куст шиповника

− Дэн, я не могу, - фраза, вырвавшаяся из уст изнуренного Фила чередой коротких всхлипов, сорвалась на последнем слоге громким рыданием, и парень медленно закрыл руками глаза, не желая, чтобы друг снова видел его слёзы. Красные веки изрядно припухли, голос почти пропал, и нижняя челюсть ежесекундно тряслась от нового приступа плача; всё лицо горело, и он чувствовал, что сердце его, объятое таким же неугасаемым пламенем, сжимается и приносит столько боли, столько боли, что подгибаются пальцы на ногах и хочется не только лить слёзы, но и кричать, кричать, кричать! Но вместо этого Фил обхватывает свое тело руками, пытаясь сдержаться, и крепко сжимает зубы, сквозь которые с шипением просачивается воздух и всхлипы. Дэн сидит на кушетке Фила, повернувшись к нему спиной, и смотрит в потолок. Каким бы хладнокровным циником ему не хотелось сейчас казаться, он всё же чувствует то же, что и его друг: вину, обиду и жалость к себе и к Уиллу, молодому пареньку, который их сегодня покинул. Он привык делить всё с Филом пополам, даже эмоции, но теперь он чувствует, что на долю друга пришлось слишком много, и, он уверен, есть что-то, что не даёт его слезам выйти наружу. И это что-то у него, у Фила, который лежит сейчас рядом и пытается совладать с собой, рыдая и истязая себя муками. Дэн бросает на него жалобный взгляд и делает попытку: − Я понимаю, Фил…       Как только он слышит звуки голоса Дэна, он тут же ломается: из груди лавиной выходят наружу рыдания, и это заглушает дальнейшую его речь. Фил и не слушал, ему хватило того, что была нарушена тишина, в которую он хотел спрятаться до тех пор, пока не умрет внутри него самый последний плач, последний рёв и не высохнет на его щеках последняя горячая слеза; может, так бы он зачерствел и перестал бы чувствовать не только пожирающую его боль, но и абсолютно всё, всё до последней эмоции, чтобы ничего его впредь больше не сжигало. И всё же он вырвал из себя пару слов: − Когда я закрываю глаза, я вижу его лицо.       Дэн вздыхает и опускает голову. Осторожно касаясь лодыжки друга, он аккуратно поглаживает её, давая понять, что он чувствует то же самое, только не так сильно, недостаточно сильно. Все его движения, от вздохов и перебрасываний взгляда с лица Фила на потолок до нервного ерзанья на месте, говорили об одном: «Я здесь. Я тут только для того, чтобы забрать у тебя часть этой боли. Пожалуйста, расскажи мне. Я открыт». − Всего этого могло бы и не случиться. Дэн хотел было сказать, что это неправда, но тут же осёкся. − Господи, почему я такой идиот, - снова закрывая ладонями лицо, мямлит Фил. На грязную простыню падает пара прозрачных капель. Дэн, не убирая руки с бедра друга, легонько похлопывает его. − Если бы я не ослушался тебя и не пошел бы в ту глушь, то мы бы с… - снова всхлип, - Уиллом не наткнулись бы на гниляков. Его бы не укусили. Стоуну не пришлось бы пускать ему пулю в лоб. Прошла целая вечность, прежде чем Фил продолжил: − Дэн, я даже не понял, что произошло, - он заметно повысил голос. Его глаза сейчас напоминали хрусталь, такой же блестящий и безжизненный. Только шмыгающий нос и частое рваное дыхание говорили, что Фил всё ещё жив. Сейчас он и не был здесь: он блуждал по закоулкам памяти, в прошлом, пытаясь вспомнить всё до последней детали; он не знал, чем это обернётся – тем, что боль в груди утихнет или вернётся с новой силой. − Тише, Фил. − После нашей с тобой глупой ссоры я был так зол, ты представить себе не можешь, настолько зол, что не помню, как выбрал в помощники Уилла, и как шел с ним к лесу. Я пришёл в себя только когда понял, что он остался далеко позади; наверное, не поспел за мной – я едва не бежал, так хотел оказаться подальше от тебя. У Дэна больно кольнуло где-то внутри, и он закрыл глаза. Ему стало душно. На выдохе, едва слышно, он сказал: «Зачем я допустил это». − Я тут же повернул назад и чуть не заблудился, потому что по пути забыл ставить метки на деревьях, как ты когда-то мне наставлял, - Фил остановился и впервые поднял голову с матраса, чтобы взглянуть на Дэна. Тот сидел неподвижно с низко опущенной головой и закрытыми глазами. – Я долго бродил по чаще, но у меня и в мыслях не было, что мой напарник сейчас мог быть в опасности. Господи, Дэн, я тогда ещё взглянул наверх и подумал, какой же Уилл олух. Я правда так подумал. А вслух сказал: «Где же черти носят этого болвана?». Я говорил так о нём, когда он был в одном шаге от смертельной опасности, Дэн. Дэн… Со щёк Дэна скатилась слеза. Горячая, она будто прожигала след на коже; Фил этого не увидел. Его голос на секунду задрожал, но он тут же сглотнул подступивший к горлу ком и продолжил: − Когда я услышал выстрелы и этот ужасный крик, я всё понял. Вы тоже его слышали из лагеря? По крайней мере, Стоун услышал. − Он стоял на стороже, он единственный, - тихо ответил