you will remEMBER me?

Приглушённый стук рефлёной, старой, изношенной подошвы сапог о землю. Пряжка ремня отблёскивает дешёвым посеребрением, которое давно стёрлось. Она заворачивается в куртку, и её пронизывает настоящий холод. Не тот, который бывает в морозильной камере, или же во времена белых ночей, когда небо, также как и она, сидит в куртке, только белёсой, не как цвет кожи разлагающегося трупа, или мицелий на его загноившихся ногтях, а седой молочный, как луна на небосводе, как прожилки сероватых радужек тех глаз, как мех на куртке, а другой холод. Она остыла эмоционально за эти несколько лет со дня своей кончины, когда зарылась в депрессию и распрощалась с едой. Расплывшаяся подводка, нарисованные стрелки — всё это превратилось лишь в очередные тёмные слёзы, стекающие по призрачным щекам, и никак иначе. Волосы её коротки, кожа белее прежнего, а одежда застирана до неузнаваемости. Она, заворачиваясь в старую куртку её бывшей любви, садится около дерева, и смотрит на ту самую могилу. Её похоронили там же, рядом. Быть может, однажды она снова запоёт. Быть может, не всё потеряно и упущено, и она когда-нибудь встретит именно того, кто покоится рядом с ней, из бесконечного количества призраков. Это то, что она потеряла. Это чувство. Чувство полной необременённости, когда ты свободен, казалось бы, от прежней жизни, но попав в другую не знаешь, что же тут делать. Заблуждение сгрызает тебя с головой, ты задумываешься о смысле собственной жизни, и потом понимаешь — его нет. Его никогда не будет, и не существовало. И каждый человек — это абсурд. Это чистой воды абсурд, придуманный мультивселенной — той старой каргой с вдохновением и фантазией хоть куда. Из пузырька с блестящими песчинками раздувать что-то великое и необъятное. Целые галактики, отдельные миры, сознания — всё это подвластно ей, вселенной, и всё это существует, а она, словно творец, прекрасный художник, пробующий сочетания красок, разрывающий творения, полёт мысли которого не ограничен ничем. Очередная слеза катится по её щеке, но она мутнее обычной. Она собрала в себе все её грехи, сомнения и нахальные выходки некогда гитаристки при жизни. Тотальное перерождение личности, хах? Никто и не ждал такого, в двадцать с лишним лет. Она не сидела в тюрьме, она не проникалась сочувствием к нищим, но в один миг стала выше этих людей морально, окончательно прозрев. По её коже бегут мурашки, по щекам текут слёзы, а по костлявым рукам её омертвевшего тела в гробу бегают паразиты. Она вспоминает, что вместо рок-гитары хотела играть на пианино. И улыбается. На пианино играли на её похоронах. И помнит, как вчера: оно было чёрным, глянцевым, будто обтянутым самым лучшим латексом на этой голубой планете. К чёрту её гитару с психокинетическими чарами, к чёрту её прежнюю жизнь. К чёрту, к чёрту, к чёрту. Она находит в кармане куртки бархатистую коробушку, без лишних наворотов. Долго теребит её в руках, пытаясь вспомнить… Вернуть то самое чувство, которое ощущала недавно. И возвращает. Улыбка озаряет посиневшие губы. Открывает коробочку, а потом с яростью её захлопывает, и зарывает под тем самым деревом, где сидела, отдаляясь от кладбища. Серебряное кольцо на цепочке, продетой через него, висит на ветке и покачивается в такт ветру.