eyes on you

      Ипполита накрывает Диану одеялом, чувствуя давно забытое ощущение из детства дочери, когда она каждый вечер укладывала ее спать, читая вместо сказок мифы Древней Греции. У Дианы под глазами размазана тушь — так и не умылась прежде чем лечь спать. Ипполита целует дочь в лоб, приглаживает волосы и едва слышно вздыхает. У них обеих был тяжелый день.       Черное платье-футляр душит, как и нить жемчуга на шее, которую она практически срывает с себя, небрежно бросая на журнальный столик в гостиной, а после идет к бару, наливая себе виски, что чуть обжигает глотку, стоит сделать первый глоток.       Ипполита думает о своей сестре, чье тело пришлось хоронить в закрытом гробу — слишком сильно обгорело; о своей дочери, которую пришлось заставлять выпить снотворное — не спала несколько дней с момента аварии, унесшей жизнь Антиопы; о своей жизни, неожиданно пошедшей под откос после нескольких лет спокойствия и гармонии. Она делает еще глоток, когда звонит мобильный телефон; номер не определяется. Ипполита хмурится, нажимая на «принять вызов».       — Здравствуй, Ипполита, — голос на другом конце чуть хрипловатый и безмерно усталый, но если постараться, то до сих пор можно с необычной четкостью представить, как появляются тонкие морщинки в уголках глаз, когда он улыбается.       — Ты… — стакан падает из вмиг ослабевших пальцев, мажет янтарным по белоснежному ковру. — Как ты… — она теряется в его сиплом дыхании, забывает, как составлять из звуков слова; воспоминания душат сильнее, чем чертово платье. — Как ты смеешь звонить мне? Мы, кажется, выяснили все уже довольно давно, — она сжимает телефон так сильно, что белеют пальцы, но самообладание возвращается; на виске пульсирует венка.       — Я знаю. Я давал обещание не тревожить тебя и ее, но, пожалуйста, выслушай меня. Только раз. Это касается Дианы.       — Не смей произносить ее имя! — шипит Ипполита и садится на диван: колени начинают предательски дрожать.       — Хорошо, хорошо, — смиренно отвечает собеседник. — Она в опасности. Смерть твоей сестры не была случайностью, я уверен в этом. Кто-то хочет добраться до Ди… до твоей дочери. Я звоню, чтобы предупредить тебя и чтобы попросить разрешить мне защитить ее. Это все моя вина, и я должен…       — Ты должен был сделать самую малость: оставить нас в покое! Тебе с твоими делишками, с твоей навязчивой идеей править криминальным миром было недостаточно разрушить нашу семью? Ты решил добраться и до меня, до моей сестры? Решил добраться до моей дочери?       — Ипполита, пожалуйста, послушай, я делаю все, что в моих силах, чтобы выяснить, что происходит, но…       — О, избавь меня от своих причитаний. Я все прекрасно понимаю: кто-то узнал о существовании у тебя дочери, и теперь ей грозит опасность, потому что ее отец не погиб, как она считает? Ты действительно рушишь все, к чему прикасаешься, — она зажимает пальцами переносицу; начинается мигрень.       — Я избавлюсь от опасности до того, как они доберутся до нее, но я счел нужным уведомить тебя.       — Хоть что-то ты сделал правильно, — ее тон пропитан горечью и ядом. — А теперь послушай меня: ты и на шаг не приблизишься к моей дочери. Я сама позабочусь о ее защите, как делала столько лет, и весьма успешно, пока ты не появился со своими махинациями.       — Ипполита, нет слов, чтобы описать степень моей вины, но я сделаю все, чтобы защитить ее. И тебя, — он на мгновение замолкает. — Я скучаю по тебе, Лита.       — Просто исправь это. И не смей разговаривать с моей дочерью, — она вешает трубку первой. Сердце бешено колотится. Диана мирно спит в комнате этажом выше.       #       Проходит несколько дней с похорон Антиопы.       Диана не слушает своего руководителя, настаивающего на ее отдыхе, и выходит на работу, потому что дома находиться так сложно, потому что стены давят, потому что в голове на повторе заедает мысль, что она должна была быть в этой машине вместе с тетей.       У Дианы слезятся глаза, и она небрежно вытирает слезы, а после смачивает лицо водой в женском туалете. Где-то там за переплетением музейных коридоров ее ждет новая экскурсионная группа — первая после смерти тети; выставка, посвященная мифам Древней Греции, которую она помогала организовать, пользуется успехом.       Диана улыбается, когда, чеканя шаг, приветствует своих спутников на ближайший час; она осматривает людской набор: туристы, что задались целью поставить галочки возле каждого более-менее значимого события Нью-Йорка; парочки, держащиеся за ручки и больше уделяющие внимания воркованию друг с другом, чем словам экскурсовода; дети, откровенно скучающие, не понимающие, зачем их опять потащили в какой-то музей, когда веселее на детской площадке. Она едва заметно вздыхает, а после старается встрепенуться. Ради Антиопы, всегда верящей в то, что у нее все получится.       — Как вы знаете, значительную часть культуры Древней Греции составляли мифы, являющиеся прообразом религии того времени… — речь ее течет плавно, пока она рассказывает заранее подготовленную лекцию, корректируя содержание в зависимости от проявляемого публикой интереса, когда замечает еще одного участника группы, которого сразу отчего-то не приметила. Диана бросает беглый взгляд: высокий, светлые волосы и солнцезащитные очки на переносице, которые выглядят как минимум странно в помещении. Он улыбается ей, когда замечает, что она смотрит на него, и улыбка эта будто сошла с рекламных плакатов зубной пасты. Диана откашливается, внезапно подавившись слюной, и продолжает свой монолог. Парень стоит чуть поодаль, небрежно опирается плечом о колонну, руки сложены на груди. Она не может видеть его глаз, но ее не покидает стойкое ощущение, что он больше смотрит на нее, чем на экспонаты. Диана ежится, как от холода; его взгляд прилипает к лицу щупальцами осьминога.       — Извините, — парень улыбается, поднимая руку, привлекая к себе внимание. Парочка девчонок, еще школьниц, начинают шушукаться. — Как Вы думаете, можно ли считать Икара первым пилотом? Его крылья были своеобразным летательным аппаратом, разве нет?       — Скорее он был дельтапланеристом, — она улыбается, потому что этого требует должностная инструкция, но в уголках губ скапливается лед. Незнакомец задумывается на мгновение, а после пожимает плечами, снова прислоняясь плечом к колонне; понять устроил его ответ или нет не представляется возможным. Впрочем, он не заставляет себя долго ждать; во второй раз даже не извиняется.       — А правда, что существует теория, по которой миф об Икаре звучал иначе? Ну, та, где говорилось, что он и его отец, Дедал, спаслись с Крита на корабле с косыми парусами, позволяющими использовать боковой и встречный ветер, — парень действительно начинает раздражать, и Диана уже не пытается улыбаться.       — Да, такая версия существует, однако она не получила широкого распространения. Впрочем, обе истории заканчиваются одинаково: чересчур любопытный Икар погибает жертвой собственной самоуверенности, — ее взгляд — кусок льдины, отколовшейся от айсберга, но парень будто совсем не страшится: растапливает направленные в него ледяные копья солнечной улыбкой и даже поднимает руки ладонями перед собой. Она принимает это жест за объявление капитуляции.       После окончания экскурсии Диана обворожительно улыбается в ответ на слова благодарности посетителей и отчаянно мечтает о стакане воды, когда к ней подходит раздражающий светловолосый парень.       — Диана Принс, значит, — он демонстративно читает бейдж, приколотый к ее блузке; она скрещивает руки на груди, думая, как бы поскорее отшить очередного назойливого слушателя.       — У Вас есть вопросы касательно экскурсии? — вежливо, но холодно спрашивает она; парень выдает короткий чуть пренебрежительный смешок.       — У меня есть вопросы лично к Вам, Диана Принс.       — Мне лестно Ваше внимание, однако на личные вопросы я отвечать не намерена. Хорошего Вам дня, мистер, — она было начинает разворачиваться, чтобы уйти, как он молниеносным движением перехватывает ее запястье. Диана чувствует, как в груди зарождается возмущение; незнакомец снимает очки, мучительно медленно стягивает их вниз по переносице, встряхивает головой, убирая мешающую челку.       На мгновение Диане хочется, чтобы он никогда не снимал очков, ушел прямо в них и больше не появлялся в ее жизни. Он улыбается, а глаза у него цвета летнего неба; они напоминают ей о Гелиосе, что каждое утро выезжает из-за Океана; они напоминают ей об Аполлоне. Незнакомец отпускает ее запястье и протягивает руку для рукопожатия.       — Стив Тревор, — представляется он, явно ожидая несколько иной реакции, чем непонимание и растущее раздражение; первичное очарование нечеловечески голубыми глазами потихоньку рассеивается.       — Как я и сказала, у меня нет намерений продолжать наше общение, мистер Тревор, — она демонстративно игнорирует протянутую ладонь. В его взгляде, наконец, появляется понимание.       — То есть, Ваша мать Вам ничего не сказала, — констатирует факт он и вздыхает, зажимая пальцами переносицу. — Я Ваш новый водитель. Она наняла меня и приказала возить Вас всюду, куда Вы только скажете, — Диана смотрит на него с подозрением. Он вздыхает. — Просто позвоните ей, и она сама Вам все расскажет.       Диана все же набирает номер матери; Стив тут же показывает ей свое удостоверением личности, чтобы у нее точно не осталось никаких сомнений.       — Мама, зачем мне водитель? Я отлично добираюсь везде самостоятельно. Мама…       — Просто не спорь, — Ипполита могла бы своим тоном заколачивать сваи, и Диана прикусывает губу, понимая, что мать серьезна, как никогда. — У мистера Тревора отличные рекомендации, и я хорошо ему плачу, так что будь умницей и не пытайся бегать от него, чтобы не получилось так, что я трачу деньги впустую. Ты поняла меня?       — Да, мам, — она закатывает глаза, когда вешает трубку. Тревор стоит рядом и терпеливо ждет окончания разговора. — Допустим, Вы мой водитель. И что, Вы вот так собираетесь постоянно за мной ходить?       — Мне оплачивают полный рабочий день, а в машине скучно и жарко, — пожимает плечами он, будто этого достаточно, чтобы таскаться за ней повсюду.       — Допустим. Я уже закончила. Ждите у главного входа: мне нужно забрать кое-какие вещи из кабинета, — Стив встает по стойке смирно и шутливо отдает честь, а после движется в сторону выхода. Диана качает головой, думая, что мать слишком сильно подкосила смерть Антиопы, раз она наняла ей водителя.       Диана выходит через черный вход, предназначенный только для сотрудников, скрытый во дворах, и не может сдержать вскрик удивления, когда видит черный Мерседес, возле которого стоит ее новый водитель.       — Неплохая попытка, — с легкой издевкой говорит он, открывая для нее дверь пассажирского сидения; она это игнорирует и садится вперед. Он лишь невозмутимо закрывает за ней дверь.       — Не думайте, что я не сбегу в следующий раз, мистер Тревор — бросает она, изучая новые сообщения в телефоне.       — Вы всегда можете попытаться, — он резко меняет полосу, игнорируя поворотник. — И называйте меня Стивом, — он снова меняет полосу, а после протягивает белый картонный прямоугольник, на котором напечатано его имя и номер телефона. — На всякий случай, — поясняет он; Диана равнодушно бросает визитку в сумочку.       — И куда ты меня везешь, Стив? — мимо проносятся машины, а спидометр показывает предельно разрешенную скорость.       — Домой, если не будет других указаний, — он не сводит взгляда с дороги, но ей все равно кажется, что он наблюдает за ней.       — Не будет, — она откидывается в кресле и закрывает глаза; в салоне стойко пахнет кофе и чем-то древесным.       #       Ипполита остается неприступной.       — Боже, мама, ну зачем мне водитель?! Я бываю только в музее и дома. Если мне будет настолько лень ездить самой, я всегда могу вызвать такси! Этот водитель просто невыносим! Всюду таскается за мной, даже на экскурсиях. Это просто невозможно! А еще он просто ужасен во всем, что касается вождения! Игнорирует существование поворотников, паркуется, где ему вздумается. Да мы чудом в аварию до сих пор не попали! Ты уверена в его рекомендациях? — Диана почти привыкает начинать с подобных разговоров каждый свой день, потому что где-то внизу, в прихожей, ее уже ждет Стив, сияющий, словно начищенный пятак, и ей каждый раз не по себе от этого зашкаливающего дружелюбного оптимизма, от которого тянет идиотией.       — Я более чем уверена в мистере Треворе и его навыках, а потому хватит начинать каждый божий день с подобных разговоров. Он остается. Точка, — ее мать неприступна и смотрит холодно, как в далеком детстве, когда отказывалась покупать очередную размалеванную куклу. Диана обреченно вздыхает, смиряясь со своим поражением; скоро она начнет опаздывать на работу.       Стив, конечно же, внизу — где еще ему быть — и мгновенно расплывается в приветливой улыбке, стоит увидеть, как она спускается по лестнице. Диана со всей ответственностью старается не смотреть ему в глаза; он представляется ей современной версией Медузы Горгоны со своей бирюзой, разлитой вокруг зрачков, и тонкими мимическими морщинкам в уголках век.       — Доброе утро, мисс Принс, — он отвешивает шутливый поклон и открывает ей дверь; Диана с трудом сдерживает себя от того, чтобы закатить глаза. На нем обычный черный костюм-двойка без галстука, а челка то и дело норовит спасть на лицо.       — Мисс Принс — моя мать. Просто Диана, — сухо поправляет она его, закидывая на плечо сумку. — Подождешь меня здесь, Стив? — просьба больше похожа на приказ, и он нерешительно кивает, оставаясь на пороге, но продолжая пристально наблюдать за ней; его взгляд уже привычно сверлит спину где-то промеж лопаток.       Она отвечает по телефону, и он не может разобрать слов; подозрительно щурится.       Когда подъезжает желтая машина такси, Стив не сразу понимает, что происходит, но Диана искренне в своей самодовольности улыбается ему — впервые с начала с их знакомства — и садится на заднее сидение. Она готова поклясться, что последнее, что она видит, прежде чем таксист трогается с места, это как с губ ее водителя срывается что-то, сильно смахивающее на «черт».       #       Диана более чем горда собой, когда заходит в музей, здороваясь с охранниками и встречающимися по пути коллегами. Она непременно постарается надолго запомнить это растерянно-удивленное выражение лица, непонимающий взгляд чертовых голубых глаз, тихую ругань, искажающую аккуратные губы. Она тихонько напевает себе под нос популярный прилипчивый мотив, что услышала по радио, пока ехала в такси, и достает ключи от кабинета.       Мелодия застревает в горле, когда обнаруживается, что кабинет уже открыт. Диана хмурит лоб, пытаясь вспомнить, а точно ли закрывала накануне дверь, и все же заходит внутрь.       За ее рабочим столом, ни капли не стесняясь, сидит Стив Тревор, сложивший ноги на столешницу. Он что-то внимательно читает, и легкая улыбка появляется на его губах, когда он поднимает голову и с немного детским любопытством наблюдает за тем как складка на ее лбу становится глубже.       — Занимательные наброски. Но ты не думаешь, что стоит уделить больше внимания любовным похождениям Зевса? Люди любят такие штуки, — она вырывает листы из его рук.       — Как ты тут оказался? — шипит она, небрежно бьет кулаком в его икру, заставляя убрать ноги с ее стола. Он притворно ойкает, но ноги все же убирает.       — Ну, я приехал посмотреть, как быстро ты доберешься на такси. Все пробки собрала или только часть? — Стив откровенно издевается, внимательно изучая ее реакцию. — Я просто не могу понять: у тебя уже есть я, зачем тебе ездить на такси?!       — Я не просила мою мать нанимать тебя.       — Но она уже это сделала. И мне будут платить вне зависимости от того, на чем ты будешь добираться до работы, хоть пешком ходи. И в чем тогда смысл? Показать, насколько тебе плевать на ее деньги, дав тратить их на бесполезного водителя, чьими услугами даже не пользуются?! — он пожимает плечами, освобождая ее рабочее место. — Если захочешь и после работы воспользоваться такси, предупреди заранее, а теперь не буду мешать, — он равнодушно пожимает плечами, а после идет к двери.       — Ты собираешься опять весь день торчать здесь? — ей не хочется признаваться в том, что ездить на такси — то еще удовольствие, но признаваться в этом перед ним желания нет никакого, а потому просто переводит тему. Стив оборачивается.       — Как я и говорил, в машине сидеть скучно, — он чуть склоняет голову набок и взгляд у него по-детски невинный.       — Если ты собираешься и дальше болтаться здесь, может, хоть перестанешь одеваться, как телохранитель из второсортной мелодрамы? Слишком много внимания привлекаешь, — она незаметно закусывает губу; будто смена одежды может помочь в уменьшении привлекаемого внимания к его персоне.       — Как скажешь, — Стив салютует ей и закрывает за собой дверь. Диана откидывается в кресле и вздыхает; на полях набросков лекций для экскурсий нарисован чертик, высовывающий язык. #       Спустя несколько дней Диане хочется лезть на стену и кусать обои от одного только взгляда на Стива Тревора.       Каждое утро он привычно ждет ее в прихожей — больше не в костюме; теперь он не вылазит из своей кожаной куртки, которую не снимает даже под палящим солнцем, после открывает дверь, довозит до работы и машет на прощание, застревая по пути рядом с каким-нибудь охранником. Диана готова поклясться, что с каждым из них у Стива есть свое тайное рукопожатие и место в какой-то местной секте поклонения баскетболу, потому что только этим они и занимаются — обсуждают последнюю игру или игроков, чьи имена, проскальзывающие в разговоре, она даже не старается запоминать. Он частенько заходит на ее экскурсии; если быть точнее — не пропускает ни одной. Выступает сторонним наблюдателем, привычно стоит чуть поодаль, опираясь плечом о колонну, привлекая к себе внимание даже не открывая рот. Диане, впрочем, достаточно и этого.       — В чем смысл слушать одно и то же изо дня в день? — однажды спрашивает она его после очередной часовой лекции; туристы уже разбрелись, а он галантно протягивает ей кофе — латте с карамелью (и откуда только узнал?).       — На самом деле, каждый раз ты рассказываешь по-разному. Это занимательно, — он смотрит на нее непривычно серьезно, а после, словно опомнившись, начинает улыбаться, отвлекаясь на приветливое помахивание экскурсовода из египетского отделения. Девушка, конечно же, краснеет. Диана сжимает свой стаканчик абсурдно сильно.       Он кажется ей странным: вечно улыбающийся, не отказывающий никому в помощи — от хранительницы архивов до заблудившихся детей; его шутки заставляют смеяться охранников, даже ее куратор — женщина весьма принципиальная и строгая — не может сдержать улыбки, когда видит его.       Диане остается только закатывать глаза и мириться с тем, что он постоянно на нее смотрит. Впрочем, взглядами дело и ограничивается.       — У тебя разве сейчас не должен быть кофе-брейк с Берни? — как бы невзначай спрашивает Диана в один из бесконечно похожих друг на друга дней.       — Ты хочешь от меня избавиться? — Стив слишком догадливый для того, кто большую часть времени улыбается, как идиот.       — У меня сейчас должна быть экскурсия. Со старшеклассницами, — она растягивает слова, пытаясь намекнуть на то, что он понимать отказывается.       — И чем я тебе помешаю? Я на стольких твоих экскурсиях был — не сосчитать. Практически эксперт, — он невинно хлопает глазками.       — Это ученицы закрытого пансионата для девочек, так что тебе не стоит ошиваться рядом, — она не оставляет попыток.       — Почему? — Диане кажется, что она видит тень улыбки на его губах — абсолютно точно издевается, притворяясь глупее, чем есть на самом деле. На ее шее начинают проступать красные пятна, она уверена; благо, шея закрыта высоким воротником черной водолазки.       — Хватит делать вид, что не понимаешь, о чем я, — с ее губ срывается тихий стон. — Если ты станешь слоняться рядом с кучкой старшеклассниц, еще и из школы для девочек, им будет глубоко наплевать на то, что я говорю.       — То есть ты хочешь сказать, что считаешь меня слишком привлекательным? — Стив расплывается в улыбке, а в глазах начинают бегать озорные искорки. Диана чувствует, как начинают краснеть щеки.       — Я хочу сказать, что девочки-подростки точно посчитают тебя слишком привлекательным.       — Ой, да брось, просто признай, что ты считаешь меня привлекательным, — он чуть склоняется к ней и подмигивает. Диана закатывает глаза.       — Просто уйди куда-нибудь, — она легонько подталкивает его к выходу из выставочного зала.       — Так и знал, что я тебе нравлюсь, — Стив кричит ей откуда-то из коридора, все же выполняя ее просьбу. Диана прижимает к горящим щекам ладони. Ей кажется, что теперь его эго способно пробить потолок.       #       Диана не может поверить своим глазам; она моргает, щипает себя за предплечье и тут же ойкает от боли. Она бы начала тереть веки, если не макияж. Прямо перед ней, точнее, вместо нее, экскурсию проводил Стив Тревор. В импровизированной тоге, сандалиях и с позолоченным лавровым венцом в золотистых волосах. Он воодушевленно рассказывал о том, со сколькими женщинами переспал Зевс и сколько в результате этого полубогов расплодилось по всей Греции.       — Не правда ли, удивительное зрелище? — к ней подходит куратор, которая даже не думает стесняться разглядывать плавную линию плеч, изгибы бицепсов, кое-где пересекаемые уже блеклыми полосами шрамов, кокетливо выглядывающий из-под белой ткани сосок.       — Что он делает? — Диана слишком шокирована, чтобы впадать в ярость. Стив же явно поймал волну и даже не замечает ее присутствия; или делает вид, что не замечает. Он подмигивает какой-то девушке из туристической группы, и Диане кажется, что стоит вызвать врача — так сильно та краснеет.       — Проводит экскурсию. Я подумала, что, может, нам стоит как-то разнообразить экскурсионную программу, привлечь новых посетителей, — в голосе куратора явно проступает мечтательная заторможенность; Стив как раз в этом момент поворачивается к ним спиной, ведя группу к следующему экспонату. Куратор склоняет голову набок, Диана невольно зеркалит ее движение.       — А почему он в простыне? — спрашивает она, стараясь сохранять невозмутимость.       — Это штора, — поясняет куратор так, будто это обычное дело — наряжать даже не сотрудников музея в подобие тоги и заставлять вести экскурсии, рассчитывая на повышенное внимание женщин от тринадцати до восьмидесяти пяти и геев.       — А лавровый венок из чего?       — Из лавра, нашли в хранилище, — Стив в это время небрежно опирается локтем на статую Апполона и продолжает что-то вещать.       — Он ведь даже не сотрудник музея.       — Я попросила его о помощи, и он согласился, — пожимает плечами куратор, продолжая рассматривать мужчину под разными углами.       — Подождите, — Диана щурится, внимательнее рассматривает статую, возле которой он стоит, и самого Стива. — Он что, Апполона изображает?       — А кого ему еще изображать?! — удивляется куратор так, будто Диана только что сморозила глупость. В этот момент одна из шумной стайки девушек, что не переставали шушукаться ни на секунду, наступает на волочащуюся по полу белую ткань, которая начинает сползать с его плеч. Стив делает еще шаг, и тога, не выдерживая, распадается. Он успевает схватить ее до того, как вся ткань окажется на полу. Девушка рассыпается в извинениях; куратор тихо проклинает его реакцию.       — Да вы издеваетесь! — неожиданно громко произносит Диана, обращая, наконец, на себя внимание Стива. Она удаляется в свой кабинет, а он, смущенно улыбаясь и замотав ткань вокруг бедер, смотрит ей вслед.       #       Стив впервые стучится, прежде чем зайти в кабинет. Диана рявкает: «Войдите» слишком громко, слишком резко, и у нее вообще все получается слишком: раздражаться в его присутствии, беситься из-за идиотских выходок, сжимать в руке карандаш, не находя в себе сил сосредоточить на работе.       Он похож на побитого щенка золотистого ретривера со своими волосами цвета пшеницы, что отливают позолотой под солнечными лучами, проникающими через окно улицы, со своим виноватым взглядом потупленных в пол лазурных глаз. Диана скрещивает руки на груди и ждет оправданий; она чувствует себя директором школы, к которой пришел отчитываться главный хулиган потока.       — Это было слишком, да, — грустно говорит он и поднимает глаза; у Дианы такое чувство, будто ее только что ударили под дых, потому что он выглядит так, будто действительно сожалеет.       — Ты скакал полуголый по выставочному залу. Да как вам с куратором вообще могло в голову прийти, что это замечательная идея?! — она испытывает желание начать разбрасываться листами бумаги.       — Меня попросили о помощи, и я согласился. Мне не нравится болтаться здесь без дела. Я хотел помочь, как смогу. Признаться, пару часов назад эта идея даже показалась забавной, — он пожимает плечами, а после снова смотрит в пол. — Извини. Тебе, должно быть, неловко из-за меня. Я могу сидеть в машине, раз уж я настолько тебя достал. Там, конечно, скучно и одиноко, но такая у меня работа. Еще раз извини, — Стив действительно выглядит раскаявшимся, и Диана кусает нижнюю губу.       — Постой, — она все же сдается; он смотрит на нее с такой надеждой, что только ради этого взгляда стоило остановить его. — Тебе не обязательно сидеть целый день в машине, если ты пообещаешь мне больше не бегать по музею в простыне.       — Без проблем, — он улыбается, и это сравни тому, как солнце выглядывает из-за туч в беспросветно пасмурный день. — И это была штора.       — В шторе тем более, — Диана опускает голову, делая вид, что полностью погружена в работу, но как только за ним закрывается дверь, она откидывается на спинку кресла. Перед глазами против ее воли встает картина того, как ткань скользит по его плечам, оголяя мускулистую грудь, пару кубиков пресса, выступающую тазовую косточку. На мгновение ей кажется, что она отлично понимает мотивы куратора. #       — А мне точно нельзя с тобой? — Стив обиженно поджимает губы, теребя в руках ключи от машины; Диане он чертовски сильно напоминает щенка лабрадора, который не хочет оставаться один дома, пока хозяин уходит на работу. Она вздыхает.       — Это конференция историков, Стив, — ей приходится объяснять ему то, что он должен понимать и без объяснений; более того, он вообще не должен требовать их. — Тебе там делать нечего. Подожди меня в машине. Или можешь съездить по своим делам; я освобожусь в половину шестого. Не скучай, — Диана оставляет его наедине с автомобилем, неловко махнув на прощание рукой. Стив забирается в салон, вздыхая как можно громче в надежде, что она его услышит. Она не слышит.       Стив Тревор (14:02)       «Я буду ждать тебя в машине. Как ты и просила.»       Стив Тревор (14:02)       «Оценила, какой я послушный?»       Стив Тревор (14:05)       «Быть послушным скучно.»       Стив Тревор (14:10)       «По радио ничего интересного. Все разговоры только о Трампе. Кому-то действительно есть дело до того, кто президент?!»       Стив Тревор (14:30)       «Посмотрел серию «Бессильных». Неудивительно, что их закрыли.»       Стив Тревор (14:45)       «Я захотел есть и купил хот-дог. Надеюсь, что он хотя бы из кошек или морских свинок. Хотя нет. Я люблю морских свинок. Не хочу их есть. А ты любишь морских свинок?»       Стив Тревор (14:47)       «Молчание — знак согласия.»       Стив Тревор (15:01)       «Голубь насрал на стекло машины.»       Стив Тревор (15:13)       «А в ларьке напротив неплохие хот-доги.»       Стив Тревор (15:38)       «А ты знала, что Стэн — герпетолог?»       Стив Тревор (15:38)       «Он реально шарит в пресмыкающихся, а не в герпесах.»       Стив Тревор (15:38)       «Да, я тоже сперва подумал не об этом.»       Стив Тревор (15:39)       «Стэн — это продавец хот-догов. Если что.»       Стив Тревор (16:07)       «Я насчитал 52 белых машины и 54 черных.»       Стив Тревор (16:07)       «Почему черных машин больше? Они же быстрее пачкаются.»       Стив Тревор (16:07)       «Или белые быстрее пачкаются?»       Стив Тревор (16:08)       «Я не расист.»       Стив Тревор (16:08)       «Почему вокруг одни белые и черные машины?»       Стив Тревор (16:08)       «Почему не красные?»       Стив Тревор (16:09)       «Почему люди не покупают красные машины? Или, на крайний случай, синие?»       Стив Тревор (16:09)       «Ты любишь красный цвет?»       Стив Тревор (16:09)       «А синий?»       Стив Тревор (16:10)       «Я люблю синий.»       Стив Тревор (16:11)       «Я решил, что ты любишь синий.»       Стив Тревор (16:17)       «Мне надоели черные и белые машины.»       Стив Тревор (16:17)       «Когда вырасту, куплю себе красную машину.»       Стив Тревор (16:18)       «Ну, когда я совсем вырасту.»       Стив Тревор (17:43)       «Я заснул.»       Стив Тревор (17:45)       «А разве конференция не должна была закончиться 15 минут назад?»       Стив Тревор (17:46)       «Ты припудриваешь носик?»       Стив Тревор (17:47)       «Я голоден.»       Стив Тревор (17:52)       «Я и тебе хот-дог купил. Ты, кстати, скоро?»       Стив Тревор (18:01)       «Твой хот-дог остыл, и я его съел.»       Стив Тревор (18:02)       «Я куплю тебе новый.»       Стив Тревор (18:05)       «Я начинаю волноваться.»       Стив Тревор (18:05)       «Когда я волнуюсь, я ем.»       Стив Тревор (18:05)       «Просто ответь мне, что ты занята, чтобы я не волновался.»       Стив Тревор (18:06)       «Почему ты не отвечаешь? Ты не умеешь отвечать?»       Стив Тревор (18:08)       «Тут возникла небольшая проблема.»       Стив Тревор (18:08)       «Нет, я не купил очередной хот-дог, который остыл.»       Стив Тревор (18:09)       «Какая-то женщина в костюме полицейского утверждает, что я припарковался под знаком «парковка запрещена».       Стив Тревор (18:10)       «Как я мог его увидеть, если я встал прямо под ним, а у нас седан, а не кабриолет?!»       Стив Тревор (18:15)       «Проблема решена.»       Стив Тревор (18:15)       «Я купил ей хот-дог, и она отстала.»       Стив Тревор (18:15)       «А ты что подумала?»       Стив Тревор (18:20)       «А что, если я начну штурмовать здание в одиночку?»       Стив Тревор (18:20)       «Или мне лучше позвать кого-нибудь, кто будет прикрывать меня?»       Стив Тревор (18:21)       «Стэн подойдет?»       Стив Тревор (18:27)       «Кстати, хот-доги с кетчупом вкуснее, чем с горчицей.»       Стив Тревор (18:27)       «Я не виноват, что тебя долго нет.»       Стив Тревор (18:30)       «Я серьезно волнуюсь. Без шуток.»       Стив Тревор (18:42)       «Ура! Ты выходишь из здания!»       