Гомофоб

      Теперь, спустя столько лет, находясь в другой стране, я могу рассказать эту историю. Тому, кто является ярым гомофобом, стоит сразу закрыть эту страницу, даже не пытаясь прочесть. Но… Может быть, и наоборот… Кто знает, что творится сейчас у вас в голове? Вы-то сами можете ответить на этот вопрос?       Но история сейчас обо мне. В свои восемнадцать я был обычным подростком своего времени. Вернее сказать, обычным для своего круга общения. Архитектурный факультет строительного университета. Здесь через одного неординарные личности со своим виденьем мира. Так что я не сильно и выделялся из массы. Длинные волосы, собранные в пучок, растянутая футболка, джинсы с потертостями, то ли дизайнерская задумка, то ли от постоянной носки, и кеды с наклейками. Сейчас этим никого не удивишь, но тогда такие, как я, были белыми воронами университета.       Первый год обучения был тяжелым, но и самым интересным. Впервые я вырвался из нашего провинциального городка в другой мир, даже общежитие показалось мне раем. Здесь я встретил людей, разделяющих мои взгляды, ночные посиделки до утра и первый сексуальный опыт. Наверное, у многих было так же — комната общежития, девушка из соседнего корпуса, которую ты видишь впервые, познакомившись во время очередной пьянки. До сих пор не могу вспомнить, как ее звали, как, впрочем, и не сильно запомнился сам процесс. Опыт - он и есть опыт, чтобы учесть свои ошибки и попытаться не совершать их в будущем. Поэтому я и не спешил заводить отношения.       Может, это и стало причиной, по которой пошли дурацкие слухи обо мне. Теперь уже поздно выяснять, откуда росли ноги у этих сплетен, а тогда это меня даже не очень волновало. Шутки среди своих вроде: «Привет, голубец. Ну и видок, ты что, всю ночь смотрел голубые сны?» были в порядке вещей. С такой же легкостью и я мог ответить: «Тебе ли не знать, ты же спал рядом». Наши тусовки в холле в перерывах между парами не оставались без внимания. На нас смотрели, как на инопланетян, пришельцев из другого мира. Неформальная одежда, фривольное поведение, все это отличало нас от толпы, серой массы других факультетов, и мне это нравилось. Ровным счетом до второго курса.       Я могу точно назвать дату, когда все изменилось — третье сентября. Обычный день, почему эта цифра отложилась в моей памяти — трудно сказать, но именно тогда впервые в коридоре меня в бок толкнул незнакомый парень и назвал «пидорасом». Я даже не успел разглядеть его, толкнув, он быстрым шагом прошел мимо. Обернувшись, чтобы ответить, я рассмотрел лишь его широкую спину и крупный затылок с короткими волосами. «Мудак!» — подумал я про себя и даже не попытался догнать его. Кто же знал, что это станет повторяться почти каждый день? Спустя неделю я уже знал о нем все: первокурсник, ПГС-ник, живет в соседней общаге, зовут Иван. Прозвище Иван-Мудак подошло ему идеально — здоровый, быдловатый парень с таким же взглядом. Теперь я был начеку, стоило ему появиться на горизонте, мои глаза встречались с его. Я думал, спасует, а нет — не сворачивал с пути и, толкая, уже шипел эти слова почти мне в лицо. Один раз я не сдержался и ухватил его за воротник рубашки: «Отъебись!» В ответ он лишь довольно ухмыльнулся.       Возможно, через месяц ему и надоело бы доставать меня, если бы не судьба, вмешавшаяся в ход этих событий. Надо же было, чтобы именно в начале учебного года соседнюю общагу решили закрыть на капитальный ремонт. Такого, наверное, не было с царских времен, потому что от этого здания, как и от нашей общаги, веяло глубокой старостью. А теперь скажите, как можно назвать эту судьбу, как не «злодейка», если подселенным в мою комнату студентом оказался этот самый Иван-мудак?       Представьте мое расстройство, я так надеялся, что в этом году никого не подселят, а тут такое! Мало того, что мудило, так еще и с другого факультета. Как с таким жить? Одно радовало, большого удовольствия на его лице тоже не наблюдалось.       Первое, что он сделал, когда пересек порог комнаты, бросил огромную сумку на пол, засунув ее под соседнюю кровать, увалился в одежде на постель и, отвернувшись к стенке, уснул.       «Хорошее начало. Ни тебе здрасьте, ни как зовут».       В тот вечер я старался не шуметь, тихо сидя за столом, я лишь скрипел карандашом, который скользил по ватману, и иногда посматривал на спину спящего парня.       «Странный какой-то он», — вот все мысли, которые были у меня тогда.       Удивительно, но утром он тоже не промолвил и слова, быстро собравшись, вышел из комнаты. Так продолжалось целую неделю — придет поздно, сходит в душ и ложится спать. Самое интересное, что и в коридорах университета мы больше не пересекались. Ситуация, которая вначале напрягала, начинала становиться привычной, и я уж подумал, что он успокоился.       