Из-за деревьев не видеть леса (Can't see the forest)

Джокер подманивает Брюса к себе, тот продолжает глупо посмеиваться, хотя дышит, кажется, уже с трудом. Брюс делает несколько шагов вперед, в голове туман. Лицо Джокера кажется совершенно чужим и еще более уродливым без толстого слоя грима, словно вся эта краска придавала его чертам толику порядочности. Псих хватает его за манжеты рукавов, тянет на себя и, поджав губы, заглядывает в лицо. – Почему ты на меня так смотришь? Мм? У меня что-то на лице? – спрашивает он. Брюс оценил иронию, но ничего не говорит, лишь медленно качает головой. Джокер закусывает губу и смотрит на него подозрительно. Он имеет полное право быть подозрительным. Брюс только что ввел ему наркотик, но Брюсу все равно нечего ему сказать, так что, возможно, ответ найдется где-то еще. Псих с усилием поднимается – из-за транквилизатора все тело словно весит в два раза больше обычного – окидывает Брюса оценивающим взглядом и направляется в ванную. Такую же обшарпанную, как все в этом мотеле, но, по крайней мере, там было зеркало. Брюс даже не поворачивает вслед за ним головы. Он стоит рядом с кроватью. В воздухе все еще витает смутно знакомый аромат, он делает вдох, пытаясь прочистить голову. Бесполезно. – Ты смыл мой грим? – стонет Джокер, снова заходя в комнату, на его лишенном краски лице несчастное выражение преданного человека. Брюс так и не поворачивается, чтобы взглянуть на него. – Я решил, что раз уж ты убил единственного человека, которого я когда-либо любил, изнасиловал меня и полностью разрушил мою жизнь, у меня есть полное право на небольшую прихоть, – сухо ответил он, однако Джокер почувствовал оттенок невеселой улыбки в его голосе. – Что ж, до тех пор, пока это тебя забавляет, – Джокер причмокнул губами, этот звук принес с собой напоминание о произошедшем неделю назад. Воспоминание, из-за которого кровь устремилась в одно определенное место. Брюс наконец-то вопросительно посмотрел на Джокера. Но, похоже, даже он пока не знал ответ. Джокер вздохнул и медленно вернулся к кровати, с трудом сел на нее и дернул Брюса за рукав, достаточно сильно, чтобы тот понял, что от него хотят, чтобы тот присел до уровня его глаз. – Я не могу вытягивать шею, у меня просто убийственно раскалывается голова. Что ты мне ввел? – устало спросил Джокер, глядя на Брюса, который покорно опустился перед ним на колени. Они продолжали удерживать зрительный контакт, и все происходящее сейчас ощущалось словно ноша, которую должен нести каждый из них, а не как что-то, за что нужно бороться или к чему нужно принуждать. – То же, что ты ввел мне. В первый раз. – Что-то типа поэтического «испытай на себе сам»? Как-то это банально. – Мне бы пришлось проделать куда больше, чтобы все стало поэтичнее. – Вместо этого, ты бы мог дать мне руку, или обе,– Джокер схватил руки Брюса и потер его ладони своими, оценивая температуру. Затем он прижал его ладони к своим вискам, придерживая их, чтобы Брюс не убрал руки. Закрыв усталые глаза, он глубоко вздохнул. – Не знаю, я тебя нервирую? У тебя руки ледяные. А может, ты просто больше не завтракаешь с тех самых пор, как ушел Альфред? – Брюс вздрогнул от напоминания. – И теперь я – отличнейший компресс, – отозвался он. Они разговаривают. Обмениваются словами, репликами. Не похоже, что это к чему-то приведет, они всего лишь разговаривают. Каждое слово с тяжестью отдавалось внутри Брюса, он почувствовал знакомое желание заплакать. Похоже, плакать перед лицом Джокера стало чем-то вроде привычки. – О, да, ты отлично справляешься с этой работенкой, – произнес Джокер и попытался открыть глаза и улыбнуться. Это выглядело извращенно, вульгарно, но Брюс бы даже сказал, что красиво, если бы перед ним был кто угодно другой. Он все еще не горел желанием приписывать это слово Джокеру; быть с ним было абсолютно чуждо привычной концепции мира. Словно само его присутствие стирало из словарного запаса Брюса все мало-мальски положительные выражения. И все же он закрыл за собой эту дверь. Когда он смотрел на улыбающегося ему Джокера, то ощущал целую гамму чувств, которым не хотел бы давать определения. Он совершенно забыл, что хотел сделать всего лишь парой часов ранее. – Что ты пытался провернуть? – поняв его интуитивно, спросил Джокер, все так же прижимая к вискам ладони Брюса. Брюс уперся локтями в бедра, и теперь они сидели, склонившись друг к другу на каком-то совершенно новом уровне близости. В ответ на вопрос он лишь пожал плечами. – Это имеет значение? – голос слегка дрожал, Брюс все еще чувствовал это натягивающее голосовые связки непреодолимое желание разреветься. – Почему ты вдруг стал таким нигилистом? Может быть, ты пытался... – Пытался сдать тебя полиции и сымитировать свою собственную смерть. А может, и не просто сымитировать, – на мгновение Брюсу вдруг показалось, что если бы он только постарался, то смог бы раздавить ладонями череп сидящего перед ним мужчины. Он удивился тому, насколько же уязвимым сейчас был Джокер – без грима, ослабленный, медленно дышащий, с замедленным сердцебиением. Он чувствовал его ритм кончиками пальцев. Это тоже несколько сбивало Брюса с толку, поскольку ему приходилось признать, что Джокер – живой человек. – Нет-нет, ты принимаешь все слишком близко к сердцу, – пальцы Джокера стиснули локти Брюса, он притянул его ближе еще на пару дюймов. Теперь они почти соприкасались лбами, – ты разве забыл все наши предыдущие встречи? Нет ответа. – Ты не сделал ничего дурного, – Джокер словно повторял слова, когда-то давно сказанные Альфредом. – Все это делал я, не ты. Вовсе не обязательно, хм, убивать себя. Знаешь, вместо этого ты мог бы убить меня. – Разве тебе это бы не понравилось? – прошептал Брюс, сейчас они уже касались друг друга лбами. Когда они находились так близко, слова звучали несколько иначе, словно приобрели другой смысл. «Но это всего лишь иллюзия», – сказал себе Брюс. Иллюзия человеческого контакта. – О, едва мне стоит об этом подумать, как у меня в животе начинают порхать бабочки, – промурлыкал Джокер, описать это можно было лишь одним словом – обольстительно. Его губы сейчас едва не касались губ Брюса, а кончик носа прижимался к его скуле. Дальнейшее было совершенно прогнозируемо, однако произошло все с точностью до наоборот. Брюс отдернул голову и отвернулся от тепла, хотя для этого потребовалось с усилием собрать остатки его воли. Он бы предпочел остаться в том положении навсегда. – Ну и что все это значит? – спросил Джокер, уставившись на Брюса одним глазом, второй оставался болезненно сжатым. – Ты пришел сюда, запер дверь, но, тем не менее презираешь мои объятия и поцелуи? Брюс продолжал сидеть, уставившись в пол. Плечи тряслись. Скопившееся в горле напряжение нашло свой выход, прорываясь в виде беззвучного всхлипа. Еще одного. А затем он просто отпустил себя. Слезы свободно заструились по щекам. Джокер продолжал удерживать его руки, но теперь вместо того, чтобы прижимать их к своим вискам, стискивал в ладонях. Пара ударов сердца, и он, рванувшись вперед, сграбастал Брюса в неловкие, оставшиеся без ответа объятия. Он позволил это Брюсу – оставить руки висеть вдоль тела безжизненными плетьми и собрать все оставшиеся у него силы, чтобы успокоиться. Он укачивал его, поглаживал волосы и целовал в макушку – на его вкус, все это следовало бы делать с большей долей издевки, но только не в этом случае. Брюс – не очередная жертва, зовущая мамашу в последние светлые минуты своей жизни. Его не нужно мучить. Брюс, похоже, в любом случае переводит привязанность Джокера к себе в собственный вид пытки. И он снова не приложил и толики усилий, чтобы вырваться из объятий, хотя и не выглядел расслабленным. – Тише, тише-тише, я не пытаюсь сделать так, чтобы тебе было еще хуже, я пытаюсь сделать так, чтобы тебе стало лучше, – прошептал в темные волосы Джокер. – Ну же, глубокий вдох. Стиснув его еще крепче, Джокер оставил на макушке еще один поцелуй. – Не думаю, что с тобой все потеряно, просто ты сам доводишь все до хуже некуда, – Брюсу все же удалось выдавить пару слов сквозь ком в горле. Но он остался неподвижен. Позволил этому «хуже некуда» происходить, поскольку не в силах был признать, что возможен хоть какой-то иной поворот событий. Тепло, которым баловал его Джокер, с равным успехом могло бы быть и раскаленным адским огнем. Хотя в этом аду было чертовски хорошо. Он не заслужил такого тепла. Брюс хотел бы, чтобы происходящее не было в его власти. Но это он запер дверь. – Я, правда, такой? А я-то думал, что между нами что-то особенное, – пробубнил Джокер, в его голосе слышалось разочарование. Обхватив лицо Брюса ладонями, он стер слезы большим пальцем. – Если все действительно так плохо, почему ты до сих пор здесь? Брюс промолчал. Он даже не предпринял попытку придумать удовлетворительный ответ – ответа в любом случае нет. Вместо этого он улыбнулся и хмыкнул. В ответ на это черты лица Джокера несколько смягчились. Перемена была едва заметна, но Брюсу удалось ухватить ее. Псих снова подался вперед – предплечья оказались на плечах Брюса, пальцы зарылись в волосы – покалывающее ощущение близости вернулось. – Из-за тебя мое сердце тает, ты знал? – вздохнул он. – Знаешь, сегодня я хотел позволить тебе творить все, чего бы тебе ни захотелось, но… Джокер затрясся от смеха и притянул Брюса ближе, снова обнимая его. В этот раз тело в его руках казалось более расслабленным, хотя и осталось раздражающе неуступчивым. – Сдается мне, тебе хотелось бы, чтобы с тобой понянчились, – Джокер закачался из стороны в сторону, поглаживая темные волосы, и добавил: – И это меня, вроде как, поражает. Брюс поддался ему, позволив напряжению схлынуть – в любом случае больше не было смысла удерживать его. Однако его руки все еще оставались безвольно висеть вдоль тела. Джокер схватил их и обернул вокруг талии, затем снова обхватил его тело своими, стискивая в объятиях, и уткнулся носом в его волосы. – Я заставил тебя привязаться к парню, который ни за что не упустил бы возможность вонзить в меня зубы и