Дом на Бумажной улице

Часы мерно тикали, отбивая ритм и совершенно не раздражая слух. Гостиная была самой что ни на есть обычной и ни чем не примечательной, с минимумом мебели и белыми стенами. Артуру нравился этот минимализм, нравилось то, что ничто в этом помещении не отвлекает его от разговоров и вообще компании друга, к которому он приходил настолько часто, насколько только мог. — Я заварил тебе ромашковый чай. Травянистый, со странным запахом, как ты и любишь. Родерих Эдельштайн всегда ходил в одной и той же одежде, и Артур понятия не имел, почему. Просто его черноволосый, несколько бледный друг с приятной наружностью, но несколько высокомерным выражением лица, был настолько простым, что в принципе не видел необходимости в покупке одежды. Он называл это экономией, ну а Артуру было откровенно все равно, что там носит его друг. — Спасибо, — сдержанно поблагодарил он, смотря на то, как Эдельштайн ставит на столешницу небольшой поднос с двумя фарфоровыми чашками. — А для тебя, как обычно, кофе. Вот что в самом деле неважно пахнет, так это твой кофе. Родерих лишь мотнул головой, пропуская эти слова мимо ушей. Он протянул чашку другу, а после проследил за тем, как тот сперва принюхался, а после сделал глоток. — Ну что, как дела дома? Твои братья снова шумели? Артур встрепенулся. — С чего ты взял? — У тебя черные круги под глазами. Ты, должно быть, опять не спал? Обычно так бывает, если твоим любимым братьям приспичит хорошенько нагуляться в компании нескольких бутылок виски. И что-то мне подсказывает, что минувшей ночью так и было. Нельзя было сказать, что Родерих хоть в чем-то ошибся. В любом случае, он слишком хорошо знал Артура, хотя дружили они от силы пару лет, не больше. Артуру Керкленду не повезло с семьей. Его отец довольно рано овдовел. Родившая ему трех рыжеволосых сыновей жена погибла в автокатастрофе, а спустя пять лет он женился вновь. Вторая жена, однако, тоже умерла, при родах, произведя на свет Артура. Воспитанный часто сменявшимися няньками и гувернантками, юноша не ведал родительской ласки. Братья не сильно его любили, разве что самый старший, Томас, всегда улыбчивый и мягкий парень, который то и дело защищал Артура от издевательств остальных братьев, Ларсена и Алистора. Но все равно юноше было тяжело, потому как он чувствовал себя отчаянно лишним в этой семье. Ему всегда было одиноко. Дни в родном поместье были похожи один на другой. Даже многочисленные слуги, сновавшие по углам поместья, и те не проявляли должного уважения к младшему представителю семье Керкленд, хотя лорд и твердил всегда, что все его сыновья равны. Отец Артура входил в палату лордов и давно был представлен королеве. С тех самых пор, как один из его конкурентов буквально вылетел из правительства после того, как посмел болтать о том, что лорд Керкленд наплодил рыжих детей от шотландки, болтать об этой семье никто более не смел. Теперь Томаса смело рассматривали на роль главного наследника лорда, благо и умом он вышел, и внешне был представителен, и вообще во всем идеален. Артур всегда любил только одного Томаса. Однако даже с ним он не мог искренне поговорить обо всем том, что его волновало. Юноша нуждался в друге, которого у него не было. Ему едва исполнилось двадцать лет, когда мир сотрясла страшная война. Эта война обрела широкий размах, и некоторые районы Великобритании оказались под ударом, однако родное графство Артура сохраняло полнейшее спокойствие. Множество солдат было мобилизовано на войну, но детям лорда Керкленда повезло — их избежала незавидная участь. Братья были уверены в том, что это не их война, а потому вовсе не стремились принимать в ней участие. Более того, они упорно делали вид, что и нет вовсе никакой войны. Артура это безумно злило. Его собственный патриотизм говорил о том, что надо взять в руки оружие и идти против немцев, но отец никогда не воспринимал всерьез его намерения. — Мои братья ведут себя так, словно и не происходит ничего особенного. Словно нет войны, словно люди не умирают… — Быть может, и тебе не стоит так горевать о смертях незнакомых тебе людей, Артур? — проговорил Родерих. — И давай признаем, что солдат из тебя так себе. Керкленд замер. Как бы неприятно ему ни было это слышать, Эдельштайн был прав. Этот человек вообще всегда был прав, и злиться на его правду Артур не мог. Раньше злился, но потом понял, что это просто глупо. Родерих словно знал его намного лучше, чем сам Керкленд знал себя, и все его замечания били точно в цель. — Я мог бы сделать хоть что-то. — Не мог бы, — отрезал Эдельштайн. — И ты это знаешь. Так что перестань об этом говорить. Прикусив губу, Артур побуравил взглядом друга. Тот, однако, спокойно пил свой напиток, делая вид, будто он и вовсе один в гостиной. Опять же, Родерих прав. Этот человек был настолько близок Керкленду, что он уже воспринимал его как часть себя. Никогда и ни с кем более у него не было такого ощущения единства душ. — Но Алистор и Ларсен могли бы. Эдельштайн, наконец, поднял взгляд. — Если захотят, они сделают все, что только возможно, но и в этом сейчас нет необходимости. Дети лорда могут позволить себе беззаботную жизнь. И не тебе их судить, Артур. — Ненавижу, когда