***
Юрий рассматривает эти цветы каждое грёбаное утро. Они раздражают, дико бесят. Такие… розовые. Слишком девчачьи, это позорно — иметь такие цветы парню. Они маленькие, наверное, с два ногтя большого пальца. Нежные. Юра часто прикасается к ним. Первое время прикасался с улыбкой, рассматривал каждый миллиметр, смотрел каждую свободную секунду, раз на раз бросал взгляд на цветы. Не прятал. А затем стереотипы взяли вверх. Тринадцатилетний Юра не понимал, почему в школе над ним смеются из-за цветочков на руках. Не понимал, что его одноклассники просто завидуют — у них-то нет соулмейта. А Юрий, пусть и не знал свою родственную душу, всё же чувствовал, что где-то на этой планете есть человек, который будет рядом. Он и так редко ходил в школу из-за постоянных тренировок — написать контрольные, да появиться пару раз для приличия. Пока он получает золото, ему прощается всё. Его увлечения «женским» видом спорта и розовые цветочки на руках ему не простили. Он ненавидит эти цветы, ненавидит своего соулмейта, но всё ещё любит фигурное катание всем сердцем, которое, видимо, мало что способно любить. Слишком мало.***
На внутренней стороне каждого лепесточка миндаля написано «обещаю» курсивом.***
В четырнадцать Юра впервые хочет срезать цветы. Сначала боится. Конечно, кто бы не боялся. Цветы — это часть тебя. Он следит за тем, чтобы остаться одному в номере перед очередными соревнованиями. Выступления через два дня, сегодня — отдых. Виктор пошёл на очередную попойку, Григорий на встречу с девушкой, Мила где-то шляется, а Яков сидит в своём номере. Никто не должен помешать. Он садится в ванной комнате на холодную плитку, морщится и разглядывает свой ассортимент инструментов. Выбирай, что хочешь. Нож, лезвие, ножницы, бритва. Рядом лежат антисептик, бинты. Он не навредит себе до такой степени, что не сможет откатать программу. Крови много. Пиздец много. Больно. У Юры в глазах стоят слёзы, он остервенело шмыгает носом и моргает — не плакать. Нельзя. Хорошо режет только бритва. Только вот он руками пошевелить не может. Паника подступает к горлу медленно. Всё тело сковала боль, руки — больше всего. Юра не может пошевелить ими так, чтобы не причинить себе боль. Послезавтра выступление, а он не может пошевелиться. Истерический смешок вырывается у него, когда он осознаёт это. Но делает глубокий вздох — нужно оставаться спокойным, если ты впадёшь в панику, то всё, конец. Кровь тоненькими струйками скатывается по бледной коже, Юра бы полюбовался в другое время, если бы сейчас не решалась не то, что его карьера фигуриста, а его жизнь. Которой он дорожил. Он совершил большую ошибку, решив срезать цветы, это же его вторая половинка, его родственная душа, его часть! В следующий раз будет думать головой зато. — (а будет ли он?), — настойчиво что-то шепчет на ухо. Рядом — телефон. Когда Юра видит его, то даже улыбается — шанс есть. Руки всё ещё будто бы онемели, даже пальцами шевелить трудно. Трудно, но возможно. Парень осторожно переворачивается, одновременно прижимаясь к своим рукам, пытаясь хоть как-то остановить кровь, затем головой подталкивает к себе телефон, чёрт знает как увернувшись. С нарастающей паникой — а вместе с ней и слабостью — пытается носом разблокировать телефон и нажимает на вызов экстренного контакта. — Виктор… — хрипит он, — Нужна помощь. Срочно. Наверное, слабый голос всё-таки на что-то указывает. Виктор тут же будто бы трезвеет — мало успел выпить, скорее всего. Твёрдо спрашивает, но в голосе чувствуется тревога: — Ты где? — В… номере, — говорит Юра, стискивая зубы — всё ещё чертовски больно, он сдохнёт сейчас! — Блять. В ванной. — Сейчас буду, — коротко отвечает Никифоров, — Всё будет хорошо, слышишь? …слышит?***