Диана садится в машину, что-то увлеченно печатая на экране мобильного телефона; она даже не смотрит на Стива, который, едва за ней закрывается дверь, оборачивается назад и спрашивает:       — Ты долго, — в его голосе звучит странная помесь облегчения, беспокойства и скуки; ему не хватает виляющего хвоста и высунутого набок языка. — Может, поедем поедим куда-нибудь? Я проголодался, пока ждал тебя.       — Да, извини. Меня задержали. Нужно было кое-что обсудить, — будто бы на автомате отвечает Диана, даже не поднимая головы. — Давай поужинаем.       — Отлично, — Стив улыбается шире, чем анатомически возможно, и заводит мотор. — Тут неподалеку есть одно отличное местечко. Я угощаю.       — Как скажешь, — бурчит себе под нос Диана и едва заметно улыбается.       — Кстати, — Стив выворачивает руль, чтобы выехать на дорогу, и случайно задевает знак «парковка запрещена», — ты читала мои сообщения?       — Какие сообщения? — она впервые с того момента, как села в салон, поднимает голову и смотрит на своего водителя. Он лишь отмахивается.       — А, да никакие. Забей, — она вместо ответа пожимает плечами, вновь утыкаясь в телефон. Стив проезжает на красный свет, чем вызывает недовольные гудки других автомобилистов.       #       Стив паркует машину возле неприглядного вида кафе в той части города, в которую лучше не соваться, если у тебя нет заряженного пистолета в кармане. Диана не может сдержать удивленного взгляда, и ее брови стремительно изгибаются, пока она наблюдает за тем, с какой невозмутимостью ее водитель открывает ей дверь. Он шутливо кланяется, жестом предлагая выходить. Диана мнется, и Стив вздыхает, дергает плечами, чтобы бесцеремонно схватит ее руку и буквально вытащить из салона.       — Что это за место? — в ее голосе брезгливость мешается с иррациональным страхом, но Стив лишь улыбается, и губы мягко оголяют белоснежные зубы. Начинающее готовиться к заходу солнце золотит его волосы, которые он тут же ерошит, и тени скользят по его скуле.       — Здесь делают самую лучшую шаурму в городе, — беспечно объясняет он. — Не обращай внимание на неприглядный вид, это только видимость. И не бойся ты так, не умрешь из-за того, что поешь не из серебряной посуды, — он просто шутит, явно не пытаясь задеть ее, но Диану почему-то передергивает.       — Не нужно считать меня избалованной богачкой, — она выпрямляет спину, крепче сжимает сумочку, висящую на плече, и делает несколько твердых шагов по направлению ко входу в забегаловку. — Так мы идем или нет?       — Одну минуту, — Стив что-то ищет в бардачке машины, и Диана не успевает рассмотреть, что именно, как Стив закрывает двери, включает сигнализацию и стоит рядом с ней, шутливо подавая руку, чтобы она могла взять его за локоть. После нескольких мучительно нерешительных секунд ее пальцы все же царапают кожу его куртки — горячую, нагретую солнцем.       — Что ты забрал из машины? — все же решается задать вопрос, когда он открывает ей дверь, о чем незамедлительно оповещает хозяев старый колокольчик.       — Бумажник, — в подтверждение своих слов он достает из внутреннего кармана портмоне. — Я ведь сказал, что угощаю, — он галантно отодвигает перед ней стул, а после в своей излюбленной, как она уже успела понять, манере начинает флиртовать с официанткой, называя все, что они будут есть, даже не заглядывая в меню.       — А ты здесь явно частый гость, — замечает Диана, когда им приносят заказ быстрее, чем другим посетителям, сидевшим в заведении еще до их прихода. Стив пожимает плечами, буквально вгрызаясь в шаурму зубами, игнорируя наличие столовых приборов.       — Да забегаю иногда после работы. Я живу здесь недалеко, — с набитым ртом поясняет он, а после шутливо бьет ее по рукам, когда видит, что она берет в руки нож и вилку. — Никаких приборов. Только руками. Шаурму нужно есть руками, иначе ты не распробуешь ее как следует, — он непривычно серьезен, но в глазах все равно яркими всполохами скачут озорные блики, и Диана не может понять: дело в дешевых гирляндах, развешанных под потолком, или в том, что он всегда такой — солнечный, счастливый, смеющийся. Она берет еду в руки, и соус наполняет рот, стекает из уголков губ. Стив смеется над ней, хоть сам выглядит ничуть не лучше, и ей отчего-то хочется вытереть соус с его подбородка, но она лишь активнее жует.       — Это и правда вкусно, — все же сдается Диана, принимая свое поражение, когда вытирается салфеткой.       — Я же говорил, — мягко и как должное принимает свою правоту Стив, а после перегибается через весь стол и вытирает пальцем с ее щеки каплю соуса. Диана непроизвольно замирает, только хлопает глазами, пока Стив делает вид, что это обычное дело: вот так гладить ее лицо без предупреждения. Она отмирает, когда он садится обратно, и облизывает губы. Ей кажется, что стыдливая краснота снова начинает подниматься с шеи на щеки.       Стив, будто чувствуя ее неловкость, отворачивается и начинает смотреть в окно. Диана из-под ресниц украдкой рассматривает его профиль.       — Думаю, пора везти тебя домой, — он внезапно встает, бросая несколько купюр на стол; на мгновение ее посещает чувство, что они бегут от чего-то, будто он увидел на улице нечто, что заставило его сорваться с насиженного места, но вслух ничего сказать не решается.       