Рождество

— Дорогу замело, подумаешь. Переночуем в гостинице, — Такао явно не осознавал масштабов катастрофы. — Я позвоню Момои-сан, все объясню. Вряд ли они сильно расстроятся из-за твоего отсутствия. Не стоит так переживать, Шин-чан! — Я не … — начал Мидорима, прежде чем понял: Такао снова над ним издевается. Такао заулыбался шире обычного и хитро сощурился. — Считается, что Рождество нужно встречать с самым близким человеком. — Только я не понимаю, причем здесь ты. — Шин-чан, твои слова ранят меня в самое сердце, — состроил Такао жалобную физиономию. — Ты меня совсем-совсем не любишь. Мидорима сухо сглотнул. Такао даже не догадывался, насколько сильно он ошибался. А может, уже давно все понял — это ведь совсем легко, учитывая проницательность Такао. И теперь он собирался превратить жизнь Мидоримы в ад из мести или просто ради своего собственного удовольствия. Иначе как еще объяснить эти постоянные подтрунивания? — Извините, у нас не осталось свободных комнат. Рождество же, — девушка на ресепшене виновато улыбнулась. Мидорима вздохнул — конечно, по закону подлости в единственной гостинице на всю округу не осталось свободных номеров. Проблемы сыпались одна за другой, и даже заячьи ушки, сегодняшний талисман дня, которые Мидорима прижимал к груди, совсем не помогали. Такао из вредности купил себе точно такие же и теперь преспокойно в них разгуливал, хотя талисманом у скорпионов была обычная шариковая ручка. — Но, может, найдется хоть что-нибудь? — умоляюще взглянул на администратора Такао. — Нам только переночевать. Мидорима был совсем не согласен на «хоть что-нибудь», но промолчал. Когда дела складывались не в его пользу, не стоило идти наперекор судьбе. Да и потом, как бы Мидориме не тяжело было это признавать, Такао такие проблемы решал куда лучше. Он улыбнулся девушке-менеджеру, сделал ей пару комплиментов и, как ни странно, добился своего. — Только на одну ночь. Этот номер забронировали молодожены, но с такой погодой хорошо, если они доберутся к следующему вечеру. Такао победоносно взглянул на Мидориму. Когда Мидорима увидел комнату, первым его желанием было развернуться и закрыть дверь снаружи, чтобы не видеть этого великолепия. Все вокруг утопало в кружеве и шелке неприятного розового оттенка, прямо как эти чертовы заячьи ушки. Останавливала от побега только перспектива оказаться на улице в жуткий снегопад, подхватить воспаление легких и умереть. Мидорима живо представил свои похороны и рыдающего Такао, раскаявшегося во всех своих грехах, и чуть было не улыбнулся. Перспектива вдруг показалась не такой уж плохой. Такао тем временем развалился на огромной кровати — на ней бы могло поместиться трое таких, как он. Затем он пошел осматривать ванную, и теперь оттуда слышались его восторженные возгласы. Мидорима снял очки и потер веки — день выдался не из легких и он чертовски устал. Все происходящее ему совсем не нравилось. Дело было не только в снегопаде и этом ужасном номере, но и в Такао. В большей степени именно в нем. Они не виделись пару недель из-за его подработки и учебы Мидоримы, и теперь Такао было слишком много. От его улыбок и непрекращающейся болтовни кружилась голова, словно у человека, вдохнувшего чистый горный воздух после городского смога. — Шин-чан, ты представляешь, здесь даже джакузи есть! Такао, как всегда, все нравилось. Ему для счастья много и не нужно. Это, наверное, было его самой удивительной чертой, которой Мидорима завидовал и втайне восхищался. — Заканчивай дуться на весь мир и пошли что-нибудь поедим! Их прервал телефонный звонок — пятая симфония Бетховина заполнила комнату. Мидорима ответил. — Привет, Мидорин, — прощебетала Момои. На заднем фоне слышались громкие крики, и Мидорима поморщился: вопли Аомине и Кагами он ни с чем бы не перепутал. — Привет. Мы ... — начал Мидорима и запнулся, глядя на Такао, который в одном полотенце выбежал из душа, подлетел к Мидориме и наглым образом выхватил у него из рук телефон. — Привет, Момои-сан, — закричал он в трубку. — Передавай всем привет! О, слышу, вы уже празднуете? Мидорима попытался вернуть трубку себе, но Такао, мокрый и скользкий, ловко вывернулся и запрыгнул на кровать. Мидорима разозлился и поправил очки — играть в догонялки с Такао он не намерен. — Идиот! — процедил Мидорима. Такао сделал вид, что страшно оскорблен, скорчив соответствующую