Веки, будто свинцовые, поднимаются тяжело. Свет из незакрытых окон так и заставляет подняться, не разрешая лежать дальше. Спустя несколько минут Юра сдаётся, проигрывает и открывает глаза. Чтобы увидеть перед собой сразу несколько обеспокоенных лиц на фоне белых стен. Парень раздражённо морщится и закатывает глаза — ну и зачем припёрлись? Скучно стало или что? — Юра, — осторожно начинает Мила, с волнением глядя на парнишку, лежащего на больничной койке, — Как ты себя чувствуешь? — Хреново, — правдиво отвечает Плисецкий и морщится — уже от боли. — Хреново тебе было бы, если б ты умер, — глубокомысленно заключает Яков, поднимая вверх указательный палец, — А ты живой, как видишь. А мы, такие же живые люди, требуем объяснений. Какого хрена творилось в ванной? Юра заминается и отводит взгляд. Стыдно. — Цветы убрать пытался, раздражают больно, — бурчит Юрий, дёргая головой так, чтобы отросшие волосы заслонили лицо. Яков устало потирает переносицу, Мила и Виктор переглядываются. Все они знают про цветы, подозревали, что с Юрой что-то не так, но додуматься их отрезать… Это как снимать скальп. Так же больно, так же противно, так же ужасно, просто дико. Так не делают нормальные люди. — Ты с ума сошёл?! — внезапно взрывается Яков, — У тебя послезавтра выступление в грёбаном финале, а у тебя руки — сплошное месиво! Да как ты только додумался под корень резать, ты сдохнуть мог!.. Дальше Юра не слушает. «Под корень». То есть, если резать просто лепестки, без корней, то всё будет нормально? — Короче так, — с твёрдой уверенность говорит Яков, — В финале не участвуешь. — Участвую! — тут же возражает Юра и подскакивает, игнорируя боль, — Мне плевать, это мой предпоследний финал в средней группе! Кто знает, вдруг на следующий не пройду?! Я буду участвовать, вы не сможете меня остановить! — Я повторюсь, у тебя не руки, а кровавое месиво, — повышает голос тренер, грозно смотря на парня. Мила и Виктор остаются в стороне, на всякий случай присматривая за Юрой — вдруг что случится? Ни один из них влезать в разговор не станет, пока этого не потребует ситуация. — Я скрою длинными рукавами! — Да ты кататься не сможешь! — Смогу! Яков устало вздыхает и понимает — этот подросток всё равно выйдет на лёд, даже с запретом. И разрешает. Ни пуха ни пера. (к чёрту).***
В финале Юра катает под «Halsey — Angel On Fire». Ангел в огне. Забавно. (его кожа на руках горит в агонии). Перед выступлением руки, где находятся потрёпанные, такие жалкие цветы с капельками крови кое-где, чешутся. Слишком сильно чешутся, это отвлекает и мешает сосредоточиться. Комментатор объявляет: «Юрий Плисецкий, Россия!» Юрий Плисецкий выходит на лёд. И тает. Он — ангел в огне, он — феникс, рождённый в Раю. Юра катается, как в последний раз. Ни одной ошибки, ни одного отступа, идеальные приземления, правильное количество вращений, тулупы, аксели, дорожки, прыжки… Руки сводит болью. Когда Юра поднимает руки для очередного прыжка, то просто не может двигать ими. Рукава медленно пропитываются кровью, капли стекают на лёд. Юра оступается. Падает. Встать не может. (проигрывает).***
Там, на льду, совсем рядом, был его соулмейт. Юра это чувствовал.***
