Be my Rock And Roll Queen

      Пока Вялый шел обратно в "Glory Hale", его мозг пустился в воспоминания о прошлом. На этот раз не очень далеком, не очень радужном и не очень приятном для самого Андрея, за исключением пары моментов. Все те моменты из его жизни теперь как будто в тумане. Алкоголь, наркотики - все это притупляет память, а также чувства при воспоминаниях. И это теперь даже облегчает ему страдания, ведь чувствуй он все то, что чувствовал тогда – мальчик бы давно сошел с ума. Все эти бесчисленные дни в вонючем притоне, который кстати назывался «The Clean of your Soul». «Чистота твоей души» - не иронично ли? Все помещение внутри всегда было заблевано, залито кровью, алкоголем, а так же естественными испражнениями.       О какой чистоте вообще могла быть речь, когда в спальнях стоял запах, от которого заложенный нос мигом прочищался, а через секунду после этого тебя тянуло блевать. Блевать так, как не блевал никогда в жизни, хотя это бы вообще никак не повлияло на обстановку. Все итак было залито чем только можно. А запах бы совершенно не изменился, ведь даже после проветривания помещения он оставался. Он глубоко впитался в стены и деревянное покрытие пола, даже в мелкие лампочки, излучающие тонкий свет. И вряд ли этот запах уже хоть когда-то покинет это место. Равно как и грязь. Везде. За каждым углом, и это я не про пыль. Далеко не про пыль, но ее тут как мух. Я про всю ту грязь, которую можно найти просто проведя пальцем в белой перчатке по воздуху. Поверьте, она моментально станет черной. Или хотя бы серой, если до этого тут проводили генеральную уборку. Но даже при этом пепел от сигарет, земля, оставшаяся на подошвах ботинок, которую размыл дождь, частички наркоты, засохшая кровь и другие остатки человеческой жизни… Все это оставалось тут, затаившись в уголках, спрятавшись от взора уборщиц, все это впитывается в здание, в его душу.       Разве вы не знали, что у зданий тоже есть душа? И нет, не этот религиозный бред. А именно душа. И у здания, носящее имя «Чистота твоей души» она одна из самых грязных в этом городке. В нем скапливались отбитые наркоманы и пьяницы со всего города, которых уже нельзя было спасти никаким лечением. Санитарки уже давно потеряли сочувствие, смотря на пациентов стеклянными глазами, в нужное время подавая лекарства, вызывая уборщиц, когда надо. Все, что делали медсотрудники в этом центре, они делали из-за правил - никаких чувств, никаких эмоций, только долг. И это было в какой-то степени правильным. Проявлять эмоции в этом богом забытом месте - пустая трата времени, хотя новички старались. Но быстро перегорали. Как лампочки… плохие лампочки. Слишком ярко светили – слишком быстро перегорел проводок, дававший этот свет. Пациенты тоже перегорали… кто-то до поступления сюда, кто-то гораздо позже. Так было и с Андреем. Правда…перегореть он не успел. Никита Андреевич забрал его до этого момента. Но... Вялый был близок к тому, чтобы навсегда лишиться всех эмоций и желаний: радости, переживания, сочувствия, стремления жить и просто стремления чего-то делать. Смех… Он бы остался, но не тот смех, когда нас что-то развеселило… А истеричный, несдерживаемый, когда ты уже не можешь плакать, когда все внутри пересыхает и остается только смеяться над своей ничтожностью, беспомощностью, над своим безвыходным положением, когда только смерть и может тебя спасти… очистить.        У всех здесь были мысли о суициде, но внимательные санитарки, делающие все из-за долга, быстро пресекали все попытки на корню, помещая больных в изолятор, стены которого оббиты чем-то мягким, чем-то, что не дает разбить лоб или кулаки в кровь. В изолятор, куда еда подавалась в металлических подносах без каких-либо столовых приборов на них. Есть приходилось руками. Соки, масло, жир… Всё это стекало по подбородку, шее, рукам, капало вниз, заляпывая белый пол… Единственный белый пол во всем центре. Когда же людей…нет, не так, живых трупов оттуда выпускали, они больше не думали о самоубийстве.       