В очередной вечер я вернулся с кухни со сковородкой жареной картошки и обнаружил его, опять лежащего спиной ко мне.       Он вообще ест что-нибудь?       — Эй? — позвал я его, не зная, как назвать. — Будешь картошку?       — Сам жри свою картошку, гомик! — резко раздалось от стены.       — Что ты сказал?! — я подошел и, резко схватив его за руку, завел ее назад. — А ну, повтори!       — Пидарас ты, конченый педик! — прорычал он в подушку.       Злость накатила на меня, я резко вспомнил все, что он наговорил мне раньше. Прижав его сильнее и заведя руку еще больше, я уселся на него сверху.       — Я пидарас?! Ты уверен? А ты не боишься, что я трахну тебя в зад? И кто тогда будет конченым гомиком?! — наклоняясь над ним, прошипел я на ухо. — Извинись!       В ответ он лишь тяжело дышал.       — Извинись! — прижав руку сильнее, второй рукой сжал его задницу, обтянутую спортивными штанами.       Я думал, сейчас он сдастся, но он лишь прошипел снова:       — Конченый пидарас!       Ах, значит, так! Он думает, я не смогу поставить его на место!       Крепко сжимая и разжимая его зад, я провел пальцем между ягодиц. Его тело напряглось, и он задышал еще тяжелей, чем раньше.       Вот, сука! Играет в разведчика!       — Что, испугался? Я трахну, если не услышу «Прости».       Ну же! Говори!       Голова приподнялась, он сделал глоток воздуха и выдохнул:       — Педик!       Черт-черт-черт! Если сейчас не накажу, он будет доставать меня постоянно. Нужно его так напугать, чтобы неповадно было.       — Ладно… Ты сам напросился!       Взявшись за резинку штанов, потянул ее вниз. Задница, обтянутая трусами, напряглась. Хлопнув по ней, ущипнул. Тело подо мной приподнялось, словно отжимаясь, и снова упало на кровать.       Ага, не нравится!       «Извинись!» — мысленно произнес я.       — Гомик! — раздалось в ответ.       Хорошо! Продолжим!       Резинку трусов тянуть вниз было тяжелей. Даже не из-за ткани, а из-за того, что где-то глубоко внутри я понимал, что это не самая хорошая идея. Странно, но вид его голого зада не вызвал отвращения. Как по мне, его интимная часть выглядела идеально, как у статуи, с которой мы делали эскизы. Гладкая, с четкими линиями мышц. Провести по ней рукой вышло машинально. Ощущения мне даже понравились — теплая, упругая… Парень напрягся, и эффект усилился. Черт! А я могу!       Уверенней сжав его задницу, я склонился над ним.       — Что, нравится тебе, сучонок? Хочешь, чтобы тебя трахнул гомик? Прям сюда, — проведя мизинцем по ложбинке, остановился возле самого входа.       Ответа не последовало, но он стал так сильно дышать, что его спина начала подниматься и опускаться. Убрав руку с задницы, я задрал вверх его футболку.       Идеальная спина, переходящая в идеальную задницу. Не много ли «идеального» для одного человека?       Проведя пальцем по изгибу спины, потом остановившись на копчике, продолжил опускаться ниже. Парень замер и снова стал дышать, чувствуя мои движения.       Вот-вот… Еще чуть-чуть, и он сдастся и попросит… Станет молить отпустить…       Мой палец уже совсем рядом… Почему он лежит и не сопротивляется? Так дышит?..       — Ты возбудился? — сказал я больше ради шутки, но ответ не прозвучал.       Да что с ним?!       Разозлившись, я надавил пальцем на вход, и он застонал.       Черт! Да ему и правда нравится! Сука, кто здесь педик?!       Убрав палец, я со всех сил стал сжимать и разжимать его задницу. Ускоряясь, стал тереться пахом о его задницу, а он в ответ застонал так, что у меня встал.       Встал, да еще как! Его спина, играющая подо мной мышцами, задница, двигающаяся в такт моим движениям… В висках застучало, и я потерял над собой контроль. Я вытащил член и провел по его ложбинке.       Извинись он в тот момент, я не знаю, остановился ли бы я тогда, но перед тем, как плюнуть на ладонь и войти, я дал ему последний шанс, прошептав на ухо:       — Скажи, иначе я войду.       Он промолчал, и я вошел. Вошел на всю длину и опустился на его мощную спину, уткнувшись носом в широкий затылок. Он глубоко дышал, но не вырывался, даже ощутив, что я убрал захват с руки. Возбуждение, которое накрыло меня от его запаха и влажной спины, совсем снесло мне крышу. Оперевшись на руки, я стал входить в него, ускоряя темп.       Он так постанывал, что хотелось вогнать поглубже, чтобы его стоны становились еще громче. Он слегка приподнялся на локтях, согнул шею вовнутрь. Стоны смешались с глубокими выдохами, и он упал на кровать, повернув голову в сторону.       Впервые в жизни я видел, как человек кончает. Его лицо покраснело и покрылось испариной, закрытые глаза и приоткрытый рот… Мокрые губы, словно он их прикусывал… Пока я его…       Я кончил прямо в него. Упал на его спину и вытер испарину, выступившую на лбу, об его задернутую вверх футболку.       