ногти, если бы таковая у него оказалась. Я был почти уверен, что очнусь в каком-нибудь заковыристом устройстве. Знаешь, я действительно пришел к тебе подготовленным, – бормотал Джокер на ухо Брюса, продолжая укачивать его. – Но, полагаю, так же как и во многих других аспектах, ты все еще хороший мальчик, не так ли? А может быть, ты просто вконец избалован, м? И пальцем не пошевелишь, чтобы получить желаемое, будешь просто ждать, пока это не предоставят тебе на блюдечке. Брюс уткнулся головой в грудь Джокера. Он отчетливо слышал его замедленное сердцебиение. Он не шевелил руками, позволяя им покоиться вокруг тела мужчины. Тепло тела Джокера, звук его голоса, сам голос – все это словно парализовало Брюса. Неизъяснимо родительская и ласковая манера, с которой говорил Джокер, протапливалась внутрь него, словно в глыбу льда, хотя он еще держался. Он был не в состоянии пошевелить и пальцем, даже если бы захотел. Джокер глубоко вздохнул и остановился. Затем обхватил лицо Брюса руками и вгляделся в глаза. – Выглядишь так, словно тебе это правда нужно, это так? Чтобы кто-то типа меня обнимал тебя вот так; не это ли самое темное желание, которое ты так долго скрывал в своем сердце? Мм? – Джокер наклонил голову. – А может это вообще самый первый раз, когда кто-то обнимает тебя вот так? – добавил он тихо. Понять выражение, написанное на лице Джокера без его привычного грима, для Брюса было куда как сложнее. Слова – снисходительные, но тон – нет. В глазах – нотка искренности, но они резали Брюса по живому. – Рейчел никогда не обнимала тебя вот так? – Джокер улыбнулся. Единственное, что Брюсу удалось опознать в его взгляде – чистое любопытство – к каким последствиям может привести упоминание Рейчел. Брюс смотрел на него молча. Он не владел мышцами лица, потому понятия не имел, что Джокер мог прочитать в его выражении, а что осталось от него сокрыто. «Рейчел мертва», – сказал он себе. И единственный положительный момент, который из этого следовал – она в безопасности. В безопасности от Брюса, от того, кто смог пошевелить конечностями, которые до этого момента висели мертвыми плетьми, и смог крепче обнять ее убийцу за пояс. Она никогда не узнает его с этой стороны. Сейчас она в безопасности. Брюс заметил небольшое изменение в выражении Джокера. Тот, очевидно, не ожидал, что в ответ на этот вопрос, Брюс вернет ему ласковый жест. Брюс почувствовал, как губы тронула легкая улыбка. – Рейчел не знала, что мне нравится, когда со мной нянчатся, – тихо произнес он. – Похоже, она плохо тебя знала, да? – Джокер приподнял брови. Он мягко погладил костяшками пальцев щеку Брюса, словно пытаясь вернуть ее холодной бледности немного цвета. – Что ж, по-моему, она много упустила, – и снова эта держащая Брюса за горло улыбка. Рейчел почти совсем не знала его. Она упустила ту часть, в которой у него вставал, едва он оказывался близко с этим маньяком, в которой ему нравилось быть связанным, быть с кляпом во рту, быть оттраханным им, не имея права голоса. Однако Брюс не мог собраться с силами и ответить на этот вопрос. Джокер продолжал гладить его по волосам и лицу, а он сам продолжал хвататься за него, чувствуя как все тело покалывает. – Ты теперь даже не в состоянии разозлиться, – как ни в чем ни бывало, с оттенком жалости в голосе, заявил Джокер. – Да, – согласился с ним Брюс. Несколько мгновений он провел, стараясь собрать расползающиеся мысли в кучу, но Джокер, просто сидя рядом и улыбаясь ему, делал задачу практически невозможной. – Я больше не имею права злиться. – Правда? И куда подевалось это право? – Джокер снова обхватил ладонями лицо Брюса и наклонил его голову сначала влево, а затем вправо, словно ища его. – Отказался от него в первый раз… – В который первый раз? Когда Джокер впервые заставил его кончить? Когда он в первый раз прикоснулся к себе, думая о нем? Когда именно он отбросил иллюзию того, что в его воспоминаниях было хоть что-то хорошее? – В который первый раз, Брюс? – Псих, словно эхо, повторил его слова. – Говоришь, что я забрал его у тебя? Ты это пытаешься сказать? – Ты ничего у меня не забирал, у меня с самого начала ничего не было, – Брюс не был в состоянии выдержать зрительный контакт, словно самым наглым образом лгал. Хотя и знал, что это не так. – Потому что она была святой, да? Она была олицетворением чистоты и справедливости, и ты просто не выдержишь, если омрачишь ее образ своим гневом, потому что такой монстр как ты, не может претендовать на то, чтобы хранить память об этом маленьком идеальном ангеле, верно? – Джокер, стиснув ладонями щеки Брюса, вновь заставил его смотреть себе в глаза. – И что, ты просто забаррикадировался и окунулся в грязь, м? – В его голосе зазвучали металлические ноты. – Я для тебя всего лишь утешающая тебя мразь? Джокер наклонился и потянул Брюса на себя за волосы. К удивлению Брюса, он выглядел немного обиженным. Но Брюс все равно не ответил ему. Джокер щелкнул языком, покачал головой и закатил глаза. Одной ладонью он потрепал Брюса по щеке, другой же с силой стиснул в кулаке его темные волосы. – Молчание – знак согласия. Я думал, нас связывает нечто большее. Брюс уставился ему в глаза, оценивая выражение лица, не скрытого больше краской. Он только-только начал учиться понимать, что означало то или иное выражение. И его мало заботило было ли то, что он видел, искренним или нет. Брюс почувствовал, что где-то в желудке зарождается смех, обрамленный чем-то весьма похожим на гнев. Оторвав руки от талии Джокера, он вцепился в его воротник, с силой сжимая ткань. – Что, например? Что именно, ты думал, нас связывает? – буквально выплевывая слова, произнес он. Его всего трясло, и, судя по всему, Джокеру нравилось то, что он видел в его взгляде. – Ты всего лишь воспользовался моим желанием поддаться всему тому, с чем я пытался бороться, что ненавидел. Ты для меня – ничто. Ты – воплощение всего, что вызывает во мне отвращение. Просто утешающая мразь. – Ага, и раз уж ты был настроен на некоторую ненависть к себе, ты так просто решил, что можешь сидеть тут и тусоваться со мной вместо того, чтобы покончить с собой и уйти в отставку, сохранив хотя бы унцию достоинства? Многие купились бы, но не я, Брюс, – схватив Брюса за руки, Джокер притянул его чуть ближе. – Что ж, а что бы ты хотел услышать? Как, по-твоему, что же нас связывает? – спросил Брюс. Во взгляде – решительность. Он пытался уловить мельчайшие изменения в лице Джокера, приготовившись в ответ на свой вопрос услышать безжалостную насмешку, вот только голос в голове твердил ему, что он услышит лишь ужасающую правду. – Я бы не хотел ничего слышать, дорогуша, мне достаточно просто смотреть, – Джокер свел ноги, сильнее стискивая его бедрами, а руками обнял за шею. – Если бы я мог увидеть тот взгляд, которым ты тогда меня удостоил, еще раз… когда ты оседлал меня, прямо перед тем, как набросился на меня с поцелуями, – с благоговением произнес он. – Этот взгляд сказал мне всё, что мне нужно знать. Правду. Что я заставляю тебя чувствовать то же, что чувствую я сам. – Он наклонился и посмотрел Брюсу глаза в глаза. – Чистым. Полноценным. – Он нежно огладил его лицо. – И, в каком-то смысле, психически вменяемым. – Твой способ выразить это весьма забавен, – запнувшись, отозвался Брюс. – Я себя не просто так Джокером называю. – Ты опоил меня наркотиками, изнасиловал меня и вырезал свое клеймо у меня на заднице только для того, чтобы почувствовать себя вменяемым? – Брюс был близок к тому, чтобы истерично расхохотаться, по щекам снова заструились слезы. – Нет-нет-нет, все это было до того, как я узнал, на что ты способен. Теперь же, когда я знаю… – Джокер прижался лбом ко лбу Брюса. – Это всё, о чем я теперь могу думать. Тогда я делал всё это, потому что нутром чуял, что тебе это должно понравиться. И тебе понравилось. Брюс промолчал. Да, ему понравилось. – Но сейчас, поскольку наши отношения стали более зрелыми, я всего лишь хочу, чтобы ты оказал мне ответную услугу. – Ну, не думаю, что смог бы разрушить твою жизнь настолько же, насколько ты разрушил мою, как бы сильно я ни старался, – сухо произнес Брюс. Прозвучавшая в его словах горечь отскочила от психа, совершенно не задев его, и вернулась обратно к Брюсу, оседая где-то в желудке, вызывая волну слабой тошноты. – О, да брось. Хотя бы попытайся, – Джокер взъерошил его волосы и посмотрел на него задумчиво. – Хотя надо бы тебя как-нибудь приободрить: ты сейчас не в той форме, чтобы разрушить хоть что-либо, – широко ухмыляясь, процедил он сквозь зубы. Пауза, а затем его зрачки расширились, словно он приготовился к нападению. – Ты боишься щекотки? Брюс даже не успел осмыслить этот вопрос, руки Джокера уже соскользнули вниз, к бокам, принимаясь его щекотать. Сначала Брюс был слишком шокирован, чтобы подумать о том, как реагировать на подобное, не считая пары полу-смешков, которые он не смог вовремя подавить. Его разум недавно едва не развалился на части, а теперь его заставили смеяться вопреки всем обстоятельствам. – Прекрати, – попросил Брюс, свято веря, что это единственное, что можно сказать в ответ на подобные действия. Джокер на мгновение сделал ему одолжение, приподнявшись и подаваясь ближе к Брюсу, теперь их лица находились всего в нескольких миллиметрах друг от друга. – Заставь меня, – едва не касаясь губ Брюса своими, тихо отозвался он. Внезапно абсурдность всего происходящего и нетерпение, прозвучавшее в голосе Джокера, заставили кровь в жилах Брюса вскипеть. Джокер снова принялся щекотать его бока, продолжая обхватывать его ногами, приглашая поддаться. Он улыбался, ничего мерзкого в этом не было. Скорее это было мило, и игриво, и нелепо. Брюс дернулся, пытаясь не рассмеяться, но затем его разум капитулировал, и он решил просто заставить мужчину прекратить. Он резко подался вперед и схватил руки Джокера, пригвождая его тело к матрасу собственным весом. Взглянув на него, Брюс почувствовал, как жар волнами расходится от его живота, заполняет чресла, очищает разум ото всех мыслей. Маньяк был счастлив, он едва не сиял