Арлерт-Харт

Время не щадило. День за днем - подъем, построение, завтрак, лекции, обед, тренировки, рукопашка, ужин, построение, дежурство, - и вечная опустошенность в теле. Все проносилось слишком быстро. С сентября пошли огромные нагрузки. Большинство курсантов отчислили, они не выдерживали. Армин чуть не погиб на первом открытом полете на УМП в лесу. Не смотря на трудности, ему было легче. Рядом теперь было много новых людей, некоторых из которых можно было назвать друзьями. Жан, Конни, Марко, Саша, Райнер, Берт. Он еще общался хорошо с малышкой Кристой и даже иногда пытался шутить вместе с Имир. Но главное. Анни стала еще ближе. Все чаще между ними завязывалась непринужденный разговор, а неделю назад они стали сидеть на лекциях вместе. Будто так всегда было. Теплая постель, горячая еда, друзья и любимая девушка, в мыслях которую ты называешь уже женой. Интересно, а когда детей можно представлять? Все было как-то не по-Арлетовски хорошо. Так что не удивительно, что в одну секунду все стало плохо. Армин готов был отправить в ад человека, ответственного за организацию тренировок рукопашного боя. Жаль, что не располагал этой возможностью. Дело было не в его результатах - худших на всем курсе… Нет. Анни. Армин действительно восхищался тем, как Анни дерется. Часто он пропускал удару по лицу от того, что был сосредоточен на ней. Но после произошедшего, ему было сложно думать даже на простые бытовые темы, да и остальным, очевидно, тоже. Настал их первый спарринг. — Не буду я тебя бить, — ясно ответила ему Леонхарт, скрестив руки на груди. Она была неприступна. Возмущенное лицо Арлерта казалось ей нелепым, а а чей-то глупый визг в толпе неуместным. Конечно. Ведь Анни не страдала от частых шуток мужской половины курса. О том, что у нее есть суррогатный малыш Арлерт. — Бей, — в тон Анни ответил Армин, сжав кулаки. Вряд ли он пытался показаться грозным. Просто впервые почувствовал, что такое злость. Может, сказывалось его взросление. Ему уже было тринадцать, и теперь разница в возрасте с Анни не так сильно бросалась в глаза. А еще он подрос, и стал ее еще выше. Анни это точно не нравилось, но Армин был в восторге. — Нет, Армин, —пусто выдала Леонхарт. Армин не умел читать ее мысли, но на сто один процент был уверен, что она не воспринимает его никак, — Если хочешь опять получить по роже, попросить в партнеры к Кристе. Арлерт слабо помнит, что произошло потом. Вроде бы он перешел на грубости. И Анни сдала позиции. Шепнув «Вперед», она была готова. Сцену они устроили, похоже, хорошую. Во всяком случае, собрался вокруг них весь сто четвертый корпус. Армину об этом потом сказал Эрен. В тот момент он сам не видел никого и ничего, кроме Леонхарт. Парень бросился на нее со всем рвением, на которое был способен. Анни резко отскочила в сторону. По привычному сценарию Анни должна была пнуть его в спину, отчего бы он, проехавшись коленями по земле, с позором упал. Нет. Никакого позора сегодня. В этот момент Арлерт хотел только этого. Поэтому, не думая, быстро развернулся. Как раз вовремя — Анни уже подняла ногу и хотела ударить, но Арлерт увернулся, буквально с божьей помощью. И в этом действии мазнул кривой ногой по ее животу. Это было не так больно, как должно было. Но слишком мерзко. Молчали все. Энни в изумлении смотрела на него снизу вверх, не поднимаясь. Как?.. Зачем?.. Почему?.. А это, между прочим, больно. Энни вскочила так же быстро, как развернулся тогда Армин. Схватила его за грудки и, кажется, хотела ударить по лицу. Это вдвойне не по правилам, втройне не по чести и в пять раз больней. Армин