Таким был первый секс, который я запомнил, и он был с парнем, который ненавидел меня. Мы даже не сказали и слова друг другу после этого. Я поднялся с него и сел на свою кровать, а он, рукой натянув трусы и штаны, так и уснул, отвернувшись лицом к стенке.       Утром все осталось по-прежнему. Он молча ушел на пары, а вечером, когда я выключил свет и присел возле него на кровати, так же молча повернулся, улегшись на живот, позволяя лечь на него сверху.       Так происходило каждую ночь. Нравилось ли мне это? Я не знаю… Наверное… Почему я тогда оставлял все дела ради такого спорного удовольствия? Мне нравилось слышать звуки, издаваемые им. Более возбуждающего представить невозможно. Пусть это всегда происходило в одной позе, но это меня устраивало. Лишь однажды я обхватил его за таз и, приподняв, попытался прикоснуться рукой… Он не позволил. Сам не знаю, зачем я это сделал. Возможно, интерес — какой он у него? Я даже мысленно уже представлял, смотря на его спящий силуэт. Почему он всегда поворачивается ко мне спиной?       Каждое утро я давал себе обещание, что не стану этого делать, а ночью нарушал его. Это бы продолжалось вечность, если бы случайно я не увидел его в компании девушек. Он улыбался и смеялся на их шутки. Оказывается, и улыбка у него идеальная, но откуда мне это знать, если я вижу только его зад. Почему он с ними другой? Стоит весь такой мачо перед ними, и никто не догадывается, как он стонет по ночам подо мной. Что же ты, мачо, не смотришь мне в глаза? Почему не говоришь и слова? Боишься! Боишься своих грязных желаний, правда?       Вечером того же дня все повторилось, он лег, но на этот раз я, не выключив свет, присел рядом.       — Что?! — удивленно-испуганно посмотрел он на меня, когда я развернул его на спину.       — Сегодня будет все, как хочу я, иначе не будет уже никогда.       В этот момент я боялся, что он отвернется, потому что пришлось бы исполнить угрозу. Но он остался лежать на спине, смотря на меня. Я задрал футболку. Рельеф его тела, грудь с чувствительными сосками, которые от прикосновения моих пальцев затвердели, все это возбуждало, но главное — это его карие глаза, которые смотрели с нескрываемым вожделением.       Хотелось его до боли в паху. Стянув с него все, что мешало, я наконец-то увидел, что хотел. Что видят женщины, смотря на это, не знаю, я чувствовал зависть. Никогда не прикасался в жизни к чему-то более совершенному. Стоны, которые последовали от моих прикосновений, запомнились на всю жизнь. Как он стонал, как стонал! Смотреть поочередно ему в глаза, когда вхожу, и на реакцию его члена было так невыносимо возбуждающе, что пришлось выйти, чтобы не кончить сразу. Закусив губу, я стал входить в него медленно, не ускоряя темп. Это было идеально, смотреть, как при входе член приподнимается и поблескивает от смазки. Единственное, чего не хватало, это…       — Иди сюда, — приподняв его за шею к себе, я прошептал ему в губы: — Поцелуй меня.       Я приоткрыл рот, а он, обхватив мою шею руками, запустил в него свой язык, прижимаясь ко мне сильнее.       Черт! Как глубоко он просовывал язык, так я в ответ входил в него. Кончили мы одновременно. Оргазм был таким сильным, что даже укус за губу я не почувствовал.       Что же было после этого? Были пять лет шальных отношений в общежитии. Я не стану рассказывать, что мне пришлось делать, чтобы место в общежитии осталось за ним после ремонта. И, конечно, не буду вам врать, что мы стали парой, и все вокруг знали об этом. Это не так. Скорее, наоборот, все сочувствовали мне и считали жертвой. Ведь в институте он мог подойти и пихнуть меня в бок, как и прежде, обозвав педрилой. Однажды мне даже пришлось изображать избиваемого ради того, чтобы ночью он зализал все мои раны. Да. Он гомофоб. Гомофоб для окружающего мира, но в нашей тесной комнате…       Я любил эту комнату за то, что там он был настоящим. Я мог лежать на нем и листать конспекты на его спине или делать эскизы гуашью на его теле, брать его прямо на столе, на наших курсовых чертежах, которые приходилось потом всю ночь перечерчивать. Я любил его…       Любил ли он меня? Может, нужно было время, которого нам вечно не хватало. После защиты дипломной работы меня пригласили на стажировку в Англию, а ему оставался год до окончания. Я уехал. Такой возможности, как сейчас, оставаться на связи тогда не было, поэтому испытание временем оказалось очень тяжелым для меня. Через год я отослал ему приглашение с рабочей визой. Он не ответил. Не ответил ни через месяц, ни через два…       Почему он так со мной поступил? Ну… Сейчас и спросим.       Отложив в сторону ноутбук, я толкнул спящего рядом брюнета:       — Какого ты не отвечал три месяца?       — Потому что ты гомик!       Вот вам и ответ.       — Я тоже люблю тебя, гомофоб!