от восторга. Теперь он сжимал тело Брюса ногами еще сильнее. Их члены плотно прижимались друг к другу, и Брюс понял, что оба одинаково тверды. Несколько фрикций – всего на мгновение – но Брюс задохнулся. Жар Джокера, твердость его выгибающегося, чтобы прижаться теснее, тела, пульс, который Брюс чувствовал пальцами на его запястьях, и, наконец, улыбка, которой тот его одарил – все это заставляло Брюса хотеть слепо наброситься на него и уничтожить что-нибудь. Но вместо этого он наклонился за поцелуем. Все было так, словно он оказался в чертовом раю. Брюс был уверен: то, что он сейчас чувствовал, люди обычно описывают фразой «бабочки в животе», и он больше не сможет дурачить себя, думая, что испытывает тошноту. Джокер – теплый, манящий. Его язык все сильнее вовлекал Брюса в поцелуй, он урчал и извивался под ним, они продолжали тереться друг о друга, и с каждым мгновением разум Брюса постепенно очищался, а потом он обхватил ладонями изуродованное шрамами лицо. Кожа Джокера удивительно мягкая. Брюс приласкал ее кончиками пальцев, затем медленно погрузив их в зеленые волосы. Те были чистыми, ничего общего с обычно жирными патлами. Джокер действительно пришел к нему подготовленным, грудную клетку прошило уколом не поддающейся описанию боли. Джокер обхватил Брюса руками и вцепился в него крепче. Поцелуй, казалось, длился вечность: ни один из них не был в состоянии насытиться этой медлительной сладостью. Наконец Брюс осознал, что им движет влечение, а вовсе не мрачное желание погрязнуть в грязи. У него не хватило времени, чтобы осмыслить тот факт, что его влечет к Джокеру – тот снова принялся его щекотать, фыркая в поцелуй. Брюс был ослаблен, но еще владел своим телом в достаточной мере, чтобы снова пришпилить запястья Джокера к матрасу. Приподнявшись над ним на пару дюймов, он взглянул в лицо маньяка. – Я же сказал тебе прекратить, – задыхаясь, произнес Брюс, не уверенный, к чему все приведет. Он чувствовал толику веселья, но в большей степени ощущал, что полностью сдался. – А я ответил, чтобы ты заставил меня, – поиграв бровями, расплылся в улыбке Джокер. Брюс вздохнул. – Как? Хочешь, чтобы я тебя вырубил? – Хм, ты хочешь меня вырубить? – Брюс не ответил. Джокер поерзал и сильнее вжался членом в пах Брюса. – Или, может, ты бы предпочел, чтобы я остался в полном сознании и в экстазе выкрикивал твое имя? – Брюс снова ничего не ответил. Он лишь продолжал смотреть на мужчину, пытаясь прочесть выражение его лица, но все, о чем мог думать в этот момент – как сильно он хочет его трахнуть, трахнуть так, чтобы оставить свой отпечаток на этом человеке, точно так же, как тот сделал это с ним самим. – Я не хочу вырубать тебя, – наконец ответил Брюс, ожидая, что будет дальше – Джокер определенно на что-то намекал. – Что ж, значит, удача на твоей стороне, поскольку, как я уже говорил ранее, я пришел подготовленным. С другой стороны кровати стоит сумка, – заговорщицки прошептал Джокер. Брюс посмотрел на него, обдумывая его слова. Наконец он приподнялся, в тот же миг почувствовав сожаление, из-за того, что пришлось отстраниться от маньяка. Тот раскинулся на постели и с нетерпением наблюдал за действиями Брюса. Брюс встал на колени, чтобы расстегнуть молнию небольшой спортивной сумки, стоящей – как и сказал Джокер – возле кровати. Внутри обнаружились джутовая веревка, какая-то ткань, лубрикант, сверток, забитый ножами и ножницами, смена одежды и нечто, что можно было назвать косметичкой Джокера. Брюс вытащил веревку и провел пальцами по небольшому отрезку. Затем поднял взгляд на Джокера, тот буквально просиял. Все еще лежа на спине, он выгнул шею, чтобы смотреть на Брюса вверх тормашками. – Хочешь, чтобы я тебя связал? – спросил Брюс, во рту внезапно пересохло. – Ага, только если тебя не прет с щекочущего монстра, – Джокер расплылся в улыбке и пошевелил в воздухе пальцами. Брюс разрывался на части, с одной стороны он жаждал увидеть, как веревка глубоко вонзится в обнаженную кожу Джокера, когда он даст себе волю, но с другой был полностью парализован открывающимися перспективами. Связать Джокера, значит, не получить с его стороны и толики содействия. Значит, столкнуться со всем одному. Но это то, чего Джокер хотел для себя и то, чего он хотел от него, Брюса. Когда псих поманил Брюса пальцем, его глаза были темны от желания. Брюс поставил сумку со всем содержимым на кровать и сам на нее забрался. Он уставился на смотрящего на него Джокера, не в силах сделать первый шаг. Он даже не знал, каким именно должен быть этот первый шаг. Джокер с ногами забрался на кровать, присел на корточки и запустил ладони под куртку Брюса. – Ты собираешься меня остановить или уже просто примешь происходящее? – спросил Джокер, проводя кончиками пальцев вверх, а затем вниз по его бокам, угрожая ему очередной атакой щекотки. Кожу в местах, где ее легко касались пальцы, покалывало, Брюс отключил мышление. Он возразил, схватив Джокера за отвороты пиджака и одним резким движением стянув ткань. Заставив мужчину лечь на живот – вызвав тем самым несколько удивленное, хотя и довольное хмыканье – он временно обездвижил руки, стянув их импровизированным узлом из перекрученного пиджака. Псих мог с легкостью вывернуться, достаточно лишь несколько движений, так что дальше действовать надо было быстро. Развернув странно послушного Джокера обратно лицом к себе, он оседлал его бедра. Брюс часто дышал, а каменно-твердый член лежащего под ним мужчины, который он чувствовал своим, лишь подливал масло в огонь. Он развязал галстук Джокера, а затем принялся расстегивать пуговицы на жилете и далее на рубашке. Руки дрожали – каждая пуговица приближала его к теплой коже. Все это время Джокер продолжал практически трахать его взглядом, дыша сквозь приоткрытые губы. Когда же грудная клетка оказалась обнажена, Брюс снова засомневался. Ему хотелось, чтобы ему прямо сказали прикоснуться к покрытой мурашками коже. А затем он осознал, что любые словесные команды излишни, ведь даже сейчас каждым его шагом продолжали руководить. Маньяк организовал все это для него, каждая часть сценария была тщательно спланирована, так что он по-прежнему мог притворяться, что у него нет права голоса. Брюс прижал ладони к животу Джокера ниже пупка и провел ими вверх, задев большими пальцами затвердевшие соски и заработав тем самым тихий вздох. Он чувствовал, как дрожит мужчина под ним, как колотится его сердце, и видел в его глазах чистую похоть. Псих чувствовал все это благодаря Брюсу. Осознание этого факта породило в Брюсе бурный всплеск эмоций, сильный настолько, что они могли сломать его. Он обхватил ладонями горло Джокера, с наслаждением впитывая частый пульс. Брюс задался вопросом, станет ли Джокер сопротивляться, если он сейчас попытается задушить его. В действительности он не хотел причинить ему вред, однако его тело жаждало ворваться в него, вцепиться в него с силой достаточной для того, чтобы его пальцы вспороли кожу и проникли под нее. Вместо этого Брюс позволил себе лишь мягко коснуться чужих губ. Он исследовал ямочки на щеках и неровности его шрамов, теряясь в собственном странном благоговении. Он не заметил, что Джокер, сумевший высвободить одну руку, скользнул ладонью под его куртку. На лице Джокера ни намека, что он замыслил шалость, он продолжал смотреть на Брюса с обожанием, что впрочем, не остановило его, и он разрушил момент, снова принявшись его щекотать. Брюс вздохнул и недоверчиво посмотрел на него. Он схватил руку Джокера, удержав ее вместо того, чтобы пригвоздить к матрасу. – Разве у тебя не должно быть головной боли? – спросил он. – Благодаря тебе, дорогуша, у меня повысилось кровяное давление, и – пуф! – все прошло. Знаешь, из тебя получился чертовски хороший компресс, – Джокер высвободил вторую руку и положил ее поверх ладони Брюса. – Однако вижу, что и я творю чудеса с твоей системой кровообращения. Теперь ты согрелся, – тихо произнес он и, дотянувшись, прикоснулся к пылающему лицу Брюса. – А также ни следа этой отвратительной бледности. Кто бы мог подумать – впервые в жизни я оказываю на кого-то хорошее влияние. Джокер смотрел на него с такой нежностью – Брюс был более чем уверен, что еще никто и никогда не смотрел на него так. Если подумать, проведя здесь, с этим монстром, всего несколько мгновений, он получил больше нежности, чем за всю свою жизнь. Ему было страшно это признать, но это было самое человечное из того, что он когда-либо испытывал. Его хватка ослабла, но Джокер не пытался вывернуться. Вместо этого он переплел пальцы с пальцами Брюса. Другая рука психа задержалась на его лице, словно в знак признательности за румянец, причиной которому послужил он сам, а затем скользнула вниз, проводя по покрытому щетиной подбородку и кадыку, чтобы затем вцепиться в воротник рубашки и осторожно потянуть за него. – Перед тем, как ты меня свяжешь, иди ко мне, всего на секундочку, – пробормотал он, обхватывая шею Брюса рукой и притягивая его ниже. Его голос понизился до мелодраматического шепота: – И поцелуй меня так, как умеешь только ты. Ему не нужно было повторять дважды. Брюс и без того уже был на грани, сейчас ему было не до игр в угадайку о своих потребностях, сейчас все они были сконцентрированы на Джокере. Протиснув ему под спину свободную руку, Брюс наклонил голову, встречаясь своими губами с губами психа. И снова почувствовал, как тело пронзил всплеск эндорфинов. Все его существо растаяло, превращаясь в подрагивающую от удовольствия непонятную массу, но какая-то его часть все еще пыталась убедить его, что все происходящее – лишь иллюзия человеческого контакта, поскольку поцелуй для большинства людей – универсальное средство, чтобы ощутить блаженство. Вот только, поцелуи с Рейчел – той, которую он любил – никогда не заставляли его чувствовать нечто подобное. Все это было совершенно в новинку. С него словно заживо содрали всю кожу, оставив его обнаженным, совершенно раскрытым, неспособным больше защитить себя. Но зачем ему вообще защищаться от этого? Когда он был уязвим, как