Я (не) смогу без тебя

Здесь, в заключении, нет ни дня, ни ночи - лишь одно бесконечное "сейчас", ровно такое же, каким оно было и десятки часов назад. Рик может смотреть нормально только вперед, на панели с точно такими же подвешенными неудачниками, как он сам. Чуть-чуть влево, чуть-чуть вправо и совсем немного вниз - насколько позволяют оковы... Иногда он принимается орать благим матом, пытается шутить над своим положением и провоцировать охрану оскорбительными выкриками - но каждый раз его голос обрывается, будто пение подстреленной птицы, и в тюрьме снова становится тихо. Этого Рик боялся больше всего. Не того, что его лишат свободы, а того, что ему придется остаться один на один со своими мыслями. И от этого не будет никакого спасения - ни выпивки, ни наркотиков, черт возьми, он даже задницу почесать не может! Все это время перед глазами у старика стояла только одна картина. Морти. "Я переживу, если ты уйдешь", - так он сказал в их последнюю встречу, и Рик был даже благодарен ему за эти слова. Всем будет лучше, если Рик уйдет - так пусть же Морти не зацикливается на прошлом и продолжает жить дальше... - Паршивец, - правда, иногда бормотал себе под нос ученый, когда ему наконец удавалось забыться в коротком сне, - переживет он, значит, да, хуесос?.. Морти... Морти... Другие заключенные, которые страдали от скуки не меньше Санчеза, вслушивались во все это, как в аудиоспектакль по радио. Морти пережил. А Рик - нет. В кандалах, без оружия и портальной пушки он стал никем - просто высохший старик-сквернослов, сотворивший немало злодеяний, но без внука он стал еще хуже - превратился в погрязшее в сожалениях ничто. Земля определенно уже превратилась в бюрократическую помойку Федерации - и это нельзя было так просто оставить. Рик искал шанс. Малейшую зацепку, что помогла бы ему освободиться. А уж освободившись, он нашел бы способ смешать с грязью и Федерацию, и предателя Джерри, и отправиться в приключение снова... Даже если Морти прекрасно бы обошелся и без него. Влево, вправо, вниз, вперед. Рик в сотый раз пересчитывает панели с заключенными, свистит вслед охраннику-жуку, что пролетает мимо с бластером наперевес, и кричит: "Лизни мои яйца, сучара!" Он уже представляет, как дома будет наверстывать бесконечно долгие дни трезвости.