ты так говоришь. Несмотря на внешнюю холодность и отстраненность, Эдельштайн был натурой доброй. Он всегда говорил Керкленду о том, что тот должен научиться понимать братьев и принимать их такими, какие они есть. Раньше юноша даже старался прислушиваться к этим советам, но отношения с родственниками все так же не ладились. — И все же ты понимаешь, что я прав, — кивнул Родерих, нисколько не сомневаясь в своих словах. Да, Артур понимал. Хотя с каждым днем он все активнее старался это отрицать. Дом Родериха Эдельштайна, несколько потрепанный и нуждающийся в ремонте, находился на Бумажной улице, на самой окраине Лондона. Это было на редкость пустынное место, и дома в основном были заброшены. Когда-то здесь жили выходцы из Австрии, Гольштинии, Эстляндии и других подобных регионов. Но постепенно многие семьи разъехались, оставив Великобританию. Родерих же остался, и при том совершенно один. В его доме не было слуг, что говорило о том, что семья Эдельштайн давно разорилась. Несколько раз Керкленд пытался выяснить у друга, на что он вообще живет, где берет продукты и нуждается ли в деньгах, но тот ловко уходил от этой темы. В любом случае, только здесь, в доме на Бумажной улице, Артур чувствовал себя комфортно. Чувствовал себя как дома. Они вместе вышли на балкон. Погода была пасмурная, черные тучи предвещали самый настоящий ливень. Керкленд потянулся всем телом, а после поправил рубашку на теле. Он так и не накинул на плечи пиджак, решив, что в нем нет никакой необходимости. — Почему ты не сделаешь ремонт? Этот дом скоро развалится. Родерих оперся руками о потрескавшиеся балки. — Я не нуждаюсь в ремонте. Все в мире бренно. — Ты думаешь о бренном всякий раз, когда выходишь на этот ослабевший балкон? — усмехнулся Артур. — И это не странно. Он может провалиться в любой миг. Почему тебя так не заботит собственный дом? Юноша посмотрел на друга. Тот, однако, зачарованно глядел в потемневшее небо. — А почему тебя так не заботит твоя жизнь? Керкленд округлил глаза. — Что? — Ты меня слышал. — Причем тут моя жизнь? Эдельштайн бросил на друга мимолетный взгляд. — Считай, что твоя жизнь похожа на этот дом. Ты ведь видишь, что он большой и вполне жилой, но нуждается в помощи. Так же и с тобой. Ты должен привести все в порядок, но один ты не справишься. А кто еще может помочь, как не твой лучший друг? Артур решительно не понимал, что к чему. — Какая глупость. Речь ведь не обо мне. Если у тебя нет денег на ремонт, я могу помочь… — Можешь дать мне денег своего отца? — прервал друга Эдельштайн. — Благодарю, но не стоит. Что-то определенно было не так, но Керкленд не понимал, что именно. Он отвернулся и посмотрел на террасу внизу. Закапал мелкий дождь. Что ж, ливень в самом деле скоро будет, так что стоит поспешить домой, если, разумеется, нет желания промокнуть до нитки. — Дай знать, если вдруг нужна будет помощь. Он развернулся и покинул балкон. Родерих его редко провожал до выхода, еще реже он покидал свой дом. Впрочем, это и не важно. Привыкший к подобному Керкленд сам покинул его дом. Напоследок он бросил на этот самый дом немного тоскливый взгляд. Порой так хотелось остаться на Бумажной улице навсегда.

***

Артур не любил родной особняк. Не любил его просторных комнат, не любил вычурные занавески, золотистые балки и старинные гобелены. С тех пор, как в его жизни появился Родерих Эдельштайн, все прочее казалось ему просто фарсом, чем-то лживым, ненастоящим. Это то и дело раздражало его, заставляя думать, что он вовсе живет не своей жизнью. Собственная комната так же давно опротивела. — Принеси чай, — сказал юноша какой-то служанке и, не дожидаясь ответной реакции, закрыл за собой дверь, переступив порог комнаты. — Может хоть так не будет слишком паршиво. Артур и сам не мог понять, отчего он столь сильно раздражен. Неужели его задели слова Родериха? Но это смехотворно, Эдельштайн не сказал ничего такого, что могло бы его задеть хоть немного. Сняв пиджак и кинув его на небольшой диванчик, он опрокинулся на большую кровать с бордовым балдахином, не снимая при этом обуви. Юношу терзали противоречивые мысли, то и дело возвращавшиеся к тому, что сказал ему единственный друг. — Эй, уже вернулся? Дверь открыли без стука. Керкленд сперва вздрогнул, а после поморщился, увидев братьев. Первым ввалился Алистор, а следом за ним явно недоумевающие Ларсен и Томас. Последний как-то виновато улыбнулся Артуру, и это напрягло юношу. — Я отдыхаю, — отозвался он. — А тебя так и не научили стучаться? Алистор его словно не услышал. Он присел на край кровати и покосился на ботинки младшего брата, так и не удосужившегося хотя бы приподняться с места. — А тебя не научили снимать обувь перед тем, как ложиться в кровать? Дурной тон, знаешь ли. Он как-то криво улыбнулся. Артур ясно улавливал от него запах спиртного, это было весьма привычное явление. — Мне плевать. — Скажи нам лучше, где ты сегодня был? На сей раз Керкленд нахмурился. — Я был у друга. Я же сказал об этом Томасу утром. Он посмотрел на самого старшего из братьев, и тот с готовностью кивнул, теребя в руках монокль. — Да, сказал, — подтвердил он. Но Алистор мотнул головой. — Я хочу услышать это