сейчас, единственное, что его окружало – тепло и уют. Он чувствовал, как последние остатки разума покидают его с каждым новым движением языка Джокера, с каждым хриплым стоном, раздающимся из его горла. Псих по-прежнему плотно обхватывал ногами талию Брюса, прижимая их члены друг к другу. От внимания Брюса ускользнул момент, когда он начал двигаться. Это было сделано совершенно бессознательно, всего лишь рефлекс. Джокер целовал его так, что не начать двигаться было попросту невозможно. Их пальцы оставались все так же переплетены, Джокер сжал его ладонь – совершенно незначительный жест, однако и это оказалось для Брюса впервые. В том, как Джокер прикасался к Брюсу, было нечто такое, что даже самый малейший жест проникал глубоко, в самый центр его сущности, разрушая его изнутри. Брюс скользнул под одежду Джокера свободной рукой, позволяя ей свободно оглаживать его тело. Каждый новый толчок бедрами менял что-то в Джокере, и, касаясь его кожи, Брюс начал ощущать эти изменения. Сердце мужчины билось все быстрее и быстрее, дыхание было прерывистым, дрожащие мышцы напряжены, он словно потерял концентрацию, сосредоточившись на поцелуе с Брюсом, начиная стонать все громче и громче. Брюс чувствуя, как тот беспомощно дрожит от его движений, самозабвенно продолжил тереться о пульсирующий жар зажатый меж их бедрами, глубже погружая язык в его рот, словно кормился рождающимися в его горле звуками. Джокер вдруг издал какой-то полу стон полу крик и на пару дюймов оттолкнул от себя Брюса. – Стой, стой… – выдохнул он, с трудом пытаясь выровнять дыхание. Брюсу потребовалось собрать все оставшиеся у него силы, чтобы подчиниться и слегка приподняться на руках, чтобы взглянуть в лицо Джокера. Он смотрел куда-то в одну точку, лицо раскраснелось, Брюс чувствовал, что Джокер все еще дрожит. – Что-то не так? – спросил Брюс, он и сам задыхался. – Просто ты… ты почти заставил меня кончить, – улыбаясь, тихо ответил Джокер. – А я всего лишь просил о поцелуе, – он рассмеялся. Брюс почувствовал, как в ответ на это заявление, внизу живота растеклась раскаленная лава. Голос в глубине его сознания насмешливо хмыкнул. Он только что спросил этого убийцу, что было не так. Как будто хоть что-то в этой ситуации было так. – А тебе многого не надо, – с оттенком насмешки проговорил Брюс, стараясь скрыть, насколько он ошеломлен и дезориентирован. Ему и самому много не надо. Не в его текущем состоянии. – Вообще-то, мне нужно куда больше, но ты… просто ты – это уже чересчур, – псих обхватил лицо Брюса ладонями. – Тебе нужно действовать более аккуратно, иначе ты рискуешь испортить все веселье. Голос в голове посеял злокачественное зерно сомнения. И оно продолжило расти. – У тебя будет масса времени повеселиться, за все то время, пока я продолжаю разваливаться на куски у тебя на глазах, – после небольшой паузы отозвался Брюс. Он не знал, хотелось ли ему больше рассмеяться или расплакаться. Голова вдруг закружилась. Вывернувшись из рук Джокера, он сел прямо. Это бесполезно. Все, что ему удалось удерживать за пределами разума последние несколько минут, сейчас снова билось в тонкую мембрану, закрывающую его сознание, грозя снова наброситься на него. Джокер почувствовал эту перемену и понял, что нужно пресечь ее на корню. Он приподнялся, оказываясь лицом к лицу с сидящим у него на коленях мужчиной, и обнял его руками. – Я говорил о том, веселье, которое рискуешь упустить ты, глупый,– произнес он. Он едва не прожег дыры в Брюсе, уставившись на него, но тот не отводил взгляд. – Знаешь, почему бы тебе не сделать одолжение нам обоим и перестать думать о том, что ты не можешь почему-то чувствовать себя настолько мерзко, как должен бы? Со мной ты никогда не будешь чувствовать себя мерзко. Ты всегда будешь чувствовать себя на своем месте. Именно поэтому ты здесь, именно поэтому ты запер дверь и именно поэтому твое сердцебиение учащается, а ты сам словно светишься. Едва закончив, Джокер тут же поцеловал Брюса. Брюсу удалось уловить толику раздражения в ошеломляющей нежности, что заставило его вернуться в прежнее настроение. Срыв был отложен, но кто знает, на сколько? Брюс практически чувствовал, как растворяется в этой теплоте крупица отчаяния. Еще мгновение – глаза обожгло, они едва не переполнились влагой, но Брюс почти тут же осознал, что на этот раз ему хочется разреветься и рассмеяться потому, что он счастлив. Эту чертову эйфорию он чувствовал благодаря Джокеру. Психопат разорвал поцелуй и взглянул на Брюса – покрасневшего, широко улыбающегося – а затем сграбастал его руку и положил его ладонь на свой член. – А сейчас я могу рассчитывать на то, что ты останешься сосредоточен на решении этой задачи? – спросил он, поиграв бровями. Мгновение Брюс молчал – он был потрясен, все внезапно стало кристально ясно. Наконец, он почувствовал, как губы растягиваются в улыбке, и беззвучно рассмеялся. – Это было ужасно, – отозвался он. Однако руку не убрал. Изучая взглядом лицо Джокера, он мягко сжал пальцами его возбуждение и почувствовал, как у него перехватило дыхание. – Очевидно, это было достаточно хорошо для тебя. А теперь, ну же, давай. Щекочущий монстр весь в нетерпении... – прошептал в рот Брюса Джокер и кончиками пальцев провел вниз по его бокам. Брюс отреагировал тут же. Обхватив Джокера за плечи, он одним плавным движением стянул с них расстегнутую одежду. Ощущение теплой кожи под ладонями вступило в резонанс с самыми примитивными инстинктами, однако теперь он был абсолютно уверен в том, что собирается сделать и куда все это приведет. Брюс отбросил яркие тряпки в сторону и схватил запястья Джокера, приподнимая его руки. – Есть какие-нибудь предпочтения в том, как мне тебя связать? – спросил он. Собственный голос сейчас казался чужим. Он был пропитан похотью. Джокер тяжело дышал. Похоже, сейчас все пойдет гладко, он наслаждался предвкушением. – Как тебе захочется, дорогуша. Это твое шоу. Брюс улыбнулся и потянулся за сумкой. Каждый раз, когда Джокер называл его «дорогуша», что-то пробуждалось внутри, что-то, что он думал, он потерял уже очень давно и никак не мог найти. Взяв веревку и отмерив нужную длину, он разрезал ее ножницами. Психопат внимательно следил взглядом за каждым его движением. Брюс выглядел спокойным и собранным, что в равной степени могло сулить для Джокера или что-то очень хорошее, или же действительно паршивое. В любом случае, ждать псих уже был не в силах. Он задрожал, когда Брюс протянул веревку за его спиной и обмотал его руки. К некоторому удивлению Джокера, тот, формируя и потихоньку шаг за шагом затягивая петли и узлы, не оставил без внимания даже его колени. Брюс наклонился вперед и прижался к его груди, чтобы рассмотреть свою работу поверх его плеча. Брюс действовал очень аккуратно, едва ли не искусно. Изящный узор оплел руки Джокера, фиксируя их за спиной очень близко друг к другу и обездвиживая его без малейшего намека на болезненность. Когда Брюс добрался до уровня локтей, то остановился на мгновение, скользнул ладонями на нижнюю часть спины Джокера, притянув мужчину к себе очень близко. Он отнял голову от изгиба плеча Джокера, где она до этого покоилась, и ткнулся носом ему в шею. А затем принялся целовать ее и мягко засасывать кожу. Джокер вздохнул и откинул голову назад. Этого он не ожидал, но Брюс, похоже, был полон сюрпризов. С того самого момента, когда Джокер начал приводить в исполнение свой небольшой план, он делал ставку на то, что Брюс будет отвечать на любое его действие абсолютнейшей ненавистью, которая будет направлена в равной степени на них обоих. Джокер ожидал, что в ту минуту, когда спустит Брюса с поводка, то столкнется с целенаправленным насилием. Однако несколько недель назад, когда он пригласил его на небольшой кулачный бой, чтобы разжечь их аппетит, единственное, что он ощущал в ударах Брюса – отчаянная потребность в близости. Если быть честным, Джокер думал, что после того, как он впервые попытался заполучить Бэтмена, тот в конечном итоге – рано или поздно – прикончит его. Он считал, что это большее, на что он вообще может надеяться, но даже так он был бы полностью удовлетворен. Но сейчас он видел, что ошибался. То, что было скрыто внутри костюма Бэтмена, оказалось куда как интереснее, чем он предполагал. И гораздо коварнее. Брюс, кажется, в последнее время в какой-то мере завладел его мыслями, и Джокер не был полностью уверен, что понимает, в какой же именно. А прямо сейчас его горячий рот посылал покалывающее удовольствие по его обнаженной шее, подменяя его хладнокровие внезапным, жгучим и практически инстинктивным желанием обхватить шею мужчины руками и притянуть его теснее. Джокер дернул плечами, но все, что ему было доступно – развести предплечья на несколько дюймов в стороны. Брюс усмехнулся, не отрывая губ от его кожи, и из-за этого действия к члену Джокера хлынула волна жара. Он тихо заскулил, когда Брюс, оставив дорожку поцелуев вдоль линии его челюсти и лизнув сонную артерию, вновь схватился за концы веревки и продолжил обматывать его руки. Иногда он следил за тем, что делает, поверх плеча Джокера, иногда действовал вслепую, снова принимаясь целовать и вылизывать его шею, наслаждаясь все более отчаянными вздохами и дрожью, которые заслуживал своими действиями. Наконец Брюс закончил. Руки Джокера вплоть до самых запястий были плотно связаны вместе. – Попробуй, – сказал Брюс, слегка отклоняясь назад, но в то же мгновение Джокер рванулся вслед за ним и впился ему в губы своими, с силой целуя и засасывая их. Наконец он неохотно отстранился. – Прости, я, эм… Если бы я этого не сделал, то я бы просто взорвался… – хрипло произнес псих, глубоко вздохнув. Затем он попробовал пошевелить руками, хоть и знал, что это абсолютно бесполезно. Он был крепко и надежно связан. Он одобрительно посмотрел на Брюса и улыбнулся. – Тебе нравится? – спросил мужчина, возвращая улыбку. Губы все еще покалывало от поцелуя. Он собирался проверить, насколько долго Джокер может продержаться, прежде чем взорвется. – Еще как, но, думаю, вскоре я возненавижу эти