Zwei Personen im Raum

      Когда Коля коснулся свежего шрама, Гилберт шумно выдохнул и замер, а сердце зашлось в бешеном стуке. Пальцы Коли холодные, практически леденящие, будто пронзают насквозь, раздирая тело и дух Гилберта. В комнате и так было очень холодно, особенно, для такой весны, теплой и долгожданной. Кажется, год назад, тот сумасшедший, безумный год, когда ещё шла война, когда Гилберт понял, что пощады не было и не будет, была такая же тёплая и пьянящая весна. Но в маленькой комнатушке Гилберта, любезно выделенной Брагинским в большом доме, было холодно. Было ли это от того, что комнату не топили больше шести лет или же нерешительный лучик не мог проникнуть в узкое окно под самым потолком — Гилберт не знал. Да и сейчас ему не хотелось этого знать.       Сейчас для него существовал только Николай Арловский и его тонкие пальцы, которые умело и быстро обрабатывали шрамы, хоть они были холодными, как и их обладатель. Гилберт не сопротивлялся, когда Коля трогал его шрамы, шрамы той войны, зашитые тёмными смоляными нитками, шрамы его перехода с белесыми нитками — они были там, где билось его сердце. Коля трогал их с неким детским любопытством, аккуратно водя по коже Гилберта пальцами, чуть касаясь нитки, обрабатывал аккуратно, намазывая шрамы вазелином, но внезапно остановился. Он вернулся к одному из шрамов, который был немного ниже груди. Небольшой, тоже зашитый чёрной ниткой, но для него — для Коли — имел большое значение. Ведь сам Николай «одарил» Гилберта этим шрамом, когда яростно наносил ему удары в битве, когда они бились насмерть, не жалея себя.       Всё для фронта, всё для победы.       Коля коснулся этого шрама, воскрешая в себе и в Гилберте воспоминания тех дней, и быстро, прерывисто поцеловал этот шрам, заставляя Гилберта округлить глаза и посмотреть на него с небольшим удивлением и щемящим ожиданием его слов.       — Прости за этот шрам, — тихо сказал Коля, будто не замечая взгляда Гилберта, продолжая обрабатывать шрам, на котором остановился. Он не говорил больше, но Гилберт уже всё понял. Все невысказанные «так было нужно», «я об этом не жалею» и «я скучал по тебе». Гилберт тяжело вздохнул и более-менее здоровой рукой прижал парня к себе, чуть утыкаясь носом в пепельные волосы Арловского и также тихо сказал, будто боясь спугнуть:       — Я давно тебя простил.       Они стояли, прижавшись к друг другу ещё минуту, слушая быстрое биение сердец, но после Николай всё же отстранился и продолжил обрабатывать шрамы, без единой эмоции на своем бледном лице. Гилберт шумно выдохнул и прикрыл глаза. Сегодня он сделал то, что желал уже давно и был рад, действительно рад случившемуся.       Вскоре, Николай уйдет, и в комнате станет на одного человека меньше. Но Гилберт чувствовал, что сегодня — особенный день, который станет толчком для последующих отношений бывших врагов, которые отчаянно жаждут любви и заботы друг друга.       Хоть и не признают этого вслух.