именно от него, — его зеленые глаза буквально вцепились в Артура, заставляя того нервничать. — Итак, где же ты был и у кого? Керкленд поднялся с места, оказавшись лицом к лицу брату. — Я был у своего друга, Родериха Эдельштайна. В его доме на Пэпер-стрит. И почему я вообще должен перед тобой отчитываться? Мне уже двадцать лет, я сам могу решить… — Эдельштайн? — доходчиво переспросил Алистор. — Какая интересная фамилия… — он обернулся к братьям. — Ну, что я и говорил. Наш братишка просто выжил из ума. Он у нас, видите ли, ходил к тому самому Эдельштайну, знаменитому австрийскому дворянину. Молчавший до этого Ларсен хмыкнул. — Ну и ну. Если отец об этом узнает, тебе не поздоровится. Артур посмотрел на лица братьев. Ларсен откровенно злорадствовал, Алистору было отчего-то смешно, а вот Томас выглядел невероятно обеспокоенным. — Узнает о чем? — спросил юноша. — О том, что я дружу с австрийцем в то время, как Великобритания воюет с Австро-Венгрией? Неужели это повод кого-то ненавидеть? Да уж, братья всегда искали повод дискредитировать младшего в глазах отца-лорда. Похоже, они готовы взяться даже за такой глупый и пустой повод, как дружба Артура с австрийцем. И это даже несмотря на то, что им самим плевать на войну и на то, что гибнут люди. — Конечно нет, с чего ты взял, — проговорил Томас. Он был растерян. — Дело вовсе не в этом, Арти, просто мы волнуемся за тебя. Эта твоя дружба с этим… человеком… Он так и не смог закончить мысль. Ларсен хлопнул его рукой по плечу и усмехнулся. — Да перестань, даже я бы не поверил в эту чушь. Предлагаю все рассказать отцу, и пусть он разбирается с этой ошибкой природы. Томас вмиг помрачнел. — Не смей так говорить. Его тон стал твердым, точно сталь. Даже Алистору и Артуру стало не по себе. Ларсен посмотрел на брата, перестав улыбаться и поджав губы. Подумав, он обернулся и направился в сторону двери. — Я все равно все расскажу отцу. Алистор проследил за ним, а после поднялся с места и последовал за Ларсеном. — А я посмотрю, что отец на это скажет. После их ухода воцарилась звенящая тишина. Прошло несколько секунд, прежде чем Томас сделал глубокий вздох. — Не волнуйся ни о чем, Арти. Все будет хорошо. Он как всегда говорил с младшим братом с невероятной теплотой в голосе, но теперь это больше напрягало юношу, чем радовало. Неужели, думал он, дружба с Родерихом может пагубно сказаться на его репутации? Но что в этом плохого? Ведь их отец-лорд всегда говорил, что человека судить надо не по национальности, а по его делам и уму. — Они пошли докладывать отцу обо мне? Томас натянуто и совсем не весело улыбнулся ему, а после потрепал по голове, совсем как в детстве. — Отец все равно уехал в Париж и вернется только через неделю. Мы со всем разберемся и все решим, не волнуйся ни о чем. Когда Томас ушел, Артур глубоко выдохнул и, поднявшись на ноги с кровати, подошел к окну. Небо совсем потемнело от черных туч, ливень разбушевался не на шутку. Подумав, молодой Керкленд осознал, что совсем не хочет прекращать общение с единственным другом. Ведь все самое лучшее время в его жизни в компании Родериха, в его доме на Бумажной улице. С чем там собираются разбираться его братья, он не понимал, да и имело ли это хоть какое-то значение.

***

Когда он смог вырваться из родного поместья в следующий раз, прошло уже три дня. Все это время Томас настаивал на том, чтобы младший брат был дома и под его наблюдением, а все остальные не смели трепать ему нервы. Ларсен и Алистор смотрели на Артура волком, и это невероятно раздражало. В конце концов, юноша понял, что не может более ждать непонятно чего. Никто так и не объяснил ему, в чем смысл его странного заключения под домашний арест. Собрав всю волю в кулак, он ловко сбежал от надзора слуг и помчался в сторону давно и хорошо знакомой части Лондона, на Бумажную улицу. Здесь все так же было пустынно. Светившее минувшие два дня солнце снова скрылось за тучами, но такая погода, привычная для всей Британии, нисколько не волновала Керкленда. Ему было важно поговорить с Родерихом, сказать ему о том, что с ним происходило и, возможно, предупредить об опасности. Ведь кто знает, что может прийти в головы Алистора и Ларсена. Дверь со скрипом открылась, впустив гостя внутрь. Артур сразу понял, что-то тут не так. Он направился в гостиную. — Родерих? Где ты? Никогда еще прежде не случалось так, чтобы он не застал друга дома. Эдельштайн был весьма нелюдим. Он мог проводить дома все дни напролет, читая книги или играя на рояле, что стоял в просторной гостиной. И не раз он сам говорил, что ему все равно некуда было бы пойти. В мысли Артура сразу же закралось ощущение того, что братья не зря держали его дома. Со стороны послышался шум. Едва Керкленд обрадовался тому, что ошибся и зря накрутил себя, как в помещении появился совершенно незнакомый ему человек. Он был статен, в военном мундире, несколько вычурном, но весьма красивом, в высоких сапогах и с большим орденом на груди. Его весьма светлые волосы буквально стояли торчком, а распахнутые глаза просто сияли огнем. — А ты еще кто такой? — требовательным тоном спросил незнакомец. Артур напрягся всем телом. Униформа у неизвестного была