Хуже, чем Шин Чихо

      В Шин Чихо нет ничего необычного, даже имя у него простое, как у всех, в три слога, из которых большинство согласных — шипящие. Он сидит на обшарпанной скамейке и болтает ногами.       Он позвонил Донсону в три ночи, когда у того только закончилась смена, заплетающимся языком попросил приехать, потому что «ты нужен мне, Ким Донсон».       Старший, разумеется, испугался и через весь город ломанулся к нему. Чтобы обнаружить в парке абсолютно живого и здорового Чихо с бутылкой вина в руках, содержимое которой под недовольные возгласы последнего было выплеснуто на траву.       Шин Чихо высокомерный, в чёрных глазах играют язычки пламени, а в волосах расплескался закат. Он наклоняет голову на бок и с ухмылкой смотрит на Донсона снизу вверх. Он ждёт ответа.       — Мейнстрим грёбанный, — Донсон скидывает рюкзак с плеч и скрещивает руки на груди — защищается.       Шин Чихо самодовольный. Футболка у него дурацкая — с полосатыми рукавами и фотографией AC/DC, и кроссовки до блеска намыты, так что найковские птички в темноте светятся.       — А какого хрена тогда возишься со мной?       Донсон трёт мочки ушей — у него воспаление, потому что серебряные колечки сегодня в чистке, а на недрагоценные металлы у него аллергия. Это не бесит — Шин Чихо бесит.       — Давно ты возле Хансоля трёшься?       — А тебе не похуй? Знаешь, оттого, что ты вечно вокруг меня вертишься, тоже особо никакого кайфа.       Ким Донсон усмехается абсурдности заявления, но не злится.       Чихо похож на хищное растение: ярко-ядовитый окрас, приятный запах — очаровывает, манит. И прилипаешь к нему обеими ладонями, погрязая в проблемах, которые он вокруг себя создаёт. Только Донсон упирается, барахтается, как жук в луже на дороге, потому что у него и самого не всё в порядке и взваливать на себя другого он не намерен.       «Он только себя любит, очнись ты, — говорит Сэхёк каждый раз, когда Донсон возвращается ночью в их общую квартиру, — ты себя ради него убиваешь, ты понимаешь?»       Ким Донсон противится, мотает головой и улыбается — а что ему плакать теперь? Из Сэхёка плохой психолог, и Чихо он знает только по сплетням, которые ему его шлюха пересказывает, после чего они долго и громко целуются в кухне.       «Возвращайся к занятиям вокалом — на листовках и доставке токпокков жизнь не построишь». — День за днём капает на мозги Хёсан, да он бы и рад вернуться, но между двумя работами и учёбой надо ещё и сон впихнуть. Донсон знает, что если бы подобное сказал Шин Чихо, он бы только и делал что учился петь.       Но Чихо молчит, Чихо похуй. Ким Донсон лишь смеётся, потому что его рубашке, в отличие от модных футболок Чихо, уже третий год пошёл, а подошвы кед лопнули и воду пропускают.       — Дай сюда свою сумку, — Донсон тянет руку к младшему, тот кривится.       — Зачем она тебе?       — Прошу, значит, дай, — выдёргивает из цепких пальцев Чихо рюкзак и вываливает его содержимое на асфальт.       Он знает, что ищет. Собирает в кучу коробочки, баночки, пластиночки с таблетками и бросает в мусорку. Традиционный ритуал — Чихо ест успокоительное в одному ему ведомых количествах. Толку от этих мер никакого, потому что завтра он или снова наполнит таблетками сумку, или, в конце концов, додумается хранить их в бардачке своей машины, куда Ким Донсону нет доступа.       — Звони Ходжуну, пусть заберёт тебя, — в лицо младшего летит рюкзак. Донсон даже не расстроен: всё как обычно, всё по старой схеме.       — Донсон-а, — Шин Чихо скатывается на траву, — ну, извини, не вредничай.       — Доставай телефон и звони, или я сейчас Хёсану позвоню. Возиться я тут с тобой не собираюсь.       Младший что-то бормочет себе под нос, делает безуспешные попытки подняться и, махнув рукой, выговаривает:        — Ой, да и катись, ты мне нахуй не нужен.       — Ну, разумеется, — Донсон уходит, но на выходе из парка останавливается и сам звонит Ходжуну.       Он не знает, зачем по каждому звонку младшего как угорелый несётся его спасать, ведь у того, по крайней мере, есть человек, который о нём заботится. Донсона раздражают совсем не звонки среди ночи, а то, как Чихо пользуется чувствами Ходжуна, как давит на его доброту, как умеючи манипулирует им.       — Он меня раздражает, — при каждой встрече жалуется Шин Чихо, — меня всё в нём бесит.       — Так расстаньтесь, — пожимает плечами Ким Донсон и отворачивается.       Донсон вздрагивает от неожиданности, когда на пороге квартиры его встречает Хёсан. Он и забыл о договорённости, что тот на время отъезда Сэхёка заночует у него.       — Опять этот Шин Чихо? — Хёсан курит в окно, пока Донсон ставит чайник: младший здесь, а значит, их ждут разговоры до пяти утра.       — Да, опять, — вздыхает он в ответ, — он ещё совсем ребёнок.       — Это ты ребёнок, раз ведёшься на его слёзные речи.       Хёсан, как всегда, прав: кому-то из них двоих давно пора повзрослеть.       Шин Чихо ждёт его в раздевалке. Сидя по-турецки на скамейке, он наблюдает, как Донсон стягивает с себя мокрую футболку.       — Зачем ты здесь? — старший заранее знает, что этот разговор будет слишком киношным, потому что с Шин Чихо они другими не бывают. И, подтверждая его догадку, младший говорит:       — Я хотел тебя увидеть, — фраза в духе Шин Чихо, Донсон не пугается и даже не удивляется.       — Увидел? Свободен.       Чихо не двигается с места.       — Слышал, Сэхёк свалил на неделю в Пусан, — прощупывает почву, но для чего?       — Тебе какое дело?       — Хочу пожить у тебя.       — С какой это стати?       Шин Чихо не отвечает. Он наглый. И он не прогибается под тяжёлым взглядом Донсона. Ему, в принципе, всё равно, что старший о нём думает. Ким Донсон понимает, что в этот раз он просто обязан послать его, но вместо этого спрашивает:       — Ты пришёл, чтобы спросить меня о Сэхёке? — старший нагибается, чтобы зашнуровать кеды.       — Я хотел тебя увидеть, — повторяет Чихо, а Донсон только фыркает в ответ, хлопает шкафчиком и направляется к выходу.       Шин Чихо лишь молча смотрит ему в след, склонив голову на бок.       — Он будто наваждение, — жалуется Донсон, когда Хёсан в очередной раз спрашивает его о Чихо, — он как рыбное послевкусие — не запить, не заесть, не отмыться.       — Ты всё делаешь правильно, — одобрительно хлопает по плечу Джин и протягивает ему пиво, — он не ребёнок, со своими проблемами в силах и сам справиться.       Донсон постепенно привыкает игнорировать сообщения от Чихо и его звонки, учится не встречаться с ним в коридорах и столовой института, а вскоре и совсем забывает о том, что когда-то мог для кого-то мир перевернуть. Хёсан даже думает, что у него, наконец, есть прекрасная возможность предложить Донсону съехаться.       Но всё меняется, когда в жизни последнего появляются малолетний преступник Со Яно, а за ним следом наркоман Ким Бёнджу.       — Откуда ты, блять, их берёшь? — срывается на крик Джин Хёсан, — это уже даже не смешно, Ким Донсон!       Однако Донсону всё равно, он снова ослеплён фанатичной идеей помочь тому, «кого любит».       — Ты не любишь никого из них и никогда не любил. В помощи другим нет ничего плохого, пока она не превращается в бытовое самопожертвование.       Перед Хёсаном закрывают дверь со словами «не лезь в мою жизнь», а он и представить не мог, что может быть кто-то хуже Шин Чихо. Однажды он даже решается ему позвонить и попросить помочь, но тот притворяется, что никакого Донсона он не знает и знать не желает.       Хёсан винит себя в том, как всё обернулось, но исправить уже ничего не может.