Ты можешь выплюнуть или подавиться (You Can Spit Or Choke On It)

Исключительно глупо делать это так. Особенно с половиной Скотланд-Ярда за дверью в заброшенном заводском здании, делающей все возможное, чтобы уничтожить все улики, которые там вообще могли бы быть. Но я не могу заставить себя остановиться, не тогда, когда Ватсон, прижимая меня к холодной стене, так очевидно контрастирующей с жаром, исходящим от него сквозь все слои одежды, целует мою шею. Низкий стон вырывается из моего горла, когда его усы царапают чувствительную кожу за моим ухом. Он вскидывается от этого звука, и в его глазах сияние, которого я не могу определить. Не в сумраке этой комнаты. Он криво улыбается мне, розовые губы умоляют о поцелуе. Мое дыхание становится тяжелее, когда картинка этих губ, сомкнутых на моем члене, красном и воспаленном от избытка жестких ласк, блестящем от слюны и смазки, промелькнула в моем затуманенном мозгу. — Ватсон... — шепчу я хрипло. Два пальца на моих губах прерывают меня. — Шшш, — он плотоядно улыбается. — Вам придется вести себя очень тихо, Холмс. Вам нельзя произносить ни звука, вы слышите меня? — выдохнул он в мое ухо голосом, полным обещания. — Кивните, если вы поняли. Я киваю. — Хороший мальчик, — он кусает нежную кожу за моим ухом, прежде чем посмотреть мне в лицо. Его глаза почти инстинктивно опускаются на два пальца, все еще прижатых к моим губам. Он трет подушечками указательного и среднего пальцев мою нижнюю губу, оттягивая ее вниз и поглаживая кончиками мои зубы, внутреннюю поверхность губы, ногтями задевая десны. Он аккуратно закрывает мой рот, прокладывая влажную дорожку вниз по подбородку. Он берет меня за него и поглаживает большим пальцем вдоль челюсти, уделяя особое внимание месту ее соединения с черепом, чтобы увериться, что я расслабил мышцы. Убедившись, он возвращается к моему рту, в то время как его бедра прижимают мои. Мозолистая подушечка его среднего пальца проходится по моим губам, прежде чем раздвинуть их и проникнуть внутрь. Я облизываю его палец, чувствуя вкус соли и табака, когда оплетаю его моим языком. Он просовывает второй в мой рот, и я благодарно облизываю и его, неспособный делать что-либо еще, так как его другая рука с силой удерживает мой рот открытым. Я не могу сомкнуть мои губы на его пальцах и сосать их, как хотел бы, я даже не могу сглотнуть. Ватсон знает, что мой рот будет широко открыт, пока его пальцы трут мой язык, толкаясь от кончика внутрь к корню, почти вызывая рвотный рефлекс. Почти, но недостаточно. Мой рот наполняется слюной, и, когда она начинает стекать вниз по горлу, я пытаюсь рефлекторно глотнуть. Оно конвульсивно сжимается, когда Ватсон силой заставляет мой рот оставаться открытым. Мои глаза слегка расширяются, когда слюна заполняет мой рот почти полностью, затопляя язык, зубы, заполняя пространство за щеками, и единственное, что заставляет меня оставаться в сознании, не подавиться и мешая проглотить ее — это рука Ватсона, сжимающая мою челюсть. Я толчками вдыхаю и выдыхаю через нос, не способный дышать нормально со ртом, полным теплой, немного вязкой жидкости. Он толкает свои пальцы внутрь и наружу, влажные звуки громко и непристойно разносятся по темному тихому помещению. Я могу слышать и чувствовать перекатывание слюны в своем рту, проходящейся от кончика языка к горлу, совпадая с движениями пальцев Ватсона, угрожая каждый раз выплеснуться внутрь моего горла, заставив меня захлебнуться, или наружу и вниз, вниз, вниз, но этого так и не происходит. Мой член быстро твердеет, в то время как пальцы Ватсона придают моей слюне вкус соли, табака и лимона. Его губы слегка раскрыты, и он тяжело дышит. Его горячее дыхание вырывается сквозь влажные губы, когда он трахает мой рот своими пальцами, прекрасно зная, что это так же сильно заводит меня, как и его. Мысль об этих пальцах, делающих те же движения, только уже со мной в коленно-локтевой позе с Ватсоном позади, растягивающим мой тугой