веревки? – Вероятно, – улыбка Брюса едва ли не превратилась в волчий оскал. – Но я еще не закончил, – зловеще добавил он и сполз с колен Джокера. – Иди сюда, – позвал Брюс и похлопал по подушке у изголовья кровати. Джокер передвинулся, позволив Брюсу, который больше помогал, чем подталкивал его, уложить себя на спину. Брюс отрезал еще два достаточно длинных куска веревки и уселся перед Джокером. Скользнув ладонями по внутренней стороне его бедер, Брюс раздвинул их настолько широко, насколько только можно. Джокер оказался довольно гибким. Брюс обвязал каждую ногу в двух местах – первая петля совсем рядом с пахом мужчины, вторая под коленом – а затем он, соединив получившиеся конструкции с теми, которыми были обвязаны руки Джокера, крепко связал их вместе. Теперь психопат при всем желании не сможет свести ноги. Брюс осмотрел свою работу и почувствовал, как вся кровь устремилась к члену от открывшегося зрелища. Из-за связанных за спиной рук тело Джокера выгнулось дугой, оставляя его совершенно беззащитным, а из-за впившихся в бедра веревок ткань его брюк еще сильнее натянулась поверх выставленной теперь напоказ выпуклости. А то, как он сейчас смотрел на Брюса, заставило его кожу покрыться потом. Брюс скинул пиджак, но оставил футболку в надежде, что та поможет ему хоть сколько-то уменьшить чувствительность. Брюс положил ладони на бедра Джокера, задержав их там на мгновение. Предвкушение в мышцах Джокера было чуть ли не осязаемо, но Брюс хотел растянуть удовольствие. Наконец он медленно и уверенно повел руками вверх по его торсу, наслаждаясь беспомощной дрожью плоти под ладонями. Тело Джокера – поджарое, а кожа – гладкая, и прикасаться к нему, даже несмотря на наличие бесчисленного количества шрамов, было просто чистейшим удовольствием. Брюс провел подушечками больших пальцев по затвердевшим соскам, наблюдая за реакцией. Из-за всех предыдущих действий самообладание Джокера трещало, похоже, по всем швам. Он, нахмурившись, пытался сдержать скулеж, рвущийся из глотки в ответ на ласковые прикосновения пальцев Брюса к чувствительным комочкам плоти. Наконец руки замерли, горячие ладони медленно поползли вниз по выгнутому дугой телу к одной определенной точке. Брюс провел по нижней части живота Джокера и его члену одним плавным движением, и тот не смог сдержать вздох. А затем коротко потер выпуклость в штанах Джокера и, не задерживаясь надолго, снова повел ладонями вверх по его бокам и выше – по груди. И снова вниз, слегка задевая чувствительную кожу ногтями, и еще раз проходясь по члену. В этот раз руки Брюса задержались, он обхватил промежность Джокера ладонью. Подавшись вперед, Брюс склонился над Джокером, чтобы видеть его лицо, и прижал ладонь сильнее, принимаясь массировать и сжимать плоть Джокера сквозь ткань брюк. Темп был медленный, но и его достаточно, чтобы хранить молчание оказалось сложной задачей. Джокер застонал и посмотрел Брюсу прямо в глаза. То, что в них читалось, явно говорило психу, что легко не будет. Рука между бедер Джокера была неумолима. Брюс тер промежность Джокера с силой достаточной, чтобы он извивался и хватал ртом воздух, но далеко не так сильно и быстро, как мужчине было необходимо. Джокер понял, что Брюс тем самым собирается просто шаг за шагом подвести его к самой грани и удерживать там столько времени, сколько ему захочется. И Брюсу хотелось удерживать Джокера на грани так долго, как только возможно. Он спокойно улыбнулся и наклонился ниже, чтобы поцеловать его. Язык плавно проник в рот, тут же погружаясь глубже, и поминутно наращивая интенсивность движений. Брюки Джокера уже стали влажными, а член резко подергивался, но Брюс и не думал ускорить движения плотно сжимающей ствол ладони. Брюс выдержал выбранный темп в течение еще нескольких минут, а затем начал наконец тереть ладонью промежность Джокера быстрее, в ответ Джокер начал издавать такие звуки, что его собственный член дернулся, привлекая внимание, едва ли не моля об оном. Джокера захлестнули волны дрожи, и они становились лишь мощнее с каждым движением языка Брюса, с каждым сильным рывком его руки на члене. У Джокера не получалось целовать Брюса в ответ, он лишь снова и снова стонал ему в рот, задыхаясь и дрожа. Уже почти! Но Брюс внезапно остановился. Отстранившись и убрав руку, он принялся наблюдать за Джокером. Тот метался на кровати, конвульсивно дергаясь, его тело пыталось кончить после того, как жестокая рука покинула его лишь какими-то секундами раньше, чем это было необходимо. Джокер стонал – но в тоне скорее было больше разочарования, чем злости – и, тяжело дыша, бился головой о подушку. Однако Брюс не позволил ему остыть. Он без предупреждения начал водить кончиком указательного пальца по всей длине члена Джокера вверх и вниз, наслаждаясь тем, как тот рефлекторно, но безуспешно пытается свести ноги – веревки надежно удерживали его. Отстраниться ото рта Брюса он так же не мог. Джокер заскулил, когда влажные губы сомкнулись на его левом соске, принимаясь его посасывать, облизывать, целовать и пощипывать, в то время как палец продолжал медленно двигаться вверх и вниз по пульсирующей выпуклости, время от времени обводя вокруг головки небольшие круги. Другой рукой Брюс обхватил правый сосок Джокера, принимаясь подразнивать его и медленно, но неуклонно сводя мужчину с ума. Джокеру хотелось быть в силах замолчать и перестать уже издавать эти умоляющие стоны, рвущиеся из горла, потому что умолять Брюса было совершенно бесполезно. Тот не собирался останавливаться еще очень и очень долго. Минута за минутой Брюс удерживал Джокера на грани лишь ленивым движением одного пальца. Не смотря ни на что, в самый разгар этой пытки Джокер ощутил прилив гордости. Его мучения – уже достаточное доказательство того, что он хоть что-то сделал правильно. Ему удалось вытащить Брюса из его темной ссохшейся скорлупы, и сейчас Джокер получал удовольствие, пожиная плоды своего труда. Осознание этого едва не убило его. Джокер заскулил и затрясся, его тело, похоже, не было в состоянии понять чего оно хочет больше – уйти от прикосновений Брюса или же податься к ним навстречу. Затем оно приняло решение и рванулось вперед, на все сто используя ограниченную свободу действий. Брюс вознаградил его, прижав ладонь к члену Джокера и плотно обхватив его пальцами. Но двигать рукой он не стал. Брюс начал покрывать шею Джокера теплыми влажными поцелуями, посасывая и вылизывая гладкую от пота кожу, однако с интервалом в несколько секунд он мягко сжимал ладонь. Джокер взвыл и принялся крутить головой, прижимая ее к подушке, когда Брюс снова принялся ласкать его соски. От движений языка Брюса тело Джокера прошила теплая покалывающая волна, которая устремилась прямо в член, однако она тут же угодила в ловушку безжалостной хватки Брюса без шанса найти выход. – Я думал… думал, что я у нас плохой парень, – прохрипел Джокер. Он попытался рассмеяться, но дыхание перехватило еще в легких, когда Брюс усмехнулся и сделал рукой несколько медленных, снисходительных движений. От этого на глазах Джокера едва не выступили слезы, и вот это он действительно находил забавным. Точнее мог бы, если бы не был связан, и если бы это не было самое начало. Брюс не торопясь повел вниз по дрожащей груди Джокера дорожку из поцелуев, заставляя его с беспокойством ожидать того, что последует дальше. Опасения Джокера оказались не напрасны. Брюс прижал ладони с внутренней стороны его бедер, совсем рядом с пахом, обрамляя его член большими и указательными пальцами. Его рот находился в каких-то дюймах от члена, все еще сдерживаемого слоями туго натянутой влажной ткани. Однако ткань не спасала Джокера от жаркого дыхания Брюса – тот прекрасно его чувствовал. Так же отчетливо Джокер почувствовал тепло долгого поцелуя, за которым последовал еще один, а затем еще один. Он чувствовал и все последующие за поцелуями ленивые мазки языка, массирующего каждый дюйм пылающего, пульсирующего пучка нервов и игнорирующего разочарованные граничащие с криками стоны, которые Джокер уже был не в силах сдерживать. Брюс оказался весьма изобретательным в том, как разорвать психа в клочья. И достаточно эффективным. Он, двигая головой вверх и вниз, покрывал сладкими краткими поцелуями всю длину члена Джокера, время от времени задевая его зубами и создавая тем самым вибрации, из-за которых на глазах Джокера едва не выступили настоящие слезы. Брюс посасывал самый кончик и обводил языком каждый дюйм плоти. Он сжал рукой задницу Джокера, продолжая ласкать его ртом спереди, посасывая и вылизывая его до тех пор, пока штаны психа не пропитались его собственной смазкой и слюной Брюса полностью, а во рту мужчины не пересохло. Джокер, едва удерживающийся от слез, балансирующий на самой грани, задался вопросом, не пробормотал ли он между стонами слова мольбы. Он наделся, что это ему лишь показалось, поскольку Брюс мог неправильно их понять. По всей вероятности именно это и произошло. Брюс расстегнул ширинку на брюках Джокера и приспустил его трусы, освобождая пунцовый член из плена. Ощутив, как часть давления с напряженной плоти исчезла, Джокер облегченно вздохнул, однако Брюс не собирался позволить мужчине наслаждаться этим долго. Нагнувшись, он вобрал всю длину его члена в рот полностью, тут же принимаясь сосать его, двигая головой вверх и вниз и совершенно не сдерживаясь. Джокер никогда не был большим любителем обсценной лексики, полагая, что обращение к матерным словам в кризисные моменты – это признак эмоциональной слабости. Но прямо сейчас, ему на это было абсолютно наплевать. – Твою мать, – успело вырваться у него, прежде чем из легких выбило весь воздух. Осмелившись посмотреть вниз, Джокер тут же понял, что это была ошибка. То, как смотрел на него Брюс, обводя языком головку его члена и сцеловывая каплю смазки, выжгло дотла все нервы. Тем не менее, Джокер не мог отвести взгляд. Обхватив ствол ладонью, Брюс начал дрочить ему, подхватывая быстрый ритм движений ртом. Восхитительно жарко, ненасытно. Язык Брюса смаковал его, словно не пробовал