прусской, старой, она казалась несколько карикатурной на фоне современных реалий. Как, впрочем, и всегда строгий стиль Родериха, и его накрахмаленные рубашки и большим жабо. — А ты? — отозвался он. — И где Родерих? Незнакомец как-то странно повел головой, а после криво усмехнулся. — Хотел бы я и сам понять, знаешь ли. Приехал в гости к этому чванливому снобу, в кои-то веки вырвался! А его нет нигде! — театрально воскликнул он. — И хоть бы поесть оставил! Артур нахмурился. — Так кто ты такой? Вот незнакомец словно очнулся от своих ненастоящих переживаний. Он ударил себя рукой о лоб, а после пригладил мундир и подошел к недоуменному Керкленду. — Я иногда забываю представиться, — сказал он. — Гилберт Байльшмидт, офицер! Можно просто Великолепный и Неотразимый Гилберт, меня так весьма часто называют. Артур с сомнением пожал протянутую ему руку. — Ты родственник Родериха? Он помнил о том, что у друга была какая-то родня в Пруссии, но не знал никаких деталей. — Увы, к моему великому сожалению, — хмыкнул Гилберт. — А ты-то кто? Неужели у этого сноба есть друзья? Керкленд даже как-то обиделся за друга. — Родерих не сноб. И да, у него есть друзья. Эм-м… Артур Керкленд. — Что ж, приятно познакомиться, Артур Керкленд, друг этого чванливого не сноба. Итак, я хочу, наконец, понять, где мой чертов двоюродный брат, которого я почтил своим визитом. Артур сперва быстро-быстро заморгал, а после огляделся. Куда вообще мог запропаститься Эдельштайн? Если его нет дома, значит ли это… Не хотелось думать сразу о самом плохом. — Он был тут три дня назад. А ты давно приехал? Байльшмидт неопределенно пожал плечами. — Да вчера приехал, вечером. А его все нет и нет. Может, он задержался в гостях у какой-нибудь миловидной барышни? Но Артур уверенно замотал головой. — Этого не может быть. Он общался только со мной, и ночевал он всегда дома. Гилберт немного подумал над его словами, а потом кивнул: — Что ж, сегодня не ночевал. Родерих не вернулся и на следующую ночь. Артур все твердил себе, что не нужно зря переживать, что Эдельштайн мог, к примеру, пойти на прогулку в парк и познакомиться с кем-то, увлечься, забыться во времени. Но все это было слишком уж не похоже на него. Тем временем Гилберт Байльшмидт все крутился по дому и рассказывал что-то о войне и ратных подвигах. — Я не участвую в этой новой войне, — сказал он. — Это не моя война. Да и устал я воевать. Не сказать, чтобы я сильно любил сноба, но у меня больше не осталось родни. Керкленд кивнул ему. — Родерих всегда жил один. Я не думал, что у него кто-то остался. Сам же юноша все размышлял над тем, что происходит. Его лучший и единственный друг пропал, не оставив за собой вообще никаких следов. Словно его тут и не было вовсе. Артур был растерян. Он заварил себе чай, а Гилберту кофе, совершенно не обращая внимания на скопившуюся грязную посуду. Байльшмидта так же не волновал воцарившийся кругом бардак. Но из этого так же было ясно, что Эдельштайна уже давно не было в доме. Он пропал, возможно, сразу после того, как Керкленд ушел от него в прошлый раз. Куда же он мог деться? — Знаешь, — заговорил вдруг Артур. — Мои братья явно были против того, что я общаюсь с Родерихом. Об этом говорила их странная реакция и тот непонятный разговор в комнате младшего Керкленда. Гилберт, развязно расположившийся в удобном кресле, посмотрел на него. — И почему же? — Думаю, все дело в том, что он австриец. А Великобритания сейчас воюет со странами Тройственного союза… Байльшмидт громко усмехнулся, прервав Керкленда. — Ха! Насколько же это убогий повод для неприязни! Пруссаки тоже принимают участие в войне, но я вот не убил ни одного англичанина, как видишь. Твои братья просто идиоты. Артур посмотрел на него едва ли не с благодарностью. — Не могу не согласиться. Они постоянно ведут себя ужасно. — Ты бы им сказал об этом. Ну, что тупо вот так судить людей, не зная их толком. Керкленд прямо посмотрел на Байльшмидта. Его радовало то, что этот человек понимает его. — Я говорил, но они явно меня не слышат. Гилберт усмехнулся. — Знаю я таких людей. С ними лучше вообще не иметь ничего общего, чтобы не трепать себе лишний раз нервы. — Я вынужден жить с ними в одном доме. На какой-то момент Байльшмидт замер. Он поставил на грязную столешницу чашку с почти допитым кофе, а потом куда более серьезно сказал: — Есть много способов избавиться от людей, которые тебе неприятны. Могу рассказать о парочке. Артур замер, смотря на этого человека. Они были едва знакомы, но он уже понял, что это более чем смелый и вольный человек, совершенно бесстрашный и подчеркнуто мужественный. Именно такой, каким всегда мечтал быть сам Керкленд. — Не думаю, что стоит. Но Гилберт ему подмигнул. — Дай знать, если вдруг передумаешь. Ночь прошла тихо. Керкленд так и не вернулся домой и не сомкнул глаз, сидя в гостиной и ожидая прихода друга. Он то и дело смотрел на рояль, вспоминая о том, как Родерих на нем играл, а Байльшмидт мирно посапывал на диване, так и не сняв сапоги. Артур переживал все сильнее и сильнее, чувство тревоги уверенно поглотило его ближе к рассвету. Нет, не мог Эдельштайн вот так просто взять и сам пропасть непонятно куда. С ним что-то