зажмурился. Тут ему уже ничего не сделать — это не один из ее приемов, да и держит она крепко. Удар обещал быть в лучших традициях смачным и больным, но его не последовало. Вместо этого Энни отпустила его и отошла на пару шагов назад. Армин приоткрыл один глаз как раз тогда, когда она бежала на него с приподнятой рукой. В голове пронеслась сцена драки с Эреном, где она, перебросив одну руку ему через шею, а другой, обхватив его же руку, сцепила пальцы за его спиной в замочек и с грохотом повалила парня на землю. Он позволил ей сделать первую часть желаемого, но, когда пальцы блондинки хотели сцепиться, Армин сжал сзади ее руки в свои. Он не был самым быстрым из курсантов, но сейчас демонстрировал удивительную скорость. Энни, кажется, даже не поняла, как ее руки сжимаются уже за ее спиной, а сама она летит на землю от резкого удара ноги в живот. Это он точно помнит. Потому что такое забыть невозможно. Он же победил! Леонхарт! Энни! Леонхарт! — Эрен, блять, не смог! Но ты… Ты, весьма неоднозначный слабачок, свалил эту снежную королеву и ее корону. Не лучшая она теперь в рукопашке! — вечером хлопал его тогда по спине Жан. Ему тоже четырнадцать, но он иногда кажется Арлерту еще большим ребенком, чем он сам. — Серьезно, мужик, как, как ты это сделал?! — не переставал спрашивать Конни. Уж отбой давно был, но в казарме никто не спал. Вокруг кровати Армина собрались все парни, а ему самому только не хватало импровизированного трона из подушек. Учитывая, с каким только восхищением они на него смотрели. — Не знаю я… — все также не переставал отвечать Армин. Не хотелось говорить правду. Не хотелось уже обсуждать эту тему вообще. Эрен, похоже, был того же мнения, веля ребятам прекратить докапываться до него. А делал он сам это только затем, чтобы потом в одиночку домогаться до Арлерта. Лучше бы Армин этого не делал. Серьезно. Так паршиво он еще никогда себя не чувствовал. Микаса по секрету за ужином шепнула ему, что Энни ходила в медпункт, наверно, от того, что он сильно пнул ее в живот. И показала большой палец вверх. Пиздец. Простите дед, родители и все ребята, которых сейчас он все-таки послал. Армин забыл уже о том, что ему только тринадцать, потому что солдатская жизнь велит забыть и не такое. Армин всегда был начитанным парнем и читал, в основном, умные книги — больше всего о биологии. Он знал достаточно много о человеском организме еще до лекций здесь, но сегодня из всех его познаний выбивалось только одно предложение из какого-то старого учебника о том, что женщин в живот бить нельзя. У них там это… как это… ежемесячно льется кровь. Вслух не произносят, откуда именно! И детей они рожают. Живот у них растет… Если коротко, живот — это важная часть женского организма. И он ударил ее, блять, в живот!!! А что если теперь Энни не сможет иметь из-за него детей? Или у нее перестанут появляться эти… выделения? Птьфу ты, лучше не думать о всяких выделениях. Лучше думать просто о детях. Они же вылезают из живота, правильно? На утро, когда проснется Жан, Армин обязательно спросит его, откуда именно. Жан самый посвященный во всех неприличных делах. Армин с ним и повзрослел на пару лет сразу. На дворе была ночь. Дружный мужской храп изредка перебивался уханьем сов и размышлениями Армина вслух о том, какое оно ничтожество. — Хорош, Армин, — донесся шепот откуда-то сверху, — Перестань уже корить себя. — Ты не понимаешь, Эрен. Я же ударил ее прям в живот… Это не только было больно, но и просто с человеческой стороны мерзко. Видел бы ты, каким взглядом меня оградил Шадис… Лучше бы он просто прирезал меня, а не отправил