Вы можете сказать, что метод эффективный… Да, в каком-то смысле так и есть, но, выходя оттуда они не думали ни о чем. Своеобразные "овощи", которые превращались в таковых и без лоботомии в привычном нам с вами понимании. И так было с каждым.       Но мы слишком сильно отвлеклись от Вялого в настоящем. А ведь он уже давно подошел к ночному клубу и мялся у входа, разглядывая светящуюся вывеску. Сейчас на ней не горели буквы, но вечером… Примерно в 8 – 9, когда солнце уже точно медленно заходило за горизонт, они загорались всеми цветами радуги и не только. Неоновая вывеска ярко горела в ночи, освещая ближайшие 2 метра при помощи маленьких лампочек, которые образовывали прямоугольник вокруг букв, каждая из которых горела своим цветом: буква “G” была фиолетовой, как сирень, “l” –голубой, как ясное небо, “o” –красной… тем красным, который ассоциируется у вас со страстью, “r” – зеленой, успокаивающей, “y” –винной… очень похожей на цвет буквы “o”, но немного темнее, это важно, а вот буква “H” - черной. Закройте глаза, разочаруйтесь в жизни, зайдите в это заведение, напейтесь, закажите элитную шлюху и трахайтесь с ней с закрытыми глазами только для того, чтобы удовлетворить животные потребности. Какой цвет вы видите? Черный? Или цвет потерянного сознания, цвет, который заменяет все остальные? Тот, который получается при смешивании других – долгом и упорном смешивании? Вот именно такого цвета была первая буква в слове “Hale”. Остались еще 2 буквы… О них покороче: ”a” - желтая, а “e” - оранжевая. Вывеска действительно была яркая, не так ли? В принципе, как и сам клуб.       Зайдя в помещение, в пустое помещение, без этих посетителей-свиней, уборщиц и прочих рабочих этого не самого приличного заведения, вы сможете лицезреть естественное освещение, создаваемое солнцем, лучи которого проникают сквозь огромные стеклянные окна. И что видно в этом свете…Идеально начищенные стеклянные полы, натертые металлические шесты, упирающиеся в высокие потолки первого этажа. Железные подставки казались фиолетовыми при свете неоновых лампочек, которые были аккуратно вставлены в по её верхним и нижним краям. Имелся огромный бар, полочки которого медленно, но верно заполнялись самыми разными сортами алкоголя ровно за час до открытия. Высокие стулья, начищенный стаканы различной формы и огранки. Все для алкоголиков со стажем, которые думают, что еще держатся на плаву только потому, что могут работать, а точнее - подлизывать задницу своему боссу, прося повышения…. Хотя только и делают, что думают о своем вечернем отрыве в этом баре, часть которого скрывают от своей жены и детей…       Ведь измены - это плохо, не так ли? В современном обществе – да, плохо. Но… ничего не бывает без причины. Они женятся, первый год счастливы, жены ухаживают за собой, стараясь выглядеть как на первом свидании, но понемногу, медленно запускают себя. Сначала меньше красятся, потом совсем перестают. Перестают брить ноги, да и все тело в целом, становясь уверенными в том, что их любят как в первый раз, ведь у них есть тому весомое доказательство – кольцо на безымянном пальце правой руки. А тем временем брак медленно увядает, искры в глазах мужа, приходящего с работы домой, уставшего, медленно угасают. В какой-то момент он начинает злиться на мир, на жену, себя, начинает её избивать, а та, прикрыв шарфиком побои, уверенно отвечает «да» на вопрос социума о ее семейном статусе: «Есть ли у тебя муж?». Затем она находит решение проблемы в детях. Рожает первого и побои временно прекращаются. И главное слово – временно. Затем он опять заваливается пьяный домой, избивает её, но пока ребенок маленький – его не трогает. Затем второго, но первый к этому времени подрастает, так что и он становится жертвой насилия. Особенно если ребеночек уродился омегой.       -Это то, что ждет тебя в будущем, бесполезный конвейер для продолжения рода, кусок дерьма, ни на что неспособный, кроме как быть чехлом для члена! – орет он в приступах пьяной ярости, растегивая ширинку и пихая свой сморщенный половой орган в нерастянутую детскую задницу.       Ребенок тоже орет, плачет, вырывается, за что получает еще пару ударов, из-за чего обессиленно подает. В соседней комнате навзрыд плачет «счастливая» мать, жена. По её щекам скатываются слезы, воздух содрагают всхлипы матери, всхлипы ребенка и тяжелое дыхание свиньи-отца, который насилует своего же отпрыска, а потом обратно уходит в бар, чтобы напиться и потрахаться со шлюхами. А потом они удивляются суициду среди детей, удивляются тому, что так много из них подсаживаются на наркотики или алкоголь, пытаясь забыться, стереть эти ужасные воспоминания хотя бы на время.       На втором этаже клуба расположены приватные комнаты: среднего размера спальни, половину которых занимают огромнейшие мягкие кровати с кроваво-красным постельным бельем на таковых.       Белые простыни были не практичны, о чем догадались примерно после четвёртой смены в заведении. Каждый раз застирывать их до нового состояния, накрахмаливать, гладить… Ужас, слишком много затрат. На красном же пятен не было видно. Нет, простыни конечно стирали, но не так тщательно.        В комнате также были расположены стол и пара стульев, вешалки для одежды, которыми никогда не пользовались. На столах были расположены вазы с искусственными цветами… в каждой комнате разные. Розы, лилии, тюльпаны… «Порода» цветка не была важна, в отличии от того, что все они были пластиковые, хоть и очень похожи на настоящие. Это было достаточно символично: искусственные цветы – иллюзия жизни, ровно как и «искусственный секс» - без чувств, без привязанности, развлечение на ночь. Столь же прекрасное, но какое-то неполное. Не хватает тех самых эмоций, страсти, любви в каком-то плане.       Также в номере была маленькая душевая. Обычная, скромненькая душевая: туалет, ванна, одноразовый набор шампуня и геля для душа, а также маленькая коробочка с жидким мылом.       На первом этаже ещё было помещение, выделенное под кабинки для туалетов, в которых, кстати, по иронии судьбы, не было тех самых дырок, в честь которых был назван сам клуб.       Наконец, перестав мяться у дверей, Вялый зашел, быстро окинув взглядом большинство вышеперечисленного, поздоровался с уборщицей, которая мило ему улыбнулась, а затем быстрым широким шагом прошел в свой подвал. Такой же темный, как и остатки его души, но недостаточно темный, чтобы его можно было бы сравнить с душой самого «Glory Hole».       Скинув вещи в общую кучу, предварительно достав коробок с наркотой из кармана толстовки, он свалился на матрас и пролежал, уткнувшись лицом в подушку около пяти или пятнадцати минут. Время шло слишком медленно, чтобы это определить. Собравшись с силами, омега достал из ящика свою шкатулку, в которой он хранил остатки шмали. Запасы были на нуле, так что он с помощью двух быстрых движений поместил туда новоиспеченный товар, вернул все это добро на место, а затем вернулся в положение трупа, дабы отдохнуть перед своей сменой хоть сколько-нибудь. Сон ему был сейчас жизненно необходим, глаза сами собой уже закрывались. Откопав телефон среди вещей, Андрей длинными худыми пальцами включил спокойную музыку на минимальную громкость, положив гаджет рядом с подушкой, и провалился в один из самых глубочайших снов.       Скорее всего, ему приснится очередной кошмар из прошлого, так как Вялый был сейчас… через чур измученным, забитым, усталым… как угодно. Мозг был слишком расслаблен, давая шанс ужасам прошлого пробиться наружу.