случилось. Вполне вероятно, что ему кто-то что-то сделал. Но как же понять, что именно случилось? Когда небо осветили тусклые лучи солнца, а Гилберт начал ворочаться и с шумом подтягиваться, пачкая сапогами и без того уже сильно пострадавший диван, Артур решил, что должен вернуться домой и расспросить обо всем братьев. Если это и правда они что-то сделали с Родерихом, он все поймет. Он найдет друга, где бы тот ни был. — Эй… Ты что, просидел так всю ночь? — спросил очнувшийся Гилберт. — Как будто от этого будет какая-то польза. Керкленд посмотрел на него и кивнул. — Я все равно не смог бы уснуть. Первым делом он пойдет домой и поговорит с братьями. Он даст им понять, что не остановится, пока не найдет Родериха и не убедится в том, что с ним все хорошо. — Этот придурок так и не вернулся? — спросил Байльшмидт, от души зевнув и снова потянувшись. Артур сглотнул. Он чувствовал себя виноватым перед Эдельштайном. — Нет, не вернулся. — Что ж… — поднявшись и заняв сидячее положение, Гилберт кивнул. — Задерживаться у барышни на такой долгий срок — это определенно моветон. А может, барышня была замужем, явился ее благоверный, и наш чванливый сноб пострадал из-за того, что опорочил чье-то брачное ложе? На сей раз Керкленд едва не рыкнул. Пусть Байльшмидт и был ему симпатичен, но подобные его предположения искренне возмущали. — Это полный бред. Родерих не такой. Байльшмидт засмеялся. — Точно! Это больше на меня похоже. Ну а если серьезно, куда он мог подеваться? Неужели этот идиот вообще не в курсе, где у него тут парадная дверь? В том смысле, что он, насколько я могу припомнить из прошлых наших встреч, вообще из дома не выходил. Кажется, всегда боялся заблудиться. Керкленд подумал немного, а потом кивнул: — Да, боялся. Он мог заблудиться даже в собственном доме. Может, он решил прогуляться и забыл дорогу? — Я могу себе представить, что он как полнейший тупица бродит по улицам Лондона и стесняется спросить у кого-то дорогу. Будет бродить еще дней пять, но не признается в том, что заблудился. В самом деле, в этом был весь Эдельштайн, он не любил признавать подобные вещи, даже если совершенно очевидны. — Нужно найти его, — решительно сказал Керкленд. — Он совершенно точно попал в беду. Гилберт хмыкнул. — Хорошо, давай искать. Но ты учти, что я плохо знаю Лондон, так что сам будешь поводырем. — Это не страшно. Мы найдем его. Он неплохо знал родной город и хорошо понимал, как надо использовать дедукцию. А еще Артур ясно осознавал, что просто обязан найти друга. На самом деле обязан. И хорошо, что у него есть теперь помощник в этом деле.

***

— Так ты здесь живешь? Гилберт критическим взглядом окинул огромную резную изгородь, ограждавшую родовое поместье Керклендов. Судя по его виду, ему не особо нравилось это место. Артур кивнул: — Да. Идем скорее, братья должны быть дома. Байльшмидт криво усмехнулся. — Лучше иди сам. Вернешься, когда узнаешь что хотел, а я тут подожду. Юноша удивленно замер. — Почему? Гилберт вновь окинул взглядом изгородь. — Ну, я не особо люблю столь шикарные поместья. Хотя на самом деле суть в том, что я могу сильно повздорить с твоими братьями. Вряд ли это сейчас хорошая идея. Лучше разберусь с ними, когда мы точно выясним, что они причастны к исчезновению моего придурочного родственника и к тому, что я так долго просидел в его доме голодный. Сказав это, он чинно отошел в сторону и сделал вид, что его бесконечно сильно заинтересовал вид на деревья. Керкленд решил, что не нужно спорить с таким решением. — Как знаешь. В уме Артур все прикидывал, что именно будет спрашивать и как добьется честных ответов на свои вопросы. Он уже не сомневался в том, что Алистор или Ларсен имеют отношение к исчезновению Родериха. Возможно, они решили избавиться от него, пока в Британии нет отца. Непонятно только, зачем прибегать к таким вот радикальным мерам. Хотя, возможно, они как-то напугали Эдельштайна и заставили его покинуть Лондон. Но тогда не ясно, куда мог уехать Родерих, у него никого нет в этой стране. Или он уехал в Австрию? Тоже невозможно, ведь сейчас идет война. Едва юноша оказался гостиной, ему навстречу вышел Томас. Таким обеспокоенным Артур никогда прежде его не видел, а потому невольно впал в ступор. — Арти, где ты был, черт возьми?! Схватив младшего брата за плечи, Томас обнял его, заставив того растеряться еще сильнее. Его руки подрагивали, сердце стучало, словно бешенное. Артур просто не мог не заметить это. — Я… — он попытался отстраниться от брата. — Я был дома у Родериха, на Пэпер-стрид. — Опять этот чертов Родерих? — послышалось со стороны. Младший Керкленд даже не понял, откуда взялся Алистор. Он стоял чуть в сторонке, держа в руках бокал с виски. Его рыжие волосы вопреки обыкновению были идеально уложены, а в зеленых глазах читалась откровенная усталость. Артур смотрел на него так, словно узрел впервые в жизни. — Я не был у него три дня, — отозвался он. — Пошел к нему, потому что соскучился по нему. Но Алистор лишь закатил глаза. — И как? Насладился общением? Томас недовольно посмотрел на него, но не стал ничего говорить. Едва его взор снова вернулся к младшему брату, тот почувствовал себя виноватым перед ним. Ведь