вход, скользкий от смазки, заставляет мой рот наполняться жидкостью. Буквально. С каждым толчком его пальцев мой рот наполняется все большим количеством слюны, и я уже могу слышать настоящие всплески, ощущение которых в моем горле рождает все большее неудобство в моих штанах. Я дышу с ними в унисон — толчок внутрь, вдох, толчок наружу, выдох. Затем, сравнявшись с ритмом моего бешено стучащего сердца, жидкость, как приливная волна, подкатывает к краю моей нижней губы, угрожая перелиться. Что вскоре и происходит. Поток слюны течет вниз по моему подбородку в руку Ватсона, удерживающую мой рот открытым, даже сейчас, когда моя челюсть дергается, пытаясь сжаться. Теплая струя стекает по моей шее, быстро остывая, когда Ватсон обрушивает свой рот на мой, все еще широко открытый, не вынимая пальцев. Он жадно глотает каждую каплю, пролившуюся из моего рта, вылизывая мои губы, вниз по подбородку, больно прикусив шею там, где бьется пульс, рыча. Не имея возможности заняться его пальцами более основательно, я издал громкий стон из смеси боли и наслаждения, как только смог захватить мой источник удовольствия в плен моих губ. Я активно работаю над его пальцами, посасывая и облизывая, покусывая их зубами, в то время как он трется своим членом о мой сквозь штаны. — На колени, Холмс, — строгий приказ, даже если это всего лишь шепот. Я подчиняюсь и падаю на пол, руки летят к молнии его брюк и стягивают их с бедер достаточно низко, чтобы освободить его стоящий член, красный и влажный от выступившей смегмы, и яички. Он хватает меня за челюсть и дергает ее вниз, что сопровождается болезненным хрустом, открывая. Ватсон, никак на это не реагируя, просто вставляет свой пульсирующий член в мой влажный рот. Его рука на моем затылке больно вцепляется в волосы, пока он грубо трахает меня в рот. Я отчаянно пытаюсь дышать через нос, в то время как он насилует мои губы и глотку, заставляя челюсть пульсировать и ныть, а мой член подрагивать в штанах. Я чувствую головокружение, пока он вбивает свой член в мой рот снова и снова. Я не могу контролировать ритм, не могу даже помочь себе языком. Все происходит грубо, грязно и быстро. С тихим ругательством он выстреливает спермой в мое горящее горло, заполняя его, но, прежде чем я мог бы проглотить, его рука хватает меня за шею. Он сжимает ее достаточно сильно, прежде чем тоже упасть на колени и снова заставить меня открыть рот. Он целует меня, его сперма стекает по нашим подбородкам, и мы оба глотаем ее, пока наши губы все так же сомкнуты. Когда мы отрываемся друг от друга, густые, липкие нити спермы и слюны соединяют наши губы. Из его горла вырывается придушенный стон, прежде чем он снова вжимается в мои губы. Он расстегивает мои брюки, пока вылизывает мой рот, в который я стону, не прерывая поцелуя, когда мой член наконец-таки оказывается на свободе. Ватсон сжимает свой кулак вокруг моего пульсирующего пениса, и, после нескольких резких рывков, я кончаю в его ладонь и свои штаны. Он продолжает тянуть и поглаживать мой обмякающий член, пока чувствительная кожа не становится воспаленной и покрасневшей, и я чуть ли не плачу ему в рот. В последний раз с силой проведя большим пальцем по болезненной головке, заставляя меня дернуться, он отталкивается и встает. Я принимаю руку, предлагающую мне помочь подняться, и мы, как можем, чистимся и приводим в надлежащий вид нашу одежду. Ватсон внимательно осматривает и вытирает мои щеки, прежде чем поцеловать меня в лоб, затем мы поворачиваемся к выходу. Мы появляемся из комнаты, стараясь показаться полными достоинства, демонстрируя, что занимались подробным обыском всех углов, но ничего не нашли. Лейстрейд принимает это, неопределенно хмыкая и продолжая стрелять в нас странными взглядами до конца недели, но ничего не говоря. А Ватсон слегка ухмыляется каждый раз, когда я делаю большой глоток чая, раздувая щеки и громко с трудом глотая. В такие моменты я изо всех сил стараюсь выглядеть невинно. Конец.