Дэн. − Я понял… Представляешь, а я ведь даже не знал, куда я бежал, у меня будто мозг внезапно отключили и поставили в алгоритм одно единственное действие – найти Уилла. У меня не было с собой оружия, кроме перочинного ножика, а единственный пистолет был у него, но мысль о том, что я буду биться с этими монстрами голыми руками, даже не промелькнула у меня в голове. Господи, я ведь мог оказаться на его месте. − А потом я помню всё отрывками: вот я отодвигаю колючие ветки шиповника и вижу его скорчившегося от боли в окружении пятерых или семерых гниляков. Картина просто жуткая; наверное, если мне удастся сегодня уснуть, я буду видеть её в кошмарах. Дэн, ты представить себе не можешь, его не просто кусали, они, черт возьми, пытались отгрызть ему руки. Было столько крови, что у их ног застывала целая лужа, нет, море; она заливала лица этим монстрам, а они припали к нему, будто из него бежит святая вода или эликсир жизни, а он сам – лакомый кусочек… Уилл не какой-то кусок мяса. − Конечно, он не кусок мяса. − Потом я видел, как издалека показалась фигура Стоуна, видел, как блеснуло у него в руках ружьё, и слышал, как одна за одной из дула вылетают пули. Раз-два-три-четыре… и так без пауз. А потом с небольшой задержкой самая последняя. Эта и была пуля Уилла. − Дэн… Дэн, я видел, как замирают его искаженные болью черты лица. У меня даже сердце упало в тот же миг, как и его тело свалилось наземь, - нижняя губа Фила снова начала дрожать, глаза снова наполнились слезами, снова исполнились жизнью. – Я наблюдал, и ничего не сделал, не остановил мертвяков, не закричал «Нет!» Стоуну и даже не попытался изобразить, что мне не страшно. Дэн, мне было так страшно, - Фил быстро сглотнул солёные с горечью слёзы, и продолжил: − У меня кости внутри сворачивались от ужаса, я не мог пошевельнуться и примерз к одному месту возле этих чертовых кустов шиповника. Настолько мне было страшно. И в одно мгновение Фил готов был поклясться, что он выплакал всё до последней капли, и что лёгкие его больше не спёрты очередным рваным всхлипом, что всё в миг стало холодным, и он погрузился в смиренный покой. Но неожиданно тёплое дыхание и болезненно тяжелые веки заставили его испустить протяжный стон и замолкнуть.       Предательский всхлип выдал Дэна. Фил поднял голову и сквозь пелену слёз пытался разглядеть лицо друга. Затем он не думая поднялся и обвил юношу руками, легонько прижимая к себе. − М-мы оба так ви-виноваты перед ним, - сквозь рыдания выдавил Фил, крепче прижимая обмякшее тело Дэна. Тот, всё ещё крепко зажмурившись, пускал на свои грязные исцарапанные щеки горячие слёзы, и теперь тихо качался из стороны в сторону, позволяя Филу обнимать себя. − Нет, Фил, нет. Мы бы ничего не смогли сделать. Если бы мы оставили его, он бы через сутки превратился бы и напал бы на нас. Стоун сделал всё правильно. − Но мы-то нет. Это всё на-наша ошибка-ка. Я мог бы… мог бы сделать всё. Фил уткнулся лбом в плечо Дэна, и пара слезинок упали на его порванную рубашку. − Но не сделал, - твердо сказал Хауэлл и замолк. В неожиданно образовавшейся тишине послышалось тихое щебетание птиц, доносившееся из леса; сквозь маленькие дырки в ткани, закрывавшей проход в их импровизированное жилище, пробирались первые лучи рассветного солнца. Они были кроваво-красные. − Я слышал это же пение, когда видел… его, - Фил ненадолго замолчал, переводя дыхание. – Птица сидела на ветвях шиповника и пела, словно не замечала, что творится прямо у неё под носом, будто не должна была улететь, как это обычно бывает… − Значит, она пела эту песню ему. Хотела, чтобы он услышал, - тихо ответил Дэн. − Зачем же она поёт её сейчас? Ведь его уже нет. − Теперь эта песня для нас для всех, чтобы мы помнили о нём, как о жертве случайностей и нелепых совпадений, и чтобы не допускали прежних ошибок. Какая же всё-таки страшная смерть… Они сидели в тишине, каждый съедаемый равным количеством боли, тоски и страха, и мирно покачивались из стороны в сторону, всё ещё крепко прижатые друг к другу. Предрассветная прохлада дала о себе знать, и Фил поёжился. Дэн сидел, не шевелясь, и вслушивался в шум утреннего ветра и в их мирное дыхание; пение через минуту стихло. − Тебе нужно отдохнуть, Фил. Совсем скоро Мэри будет всех поднимать, чтобы попрощаться с Уиллом, и нам нужно будет сказать пару слов. − Он был замечательным, Дэн… − Вот с этого и начнёшь. Где-то в глубине души у обоих медленно падали гири, отчего дышать становилось легче, и по лицам расползалось чуть заметное чувство покоя. Глаза предательски закрывались и, укладывая голову на жёсткий матрас, Фил обхватил руки Дэна своими и положил их на свою макушку. − Это зачем? − Держи мою голову от мыслей, не то боюсь, она взорвется от того, что их так много и они так давят. Дэн улыбнулся и, проваливаясь в сон, успел сказать тихое: − Всё будет хорошо.