этот его брат всегда был искренне к нему привязан и любил его, и, значит, точно волновался. — Тебя всю ночь не было, Арти. Я готов был поставить на уши весь Лондон и подключить полицаев. Юноша посмотрел на него, отчетливо понимая, что Томас и правда безумно волновался. — Можешь сделать это, потому что Родерих пропал. Я ждал его всю ночь, а он так и не появился. Казалось, Томас вообще не понял, что ему сказали. Он смотрел на Артура, ожидая объяснений, а Алистор меж тем сказал: — Пропал? Да неужели? Это отличная новость. Может хоть теперь ты перестанешь бегать в этот вонючий дом. Кстати, где Ларсен? Он с тобой пришел? Артур сперва замер, а после едва не рыкнул: — Почему это он должен прийти со мной? И почему ты радуешься тому, что Родерих пропал? Алистор поставил свой бокал на столешницу и стремительно подошел к младшему брату. — Погоди-ка… Ларсен не с тобой? Он же вчера ночью пошел искать тебя в тот дом. Артур решительно ничего не понимал. — В любом случае он там не появлялся. Там были только я и Гилберт. — Что еще за Гилберт? И куда делся Ларсен? — А куда делся Родерих? Вы ведь наверняка приложили руку к его исчезновению! Они быстро перешли на повышенные тона, так что Томас решительно оборвал предстоящий скандал. — А ну заткнулись оба! — он посмотрел на Алистора. — Они вполне могли разминуться ночью. Наверняка Ларсен пошел искать его где-то еще и скоро вернется. Арти, — как только он обернулся к младшему брату, тот ясно понял, что упускает что-то важное. — Прошу, послушай меня. Тебе больше нельзя ходить в тот дом на Пэпер-стрид. Я не знаю, почему исчез Родерих, но это к лучшему. Артур уставился на него потрясенно. — Так ты заодно с ними? — Я… что? — не понял Томас. — Погоди, о чем ты? Тут-то младший Керкленд и начал понимать. — Вы сговорились, верно? Решили избавиться от Родериха, потому что он австриец? Что вы с ним сделали? Имейте в виду, я не успокоюсь, пока не найду его. Томас устало выдохнул. — Арти, никто с ним ничего не сделал. Но Артур решительно оттолкнул от себя брата. — Я все понял. Наверное, и Ларсена сейчас нет дома по этой причине? Вы его убили и теперь прячете труп? Алистор фыркнул. — Этот малолетний тупица окончательно двинулся, Том. Может, вернее будет под замок его посадить? — Да прекрати ты. Судя по лицу Томаса, он был просто растерян и не понимал, что предпринять. Возможно, Артур и пожалел бы его, если бы не имел столь серьезных подозрений. — Я все узнаю. Вам лучше сказать мне честно, что вы с ним сделали. Томас все так же был растерян, а вот Алистор начал злиться. — Да никто ничего не делал с твоим Родерихом! Ты мне лучше скажи, где Ларсен? Он пошел тебя искать, ублюдок ты мелкий! Несмотря ни на что, Артур понял, что брат не лжет. Он переживал за Ларсена, это факт, но касаемо Родериха он был предельно честен. — Что ж… Значит, я сам пойду его искать. И его, и своего чертового брата, из-за которого вы так переживаете. Резко обернувшись, юноша помчался прочь. Томас тут же встрепенулся и поспешил за ним. — Арти, нет! Ты никуда не пойдешь! Его голос звучал как никогда прежде твердо и властно, но младший Керкленд был настроен более чем решительно. — Еще как пойду. Я узнаю правду!

***

Он еле дышал, когда покинул территорию поместья. Чутье подсказывало, что братья вполне могут догнать его и попытаться снова посадить под домашний арест, так что он не останавливался ни на секунду. — Кажется, разговор не удался? — усмехнулся Гилберт, который буквально взялся из ниоткуда и оказался рядом с ним. — Куда ты так спешишь? Артур, не думая, схватил его за мундир и потащил в сторону деревьев. Он знал, как можно срезать путь и попасть быстрее туда, куда он должен был немедленно пойти. — Ларсен пропал, — ответил он недоумевающему Байльшмидту. — Это один из моих братьев. Он вчера пошел искать меня и пропал. А Алистор и Томас, кажется, не имеют никакого отношения к пропаже Родериха. Хотя я сейчас ни в чем не уверен. — Ого, — Гилберт нервно усмехнулся. — Да мы прям свое дело ведем, да? Помимо моего придурковатого брата будем искать еще и твоего. По крайней мере, это интересно. Керкленд его даже не слушал. Он все так же быстро шел, а Гилберт вполне успевал за ним, благо его солдатский шаг был широк, и выносливости в нем было много. — Нужно вернуться на Бумажную улицу. Байльшмидт кивнул. — И что мы там будем искать? — Следы Ларсена. Хотя… Он не мог оказаться там вчера раньше меня, и его не было, когда мы сидели в гостиной. Возможно, он просто не смог найти дом сразу. И возможно, он сейчас там. Если это в самом деле так, то и Ларсен не имеет отношения к пропаже Родериха. Смог бы он ему что-то сделать, если бы не знал толком, где тот живет? Или, возможно, он-то с ним что-то и сделал, просто Томас и Алистор ничего не знали и думали, что Ларсен ищет Артура? Предположений было очень много, и пока ничего вещественного. Надо было найти Ларсена, он точно что-то знает. Как только они пересекли порог дома на Бумажной улице, Керкленд отдышался. Тут все так же царил невероятный бардак, но сейчас казалось, что стало еще грязнее. — Так что мы ищем тут? — спросил Гилберт. — Следы присутствия твоего брата? Или следы возвращения моего? Артур