набегать круги… — Я не понимаю, Армин, — голова Эрена резко свесилась возле Армина. Он вздрогнул, — ты сейчас жалеешь себя, или ее? — Я… — На наших тренировках я тоже ее бил. Да и остальных девочек тоже постоянно бьют. Они не жалуются. Это их долг, — Йегер уже говорил серьезно. Так серьезно, будто познал весь смысл солдатской службы. От Райнера понабрался… — Да, Эрен, — лишь вздохнул Арлерт, — но это не отменяет того факта, что я, все-таки, мужчина и мне неприятно от того, что я сделал. Эрен ничего ему не ответил. Он же тоже, все-таки, не баба… Армин так и не смог заснуть. Заснешь тут, мать твою… Хотелось просто прогуляться. По темноте и в полной тишине. Это бы точно сопровождалось очередными неприятными размышлениями, но все равно было лучше тупым лежанием всю ночь и попыткой заснуть. Заснуть было невозможно. Уже пару раз Армин видел, как Жан, Райнер и Бертольд передавали друг другу какие-то длинные трубочки. Он думал, что это, может быть, какие-то конфеты, но однажды Эрен его просветил. Да, ему и в голову не пришло бы, что это самодельные папиросы. Табак. Ребята тут же поднялись еще больше в глазах Арлерта. Они уже курили и были такими взрослыми. Армин тоже захотел попробовать, но Эрен дал ему подзатыльник. Было больно. Потом Армин подошел к Райнеру и попросил у него. Он тоже дал ему подзатыльник. Очень больно. Конни сказал однажды, когда они свободно разговарились, что тоже пробовал. И он пробовал! — И как на вкус? — тут же оживленно спросил его Армин. Конни был ниже его по росту, но в глазах вырос ого-го как! — Дерьмо, — скривился Спрингер, покачав отрицательно головой на все воодушевление блондина. — Как это? — удивленно распахнул большие глаза парень, — А почему тогда люди курят? — Хах, а ты думал, что это на вкус как яблоки или конфеты? — заржал Конни. Затем он вмиг успокоился и посмотрел на Арлерта с самым серьезным выражением лица, на которое только был способен, — Табак курят, чтобы подчеркнуть свой возраст, мужик. Свою крутость! И еще, я слышал, что он как-то привлекает девочек. Ну, — лысый поиграл бровями, — ты понимаешь, — и подмигнул. Ох. Армин неоднократно подмечал, что чувствует себя таким взрослым во многом благодаря своим друзьям. Как тут оставатьсям мелким дурачком, когда такие крутые ребята делают и рассказывают о таких взрослых и крутых делах прямо перед твоим носом? Когда Райнер однажды шутливо спросил его, какой у Энни размер груди, Армин чуть под землю не провалился. — Да, конечно, понимаю, — бодро закивал головой Армин, стараясь не краснеть. Конни хохотнул. Чертов Конни! Он сам всего лишь на три-четыре месяца старше его, а строит из себя уже пятнадцатилетнего Райнера! — А табак… — вернулся к прежней теме Армин. Конни громко откусил кусок неизвестно откуда взявшегося яблока, — Как думаешь, где его можно достать? — Хочешь попробовать? — спросил Конни. Армин кивнул, что там скрывать, — Даже не знаю, чувак. У Райнера просить не вариант, он же наш второй папаша, знаешь — еще и пинка вдогонку даст. Бертольд уже третий, но хоть бить, наверно, не будет. В общем, те еще пидоры. Как-то тот же Жан объяснил Армину значение этого слова. Лучше бы не объяснял. По моему, хуже оскорбления для нормального парня и придумать нельзя. Но ребята находили это смешным без какого-либо скрытого подтекста. Ну а, Армин, как всегда слишком подозрительный и воспринимает все близко к сердцу. — А Жан? — Жан то? Он то даст, — Спрингер откусил, кажется, пол яблока за раз, — вот только будешь ему за это что-то должен. А этот говнюк ничего простого взамен не попросит. Знаешь же ты его. — Да… — обреченно