аккордом. Чую встряхнуло удовольствием, и он, совсем растерявшийся в сладкой неге, не рассчитал силу, с которой вцепился пальцами Дазаю в волосы. Хотя тот даже и не пытался вырваться, замер, спокойно и терпеливо, с несвойственной покорностью позволяя Чуе кончить себе в рот. От воспоминаний о том, что до этого самого момента во рту Дазая побывало изысканное, безумно дорогое вино, совершенно невообразимо вкусное, ведь Чуя не успел сделать и глоточка, новая волна возбужденного жара изломала суставы. Закатывая в очередной раз глаза, Чуя со странным удовольствием осознал, что кроме бессвязных стонов с его языка шипяще соскользнуло и имя Дазая. Которое он, на самом-то деле, произносил не так уж и часто. — Ос-саму! Дазай дернулся, мотнул головой так резко, что Чуя не успел разжать пальцы — наверняка они больно потянули за волосы, вон как скривился Дазай, утирая тыльной стороной ладони перемазанные губы. — Желание именинника — закон, — хрипло произнес он, старательно вернув в голос прежние заискивающе-веселые ноты. — Надеюсь, что вы и дальше воспользуетесь услугами нашей аэро… — Господи, да заткнись ты хоть сейчас! — мгновенно вспыхнул Чуя, жалея, что не может сейчас собраться с силами и сползти ниже, чтобы лично заткнуть Дазаю рот. Вполне приятно заткнуть, надо бы думать, хотя… всегда же можно дернуть его к себе, разве нет? Последняя мысль Чуе даже понравилась. Его руки сами скользнули по бокам Дазая, сомкнулись на спине, к которой уже так плотно прильнула щедро смоченная потом рубашка, сильно потянули вверх. Ну не настолько же все-таки Чуя был плохим хозяином, чтобы не помочь кончить своему единственному в это несанкционированное празднование гостю. Дазай улегся сверху неловко и напряженно. Чуя хорошо ощущал его слегка угловатую скованность, словно Дазай не ждал подобной щедрости. Казалось, он толком и не знает, как себя вести, чертов шутник! И совсем легкий, ну будто почти ничего не весит. Весь до-невозможности тощий, исключая ягодицы, на которые Чуя скользнул кончиками пальцев. Дазай едва ощутимо напрягся, но протестовать не стал. Лишь сам вдавился бедрами, совсем слабо покрутил ими, будто бы опасливо, словно чертов придурок считал, что Чуя собирается сейчас не одарить его самого ответным удовольствием, а ударить! Снова все портил. Лучше бы, право, просто вел себя как мудак, заставляя в такие интимные моменты задумываться о несвойственных странностях своего поведения. Которые могли означать что угодно, совсем не хорошее в том числе… Чуя отмел зачатки нарождающейся тревоги. В этот раз он в любом случае не будет выглядеть нелепо. Он уже получил свое, а теперь просто по доброте готов к ответной любезности. — Оса-му… — игриво позвал он и сам подтянулся, присел, слегка приподнимая их обоих. Его руки скользнули вверх, огладили, приласкали, заставили немного расслабиться. Чуя не без приязни чувствовал, как напряжение покидает чужое тело. На свое имя Дазай не отозвался, но успел несколько раз шумно вздохнуть, будто пытался вновь завести разговор, да только в итоге оставил несказанные слова за сомкнутыми губами. Чуя хорошо чувствовал и твердость его члена, и неистовый, скорый ритм сердца. Внезапная сила чужого неподдельного желания вдруг наполнила Чую странным, доставляющим физическое удовольствие ликованием. Черт! Дазай его хочет! И, что самое главное, не пытается этого скрыть! Фактически заслуживая этим, чтобы Чуя проделал с ним то же самое, что сам недавно испытал. Одним резким движением Чуя подался вбок, освобождая место, и Дазай, тут же рефлекторно обнявший его за плечи, неловко привалился рядом. И стоило ему только удобно вытянуть длинные ноги, как Чуя немедленно по-хозяйски накрыл ладонью его ширинку. Сжал пальцы, уверенно ощупывая налитой кровью член, тиская сквозь не толстую ткань. От этих совершенно незамысловатых движений Дазай задышал так часто, будто был готов помереть после долгой пробежки. Его пальцы шумно заскребли по диванной обивке. Поддавшись любопытству, Чуя вытянул шею, заглянул в чужое лицо. И при виде закушенных губ и лихорадочно пылающих щек, невольно