физиономию. — Да, мы остановились в гостинице на ночь, — он пристально посмотрел на Мидориму. — Ты даже не представляешь, как я расстроен! Мне придется провести праздничную ночь с самым ужасным занудой на свете! Момои наверняка оценила его остроумие, но Мидориме было совсем не смешно. Он знал, что это неправда, и даже Момои знала. Но все равно почему-то было обидно, и Мидорима злился на себя за это. Такао вел себя словно ребенок — впрочем, как обычно. — Нет, Шин-чан не может поговорить с Акаши, потому что вышел в … уборную, — нагло врал Такао, не моргнув и глазом. — Счастливого рождества! Он наконец спрыгнул с кровати — полотенце съехало вниз по бедрам, и Мидорима поймал себя на мысли, что был бы не против, если бы оно свалилось совсем. И тут же почувствовал, как запылало лицо. Он поспешил отвернуться и скрыться в ванной комнате. Хотя, конечно, стоило сделать Такао выговор: нельзя потакать его глупым выходкам. Есть Мидориме особо не хотелось, а Такао уплетал ужин за обе щеки, умудряясь при этом обсуждать все подряд. Казалось, в отличии от Мидоримы, он наслаждался происходящим. Снег валил хлопьями — у природы были свои планы на это Рождество, и они точно не совпадали с планами Мидоримы. — Шин-чан? — Такао небольно толкнул его коленом под столом. Мидорима посмотрел на него и хотел было возмутиться, но, наткнувшись на его обеспокоенный взгляд, растерялся. — Ты меня совсем не слушаешь! — сказал Такао. — Ты какой-то сам не свой весь вечер. Даже не заметил, как я украл парочку наггетсов из твоей тарелки. — Я устал, прекрати паясничать. Мидорима хотел добавить что-то еще, но запнулся на полуслове. Весь сегодняшний день был похож на глупую комедию — Такао такие нравились. Дальше по сценарию их ждали куда более нелепые ситуации. Мидориме в такие моменты всегда было жаль героев: он не находил ничего забавного в их злоключениях. Мидорима ушел раньше, так и не съев ни кусочка. В номере было невыносимо пусто — без Такао теперь всегда и везде было пусто. Даже не смотря на то, что большую часть времени, которое они проводили вместе, Мидориме хотелось его прикончить. В любом случае он чувствовал себя глубоко несчастным от этих сложных несовместимых друг с другом чувств и эмоций. Свои чувства Мидорима осознал только месяц назад, когда напившийся на вечеринке Такао повис на нем, не в силах удержаться на своих двоих, а у трезвого, совершенно трезвого Мидоримы случилась эрекция. Он пытался найти этому другое объяснение, но в конце концов больше не мог себя обманывать: он влюбился в Такао. Правда, от осознания легче не стало. — Шин-чан, ты где? — звонкий голос Такао доносился из спальни. Мидорима стоял на балконе, вдыхая морозный воздух. — Что ты тут делаешь? Холодно же, еще заболеешь! — Такао нашел его слишком быстро. — И умру от воспаления легких. — Да что с тобой такое? Шин-чан, надень уже свои ушки и расскажи мне. Я же вижу, что тебя что-то беспокоит. Он напялил ушки Мидориме на голову и заулыбался. Больше всего на свете Мидорима боялся вот таких искренних улыбок — от них сердце заходилось, словно сумасшедшее, хотелось сжать Такао в охапку и не отпускать. Но Мидориме оставалось только смотреть. — Все в порядке. Просто идиотский день, — выдавил из себя он. День был и правда не очень удачный, но на самом деле Мидорима просто устал от этих непонятных чувств, а еще больше — от необходимости врать Такао. Может, стоило признаться и получить отказ? Все бы уже давно закончилось. Такао, казалось, ему не поверил, но больше вопросов не задавал. Сбегал за пледом и накрыл их обоих. Они стояли рядом, едва соприкасаясь плечами, и Мидорима не выдержал. — Ты невыносим, — выдохнул он, глядя, как горячее облачко пара растворяется в воздухе. — Ты тоже не подарок, знаешь ли, — Такао даже не обиделся. Его трудно было задеть по-настоящему. Когда их взгляды снова встретились, Мидорима наклонился вперед и поцеловал холодные обветренные губы. Едва коснулся и тут же отпрянул, осознав, что он только что натворил. Такао смотрел на него большими глазами и даже не возмущался. Он просто застыл на несколько мгновений, как ледяная статуя, а потом отвернулся, прикрыв рот рукой. Мидориме стало неловко, и он снова просто удрал. Там под струями горячей воды он окончательно пришел в себя, и ему стало страшно. Удивление могло означать только одно — Такао вообще ни о чем не