С того дня прошло несколько лет. Юре шестнадцать. Он полон жизни, азарта и надежд, старшая лига юниоров, он — победитель последнего Гран-При прошлого года, он — будущий победитель следующего Гран-При по заверениям Якова. Юра — умный мальчик. Юра уже два года срезает лепестки бритвой каждое утро. Ведь он научился резать так, чтобы было не сильно больно, чтобы руками можно было шевелить, чтобы не было крови, но и цветов чтобы не было видно так сильно. А слово «обещаю» преследует его во снах до сих пор. «Обещаю», — я найдусь, — слышит он во снах. Его соулмейт говорит с ним? Досадно. Юра его видеть не хочет, ведь тот заставляет его так страдать. Да пошли они нахрен со своей грёбаной любовью и идеей родственных душ. Просто катитесь. Юра встречает своего соулмейта (не?)случайно. Фанатки гнались за ним, как за Богом, сошедшим с небес. Он же такой милый. Такой ласковый котик, он нас точно-точно затискает, заобнимает, будет так рад нашей встрече! Мечтайте. Юра не милый котик. Он чёртов тигр, который загрызёт и не подавится. Какой-то парень хватает его за шкирку, когда Юра пробегает мимо, и сажает на свой байк за углом. Плисецкий не говорит ни слова. Лишь поражённо смотрит на свою руку — цветы стали расти быстрее, он это чувствует. А это означает лишь одно. Взгляд невольно приковывает чужая рука, обтянутая кожаной курткой. Вероятнее всего, это — его соулмейт. Юра злится, но ничего не говорит, только покрепче обнимает парня со спины — всё-таки на мотоцикле едут, опасно. Он красивый. Нет, даже шикарный. Весь такой брутальный, модный, вон, байк свой. Выбритые виски, узкий разрез глаз и тот самый взгляд настоящего льва, не тигрёнка-Юры. Плисецкий злится — его соулмейт даже тут его обходит! — Я Отабек Алтын, — легко представляется парень, соскакивая с мотоцикла, когда они останавливаются, — И мы, кажется, соулмейты. — Мне не интересно, — буркает Юра, засовывая руки в карманы джинсов, — Где мы? Отабек хмыкает и неопределённо обводит рукой местность. — Где-то. — То есть ты сам не знаешь? — поднимает бровь Плисецкий и оглядывается, — Тогда я найду дорогу и без тебя. У Юры внутри неприятно колет, — приятно? — когда Отабек улыбается, смотря прямо на него. Сердце невольно падает вниз, а в горле появляется странное ощущение. Будто осколки стекла режут стенки горла. Режут до крови; больно. Кровь стекает вниз, проходит по всем органам, артериям, венам и попадает в лёгкие. Юра не знает, возможно ли это. Но он задыхается. Задыхается от ощущения крови в лёгких, она наполняет их, мешает дышать. На лбу выступает пот, ему страшно, он же сейчас умрёт. Он уже был на грани смерти, был, больше не хочет, хватит, пожалуйста, он не хочет умирать. — Ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает Алтын, подходя ближе. — Иди нахуй, — грубо отвечает Юра и уходит. Грёбаные родственные души. Они всё портят. Он не хочет любить что-то ещё, кроме того, что уже любит. Но от соулмейта не уйти. Они всё равно будут вместе. (юра готов послать всех нахрен и доказать, что он сможет не поддаться искушению).***
Его «обещание» растёт всё быстрее. Существует мнение, что если ты увиделся со своим соулмейтом, но вы не поддерживаете отношения, то постепенно умираете. Цветы на руках растут всё быстрее, постепенно заполоняя каждый сантиметр кожи. Дальше они пойдут на ладони и вверх, к горлу. Они будут постепенно обхватывать всю шею, спускаясь вниз, к ключицам. Цветы заполнят всё твоё тело. А исход один. Смерть. Мало где можно найти подобные случаи, ведь каким нужно быть эгоистом, чтобы убивать не только себя, но и свою родственную душу? (юра был эгоистом).***
