my personal opium.

Опиум всегда был одним из ходовых товаров, принося огромные бабки и имея обширную клиентуру. Проженные наркоманы точно знали, как достичь полнейшей эйфории, но минус этого наркотика один — эффект недолгодействующий. Чонгук подходит сзади, обвивая руками тонкую талию. Даже в кромешной темноте, стоя сзади, он чувствует, как Тэхён улыбается. По-кошачьи так, дерзко и нагло. Как умеет только он. — Твоя зависимость сведёт тебя в могилу, — глубокий, хриплый голос, обволакивающий сознание Чонгука в считанные секунды, отключая способность рационально мыслить, — У наркомана нет шанса на выздоровление. Чонгук знает. Шанс вылечиться равен нулю из миллиарда, болезнь малоизвестна и не придумали ещё лекарств от подобного рода заболеваний. На нем как обычно растянутая футболка, обнажающая соблазнительную шею и ключицы, на которые у Чонгука отдельный фетиш. Если бы можно было разобрать Тэхёна по частям, то брюнет так бы и сделал, открыв после свой личный музей. Личный музей в честь личного наркотика. Тэхён разворачивается лицом, обнимает за шею и щурится хитро. Чонгук не понимает, да и никогда не поймёт, что творится в голове у этого своенравного любителя экстрима. Потому что ему нельзя. Не заслужил. Тэхён похлеще загадочной Атлантиды, что бесит неимоверно, но Чонгук всегда молчит. Молчит и ведётся на поводу у избалованного мальчишки, словно наивный ребёнок. Тэхён целуется, как в последний раз. Отчаянно, рвано, с тихими всхлипами, мешая нежность с ожесточенной грубостью. Зарывается пальцами в чонгуковы волосы, жмётся настолько близко, будто вот-вот исчезнет, и трется об чужие бёдра, словно кот. Чонгук до синяков сжимает талию Тэхёна, рывком снимает с него футболку, не забывая окинуть худое тело взглядом. Чонгук любит искусство. В детстве он мечтал стать художником, и его мечта сбылась, пусть и в самой извращённой форме, но Чонгук только рад вдвойне. Он рисует на лучшем холсте в мире — на теле Тэхёна. Причудливые узоры синяков, словно россыпь звёзд в ночном небе, яркие следы зубов, отдалённо похожие на неудачно капнувшую красную краску. Тэхён прекрасен, и Чонгук не устаёт это повторять и показывать. Сбитое дыхание, невнятный шёпот, губы Чонгука на шее Тэхёна и летящая в неизвестном направлении рубашка брюнета. Тэхён не любит прелюдий, ненавидит ждать и хочет все и сразу. Чонгук не замечает, как оказывается на кровати, отстранённо понимает, что Тэхён пытается взять контроль, и расслабляется ненадолго, давая ему возможность побыть главным. Чонгук не совсем наркоман. Он не курит, не нюхает, не втирает в десна и не колется. Но каждую ночь он стабильно взлетает в небеса, разрушая собственный мозг и терзая развороченную душу. Чонгук тонет, но круг спасательный не возьмёт. Тэхён оставляет на Чонгуке свои метки, ерзает на его бёдрах, мурчит от удовольствия и царапает грудь руками. Ему нравится, когда Чонгук такой. Он ничего к нему не чувствует, Чонгук ему совершенно не нужен, но знать, что кого-то прет с тебя так сильно — это плюс тысяча к самооценке. Тэхёну нравится размякший и рассыпающийся на части от его прикосновений Чонгук, но еще больше ему нравится, когда Чонгук не выдерживает. Чонгук рычит, хватая Тэхёна за бёдра, подминает под себя и нависает сверху. Смотрит несколько секунд в бесконечно тёмный омут красивых глаз, а затем впивается в чужие губы, беспощадно терзая их до крови. Одежда быстро растворяется в темноте комнаты, пока Чонгук полностью прощается со своим рассудком. Он вернётся, но лишь утром, когда Тэхён молча укажет на дверь. Тэхён громко стонет, когда в нем оказываются сразу два пальца. Чонгук нетерпелив так же, как и его хитрый котяра, поэтому особо не церемонится, подключая третий палец и надавливая на ту самую точку, из-за чего Тэхёна подбрасывает на кровати. Чонгук любит доводить Тэхёна до дрожащих коленей, используя только пальцы, но сейчас хочется большего. Он входит до основания одним рывком, выбивая очередной хриплый стон, и замирает на несколько секунд, чтобы затем резко выйти и снова войти. Чонгук дразнится, делая несколько медленных толчков, и ускоряется лишь тогда, когда Тэхён скулит, самостоятельно насаживаясь на его член. Такой Тэхён ему нравится больше. Податливый, открытый, полностью принадлежащий ему. Но лишь ночью. В дневное время суток Тэхён даже не ответит на сообщение, вызвав тем самым волну раздражения, которая после на нем и скажется. Чонгук кусает Тэхена за плечо, больно и сильно, оставляя алые кровоподтеки. Он срывается на бешеный ритм, пальцами сжимая бёдра Тэхёна и не заботясь о том, что ему может быть больно. Тэхёну не больно. Он привык к грубому, животному сексу, потому что Чонгук по-другому не умеет. А может и умеет, но Тэхёну плевать и узнавать он не хочет. Чувственный секс должен быть у влюбленных. Они же — жалкая пародия на пытающихся быть вместе, заранее обреченная на грандиозный провал. Тэхён стонет громче, срывая голос, когда Чонгук закидывает его ноги себе на плечи и входит под новым углом. Чонгук глухо рычит, чувствуя, как по телу проносится многовольтный разряд электрического тока, и кончает в Тэхёна, хотя тот всегда запрещает это делать. Но Чонгуку плевать. Действие наркотика ослабевает, когда Тэхён пачкает свой живот, и Чонгук встаёт с кровати. В этот раз все по-другому. Чонгук не ждёт момента, когда его вышвырнут, словно ненужную шавку. Чонгук уходит первым. Чонгук надеется, что больше не вернётся. Но опиум всегда быстро вызывал зависимость.