присвистнул. — Тебе что — никто и никогда? — нетерпеливо поинтересовался он и, совершенно не дожидаясь ответа, распустил верхнюю пуговицу, дернул застежку молнии на светлых брюках. Глаза Дазая обиженно блеснули. Он даже поднял руку, легко погладил пальцами Чуе щеку, прежде чем скользнуть к затылку и потянуть к себе за новым поцелуем. Но от неспешных, разгоняющих по крови возбуждение ласок отвлек настойчивый, шумный звук. Какое-то странное вибрирование, словно бы в кармане брюк Дазая притаилась одна из забавных игрушек, которые кокетливо выставляют на витрины специализированных магазинчиков. Чуе даже захотелось проверить самому, а не носит ли Дазай подобную сам, развлекаясь в свободное от работы время — ха, да у него этого времени полным полно! — но Дазай сам шевельнулся. Дернулся, невзначай вжавшись пахом в ладонь Чуи, чтобы вытащить из заднего кармана самый обычный телефон. Ветхая раскладушка, раздражающая своей подержанностью как и все остальные вещи Дазая, начиная от шмоток, заканчивая… всем остальным, что у него вообще имелось. До сих пор было сложно поверить, что такой-то любитель до комфорта внезапно сменил уютное, обжитое гнездышко, предоставленное мафией, на помоечную комнату общежития, где куда не плюнь — попадешь в работника Детективного Агентства. Одно только раздражение мешало Чуе появляться в том районе! Да и, что это вообще такое? Неужто перед приходом к нему Дазаю отключить звук — вообще любой звук — проведение запретило? Он же с самого начала знал, зачем шел, к тому же… — Можешь ответить, я не возражаю, — произнес Чуя, тем не менее продолжая с настойчивостью вжимать пальцы в чужой стояк. — Раз уж это настолько важно… Дазай мучительно процедил что-то совсем нецензурное, щедро разбавленное стоном. Телефон продолжал настойчиво вибрировать в руке, Чуя продолжал с упорством бывалого рудокопа прокладывать путь все глубже в расстегнутые штаны Дазая и прервать его весьма увлекательное занятие смог только искренний интерес… Право, стоило бы в этом-то возрасте уже научиться отключать громкую связь. А такой предусмотрительный временами, такой, нужно сказать, нежный местами Дазай, вдруг позабыл! Как и о постоянных пререканиях прошлого, к чему иначе он вдруг послушно отозвался на звонок, не с первого раза развернув для этого телефон. Ведь Чуя, не желающий со своей стороны упускать ситуацию из рук, а точнее — из руки, продолжал ласкать его член. Обстоятельно и старательно, как понравилось бы ему самому. Может быть, Осаму это пришлось по вкусу даже куда сильнее, раз его хватило лишь на единственное слово, сдавленное, совсем неестественно звучащее: — Да?.. А вот от последовавшего отклика другой стороны разговора Чуя внезапно замер, обжимая член Дазая в своем кулаке. В трубку кричали — нервно и явно обеспокоенно, а от смысла слов у Чуи вдоль хребта разошелся не очень приятный холод. — Дазай-сан! С вами все в порядке! Для вас срочная информация! Диагноз ошибочен. Вы вовсе не… никакого летального исхода не будет. Не волнуйтесь, виновные уже… Дазай-сан? Дазай-сан?! Нелегко делать выводы по вырванным из контекста фразам, по тону, по обрывочно-невнятному содержанию. Одно только было очевидным — Дазай впервые почему-то поверил, что дни его сочтены. И пришел к Чуе, чтобы… Вряд ли считал себя заразным, решив и Чую забрать с собой. Так почему же? От первого же представившегося варианта сердце Чуи почему-то забилось чаще. Неужели и в самом деле сказанные ранее слова были чистой правдой? И что Дазай действительно решил напоследок совершить все, о чем давно уже помышлял. Даже совсем не потому, что у Чуи сегодня так удачно подвернувшийся день рождения! Бред, скорее уж Дазай временно помешался. А главное, правды из него не выбить и ногами, и это когда Чуе почему-то так необходимо точно узнать… Толком не придя в себя, Чуя шумно дышал, злясь от непонимания своих дальнейших действий. А Дазай сник еще сильнее, налился не замечаемой совсем недавно тяжестью. Ну словно бы неживой, словно раненый резким выстрелом человек. Пытаясь его каплю растормошить, Чуя задвигал по его члену сомкнутым