ничего вкуснее в жизни, и все это с ним делал Брюс. Тот самый Брюс, который плакал в его руках и пытался уйти прочь меньше часа назад. Что-то внутри треснуло, и Джокер осознал, что чувствует нечто большее, чем просто удовлетворение от достижения успеха. Однако он не мог обдумать это прямо сейчас. Еще мгновение – и он кончит, на какую-то долю секунды в голову Джокера пришла иррациональная мысль, что в этот раз Брюс позволит ему кончить. Он в надежде толкнулся в приветливый жар. Его стоны становились все громче и громче, но когда он уже был вот-вот готов, все снова прекратилось. Джокер зарычал, а затем заскулил. Все тело колотило, он, прищурившись, попытался успокоиться, но не смог. Ему казалось, что вся кровь прилила к члену и куда-то еще стремиться не собирается. Джокер искренне полагал, что еще чуть-чуть, и он взорвется. Брюс наблюдал за Джокером, не произнося ни слова. Сейчас собственные мысли казались Брюсу невообразимо чуждыми; собственные действия не ощущались осознанными, однако многое свидетельствовало об обратном. Каждый из предпринятых шагов был преднамеренным, и он чертовски хорошо знал, что делает. Он не был под действием наркотиков, не был связан, его никто ни к чему не принуждал, и происходящее не было частью сценария Джокера. Все это Брюс делал сам. Ему не хотелось знать, с чего все началось, но он знал к чему все шло. И прежде чем он сломается, ему хотелось забраться так далеко, как сможет. И потому Брюс наблюдал за тем, как неспособный подчинить своей воле собственное тело психопат дергался у него перед глазами в конвульсиях. Тело Джокера было покрыто потом, мышцы судорожно содрогались. Он был неестественно человечен. Все это не должно было вызывать такое благоговение, но почему-то вызывало. Брюс, приложив лишь необходимое количество силы, несколько раз ударил Джокера по грудной клетке раскрытыми ладонями, а затем проделал то же самое с внутренней стороной его бедер, зная, что благодаря этому кровь, вместо того, чтобы ожидать освобождения, которое все равно не наступит, отхлынет обратно в другие части тела мужчины. Джокер, кажется, немного успокоился. Он, все еще тяжело дыша, открыл глаза и расплылся в улыбке. Затем он начал хрипеть, но звук вскоре перемешался с высоким смехом. – О, спасибо. Ты ведь уже делал это раньше, не так ли? А я, когда встретил тебя впервые, подумал, что ты этакий консервативный придурок, – пробубнил Джокер. Дыхание у него все еще было поверхностное. – Ударь меня снова, м? Это срабатывает просто чудесно. Брюс снова хлопнул ладонями по груди Джокера, вызвав тем самым довольное хмыканье, а затем коротко растер покрасневшую кожу, словно пытаясь стереть оставленные отметины. Брюс не знал, что сказать, и прямо сейчас надеялся, что ему и не придется ничего говорить. Не то, чтобы он не хотел слышать болтовню Джокера, но это отвлекало. Когда всего лишь мгновением ранее Брюс услышал из его уст слово «пожалуйста», первым порывом было – угодить ему. И Брюсу пришлось приложить много усилий, чтобы вместо этого усугубить положение Джокера. – Хотя знаешь, возможно, если ты планируешь продолжать, ты захочешь заткнуть мне рот кляпом. И смею предположить, ты планируешь продолжить? – Джокер, похоже, рассуждал в том же направлении, что и Брюс. – Ты действительно неплохо разбираешься во всем этом, знаешь ли, и я был бы признателен за возможность сжать что-нибудь зубами. Брюс остался неподвижен. Он словно пытался набраться мужества, прежде чем окончательно лишить себя содействия Джокера, когда тот не сможет больше говорить. Концертом на все сто процентов будет руководить Брюс. Наконец он задавил все опасения и принялся рыться в сумке в поисках подходящего куска ткани. Найдя оный, он снова развернулся лицом к Джокеру. Джокер, все еще каменно-твердый и дрожащий, улыбался Брюсу с полным обожания взглядом. Брюс снова почувствовал окативший его поток тепла и рой чертовых бабочек. Ощущая ком в горле, он поднес ткань ко рту Джокера. – О, постой-постой-постой, – остановил его психопат. – А что если мне понадобится сказать стоп-слово? В течение нескольких мгновений Брюс просто пристально смотрел на него в полной тишине, а затем приподнял брови. – У тебя есть стоп-слово? – спросил он. – Угу. – И какое? – Угадай. – Рейчел? – не задумываясь, произнес Брюс, но почувствовал, как в желудке проворачивается ледяной кинжал только, когда Джокер начал ржать, кивая головой. Тем не менее, Брюс улыбнулся и плавным движением завязал кляп, эффектно обрывая смех. – Я знаю, что ты бы предпочел, чтобы я пришел в ярость и избил тебя, – не разрывая зрительного контакта, спокойно сказал Джокеру Брюс. Он не осознавал, что вообще произносит что-либо, слова, казалось, появились из ниоткуда. – И, возможно, тебе нелегко понять, что я с тобой делаю, а делать это я собираюсь еще очень и очень долго. Так что, если тебе будет нужно, чтобы я остановился, просто помотай головой. Если хоть какие-то из эмоций, которые можно было прочитать на лице Джокера настоящие, то, судя по его взгляду, он был глубоко впечатлен и сильно потрясен. Было еще кое-что, название чему Брюс не хотел давать. Это слово просто исчезало из его словаря, когда он был с этим человеком. Оно просто не существовало, твердил он себе. Однако не чувствовать Брюс не мог. Оно бурлило практически на поверхности, капля за каплей рвалось из него, пока он, наклонив голову, целовал шею и ключицы Джокера. Он провел ладонями вниз по выгнутому дугой телу, обхватил рукой член и принялся дрочить его в медленном темпе. Брюс никак не мог насытиться вкусом его плоти. Теплого, гладкого, восхитительно живого тела. Он практически мог ощутить пульсацию нервных окончаний под слоем кожи, губами он чувствовал рожденные тихими стонами вибрации. Брюс повторил путь ладоней ртом, оставив на теле Джокера дорожку из поцелуев, и угнездился между его бедер. Он обхватил головку губами, а ствол обеими руками и принялся большими пальцами поглаживать его по всей длине вверх и вниз, неторопливо выводя небольшие круги. Брюс тщательно массировал член руками и сосал самый кончик, снова и снова обводя его языком до тех пор, пока не увидел, как по тяжело вздымающейся грудной клетке мужчины стекают ручейки пота, а к звукам, рождающимся в его глотке, не примешалось достаточно, на вкус Брюса, отчаянных ноток. Тогда Брюс остановился и просто сжал руку у основания сильнее. Джокер снова потерял контроль над собственным телом. Его всего колотило, он что-то рычал. Джокер был рад, что теперь у него была возможность вцепиться во что-то зубами, но это было лишь небольшим утешением. В этот раз Брюс не был к нему столь же снисходителен и не стал его ударять. Брюс выпрямился, сел сбоку от Джокера и просунул одну руку ему под плечи, удерживая на месте, а другой все так же обхватывая член. Он дал Джокеру лишь пару секунд, чтобы немного остыть, а затем снова начал медленно двигать рукой. Ладонь обхватывала член достаточно сильно, и время от времени Брюс ласково потирал сочащуюся дырочку большим пальцем. Брюс пристально смотрел на Джокера, словно пытаясь выжечь в памяти картину перед глазами. Психопат плотно зажмурил глаза, очевидно, изо всех сил пытаясь успокоиться, но это было бесполезно. Он скулил и хныкал в ответ на каждое мучительно медленное движение ладони на члене, дыхание у него перехватило. В итоге он издал настолько жалостливый звук, что Брюс непременно почувствовал бы себя ужасно из-за того, что творил, если бы обстоятельства были хоть немного иными. Прямо же сейчас он минута за минутой продолжал начатое, и его не смутил даже тот факт, что сейчас по щеке Джокера катились слезы. Брюс подался вперед, чтобы сцеловать их. – Хочешь, чтобы я остановился? – спросил он, все еще продолжая двигать рукой. Джокеру пришлось приложить усилия, чтобы открыть глаза и посмотреть на него. Он выглядел действительно измученным, но отрицательно помотал головой. Увидев это, Брюс выпустил его член. Джокер снова зажмурился, громко и четко озвучив, насколько недоволен, впрочем, звук быстро сменился приступом смеха. Брюс с улыбкой наблюдал за ним. Его пальцы сильнее сжались на плече психа. – Я же говорил тебе, что будет означать помотать головой, – тихо произнес он и слизал еще одну слезу. Брюс вспомнил, как это же самое делал Джокер после первого раза, когда он, опустошенный после секса и плачущий, сидел на полу. Он так же вспомнил, как увидел его лицо впервые. Покрытое боевой раскраской; размытая картинка на экране. А теперь Джокер прямо перед ним, раскрасневшийся и уязвимый, с мокрыми слипшимися от слез ресницами. Брюс даже мог подсчитать все веснушки у него на носу. Он вдруг почувствовал желание обладать им. Брюс попытался не думать обо всем том, что пробуждал в нем Джокер, но его все равно уже затянуло. Выпрямившись, Брюс потянулся за ножницами. Затем он схватил пояс брюк Джокера и принялся разрезать ткань, следя за тем, чтобы не поранить его лезвиями, но при этом умудриться пролезть под веревками. Ему потребовалось некоторое время, чтобы освободить от ткани одну ногу, так что Брюс взял небольшой перерыв, чтобы засосать все еще твердый член и тем самым вернуть Джокера к краю. Его не переставало удивлять то, насколько ему нравилось ощущать во рту эту бархатистую горячую плоть, чувствовать, как та пульсирует на языке, наблюдать, как мужчина буквально разваливается на кусочки от каждого движения. Брюс всегда знал, что психопат одержим им, в совершенно различных смыслах этого слова, но он только сейчас смог разглядеть ростки своей собственной одержимости. Он насадился на член Джокера глубже, до тех пор, пока головка не уткнулась в заднюю стенку горла, и начал с силой сосать. Услышав стон, Брюс в тот же момент остановился и расплылся в улыбке, а затем вернулся к прежнему занятию, принявшись разрезать брюки дальше. Дрожащий и дергающийся Джокер снова рассмеялся. Брюс осознал, что получает удовольствие от того, в каком тот был состоянии. И, несмотря на то, что все буквально кричало об обратном, Брюс чувствовал себя психически здоровым. Брюс закончил свою