sunsets on our pier

      Я встретил его на пирсе, сидя у самой воды и рисуя вечернее небо. Вообще, я часто выбираюсь порисовать на природе, это приносит необыкновенное наслаждение, что-то, побуждающее жить и творить. Я не верю в судьбу, но считаю, что наша встреча была неслучайна. Жалею ли я, что в тот день познакомился с Фрэнком? Ни капли. Он просто гулял по набережной, любуясь закатом. Чертовски его понимаю, ведь, как художник, я считаю закат одним из самых очаровательных явлений: каждый вечер он окрашивает небеса в оранжевые, пурпурные, красные, синие и еще многие невероятные цвета, ну а после наступает необъятная темнота ночи. Все это я безумно люблю, и как я был рад, когда нашел человека, который меня понимает.       Мы стали чаще встречаться здесь, на пирсе. Я рисовал. Рисовал уже не столько закат, сколько Фрэнка, с его идеальными чертами лица, с его интересными тату и живой милой улыбкой, в которую я влюблялся. Он часто покупал мне кофе по дороге сюда, а я искал самое удобное местечко у воды, с которого был виден эффектный уход солнца.       Мы с Фрэнком стали видеться не только на пирсе. Сейчас с ним я проводил почти все своё свободное время. Мы просто гуляли, говоря на самые разные темы, просто обо всем на свете, шутили и смеялись. Он снова очаровательно улыбался, отчего в самые жаркие дни шел мороз по коже, и я клянусь, что готов смотреть на его улыбку вечно.       В последние дни я совсем не понимал, что со мной творится, я слишком много мечтал, и не находил себе места, так сильно ожидая новых встреч с Фрэнком. Иногда мы могли гулять целыми днями, а поздно ночью он провожал меня до дома, пару раз оставаясь на ночевку. Ночь напролет он играл на моей гитаре, а я тихо пел знакомые всем старые песни, и это было самым волшебным временем в моей жизни. Фрэнк был таким чудом, снова подарившим мне возможность дышать полной грудью, любить жизнь так безумно, каждой клеточкой своего тела, чувствовать весь мир вокруг. А нашей традицией стали вечерние посиделки на пирсе. Думаю, именно в это время я понял, что влюблен. Я не просто влюбился, я отдал всю свою душу Фрэнку, человеку, разделившему со мной красоту мира, научившему ценить каждое мгновение жизни.       Я не знал, что скажет на это Фрэнк, и я молчал о своих чувствах, боясь все испортить. Его теплые взгляды, широкие улыбки и долгие беседы — я боялся потерять это в один миг, поэтому продолжал общаться, как раньше. Иногда мне казалось, что он сам влюблен в меня. Но я слишком жалкий трус, чтобы хоть раз поговорить с ним об этом и открыть свои чувства.       В один из теплых вечеров мы, как обычно, сидели на пирсе, не нарушая традиции, я снова рисовал Фрэнка, и сегодня я старался особенно сильно, пытаясь передать каждую черту столь любимого мною лица. Я рисовал до самой темноты, и, кажется, это лучшее мое творение. Со страницы блокнота глядел Фрэнк: он широко улыбался, чуть прищурив глаза, и этот рисунок с улыбкой нравился мне больше других. В углу листа я мелким почерком подписал: «Я люблю тебя», еще когда только начал рисовать, и мгновенно забыл об этой надписи.       Он провожал меня домой снова, мы просто шли, любуясь звездным небом, говоря обо всем подряд, о вечности, о музыке, о любви. Фрэнк считает, что любовь находит людей сама, и я не стал спорить, лишь улыбнувшись ему. Подходя к дому, я хотел, наконец, признаться; казалось, что ждать больше нельзя. Но сомнения снова не позволили мне этого сделать. Фрэнк слишком красиво улыбался и подолгу смотрел на меня. Я боялся потерять этот взгляд. Трус.       Около входа в подъезд Фрэнк резко остановился и впервые попросил подарить ему мой рисунок. Я без раздумий вырвал листок из блокнота, протягивая ему. В тусклом свете фонарей было почти не разобрать то, что изображено на бумаге. Мы крепко обнялись, и эти объятия я буду помнить всегда. Столько тепла, нежности и близости. Мы стояли так несколько минут, и никто не решался отпустить руки первым. Ну, а потом… потом я, как робкий подросток, чмокнул Фрэнка в щеку и тут же убежал к себе, даже не попрощавшись.       Я не знал, что будет теперь, что скажет он, и сможем ли мы по-прежнему гулять по набережной, любуясь закатом. Мне снова стало чертовски страшно, я отключил мобильник, выпил чаю и просто лег спать. Но уснуть не смог. Я много думал о том, как поступил, что будет дальше, и не мог дать себе ответа. Я не смог понять, в какой момент провалился в сон, но когда проснулся, понял, что проспал довольно долго. На часах было одиннадцать, и я, наконец, осмелился включить телефон. Одно смс. Фрэнк.       «Потрясающий рисунок. Я тебя тоже»       Мое дыхание на миг пропало, а затем я засмеялся, словно безумец. Я плакал от радости и задыхался, и мечтал о том, чтобы встретиться с Фрэнком, и, наконец, сказать все, что чувствую, не скрывая и не боясь быть отвергнутым. Я набрал номер, но абонент был недоступен, и в телефонной трубке раздались короткие гудки. Недолго думая, я оделся и отправился к Фрэнку сам, по моему любимому маршруту — набережной.       Я сразу заподозрил неладное, издалека видя много людей. Мои опасения подтвердились: вчера ночью, в штормовую погоду, молодой человек нырнул в воду, спасая собаку. Животное выжило, а вот юноша разбил голову о камни и скончался. Я напрягся, а глаза стали влажными от слез. Смерть. Я ненавидел смерть, это такое естественное, но ужасное явление, забирающее человека, да и любое другое существо, от родных, близких, друзей… от тех, кто их любил. Забирающее его навсегда. Но последняя фраза, после которой я уже ничего не мог слушать, окончательно сломала меня: «Личность пострадавшего уже установлена: двадцати двухлетний Фрэнк Айеро». Я упал. Упал на колени, закрыв лицо руками. Я бил холодный камень, я кричал, я плакал и не мог поверить. Это неправда, это ошибка… Он, он просто не мог умереть, не мог уйти, ведь я не успел сказать. Сказать всего лишь три важнейших слова. Не успел. Меня трясло, мне было плохо, и я совершенно не знал, что делать дальше.       Я оправлялся несколько дней. Я лежал дома, не ел и не пил. Не жил. Лишь перелистывал блокнот, смотря на улыбчивое лицо, и снова выступали слезы. Я ненавидел жизнь, ненавидел смерть, ненавидел мир, который забрал у меня Фрэнка. Я не мог смириться с мыслью, что больше не увижу этой очаровательной улыбки, теплого взгляда, не получу самых искренних объятий. Я ненавижу себя, за то, что не успел.       Я еще долго оправлялся после похорон. Я видел его тело, подошел попрощаться. Он был также красив, похож на спящего, лишь немного бледнее, чем обычно, и без моей любимой улыбки. Я отдал бы все, если б только Фрэнк мог проснуться. Я простился с ним, снова дотрагиваясь губами до лба, и едва — до щеки. Я не смог сдержать всхлипа, не смог смотреть, как гроб погружают в землю. После всего этого прошло около недели, когда я собрался прогуляться на пирс в последний раз. Это место хранило так много самых чудесных моих воспоминаний, но и слишком много боли. Я уже не смог бы сидеть здесь один.       И вот, я на том же самом месте, где мы впервые познакомились. С блокнотом, сижу у воды. Теперь один. Открываю его на пустой странице и начинаю писать. Писать то, что хотел бы сказать, будь у меня возможность.       «Привет, Фрэнк. Возможно ли такое, что я вижу тебя в каждой песне? Они все написаны о тебе. Я скучаю. Помнишь ли ты волшебное время пылающих поздних закатов на нашем пирсе? Они так тебе нравились. Теперь я встречаю их в одиночестве — старые привычки не проходят быстро. Чтоб ты знал: я, вроде как, снова начинаю жить и чувствовать, и надеюсь, что в далеком будущем буду счастлив. Ведь ты всегда желал мне счастья, ну, а я совсем не хочу тебя разочаровывать. Я надеюсь, ты где-то рядом, смотришь на меня с неба, когда на нем нет больших туч и видны далекие звезды. Я не успел сказать тебе что-то очень важное, хотя ты сам все понял. Если б ты знал, как сильно я об этом жалею. Но время не вернуть назад, и, знаешь, я чувствую, что должен снова написать то, что не успел сказать тебе. Я люблю тебя, Фрэнк. Люблю и буду всегда любить, что бы ни произошло. Навеки твой, Джи.»       Смахиваю слезы, вырываю листок из блокнота. Складываю его кривым самолетиком и резким движением пускаю с пирса. Он пролетает десяток метров от силы, а затем приземляется в воду и качается на волнах, словно кувшинка. Бумага медленно размокает и темнеет, и, вот, мое послание медленно тонет, исчезая под водой. Я медленно поднимаюсь, все вокруг ощущая, словно в тумане, и иду назад, оборачиваясь лишь один раз — посмотреть, как уходит солнце, чтобы утром воскреснуть снова. Я ухожу с пирса, и не думаю, что вернусь на это место когда-нибудь еще, но одно я знаю точно: воспоминания о нем и о нас будут жить в моем сердце всегда.