сглотнул. — И то и другое. Ты посмотри наверху, а я осмотрю первый этаж. Байльшмидт совершенно спокойно кивнул. — Ну, ладно. Он словно даже и не думал хоть как-то перечить, и это могло бы показаться Артуру странным, если бы он вообще мог в тот миг думать о чем-то, кроме как о пропавших друге и брате. Начав поиски все с той же гостиной, юноша перешел в пустынную и запыленную библиотеку, а потом и на кухню. Осмотревшись, он обратил внимание на дверцу, что вела в подвальное помещение. Обычно эта дверь была закрыта, но сейчас… Артур подошел ближе и коснулся пальцами холодной дверной ручки. Дверца в самом деле была чуть приоткрыта. Едва она скрипнула, поддаваясь напору, Керкленд ясно уловил отвратительный запах. Он не знал, что это за запах, но решил выяснить, что да как, несмотря на явственное ощущение того, что он обнаружит нечто ужасное. Так оно и оказалось. Свет упал на узкий проход. Темные следы на полу обрели грязно-бордовый оттенок. В тот миг, когда пораженный Артур осознал, что же именно он видит перед собой, на кухне послышался голос Гилберта: — Наверху нет ничего интересного, кроме жуткой паутины и кучи клопов, но вряд ли это то, что мы ищем. Эй, ты чего там замер? Артур еле вспомнил, как надо дышать. Оказавшийся за его спиной Байльшмидт так же остолбенел. Перед ними в узком полутемном проходе лежал окровавленный труп. Не стоило и сомневаться в том, что этот человек мертв, поскольку ему пробили голову. Тут же рядом валялся старый черенок от лопаты, очевидное орудие убийства. Керкленд задрожал всем телом, узнав рыжие волосы и коричневый пиджак. — Это то, о чем я думаю? — проговорил Гилберт. Он осторожно отстранил Артура и прошел внутрь. Склонившись, мужчина повернул труп, так, чтобы было видно лицо. — Хмм… Это явно не мой двоюродный брат. Труп вроде свежий еще. — Это… — Керкленд запнулся. — Это мой брат… Это Ларсен… Он был в полнейшем ужасе. Кто мог убить его брата? Как вообще вышло, что мертвый Ларсен оказался здесь? Очевидно, те же самые вопросы были и у Гилберта. — Судя по всему, он так лежит уже несколько часов. Любопытно, как так вышло, что мы не слышали ничего… Конечно, если его убили уже здесь, а не принесли труп из другого места. Сердце Артура забилось быстрее. Он был в ужасе. Ларсен пошел в дом на Бумажной улице искать его, и в итоге его тут убили. Но кто мог убить его? За что вообще? Может, Родерих? Возможно ли, что Ларсен в самом деле приходил сюда, чтобы припугнуть хозяина дома, и это в итоге вылилось в перепалку между ними? Эдельштайн случайно или нарочно убил Ларсена, а после испугался, спрятал труп и скрылся? А возможно ли, что… Артур уставился на Гилберта. — Это ты убил его? — неожиданно твердым тоном спросил он. Тот недоуменно обернулся в его сторону. — Что? Да когда бы успел? — поднявшись на ноги, он с важным видом поправил мундир. — Я вообще вчера всю ночь спал, а вот ты нет. И если твой брат не мог оказаться тут раньше тебя, это скорее ты его убил, а не я. Ну, или кто еще, притом так тихо, что мы не услышали. Или твой брат сам себя убил, стукнув черенком. Керкленд выдохнул. Действительно, обвинять Байльшмидта глупо. Но что же тогда произошло? — Что нам теперь делать? — откровенно нервно спросил он. — Ларсен мертв, Родериха нет нигде… — А может, этот сноб и убил твоего брата? — предположил Гилберт. — Не знаю, правда, зачем ему это. — И я не знаю… Растерянный Артур посмотрел на труп Ларсена невидящим взглядом, а после на ватных ногах покинул кухню. Он не знал, что делать, не знал, что ему думать. Оказавшись в гостиной, он присел на стул перед роялем. Клавиши были покрыты слоем пыли. Так странно, ведь Родерих совсем недавно играл на этом инструменте. Керкленду вдруг вспомнилось, что друг всегда играл ему одну и ту же мелодию. Ту единственную, которую юноша мог сам воспроизвести в своей голове. Время, казалось, застыло. Артур очнулся в тот миг, когда грянул гром. Он вздрогнул всем телом и обернулся в сторону окна. Поразительно, уже темнело, дождь лил потоками. Как парень вообще мог этого не заметить, сидя в гостиной? — Зря ты доверился Гилберту. Знакомый голос прозвучал совсем рядом, заставив Артура буквально подскочить на месте. Обернувшись в сторону двери, он пораженно уставился на Родериха. Да, это бы именно он, как обычно в накрахмаленной рубашке с большим жабо. — Родерих, это ты? — выдохнул Керкленд, потрясенно замерев. — Я искал тебя. Где ты был? Эдельштайн был хмур. — Это не важно. Важнее сейчас то, что ты совершенно зря доверился Гилберту. Не стоило этого делать. — Я… не понимаю… В этом Керкленд был совершенно честен. Он и правда совершенно ничего не понимал. Родерих шагнул в сторону окна, все такой же отстраненный и задумчивый. — Теперь уже поздно. Артур понятия не имел, что ему делать, что думать и как быть. Он даже не знал, о чем спросить Родериха. Узнать, он ли убил Ларсена? Узнать, где он был эти дня? — Помогите! Пожалуйста, кто-нибудь! Чужой крик заставил Артура встрепенуться. — Кто это? Что происходит, Родерих? Но тот так и не отозвался. Не зная, что и думать, Керкленд бросился в коридор. — Помогите! — снова послышалось со стороны кухни. Артур бездумно поспешил на этот зов. В комнатах было