вздохнул Арлерт, — Но курить-то хочется. Конни ничего не ответил. Он сменил тему на разговор о Саше и на то, как она ему нравится, но Армин уже почти не слушал. Армин вылез из-под одеяла, опускаясь босыми ногами на пол. Пока парень одевался, на соседней койке Бертольт что-то пробормотал во сне, принял очередную немыслимую позу и засопел. Холодно будет. Лучше сразу куртку накинуть. В казарме было очень темно и, пока Армин искал куртку кого-то из взрослой тройки, парень молил, чтобы никто не проснулся. Не хватало еще, чтобы его здесь поймали за воровством. Но это было весьма безобидное воровство. Одна папироска никому никуда не упреться. Их вон, видно, только у одного Жана целая куча! Не пересчитывают же они еще их, в конце концов. На улице действительно было прохладно. Армин кутался в куртку, позволяя себе мысленно ругаться на того человека, который придумал их делать без застежек. Руки дрожали от холода, и он чуть не раздавил папироску, сжав моментом ее слишком сильно. Далеко ходить не надо было. Арлерт нарезал пару кругов вокруг казармы с многострадальческим выражением лица и упал в итоге на скамейку. В одной руке — коробок спичек. В другой — пропуск во взрослую жизнь. А Энни, интересно, правда любит курящих мужчин? Первая затяжка далась с трудом. Армин отозвался громким кашлем и заткнул нос от неприятного запаха. Очень неприятный запах. Он сделал вторую. Он же солдат! Как он будет убивать титанов, если даже не способен нормально покурить? Никто в его окружении никогда не курил. Ни родители, ни дедушка. Родители Эрена тоже не курили, во всяком случае, он не видел. Но раз Жан говорит, что все взрослые курят, значит они просто скрывались. Жан уже взрослый, и он точно знает. Третья затяжка пошла неожиданно хорошо. Он уже не кашлял, лишь морщил нос от запах и щурил глаза от дыма. Неприятные дополнения, конечно. Но кто сказал, что быть взрослым легко? Папироска оставляла неприятный горький привкус во рту, но через некоторое время Армину он начал даже нравиться. Да, правда не яблоки и не конфеты. Армин так увлекся, что забыл о том, зачем вышел на улицу. Причина напомнила о себе сама. — И зачем ты это делаешь? Энни стояла слева от него. Армин не выпустил папироску и, продолжая держать ее во рту, обернулся к девчонке. Она выглядела все также отлично — все такая же красивая и без намека на то, что больше не может иметь детей. А эти ее… Арлерт резко зашелся кашлем. Постоянно, твою мать, все и всегда против него. — И так дохляк дохляком, еще и куришь, — раздраженно сказала девушка. Армин не решался ей что-то ответить. На «дохляка» не отреагировал — она часто его так называла. На ее раздраженный тон тоже — всегда так разговаривала. И вообще ничего не выдавало в ней то, что сегодня произошло. А может, у нее остались синяки на животе? — Пожалуйста, Энни… — Нет, — громко прервала его девушка, заткнув ладошкой рот. Армин изумленно уставился на нее. Недокуренная папироска упала на землю, — не надо. — Ммм… — Не надо тут начинать извиняться. Я знаю, что ты собираешься это сделать и, наверно, уже написал целую книгу о разных способах вымаливания у меня прощения, — голос Энни был непривычно веселым, — Так что не нужно. Все. Она убрала уже свою ладошку. Армин громко вдохнул ночной воздух. Энни присела рядом на скамейку и похлопала его по спине. — Я не задыхаюсь, — излишне грубо ответил ей парень. Хотел еще добавить «Я не дохляк», но передумал. Дохляк. Энни пожала плечами. Девушка запрокинула голову вверх и уставилась на звезды. С чего бы начать? С вопроса о том, может ли она иметь детей? Или остались ли у