догадывался. И даже о том, что это уже не первый их поцелуй. В день рождения Такао закатил вечеринку, пригласив своих университетских приятелей, которые Мидориме, конечно же, не нравились. Они были такими же легкомысленными идиотами, как и Такао, но все, что Мидориме нравилось в нем, в других странным образом раздражало. Такао пил пиво стакан за стаканом и понемногу хмелел. Оказалось, чтобы напиться, ему и пяти стаканов вполне достаточно. Мидорима не пил из принципа, поэтому вечер закончился вполне ожидаемо — Такао вис на нем, опаляя горячим дыханием шею, и шептал свои бесконечные «Шин-чан». Мидорима и не знал, что так бывает: у него железно стояло на лучшего друга и все, о чем он мог думать, — это секс. Впервые в своей жизни он хотел кого-то, не просто хотел, а сходил с ума. Он был давно не ребенок и много чего знал о физиологии, но все, что он испытывал к Такао, в одни только рамки физиологии никак не укладывалось. Как и сам Такао не укладывался ни в какие рамки. И то, что он так нагло и нахально прижимался к Мидориме, тоже выходило за все возможные рамки дружбы. По мнению Мидоримы, конечно же, Такао неудобств не испытывал. У Мидоримы горели щеки, и казалось, все тело погрузили в кипящий котел. — Шин-чан, а знаешь, ты невыносимый зануда! Ужасный сноб! И … высокомерный засранец. — Такао, — с трудом произнес Мидорима, пытаясь высвободится из его крепких объятий. — Должен заметить, пьян здесь только ты. И к завтрашнему дню я не забуду твои слова, вот что. Такао рассмеялся. — Я же говорю — засранец! Но, знаешь, Шин-чан, ты самый лучший друг, — Такао икнул. — Ой, что я наделал? — он притворно испугался, широко распахнув глаза. — Теперь ты станешь еще более невыносимым засранцем. Скоро тебя вообще никто не сможет терпеть, кроме меня и Мии-сан. Мией Такао называл старый талисман — зеленую лягушку, которая нравилась Мидориме и все время стояла у него на столе. Кое-как дотащив Такао до спальни, он скинул свою ношу на кровать. Такао все не унимался, болтал всякие глупости заплетающимся языком. По-хорошему, Мидориме следовало бы просто уйти. Никуда бы Такао не делся, он даже подняться сам был не в состоянии. Но от его беззащитности щемило сердце, и Мидорима не удержался — присел на край кровати, разглядывая молча улыбающегося Такао. Когда он так улыбался, то выглядел невероятно красивым. Мидорима словно только сейчас это заметил, разглядывая раскосые серые глаза, мерцавшие искорками счастья, мягкий изгиб губ и ямочки на щеках. Чертовы ямочки. Тогда он наклонился и поцеловал эти ямочки, каждую по очереди, а потом и губы. Такао прикрыл глаза, осторожно отвечая на поцелуй, а затем замер, и когда Мидорима отстранился, то понял, что тот заснул. С тех пор и начался его личный ад, муки которого иногда даже приносили какое-то мазохистское удовольствие. Сегодня Такао смотрел на него с непониманием, и слабая надежда, которую зародил тот поцелуй, окончательно рухнула. Внутри словно что-то оборвалось, и стало невыносимо больно — так, что немели пальцы на руках, а все чувства застряли в горле. Когда он вышел из душа, Такао спал или делал вид, что спит: лежал на боку, прикрыв глаза. У изголовья горела лампа, освещая его умиротворенное лицо, и Мидорима невольно засмотрелся. Может быть, им обоим удастся сделать вид, что ничего не произошло. Что мир не рухнул, и земля не стала вращаться в обратную сторону. В это слабо верилось. Такао умел играть, притворяться, но в главном он был всегда честнее Мидоримы. Мидорима долго искал в шкафу футон, но вместо футона оттуда вывалилась куча подушек — прямо ему на голову. Такао проснулся. — Шин-чан, что ты делаешь? — Ищу футон,— признался Мидорима. — Этот отель в европейском стиле, и здесь нет никаких футонов. Ложись уже. — Но…— Мидориме хотелось возразить, что спать в одной постели неправильно и что-то еще в том же духе. — Не переживай, приставать не буду, — невесело усмехнулся Такао. — Или ты все еще переживаешь о том … поцелуе? — он смотрел серьезно и открыто. — Я могу сделать вид, что ничего не было, если ты не хочешь объясняться сегодня. — Не надо, — возразил Мидорима. Он вдруг почувствовал, что это будет куда более неправильно, чем спать в одной постели. Врать и притворятся, заставлять это делать еще и Такао, который ни в чем, в общем-то, не виноват. — Тогда скажи, что происходит? Что вообще с тобой