темно, но именно на кухне горела керосиновая лампа. В полутьме, не заметив ничего под ногами, Артур едва не споткнулся обо что-то. Невольно выругавшись, он уставился вниз и снова замер, не веря своим глазам. Пришлось склониться, чтобы убедиться в том, что глаза не обманывают, что зрение не подвело, несмотря на полутьму. Это был Алистор. И даже не имеет значения, откуда он тут взялся, когда вообще успел появиться в доме на Бумажной улице. Он был мертв. Его глотку буквально вспороли чем-то, на лице застыл такой невероятный ужас, но Артур едва не закричал. — Что… Что происходит… — Помогите, прошу… Теперь голос из кухни прозвучал откровенно обреченно. Керкленд задрожал всем телом. Едва он поднял взгляд, как перед ним предстал Гилберт Байльшмидт. В его руке был окровавленный нож. Керкленду потребовалось время, чтобы все осознать. — Ты… зачем ты… Но Гилберт лишь усмехнулся. — Я просто сделал то, на что у тебя, слабака, не хватило бы духу. Избавил тебя от твоих проблем. Это прозвучало как приговор. У Артура кровь зашумела в ушах, едва он вспомнил, как совсем недавно этот человек с милой улыбкой говорил, что может показать ему, как решить проблемы с братьями. А теперь он решил ее сам, решил так, как того совершенно точно не хотел сам Артур. Юноша никогда не желал смерти братьям. — Нет… Черт возьми, нет! Байльшмидт громко рассмеялся, а вскочивший на ноги Артур бросился мимо него на кухню. Он уже понимал, кто звал на помощь. И он не ошибся. Томас, весь бледный и напуганный, сидел у дальней стены. Он зажимал ладонью рану в животе. Увидев младшего брата, он весь сжался от ужаса. — Том… О боже, Том! Артур бросился к нему. Однако старший Керкленд всеми силами попытался отстраниться от него. — Не надо, умоляю… Перестань. Юноша попытался его успокоить. — Не волнуйся. Я спасу тебя. Гилберт больше ничего тебе не сделает. Томас потрясенно округлил глаза. — Гилберт? Какой Гилберт? Артур уставился на него. — Как это, какой? Он же ранил тебя и пытался убить. Посмотрев в наполненные ужасом глаза старшего брата, Артур вдруг понял нечто важное. А брат меж тем сказал: — Арти, ты болен. Это ведь ты меня ранил. Ты хотел убить меня, но почему-то остановился и ушел. Ты… О боже, Арти, ты убил Алистора и Ларсена. Ты… Арти, что ты натворил… Младший Керкленд потрясенно замер. Что за бред несет Томас? Почему он винит его в том, что сделал Байльшмидт? Почему он смотрит на него с таким ужасом? — Нет! Том, это не правда! Это все Гилберт! Это он хотел убить тебя! Это все он, клянусь! Юноша обернулся, чтобы стоявший у порога Байльшмидт послужил доказательством его словам, но пруссака там не оказалось. Едва Артур удивился этому, как его рука непроизвольно сжала нечто. И Артур даже не понял сперва, что это была рукоятка ножа. Не понял, что его собственная рука была в чужой крови. Он потрясенно замер, силясь понять, что же происходит. Собственные воспоминания то обрывались, а то собирались в цельную картину. Ларсен твердил ему, что он болен. Черенок от старой лопаты попался под руку совершенно случайно. Алистор кричал ему в лицо, что он болен. Он нашел труп Ларсена, он был в ужасе. На его глазах были слезы. Он даже не попытался защититься, он не мог причинить вред младшему брату… Нож под руку попался так же совершенно случайно. Томас до последнего пытался его образумить. Он не ожидал нападения, он не ожидал того, что его так и не добьют. Рука дрогнула именно в тот миг. — Я… не понимаю… — выдохнул Артур. — Это же Гилберт держал нож. Это он их убил. Но Томас обреченно хныкнул. — Арти, никакого Гилберта не существует. И Родериха тоже. Черт, Родерих Эдельштайн жил почти сто лет назад. Этот дом пустует почти полвека, а улицы под названием Пэпер-стрит вообще не существует. Арти… — Глаза Томаса стали влажными. Он смотрел на брата с невероятным отчаянием. — Ты болен. Мы хотели все решить так, чтобы не причинить тебе вреда. Мы так долго молча смотрели на то, как ты уходишь в заброшенный дом и проводишь там целые дни, а потом говоришь, что общался с выдуманным собеседником. Мы так за тебя переживали, Арти… Керкленд выдохнул. Нож из его рук с глухим стуком выпал. Парень тяжело задышал и помчался прочь из комнаты. В коридоре все так же лежал мертвый Алистор, а у стены стоял Гилберт. — Видел бы ты сейчас свое лицо, — усмехнулся он. Керкленд тут же вспомнил, что сказал Родерих. «Зря ты доверился Гилберту». — Нет… Этого не может быть! Нет! Родерих, где ты?! Родерих?! Ухмылявшийся Байльшмидт просто исчез, точно растворившись в воздухе. Артур помчался в гостиную, но Эдельштайна там не обнаружил. Кругом был лишь старый потрепанный временем дом, совершенно не обжитый. Кругом попадала штукатурка, стояла куча немытых чашек, в которых был так и не тронутый никем кофе. Это был давно заброшенный старый дом, один из тех самых домов иммигрантов, в районе заброшенного парка, на улице без названия. Часы мерно тикали, отбивая ритм и давая понять, что лишь они одни тут до сих пор живы, что лишь они остались от этого дома живым свидетелем того, что было прежде. Артур буквально рухнул на колени, смотря на покрытый слоем многолетней пыли рояль и слушая стук часов вкупе с биением собственного сердца.