hurt me plenty

Сады винограда расцветают медовым летом, и жара, что утром покрывает землю бесконечным полотном, уходит в закат, и остаётся лишь тепло и свет далёких звёзд. К хрущёвке из бетона, окрашенного в карминовый, подходит кот с огромным чёрным футляром из-под гитары и маленьким чемоданчиком, и звонит в дверь. Тому не впервой снимать комнату где попадёт — Том умён, Том умеет говорить то, что надо. Том спокоен — но Том, как и его партнёрша, вандалы, и не раз они уходили из дома в безымянную неизвестность. «Поймай меня, если сможешь XOXO», — говорит надпись на бумажке, запрятанной меж страниц очередного номера эротического журнала «Playcat», и Том улыбается. Он знает этот почерк. Джерри — кокетливая, мелкая, подобная чёртику на левом плече. — Поймай меня, если сможешь! — шутливо говорит она, и бежит. Она грациозна, свободна, умеет увиливать. Отличная добыча для отличного охотника. Главное — уметь смотреть, куда исчез её шаловливый тонкий хвост. Когда же наконец Том её ловит, то она заливается коротеньким смешком и проводит тоненькой ручкой по щеке Тома, заводит хвостом туда, куда не надо; она дурманит, она притягивает. Она так же хорошо держится и держит, как она водяным ужом выползает из рук. Она обнимает всё крепче, всё больнее — она бесшумная, она ловкая, её шальные ручки могут нащупать где угодно. Подобная чёртику. Нет уж, подобная суккубу. Том тяжёлый, его руки огромные. Он силён, он достигает своей цели. Она усмехается, и он поднимает её — тонкую, крохотную, наглую, нагую. Том сам слишком огромен для неё. Её ляжки упругие, податливые — и Том толкается. Джерри попискивает от удовольствия, иногда громко, продолжительно постанывая; её ляжки приятно покалывает. Они здесь одни, и комната — на них одних, как одна конура на сторожевую собаку, и они оба на одной цепи — поочерёдно. Джерри жадная, страстная, наглая. Она запускает свои пальцы в шёрстку Тома, залезает выше и выше, ёрзая и теребя себя о руку своего партнёра. Её писк сопровождается смачным хлюпаньем. — …ты моя! — сквозь стоны рычит Том, и Джерри насаживается на его палец. — Ты моя. — повторяет он ещё раз. Это — его безумный сон. — Нет! — восклицает Джерри и заливается хохотом, — Ты — мой. И ничей больше. Джерри буйная, бесстрашная, и насаживается на пальцы Тома очень глубоко, а затем слезает и переворачивается. Она хаотично поглаживает колючий, багровый член Тома, доводит своего партнёра до распаления. Они оба стонут почти одновременно, доводя друг друга до дрожи. Белёсое семя остаётся лежать на мятой простыне как знак их присутствия.