Урок нежности

— Т-торис? Латвия — трясущийся, как обычно — стоял на пороге комнаты Литвы. — Хм? — Литва бросил на него взгляд, щуря глаза от полоски света, падающей на подушку. — Я не могу уснуть. Можно поспать в твоей кровати? — Конечно. Латвия зашёл, волоча за собой одеяло, и закрыл дверь. Прижав к себе одеяло как запасливый грызун, он оглядел комнату, будто ожидая, что на него со всех сторон накинутся чудовища, и проскользнул в кровать Литвы. Она была одноместной, но они оба были худощавыми, так что места хватало. Латвия с грустным вздохом прижался спиной к своему другу. Литва почувствовал мягкое прикосновение его тёплого шерстяного одеяла. — Что случилось, Райвис? — Торис... У тебя когда-нибудь был секс? Литва, не ожидавший подобных вопросов, тем более от Латвии, проснулся окончательно. — У меня был... что? — Просто... у меня был. Россия. Ну, он... Мне просто стало интересно... Был? — Да, — он хотел продолжить и узнать, как, когда и почему, но Латвия повернулся к нему лицом, и Торис, видя его глубоко несчастное выражение лица, решил промолчать. — Это всегда так больно? — глаза Латвии были наполнены слезами, а щёки горели. — Может, со мной что-то не так. Он сказал, что будет весело, но мне не понравилось. Д-думаешь, я неправильный? Литва ощутил приступ грусти и сочувствия, от которого сжалось сердце. Он обнял Латвию, крепко прижимая его к себе. — Нет, далеко не всегда бывает так больно. Иван... Иван просто грубый, вот в чём проблема. — Т-то есть он с тобой... — Да. Латвия, шмыгая носом, пристроил голову под подбородком Литвы. — Он вечно делает мне больно. — Я знаю, я знаю. Но я уверен, что когда-нибудь мы будем независимыми. Может, ты встретишь кого-то, с кем сам захочешь объединиться, и... — Литва почувствовал, как его голос дрогнул. На него нахлынули воспоминания о Польше: долгие ленивые дни в полях, долгие ленивые вечера с разговорами и выпивкой, и... — Я его боюсь, — прошептал Латвия, невольно оставляя на коже Литвы следы от своих ногтей. — Я всегда так боюсь, что... — Что..? — Что он присоединит меня к себе, и я больше не буду существовать! Или что он изобьёт меня так сильно, что я никогда не поправлюсь! — Латвия прижался к другу, трясясь сильнее обычного и так часто шмыгая носом, что слёзы, застывшие в его глазах, грозились вот-вот пролиться. Литва прижал его к себе так сильно, как только смог. — Всё будет хорошо, Райвис. Всё будет хорошо, — он коснулся губами его макушки, и, подумав, наклонился и со вздохом поцеловал его ещё и в лоб. — Он меня тоже целовал. И мне тоже не понравилось, — произнёс Латвия. Литва почувствовал, как голос Райвиса вибрирует в районе его горла. — Ну, целуется он не очень. Россия никогда не умел целоваться так, как умел Польша — искусно, нежно, дразняще. Литва вновь вспомнил поля и почувствовал, как его глаза тоже начинают наполняться влагой. — Я больше ни с кем не целоваться, так что мне не с чем сравнивать. — Вообще ни с кем больше? — Вообще. Удивлённый Литва опустил взгляд на лохматую голову Латвии. — Разве вы с Эдуардом не были когда-то весьма близки? — Он меня не целовал. Литва задумался о том, каково это — когда тебя трогает и целует только кто-то такой суровый как Россия. У него-то хотя бы были воспоминания о Польше. Он почувствовал лёгкий укол вины за то, что Райвиса не целовал действительно заботящийся о нём человек, хотя он несомненно этого заслуживал. А учитывая, что в этой комнате самым заботящимся был именно Торис... — Райвис. — Что? Литва наклонился и нежно прикоснулся своими губами к губам Латвии. Они были мягкие — как у Польши — и так же податливо раздвинулись, впуская внутрь язык Ториса. Латвия перестал трястись, вместо этого полностью замерев. Литва продолжал целовать его так нежно и медленно как мог, до тех пор, пока не убедился, что Латвия понял посыл, и, отстранившись, улыбнулся. — Ой, — выдавил из себя Латвия, высвобождая руку и аккуратно проводя пальцами по губам Литвы. — Значит... он действительно не очень хорош в этом, да? — Именно. — У вас... у вас с Феликсом так и было? Литва отвёл взгляд от невинного, но любопытного взгляда Латвии. — Да. — Прости... — Латвия снова пристроился под подбородком Литвы. — Не извиняйся. Всё хорошо. Ладно, давай спать, Райвис. Латвия прижался к Торису, и тот понял, что это был аналог объятия — единственный доступный из позы лёжа. Литва нагнулся, ещё раз поцеловал его в лоб и закрыл глаза. Они ещё долго не могли уснуть, но когда сон всё же пришёл к ним, он отдавал лёгким ароматом ржи.