творится? Мидорима думал, что никогда не сможет все рассказать Такао. Как это вообще сказать: ты мне нравишься или я тебя люблю? Мидорима устало прикрыл глаза, стараясь отгородиться. Не глядя на Такао, сказать правду оказалось проще: — Я в тебя влюблен. И дышать сразу стало легче. Словно он тащил непосильную ношу и теперь мог спокойно ее сбросить. — Это же не может быть правдой? — спросил Такао. — Это правда. — Ты хочешь со мной встречаться? — Нет, — тут же ответил Мидорима, и только потом понял суть вопроса. — Вернее, я никогда об этом не задумывался. Его голос дрогнул, он привычным жестом поправил очки и скрестил руки на груди. Такао наморщил лоб, словно действительно обдумывал какие-то варианты. — То есть ты не хочешь меня целовать, обнимать и тому подобное? — Что за дурацкие вопросы? — разозлился Мидорима. Такого он никак не ожидал. Все что угодно, только не это. — Нет, мне надо понять! Вдруг тебе просто показалось? Вот ты однажды проснулся и подумал, что это любовь, потому что кроме меня тебя все вокруг терпеть не могут. Или Оха Аса объявила, что идеальная пара для Раков — Скорпион? Я должен знать! — Оха Аса — это не какие-нибудь дешевые любовные предсказания! Да, я хочу тебя целовать, иначе зачем бы я это сделал? — И сексом ты тоже хочешь со мной заниматься? — невозмутимо спросил Такао, беззастенчиво глядя на Мидориму. — Такао! — взвыл Мидорима и рухнул на кровать, отнимая у Такао одеяло, которое он заграбастал в единоличное пользование. — Нет, Шин-чан, ты уж мне расскажи! — не успокаивался тот, отнимая одеяло обратно. — Расскажи, ты думал обо мне, когда дрочил в ванной? Хотя я даже сомневаюсь, что ты хоть раз дрочил. — Да ты издеваешься! Мидорима наконец отвоевал одеяло и укутался в него с головой, предварительно отложив очки на тумбочку. — Значит, все это неправда. Слышишь? Я не поверю, я не могу так рисковать. Вдруг я в тебя влюблюсь по-настоящему, а твоя блажь пройдет. И что мне тогда делать? — Не неси чепухи и забудь о сегодняшнем дне раз и навсегда. Ты все равно отбиваешь всякое желание с тобой встречаться! — пробурчал Мидорима из-под одеяла, а потом совсем тихо добавил: — Даже если бы оно у меня было. — То есть теперь я должен тебя уговаривать встречаться со мной? — Такао все не унимался. Мидорима не мог понять, как серьезный разговор перерос в этот фарс. Наверняка Такао просто решил довести его до нервного срыва. — Я больше с тобой не разговариваю, — это был последний аргумент Мидоримы. Им уже по девятнадцать лет, а они все равно ведут себя как дети. Ладно Такао, но Мидорима. Мог просто признать, что любит Такао, думает о нем по ночам. Вот уже месяц, наверное, вообще ни о чем другом не думает. И, черт возьми, дрочит, как какой-нибудь подросток, думая о Такао, представляя Такао. Да что он только себе не представлял?! — Шин-чан, — Такао толкнул его в плечо почти ласково. Мидорима повернулся к нему. — Прости, я верю тебе, просто у меня в голове не укладывается. Ты же… ну ладно я, но ты! Знаешь, в это вообще никто не поверит. Конечно, твои друзья давно называют нас парочкой, но они же не всерьез. Такао подвинулся ближе, так, что между ними почти не осталось расстояния. Можно было протянуть руку и дотронуться до него. Он не выглядел напуганным. — Я не знаю, что мне делать. Впервые в жизни, — он понизил голос и смотрел на Мидориму, словно тот знал все ответы. Хотя на самом деле он и сам не знал, что им делать. — Ты не обязан что-то делать, просто… — Мидориме очень хотелось добавить «оставайся рядом», но это был бы чистой воды эгоизм. — Нет, я так не могу, — Такао по-своему понял его слова. — Я не хочу, чтобы ты замыкался, ходил подавленный и хмурый, мне это не нравится. Ты даже не представляешь как. Странное дело, но Мидорима почему-то представлял. Он знал, что дорог Такао. — Знаешь, я готов попробовать, потому что это ты, — серьёзно сказал Такао и отвел взгляд. — Думаю, ничего страшного не случится. Возможно , у нас ничего не получится, но если мы не попробуем, то никогда не узнаем. Мидорима посмотрел на Такао и кивнул. Тот все понял без слов. Нашел под одеялом ледяные ладони Мидоримы и сжал в своих, горячих. — Все будет хорошо. Такао, лежал рядом, просто держа его за руку, и Мидориме больше не было страшно. Сейчас можно было просто довериться Такао. Это оказалось совсем просто, даже проще, чем когда-то в баскетболе.