кулаком, подхватывая его второй рукой за плечо. Дазай прогнулся еще ниже, потяжелев еще сильнее под яростные вопли из трубки: — Дазай-сан, вам не нужно умирать! Как доктор вам говорю! Некомпетентный псих прибавил еще что-то, но Чуе показалось, что Дазай не слушает больше. Он прогнулся вперед, тем самым еще сильней приближаясь к Чуе, а затем медленно разжал пальцы. Старенький аппарат раскололся будто винный стакан, что-то хрустнуло в нем, и посторонний голос затих. Зато раздался новый, пронзительный в своей надрывности звук. Дазай застонал, и в тот же миг пальцы, скользящие аккурат по скользкой головке, увязли во влаге еще больше. — Ничего не хочешь мне рассказать? — только и нашел, что буркнуть Чуя, легко прижимаясь своими губами к уголку расслабленного рта Дазая. Выражение лица на нем застыло настолько ошарашенное, словно бы случилось нечто по-настоящему страшное, на корню разрушившее все тщательно воздвигаемые планы. Чуя и не помнил, когда в последний раз видел Дазая таким. Разве что… всего мельком, но все же… Да-да, в общем штабе, в узком коридоре, прямо перед исчезновением Дазая, совсем недалеко от кабинета босса, в день, когда, как оказалось, покинул этот свет Сакуноске Ода. Четко припомнив это, Чуя еще крепче вжался своими губами в губы Дазая, словно специально пытаясь закрыть, стереть как можно скорее это изломленное выражение растерянности и боли. Жив, да еще и не рад этому! Вот ведь идиот! — Да что тут говорить? — возразил ему Дазай сразу, как только сумел освободить рот. Румянец стыда за это короткое время успел залить ему даже шею. — Ты же и сам все прекрасно слышал! — К твоему сожалению, да, я пока что на слух не жалуюсь! — передразнил Чуя и медленно погладил все еще влажными пальцами мгновенно поджавшийся живот. — А еще я прекрасно помню, что ты — мой сегодняшний подарок. Сам ведь навязался. Дазай растерянно моргнул. Его лицо тут же приняло такое по-детски очаровательное выражение изумления, что Чуя едва сдержался от смеха. Кажется, кое-кто тут за пару минут успел твердо, как в собственную неизбежную смерть, уверовать, что Чуя его прямо так, в расстегнутых штанах, выставит прочь. Ну уж нет. Пусть дальше страдает. — Так что давай, — отработанным за годы командования тоном прикрикнул Чуя, чтобы Дазай уж точно препираться не смел. — Вали в ванную, а там разберемся. Ну, чего расселся? Плечи Дазая дрогнули, чуть опустились, но в глубине глаз вновь заплясал знакомый Чуе озорной огонек. — Совсем как в старые времена… — вздохнул Дазай и, чуть приподнявшись, коротко клюнул поцелуем Чую в щеку. — Тогда оставляю на тебя поиск презервативов и всего прочего, па-артнер. И тут же свалил, ловко увернувшись от отправленного следом в полет мягкого тапка. Хотя этому Чуя был очень даже рад: судя по раздавшемуся звону, одной бутылкой вина его траты в этот вечер не обойдутся. Ну и к черту! Можно же хоть раз в жизни как следует погулять? Тем более, что и повод был, и презервативы, и что-то там остальное, на что так сильно уповал Дазай, уже успевший затянуть сквозь шум воды из душа нечто заунывно-раздражающее. Правда, это вскоре же подняло Чуе настроение еще сильнее. В новую жизнь да с песней, так оно, значит, получается? В новую жизнь, еще и Чую с собой при этом прихватив? Умно, очень даже умно! Хотя… чего еще ожидалось от Дазая. Ловко перескочив темнеющую на полу винную лужу, Чуя суетливо зашагал в спальню, спешно припоминая, где же именно у него завалялся дополнительный халат. Да и полотенца понадобятся, скорее всего. И свежий моток бинтов, привычку хранить который в переносной аптечке так и не получилось искоренить. Ну ничего, все веселее и веселее думалось Чуе, если и сегодня ничего дельного не выйдет, то… Всегда же можно будет вернуть должок Дазаю на день рождения. Как ведь все-таки удобно, что у них, партнеров, даже такие памятные даты следуют друг за другом. В этом явно должен быть некий знак судьбы, а как же иначе? Довольный своими размышлениями Чуя так и не заметил, что его привычный свист под хорошее настроение стал все чаще и чаще совпадать с доносящимся из душа напеванием.