Если раньше Юра срезал цветки раз в день, по утрам, то теперь делает это ещё и ночью. Иногда он думает, что сходит с ума, ведь его мысли постоянно крутятся вокруг цветов. Он как в бреду думает лишь о том, чтобы избавиться от них. И думает о своём соулмейте. Словно глупая девчонка по типу его фанаток, он с левых аккаунтов подписался на каждую страничку Отабека во всех соц.сетях, где смог его найти. И следит за публикациями пристально, смотрит на каждую фотографию. Пытается отговорить себя — нет, это не любовь. Соулмейты — генетика. Но почему же сердце так бешено бьётся, когда Плисецкий видит очередную охрененную фотографию в Инстаграме? — С тобой всё хорошо? — неожиданно спрашивает Виктор, внимательно смотря на парня во время очередной тренировки, — Плохо выглядишь. — Не твоё собачье дело, — буркает Юра, завязывает волосы в хвост, отталкивается от бортика и продолжает тренировку. И так каждый раз. Он стал носить перчатки без пальцев даже в помещении, ведь эти мелкие розовые цветы начали расти на ладонях. Относительно близкие люди вокруг смотрят обеспокоенно, но вопросов не задают — наверняка и сами всё понимают. И Юрий в какой-то степени им даже благодарен, ведь не собирается распространяться. Ещё он часто думает о том, как Отабек проводит рукой по его волосам. А затем бьёт себя по щекам и думает: «какой же я дебил».***
Когда Юра видит Отабека в следующий раз, то, оглядываясь, понимает — он в тупике. Сзади него каменная стена в подворотне, а впереди — Отабек, за ним — толпы фанаток. И он честно не знает, что хуже, его соулмейт или дуры, что сталкерят его 24/7. — Теперь ты не сможешь убежать, полагаю, — хмыкает Отабек, расслабленно засовывая руки в карманы, — Мы соулмейты. Нам нужно поговорить, почему ты избегаешь меня. — Родственные души — это генетика, — заученная фраза, которую он повторял в бреду по сотне раз на дню, срывается с губ неосознанно, — И если ты не свалишь, то я свалю сам. — Ты не сможешь прятаться от меня вечно. Рано или поздно мы либо снова встретимся, либо умрём, — отвечает Алтын, внимательно рассматривая Юру. — Я лучше сдохну. Отабек думает, что он на удивление хорошо понимает Юру. Они говорят лишь второй раз, хотя их жалкие попытки и разговором-то нельзя назвать. Но он знает, что творится у него на душе. И он видит, что Юра с чем-то борется. Алтын тоже боролся. Он тоже презирал свои цветы — так бывает со многими, просто нужно научиться их любить. Ты не можешь ненавидеть себя вечно, когда-нибудь ты сдашься. А цветы — часть тебя. Он с трепетом рассматривает миндаль с обещанием, понимая, что это — его цветы. — Чего ты боишься? — в лоб спрашивает Отабек, подходя ближе к застывшему подростку, — Почему ты так скрываешься от всего этого? — Я же попросил съебаться, сука, — закатывает глаза Юра, раздражаясь. Он подходит ближе, смотрит на Отабека злым взглядом исподлобья. Алтын почему-то думает, что Юра — просто мальчик. Обиженный, обозлённый на весь мир и самого себя. Он одинокий ангел, который пал. И Отабек думает, что хочет помочь. Юра что-то разгневанно шипит ему в лицо, чуть ли не слюной брызгает, а Алтын смотрит на него и понимает: если не сейчас, то никогда. Он наклоняется чуть вперёд и целует Плисецкого, прерывая его гневную тираду. Юру нагло перебили. А затем он понимает, что его, вообще-то, поцелуем перебили. Парень перебил. Пиздец. И отвечает Отабеку со всей яростью, буквально кусает его губы, вжимается пальцами в шею до синяков, будто бы мстя за всю ту боль. Боль от порезов цветов, боль от насмешек одноклассников, просто за всю боль, что Юрий чувствовал на протяжении трёх лет. И Юре нравится, как Отабек целуется, как он прижимает его к себе. И Плисецкий был готов сделать официальное заявление на весь мир: Отабек Алтын целуется охуительно. Вдвойне пиздец. — Слушай сюда, — выдыхает ему в губы Отабек, смотря прямо в глаза, обхватив его лицо ладонями, — Я тебя не оставлю. Мы справимся со всем, что у нас будет. Ты — мой соулмейт. И я в лепёшку расшибусь, но ты будешь в порядке. Соулмейты ведь спасают друг друга, помнишь? — Обещаешь? — тихо спрашивает Юра, вспоминая слова на своём миндале. — Обещаю. (цветы не опали).