нее… — Энни, — встрепенулся парень, — зачем ты ходила в медпункт? Я тебя слишком сильно ударил? — Аккерман сказала? — Арлерт кивнул головой, — Сука. Да. Энни правда взрослая. — Голова очень болела. Последнюю неделю уже болит. — А на ужине ты почему не была? — Арлерт, ты глупый? Я же сказала — голова болела. Даже сейчас не могу из-за этого уснуть. Где-то в громком уханье совы утонул его тяжелый вздох. Никто из них не решался заговорить дальше. Армин просто не знал, что сказать, а Энни просто не любила говорить вообще. Холодно. Армин пытался спрятать лицо в куртку, укрываясь от прохладного воздуха, а Энни нет. Девушка намеренно подставляла лицо под него, прикрыв глаза с каким-то даже блаженством. На ней не было куртки. Только сейчас Арлерт заметил, что Энни сидела в легкой белой майке и черных шортах. Это была простая застиранная солдатская пижама, которая не при каких условиях не должна была казаться соблазнительной, но только не сейчас. Кажется, Армин понял, о чем говорил неизменный Жан, обсуждая женские прелести. Армин вот понять никогда не мог — что в них такого? Ну, подумаешь, грудь… У парней вот она тоже есть, но никто не считает ее… соблазнительной. Но когда видишь проступающие набухшие соски под тонкой майкой, хочется послать Кирштайна и его всяческие похабные истории очень-очень далеко… — Армин. Чертов Кирштайн! После общения с ним даже обычное имя, произнесенное Леонхарт, кажется ему чем-то очень непристойным! У нее такой размеренный и нежный голос. И Энни будто намеренно так говорит, смотря на стремительно краснеющего Армина, глаза которого рискуют разойтись в разные стороны. Куда он только не пытался за эти секунды смотреть. — Арми-ин… — У тебя остались выделения? — быстро сменил он тему, обернувшись на девушку. Он смотрел внимательно в ее глаза, всеми силами стараясь не опускать взгляд ниже. Энни потерялась в мыслях и вообще, кажется, в пространстве. — Что у меня осталось? — спросила она так, будто обращается к маленькому ребенку, который понахватался у взрослых мужиков неправильных словечек. — Вы…выделения. Ну, те, которые идут у вас каждый месяц, — ответил парень. Со стороны он выглядел спокойно и держал себя в руках. По крайней мере, он так думал, — Просто, я же ударил тебя в живот. И… вот я подумал. А детей ты все еще можешь иметь, да? Просто, они же тоже там у вас, в животе… Если бы кто-то, когда-нибудь, где-нибудь сказал кому-либо то, что Энни Леонхарт смеется — это назвали бы мифом. Армин назвал это галлюцинацией и не очень хорошего качества папироской. Чертов Жан! — Все у меня осталось, Армин, — у Энни даже слезы на глазах проступили, — Не переживай. Спасибо за заботу. Прежде чем Армин успел что-либо ответить, Энни снова заткнула ему рот ладошкой. Они были близко. Глаза прямо, Арлерт. Глаза прямо, курсант. — Ты лучше скажи мне, — начала как-то неуверенно говорить Энни, — как тебе удалось меня победить? Глупо было тут что-либо скрывать. Армин и не скрывал. Выложил и то, что следил за девушкой, и то, как ему нравились ее приемы. Всеми силами старался избегать в речи высказываний, на подобии «Ты прекрасна», «Ты такая крутая», «Я просто о тебя без ума», но не очень получалось. Глупая, на самом деле, ситуация. О ней точно будет говорить весь корпус еще долго. — Извини, — вырвалось таки у Армина, когда они уходили. Энни не взглянула на него и вздохнула. Девушка, кажется, на что-то наступила и сейчас подняла ногу, высматривая в темноте что-то прилипшее к подошве сапога. Папироска. — Фу, — брезгливо отозвалась она, проводя ногой по земле, — Не кури, Армин. Это отвратительно. Чертов Конни!