борьбу с брюками и нижним бельем Джокера и отбросил лоскутки ткани в сторону. Затем, сняв с мужчины ботинки и яркие носки, он улучил момент, чтобы полюбоваться открывшимся зрелищем. Он был не в том состоянии, чтобы отрицать, что прямо сейчас Джокер казался ему всепоглощающе красивым. Заметив, что собственная футболка успела пропитаться потом, Брюс решил, что настало время от нее избавиться. Едва та отправилась на пол, Брюс почувствовал обжигающий взгляд Джокера, впившийся в его обнаженное тело. Когда Брюс посмотрел на него в ответ, на него обрушилось понимание, что еще никогда за всю жизнь никто не жаждал его настолько же сильно. Если только это не актерское мастерство Джокера, но как только Брюс обхватил голову мужчины ладонями и взглянул ему глаза в глаза, он понял. Это не игра, не притворство. Понимание этого просочилось в костный мозг, наполнило его до краев, до тех пор, пока глаза не стало обжигать. Брюс понял, что в это конкретное мгновение Джокер любит его. Понимание оглушило Брюса. Он склонился над телом Джокера, прижимаясь грудной клеткой к его груди, и ощущение соприкосновения кожи с кожей послало по нервным окончаниям искры. Теперь у него не выйдет вытащить себя обратно на поверхность. Брюс улыбнулся мужчине и провел рукой по его лицу, видя, как улыбка отражается в его глазах. А затем, не осознавая, что по щеке катится слеза, Брюс тихо рассмеялся. – Итак, ты подмылся? – все еще улыбаясь, спросил Брюс, и, как и ожидал, Джокер разразился смехом, услышав вопрос, который когда-то, слово в слово, задавал сам. Мужчина энергично закивал. Брюс усмехнулся и прикоснулся к его губам, засасывая затем нижнюю, прикусил ее и мягко потянул вверх. Он видел, что за показным весельем Джокера скрывается нечто куда более глубокое, нечто, что вызвало в психе его маленькое представление. Возможно, знать, что Брюс обладал такой властью над Джокером, было бы чертовски приятно, если бы не было столь разрушительно. Брюс сел прямо и положил ладони на грудную клетку Джокера. Он лениво провел руками по его телу вверх, и затем вниз, слегка царапая ногтями бока. Прикосновение словно хлестнуло кнутом, стало болезненно очевидно, что Джокер все еще находится на самой грани. Брюс еще несколько минут ласкал его кожу, легко скользя ногтями по внутренней стороне его бедер, едва касаясь резко сокращающихся мышц его живота и груди, а затем, распаляя дрожащую плоть, снова уверенно направил ладони вниз. Наклонив голову, Брюс оставил несколько легких поцелуев на грудной клетке Джокера, затем, вобрав один из сосков в рот, начал не спеша его сосать, в это же время его рука оказалась между бедер Джокера, несколько раз огладила его член по всей длине, а затем скользнула ниже, пальцы потерли вход. Уже скоро Брюс его трахнет. Он чувствовал головокружение, даже просто думая об этом, а кровь едва не кипела даже из-за самых тихих стонов, срывающихся с губ Джокера. Брюс провел языком вниз по покрытому потом телу психопата, обхватил кончик его члена ртом и коротко пососал, обводя языком чувствительную щелочку. Затем оставил дорожку поцелуев по стволу вниз, пососал каждое из яичек и, скользнув руками под его задницу, приподнял ее немного, чтобы получить лучший доступ. Брюс целовал и лизал сморщенное колечко мышц, начав затем тыкаться в него языком, погружаясь все глубже и глубже, выводя бесчисленное количество небольших кругов до тех пор, пока мог выдерживать стоны и крики Джокера. Брюс чувствовал, что медленно, но верно достигает своего собственного предела, как физического, так и эмоционального. В руке оказалась бутылочка лубриканта, он даже не осознал, когда успел до нее дотянуться. Выдавив на указательный палец щедрое количество смазки, Брюс протолкнул его в тугую теплоту. Почувствовав, как вокруг него сжалась плоть и, услышав то, как простонал Джокер, Брюс задался вопросом, а не первый ли он человек, кто проделывает с Джокером подобное? – Ты уже делал это прежде? – в следующую секунду Брюс понял, что задает вопрос. Он был вполне уверен, что все то, что обычно находилось в его голове, заменил горячий пар, эффективно уничтожающий дистанцию между обдумыванием мысли и озвучиванием ее. Однако он не двигал рукой, ожидая ответа. Джокер посмотрел на него и приложил максимум усилий, чтобы сквозь кляп проговорить отчетливое «нет», чтобы Брюс снова не решил, что он отрицательно мотает головой. Сжимая зеленые волосы в кулаке и наклоняясь ниже, так, что теперь их лица были всего лишь в каких-то дюймах друг от друга, Брюс чувствовал, что вместе с воздухом с его губ едва не срывается смех. Он погрузил палец еще чуть глубже, вызвав этим пораженный вздох. – Тогда тебе надо расслабиться, иначе тебе будет чертовски больно, – сказал он Джокеру. – И я знаю, о чем говорю – у меня был подобный опыт. Джокер начал хохотать. Он пытался извиниться, но изо рта вырывалось лишь что-то совершенно невнятное. Однако веселье моментально сменилось шоком, Джокер ахнул, когда палец внутри, надавив на верхнюю стенку, прошелся как раз по искомой точке. Брюс начал медленно тереть ее, наблюдая за тем, как широко распахнулись глаза мужчины, и как у него на несколько секунд перехватило дыхание, которое вырвалось затем с громким удовлетворенным стоном, о котором Брюс мог только мечтать. Вытащив палец, Брюс приставил к анусу Джокера горлышко бутылочки с лубрикантом и выдавил внутрь изрядное количество. Его личный опыт так же говорил о том, что это может оказаться хорошей идеей. Слушая услаждающее слух напряженное хрипение, Брюс начал снова подготавливать Джокера, в этот раз проталкивая внутрь сразу два пальца. Он растягивал мужчину, разводя пальцы в стороны во всех направлениях и совершая ими круговые движения. Каждый раз, когда он касался верхней стенки, Джокер кричал что-то, а по его щекам скатывались свежие слезы. Спустя пару минут Брюс добавил третий палец и, значительно замедлив темп, принялся неторопливо массировать нужное местечко. Наклонив голову над членом Джокера, Брюс подул на головку и, отметив как тот дернулся, принялся покрывать ствол влажными поцелуями, достигнув головки, Брюс жадно слизал полупрозрачные бусины предэякулята. Джокер, казалось, осыпал его голову проклятиями с каждым стоном, которые срывались с его губ все то время, пока Брюс продолжал сосать самый кончик его члена. Вытянув руку, Брюс начал тереть покрасневший сосок, время от времени слегка щипая его. Когда стоны Джокера слились в один беспрерывный поток, Брюс провел губами по его торсу вверх до второго соска. Нежно поцеловав его, он принялся перекатывать напряженный комочек плоти языком снова и снова. Наконец, Брюс начал двигать пальцами внутри быстро и жестко, и то, как психопат начал вскидывать бедра ему навстречу, подсказало, что тот более чем готов. Брюс улыбнулся в ответ на дикий рык, который раздался, когда он остановился, и приподнял голову. – То, что я делал только что, это было больно? – спросил Брюс. Джокеру удалось выдохнуть приглушенное «нет» между хрипами. Нет, больно Джокеру не было. Это его едва не убило, всего-то. Все происходящее было похоже на суровое испытание. Джокер считал, что знает о пытках все, но, к сожалению, или же к счастью, восторгу и торжеству, он ошибался, и теперь столкнулся с этим лицом к лицу. Каждое слово, каждая улыбка, которыми награждал его Брюс одновременно в равной степени, и вызывали гордость, и заставляли его оцепенеть. Кто бы мог подумать, что потеря заостренных ушей откроет запасы истинного потенциала Брюса для решения проблемы борьбы с отбросами общества? Хотя судя по тому, как Брюс смотрел на него сейчас, сидя между его бедер и начиная расстегивать молнию на собственных брюках – Джокера он отбросом не считал. Джокер для него не какой-то кусок дерьма, который убил единственную настоящую любовь всей его жизни. Он не утешающая его мразь. Джокер никогда и не подозревал, что испытывать триумф может быть настолько мучительно. Брюс приспустил свои брюки и нижнее белье, не утруждаясь тем, чтобы снять их полностью. Смазав собственный болезненно пульсирующий член лубрикантом, он с горечью осознал насколько пренебрегал собой до сих пор. Но Брюс знал, что может продержаться еще некоторое время. Самоконтроль в подобной ситуации – последнее, для чего были предназначены все его упорные тренировки. Вцепившись в бедра Джокера, Брюс начал погружаться в гостеприимную теплоту. Войдя полностью, Брюс с улыбкой посмотрел на мужчину. Этот монстр вполне мог оказаться последним человеком, которому Брюс улыбался, и первым за многие годы, кто придал его улыбке смысла. – Все нормально? – спросил Брюс. Он не имел ни малейшего понятия, почему изо всех сил старается не причинить Джокеру боль, опять же, это его прощальный ритуал. Не было совершенно никакой необходимости делать ему больно. Джокер кивнул и, насколько мог, попытался подтолкнуть Брюса действовать, словно призывая позаботиться уже и о себе. В глазах Джокера читалась ответная улыбка. Брюс прикусил внутреннюю сторону щеки, чтобы унять жжение в глазах, и, несмотря на то, что в горле застрял ком, постарался выровнять дыхание. Он начал трахать Джокера медленно, стараясь насладиться ощущениями. Брюсу даже сейчас хотелось продлить этот момент насколько возможно. Он принялся блуждать ладонями по коже Джокера, практически чувствуя дрожь удовольствия, прошивающую тело мужчины от каждого ленивого толчка. Наклонившись, Брюс поцеловал его в шею и обхватил руками за талию, чтобы было удобнее в него погружаться. Джокер опустил бедра, чтобы усилить ощущения, но Брюс не стал ускоряться. Он подался еще ниже, прижимаясь грудью к грудной клетке Джокера. Посасывая тонкую кожу в местечке, где бился пульс, Брюс обнял мужчину крепче и прижался к нему еще теснее. Брюс начал чередовать темп – длинные, плавные толчки, затем короткая серия быстрых и неглубоких – фокусируясь на том, чтобы его член каждый раз задевал нужную точку, от чего Джокер кричал и был практически готов перекусить свой кляп. Одной рукой Брюс обхватил покрытое шрамами лицо и, поддерживая зрительный контакт, начал