Уже возле ее дома, когда Стив открывает перед ней входную дверь, она накрывает его руку, держащую дверную ручку, и улыбается, чуть сжимая пальцы.       — Это был занимательный опыт, спасибо, — он стоит на несколько ступенек ниже и от этого кажется ниже ростом, а потому смотрит на нее снизу-вверх, и от этого взгляда, наполненного чем-то невыразимым, у Дианы внизу живота затягивается морской узел.       — Всегда к Вашим услугам, миледи, — он снова все переводит в дурацкую шутку, браваду закостенелого дамского угодника, когда перехватывает ее руку и целует тыльную сторону ладони. — Увидимся завтра, — он подмигивает на прощание, буквально заталкивая ее в дом.       Диана прижимает пылающую руку к груди, в которой судорожно бьется сердце, и не может сдержать идиотской улыбки, расплывающейся на лице.       #       Она выглядит молодо, хоть и смотрит серьезно: четко очерченные скулы, суровый взгляд, бесконечно длинные ноги, искупающие не очень большую грудь. Людендорф мог бы без зазрения совести назвать ее красивой, и мало мужчин бы решились оспаривать подобное заключение. Он вертит фотографию в руках, словно бы присматриваясь, а после подносит ближе к лицу, пытаясь выискать знакомые черты.       — Ты уверен, что это она? — в нем остается доля скептецизма; убивать по ошибке такую красоту было бы кощунством. Куда больше пользы такая милашка могла бы принести в постели. Ему даже не нужно напрягаться, чтобы представить, как яростно бы она сопротивлялась, прежде чем бессильно откинуться на простынях и принять свое собственное поражение. О, как же он любил непокорных. От подобных мыслей начинает томно ныть в паху.       — Более чем, — его собеседник лишь ухмыляется, заметив, каким лоснящимся стал взгляд Людендорфа после долгого изучения фотографии. — Ее зовут Диана Принс, она работает в музее и совершенно не представляет, какой богатой и могущественной может стать через пару лет. Беспечность и наивность — редкое явление в наши дни.       — Тогда нам нужно избавиться от нее как можно скорее, — в голосе все же сквозит сожаление, — пока она не почувствовала свою власть.       — Именно за этим я и пришел к тебе. Кто, если не ты, сможет организовать все как нельзя лучше. Вот только есть кое-что: в последнее время рядом с ней постоянно крутится какой-то парень. Боюсь, он может стать проблемой.       — Не волнуйся, я позабочусь о нем, — Людендорф хлопает собеседника по плечу, не обращая внимания на то, как его лицо искажает брезгливая гримаса.       — Очень на это надеюсь.       #       Диана привыкает к постоянному присутствию Стива на своих экскурсиях; со временем он, очевидно, устав изобретать новые способы привлечения внимания или просто успокоившись, стоит в стороне, рассеянно скользит взглядом по посетителям или по экспонатам, иногда рассматривает ее, но никогда не делает ничего, чтобы ей помешать. Он все еще ходит в своей наверняка горячо любимой кожаной куртке, солнечные очки висят на груди, зацепленные дужкой за V-образный вырез футболки, и действительно старается не привлекать внимания. Правда, это не всегда получается: Диане со стороны виднее, как много девушек бросают на него заинтересованные взгляды даже без учета того, что он больше не скачет по выставочному залу в простыне, вещая о том, скольких женщин Зевс соблазнил на зло своей жене.       К своему удивлению, она вздыхает с облегчением каждый раз, когда чужой флирт проходит мимо него, будто он в своей сосредоточенности не обращает внимания на то, что не касается зоны его интересов. Впрочем, Стив все еще флиртует с девушками из египетского отдела, но это больше походит на отработку заложенной программы; словно у него есть четкие инструкции, запрещающие ему общаться с лицами противоположного пола в исключительно дружеском ключе.       Диана продолжает вести экскурсию, слова отточенными фразами слетают с губ, а руки сами показывают на все особенности экспонатов, хотя ее мысли далеки от Древней Греции. Она наблюдает за Стивом и тем, как лениво он зевает, едва закрывая рот ладонью. Он замечает ее взгляд, и ответная реакция не заставляет себя ждать: его губы тут же изгибаются в улыбке, и он подмигивает правым глазом.       Ей приходится прервать их, несомненно, увлекательную игру в гляделки, чтобы отвести группу к следующему постаменту со статуей, когда за ее спиной раздаются громкие резкие звуки, чем-то напоминающие звуки выстрелов. Где-то начинает кричать девочка.       Диана не успевает обернуться, как чувствует горячую ладонь на своем бедре: Стив стоит перед ней, в одной его руке пистолет, другой он задвигает ее за свою спину, не давая высовываться. На его лице нет ни следа усмешки, от серьезности взгляда, будто бы сканирующего помещение, скулы выглядят более грубыми, да и все черты лица становятся четче, заостреннее. В нем нет ничего от уже знакомого Стива-я-флиртую-с-посетителями-и-ношу-кофе-охранникам-Тревора; этот Стив пугает.       Он резко разворачивается в сторону центрального выхода из выставочного зала, щелкает предохранитель. Диана против своей воли вжимается в его спину, положив руки на плечи и царапая черную кожу. Его рука продолжает покоиться на ее бедре, и это прикосновение воспринимается обжигающе горячим.