входить максимально глубоко, двигая бедрами круговыми движениями. Глаза Джокера закатились. Кажется, он сорвал голос. Сейчас он издавал лишь хриплые вздохи, перемежающиеся с короткими, жаждущими поскуливаниями, которые прекрасно резонировали с состоянием Брюса, заставляя его чувствовать, что он плавится. Член психа был зажат между их телами, но, даже не смотря на то, что Брюс был уверен, что трения, чтобы удерживать Джокера на грани, достаточно, он решил, что пришло время дать ему еще чуть больше. Брюс обвел ртом кляп и мягко прикусил нижнюю губу Джокера, все еще делая упор на том, чтобы не причинить ему и капли боли. Затем поцеловал шрам, рассекающий ее ровно посередине, выпрямился и взглянул вниз. Это зрелище Брюс с радостью унесет с собой в могилу. Впрочем, вполне вероятно, он может оказаться в ней довольно скоро, однако в данный момент Брюс, не испытывая ни капли стыда, наслаждался открывшейся глазам картиной. Он разглядывал покрасневшую блестящую от пота кожу и дрожащие поджарые мышцы. Плоть конвульсивно сокращалась, чутко реагируя на каждое его движение. Зрение начало слегка затуманиваться, вероятно, предвещая скорую развязку. Давление в голове стало невыносимым. Схватив член Джокера, Брюс начал дрочить ему в том же ритме, в каком двигались его бедра, уделяя огромное количество внимания тому, чтобы каждый толчок был максимально глубоким, точным и аккуратным. Брюс понял, что тихо мурлыкал каждый раз, когда сжимал истекающий ствол, потому что благодаря этому Джокер непроизвольно сжимался и яростнее вскидывал бедра, и пульсация вокруг его собственного члена становилась ощутимее. А звуки, которые издавал Джокер, лишь добавляли происходящему остроты. Когда разум Брюса затуманился, и он начал трахать Джокера в стабильном темпе, сохраняя его неизменным достаточно долго для того, чтобы подарить Джокеру проблеск надежды, из пересохшего горла мужчины вырвался восторженный крик, который осел в нижней части живота Брюса, словно осколок шрапнели, посылая в его собственный член всплеск раздирающего жара. Сейчас он едва был в состоянии видеть хоть что-то. Наклонив голову, Брюс слепо ткнулся губами, целуя изогнувшееся аркой тело. Его движения все ускорялись и ускорялись. Они оба уже почти достигли высшей точки, Брюс чувствовал, как эйфория Джокера проникает через кожу в самое нутро. Но затем Джокер, резко хватанув воздух, подавился собственной слюной. Брюс сначала не понял, что произошло, но остановился, позволив замешательству взять над собой верх лишь на доли секунды. Дальше он действовал на автомате. Выйдя из тела мужчины, он поднял его, помогая встать на колени и принять более удобную позу для того, чтобы можно было прокашляться. Схватив ножницы, Брюс насколько мог аккуратно разрезал кляп и вытащил его изо рта Джокера. Много тому времени не понадобилось, уже довольно скоро единственным звуком, который продолжал нарушать тишину, осталось тяжелое частое дыхание. Джокер взглянул на Брюса, псих был утомлен, но он широко ухмылялся. – Оу, извини, я испортил момент, – хриплым голосом произнес Джокер и прокашлялся. Он все не мог отдышаться. Брюс сверлил его взглядом, оставаясь неподвижным так долго, что пот на коже успел остыть. Джокер ничего не говорил, ничего не делал, лишь тепло смотрел на Брюса в ответ, и в его взгляде читались сотни вопросов. Так же молча Брюс начал разрезать ножницами обвивающие руки психа веревки. Джокер прищелкнул языком и скорчил извиняющуюся мину. – Все настолько плохо, а? – Джокер наклонил голову в попытке поймать взгляд Брюса. – Хм? О, да брось, все ведь еще можно исправить? Он снова открыл было рот для того, чтобы сказать что-то, но Брюс прервал его на середине предложения поцелуем. Настолько сладких поцелуев Джокер еще не получал, а он внимательно их отслеживал. Вздохнув, он охотно ответил, не осознавая, что его руки были свободны. Они полностью онемели. Брюс так же освободил от пут и его ноги, обнажив оставшиеся от веревок белые следы, которые стремительно начали наливаться красным. Он выждал несколько минут, прежде чем начал растирать плечи Джокера, словно пытаясь снова вдохнуть в них жизнь. Оба разорвали поцелуй, чтобы взглянуть друг на друга. Джокер, ни слова не говоря, наблюдал за действиями Брюса. – Ты просто соскучился по тому, как я крепко обнимаю тебя своими сильными руками, верно? – хрипло спросил Джокер, он явно был удивлен. Брюс улыбнулся, в его дыхании чувствовалась дрожь смеха. Брюсу просто не хотелось оставаться наедине с собой в эти последние мгновения. Его окружило неотвратимое чувство определенности, он был напуган. Когда Джокер захлебнулся, рухнул еще один слой защиты Брюса. Джокер не мог быть настолько человеком, ведь так? Он не мог на самом деле чувствовать все то, что отражалось в его глазах. Однако отрицание этого боль не уменьшит. Брюс добрался до отметин рядом с пахом и начал массировать ноющие бедра. В поведении Джокера что-то изменилось. Черты его лица смягчились. Обняв Брюса руками, он притянул его ближе, втягивая в поцелуй и утягивая за собой так, что когда Джокер упал на подушки, Брюс оказался сверху. Брюс в свою очередь обхватил Джокера руками и стиснул его в крепких объятиях. Чем бы ни было это чувство, которое он сейчас испытывал – оно было яростным, словно его внутренности в замедленном темпе пронзали осколки стекла, однако то, что рвалось из Брюса, было полной противоположностью. Каким-то образом, незаметно для себя Брюс в итоге сублимировал собственную боль в теплоту. Его сознание мерцало, как упавший и разладившийся стробоскоп. Джокер обхватил его ногами за поясницу и притянул обратно в себя. Брюс, целующий и трахающий его, чувствующий его объятия, чувствующий незыблемость и легкость, больше не мог сказать, кто же он такой. Их тела шлепались друг о друга, Брюс вцепился в плоть Джокера, и, погружаясь все глубже и глубже, стонал ему в рот, и внезапно собственные эмоции стали для него кристально ясны. В этот момент, обласканный и изнеженный этим монстром, Брюс смог признать, что Джокер был прав относительно всего. Он чист. Полноценен. И психически здоров настолько, насколько только может. Обхватив зажатый между их телами член Джокера, Брюс начал быстро ему отдрачивать, продолжая прижиматься к мужчине максимально близко. Брюс всеми доступными ему способами хотел почувствовать, как Джокер кончает. Испив с чужих губ сладкие приглушенные стоны, он улыбнулся. Псих вцепился ему в плечи, и Брюс заметил знакомые признаки. Их поцелуй утратил хваткость, сердцебиение ускорилось, дрожь под кожей нарастала, все сильнее и сильнее, с каждым новым глубоким, попадающим точно в цель толчком, Брюс все еще испытывал некоторое напряжение, словно боялся, что все может закончиться в любую секунду – снова – однако этого не происходило. Все продолжалось дальше, и дальше, и дальше, Брюс все целовал Джокера так, словно тот был для него самым драгоценным человеком во всем мире, а его горячий член вонзался в тело мужчины, не давая ему передохнуть. Брюс продолжал дрочить Джокеру, обхватывая его ствол аккуратно, но плотно, и вскоре комнату наполнила длинная череда криков, часть которых, по-видимому, издавал не Джокер. Брюс приподнял голову Джокера, позволяя ему отдышаться, но на это, похоже, нужна была целая вечность. Несмотря на то, насколько был красив наконец-то достигший пика Джокер, Брюс не мог долго любоваться его лицом, поскольку не был способен продержаться хоть чуточку дольше. Вцепившись в мужчину, Брюс кончил в жаркую тесноту, растворился в ней, на пару другую мгновений практически потеряв способность видеть, но каким-то образом ему удалось продолжать двигать рукой. Кончив, Брюс впал в полубессознательное состояние, но сжимая член психа последние пару раз, заметил, как с головки сочатся последние капли, а сам мужчина дрожит, переживая отголоски затухающего оргазма. Их окутала тишина, Брюс наконец-то позволил себе просто смотреть. Джокер лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал. Обычно в его лице читалось что-то психотическое, но сейчас этого не было. Его лицо было расслабленно, слегка растянутые в сытой улыбке губы приоткрыты – он выглядел гораздо моложе, чем первоначально думал Брюс. Джокер не мог быть старше него самого. Продолжая смотреть на него, Брюс чувствовал, что в горле нарастает какой-то ком. Джокер вполне мог появиться на свет незадолго до или вскоре после его собственного дня рождения. Кто-то подарил ему жизнь. Кто-то ухаживал за ним. Кто-то растил его. И в какой-то момент он превратился вот в это. И этого не изменить. Брюс крепко стиснул зубы. Именно в этой точке боль просачивалась обратно внутрь, подталкивая плотный слой истомы все выше и выше, до тех пор, пока он не начал рассеиваться. Что займет лишь какую-то малость. Брюс знал, что как только он отстранится от Джокера и высвободится из его объятий, всё рухнет, снова. Он не станет мудрее, но зато окажется ближе к обретению возможности сделать последний шаг, чтобы стереть свое отражение в зеркале. Он уйдет без фанфар. Нет никакой необходимости инсценировать несчастный случай, нет необходимости сообщать Альфреду. Но прямо сейчас Брюс был еще слишком близко к этому мужчине, чтобы думать об этом. Ему было слишком тепло, слишком хорошо. Он посмотрел в глаза Джокера; ничего не изменилось. Брюс, впервые с тех пор, как погибли его родители, все еще чувствовал, что любим. Джокер притянул его ближе и прижал к себе еще сильнее. Брюс не воспротивился этому. Уткнувшись лицом мужчине в шею, Брюс вцепился пальцами ему в плечи. – Знаешь, думаю, нам стоит побыть вот так немного дольше, – тихо произнес псих. Брюс почувствовал, как его дыхание ерошит ему волосы. – Почему-то мне кажется, что на расстоянии вся эта ситуация может показаться, хм… несколько неприглядной. Джокер погладил кожу не произнесшего ни слова Брюса. – Для нас обоих, – какое-то время спустя добавил он, и Брюс мог поклясться, что голос мужчины сорвался. Но Брюс не стал поднимать голову, чтобы узнать, что именно капнуло ему на голову: слеза или капля пота.