Лицом к лицу

      — Помогите… Вампирша содрогается всем телом, словно ее прошибло нехилым разрядом тока, резко поворачивается на еле слышный писк, доносившейся из-под руин. Она отчетливо слышала тоненький голосок, такой измученный, что внутри темноволосой все сжалось от непонятного тоскливого чувства. Лихорадочно Алоис облизывает пересохшие губы, спешно поправляет спавшие на лицо волосы за остроконечные ушки и подается вперед, силясь в яростных порывах ветра вновь услышать чей-то призыв о помощи. И это повторяется вновь: детский голосок надрывно зовет к себе, молит о спасении. Тут же девушка подрывается с места, спешно обходит шаткую покосившуюся арматуру, перепрыгивает через обломки бывших многоэтажек, подобрав края длинного платья. Пыльца разбившегося на миллиарды частей стекла жалобно хрустит под туфлями, пару раз массивные куски бетона, по которым вампирша пробиралась к человеку, опасливо наклоняются в сторону, заставляя Норд размахивать руками, чтобы удержать равновесие. Ветер то стихал, позволяя особе расслышать в наставшей тишине стук сердца ребенка, его прерывистое дыхание, горькие всхлипывания, то налетал с новой силой, словно не хотел подпустить ни на шаг к пострадавшей. Ведь нарушит запрет. Алоис отступит от множества правил вампиров, установленных еще со времен сотворения тайного мира. Два дома накренились в сторону друг друга, поехали вниз, теряя пару верхних этажей, столкнулись крышами и нашли в такой странной позе опору. Что-то наподобие кирпичного шалаша, готового в любой момент разрушиться по кусочкам, погребая под себя все живое, послужило временным пристанищем для шестилетней девочки. Она лежала на голой земле в одном легком платишке, крепко сжимая в маленьких ручонках свой отличительный номерок, явно уже не нужный этому беззащитному существу. Недавно из Сангвинема вывели на поверхность семерых детей для какого-то сумасшедшего плана, подробности которого, к счастью или горю, Алоис не знала. Тех, у кого были свои ненастоящие семьи сотворенные после Апокалипсиса. Тех, кто ради «родных» готов был на все, абсолютно на все согласен, только что б облегчить жизнь дорогих людей. Прошло около пяти дней. Вернулись только двое, сразу же получив ненужные, на взгляд бессмертных, привилегии, о которых пленники мечтательно вздыхали и молились каждую секунду свободного времени. Остальные остались за пределами Сангвинема, и раз стражники возвратились с кровожадными и довольными оскалами на лицах, то дети явно уже отправились на тот свет. И все же, свернувшаяся калачиком девочка жива. Ее сочли обреченной или мертвой, оставили здесь на произвол судьбы, а она боролась за каждый вздох. На грязном потемневшем личике застыла маска бесконечной боли; спутанные светлые волосы спадали на лоб, бровки, нахмурившись, сошлись к переносице, глаза были крепко закрыты, лишь изредка вздрагивали ресницы, за опущенными веками бегали зрачки, левую щеку, начиная от края рта, до уха, располосовала глубокая рана- кровь прекратила идти и застыла толстой корочкой на нежной коже, с пухлых посиневших губок слетали тихие стоны и невнятные просьбы о помощи. И как бы жалко она не выглядела, ее сердце все равно стучало — пускай и тише нужного, но упорно, не сбивая свой ритм. Она не хотела сдаваться. Пускай разумом поняла, что скоро испустит последний дух, но вот душой все равно отчаянно цеплялась за жизнь.       — Я не хочу…- опять силиться досказать свою мысль кроха, но заходится в кашле. Ее тельце крупно вздрагивает при каждом судорожном вдохе и выдохе, отчего и выходит из оцепенения Алоис. Вампирша опускается на колени, стаскивает с плеч плащ, чтобы укутать маленького человечка, словно в одеяло. Подняв ослабшее существо на руки, крепко, но аккуратно прижав к себе, молодая особа чуть качается из стороны в стороны, пытаясь убаюкать девочку, хоть как-то успокоить. Вампиры — существа, которым глубоко все равно на человеческую жизнь. Для них люди не более чем скот, источник пропитания или садистского веселья. Ведь так? Так привыкли видеть этих проклятых существ и сами вампиры и люди? А ведь везде есть исключения. Вот и Норд была той, кто не понимал, почему между такими похожими расами бесконечное противостояние. Почему нельзя жить в спокойствии и мире? Люди бы добровольно отдавали свою кровь, и это была бы кровь здорового человека: невероятно сладкая, без какой-либо горчинки, горячая, утоляющая жажду с парой глотков. А так бессмертным приходилось довольствоваться тем, что они смогли добыть после всемирной трагедии. Заманили невинных и наивных детей ложью, подчинили, обрекли на самую худшую жизнь. А что же люди? Что бы они получили от дружбы с проклятыми? Вместе они бы уничтожили всех Всадников, построили новые города, зажили бы заново… Но обе стороны глухи, слепы и немы. Ненавидят друг друга, убивают без колебаний, шипят проклятия с какой-то больной страстью.       — Мы виноваты, — Алоис осторожно гладит девочку по мягким локонам, сажает ее на колени, поправляя импровизированное одеяльце. Виноваты вампиры. Именно они первые объявили войну, они захотели вечные потери. Были уверены, что после краха мира смогут загрести своими когтистыми лапами всех выживших смертных, но именно их самолюбие и нарциссизм не дали увидеть, что люди не так слабы как кажутся, что они могут дать отпор. Разозлившись, что кто-то может им перечить, они уже не отступят от цели раздавить, унизить человечество. Будут бесконечно издеваться над пленными, играть на их чувствах и ценностях, ловить новых, жестоко убивая на месте или кидая в подземный город для больших мук. А ведь если очнутся от вечной черноты, осмыслят все и пойдут попросить прощения у людей, просить если не дружбы, то примирения, то те примут. Сначала не поверят, осудят, прогонят — это будет предсказуемо и правильно с их стороны, ведь сколько они уже потерпели от вампиров. Но если приложить усилия в виде искренности и раскаяния, то, наконец, земля перестанет впитывать кровь и слезы, даст ростки новой, более спокойной и счастливой жизни. Номерок-ошейник с глухим стуком падает на землю, принуждая вампиршу откинуть свои раздумья и обратить внимание на ребенка. Испуганный небесно-голубой взгляд непонимающе смотрел в спокойные алые очи вампира, не понимая, почему сейчас так относятся к ней. Нежно? Заботливо? Это уже позабыли дети, живя под землей. Исчезли эти светлые чувства вместе с теплым солнцем. Поэтому некоторые и отчаянно рвали на поверхность, в надежде увидеть это яркое светило еще раз, окунуться в прошлое.       — Ты мне помогла раньше, — неожиданно шепчет девочка. — Я тебя не боюсь. Ты не такая, как они. После обращения, после утраты любимых людей и возвращения своего рассудка, девушка пыталась помогать детям. Она призрачной тенью появлялась на пути у тех, кто потерял веру, кто умирал от холода или голода, кто был болен, кто лишился частички души, кто просто нуждался в совете, кто не знал, как поступать дальше. Норд помогала им подняться на ноги, заставляла их жить дальше, чтобы их глаза опять светились тем глубоким светом чистейшей души. Она понимала, как рискует, но не могла пройти мимо, хотя не раз окрашивала свои руки цветом крови. Просто ее понимание мира было больше человеческим, чем вампирским. Возможно, через пару десятков лет она изменится, а пока была в глазах детей подземелья неким подобием ангела-спасителя. Но ведь ее помощь так двояка… Просто продолжаются мучения, унижения.       — Извини, я не услышала тебя раньше. Ах, как Алоис хотела помочь малышке, но, возвратив ее обратно в Сангвинем, обрекла бы на смерть. Наверняка у девочки было заражение крови: ее стало трясти в лихорадке, щечки порозовели от жара, а глаза потемнели, словно она была на тонкой грани перед потерей сознания. Если догадки молодой особы были верны, то смертная если не погибнет от болезни, то умрет от руки вампиров. Никто не потерпит зараженную, что уж говорить о ценности ее крови. Да, вампиры не могут заболеть и умереть от подобного, но алый напиток становится при таком исходе дел горьким, неприятным для темных тварей.       — Как тебя зовут? — Такой глупый вопрос в подобной ситуации, но губы вампирши дрогнули в теплой, но печальной улыбке.       — Татьяна. Она никому не раскрывала свое настоящее имя. Старательно избегала хоть намека на свое прошлое, полное боли, запаха смерти, страданий. Это было похоже на то, что в груди у нее большая зияющая рана, что затягивалась довольно долго. Неосторожный взмах ножиком воспоминаний и швы разойдутся, вгоняя хозяйку тела в истерику. Неизвестно, почему девушка раскрыла свое истинное лицо. Наверняка потому, что знала точно: это девочка никому и никогда не расскажет об их встрече. Потяжелевшая головка малышки откидывается назад, открывая взору вампирши тонкую шейку. Под бледной кожей пульсировали тончайшие нити синеватых венок, гоняя кровь по вечному кругу. Непроизвольно обращенная вздрагивает, чуть наклоняется вперед, накрывая бархатную кожу ребенка губами. Она так давно не утоляла свой голод. Дней четыре назад она в последний раз ощущала на губах солоноватый вкус? Может шесть? Она была в пару шагов от припадка ярости, из последних сил сдерживала жестокую натуру желающую лишь убийств. Норд тихо стонет, оголяя клыки, слегка царапает кожу, на которой мгновенно проступают светло-алые капельки крови. Да, девочка была выбрана потому, что ее по-любому давно ждала смерть. Но тогда почему Алоис так жалко этого ребенка? Почему она все равно не хочет причинять ей боль, хотя разум окутывает туман, а пальцы уже сжимают хрупкие плечи в стальные силки? Девочка вскрикивает, слабо елозит на коленях темноволосой, сначала предпринимая попытку бегства. Поначалу горько настолько, что хочется в первые секунды отшвырнуть смертную, выплюнуть ее кровь. Но жажда давала о себе знать: вампирша, сквозь неприятную пелену, вгоняла клыки поглубже в податливую плоть. Если твоя жалкая оболочка нуждается в пополнении энергии, то любая кровь могла оказаться полезной. Этого хватит до дороги в Сангвинем, до центра сбора крови. Несколько месяцев назад Алоис улетела из Японии в Россию. Там она временно присоединилась к фракции Вальдо, мол, захотела побывать на родине какое-то время. На самом деле особа искала того самого аристократа, что уничтожил все, что у нее было. Он лишь призрачным сгустком сидел в ее голове — ни как он выглядит, ни его имя девушка не помнила, хотя прошло лишь пару лет с момента трагедии. Только его тошнотворный сладостный голосок и, казалось, теплые руки прочно въелись в воспоминания. Темноволосая сумела втереться в доверие некоторых высокопоставленных личностей, что знали все обо всех, но никто не был знаком с тем самым аристократом, что сотворил подобное. Правда вскоре пришлось поспешно возвращаться в Японию: Вальдо заподозрил, что Татьяна располагает информацией о нарушении правил. Пока девушка переживала длительный перелет, в голову лезли дикие, но от этого не менее реалистичные догадки: а вдруг ее обратил не аристократ? В лучшем случаи дворянин, возомнивший, что правила для него не более, чем пустые слова, или стражник, которого несомненно убили. А до Алоис пока не добрались. Либо не знают о ней, либо решили поиграть с ее нервишками. Вампирша резко откидывается назад, закусывает нижнюю губу, пытаясь совладеть с собой. Она сделала лишь пару небольших глотков, а сердечко маленького человечка уже пропустило один удар. И это дало четко понять: она не хочет смерти ребенку. Пускай его уход был для него же лучшим исходом в сложившейся ситуации, добить его Норд не могла. Молодая особа была в силах жесточайшим образом завершить жизненный путь любого из Демонической Армии, но покончить с ребенком — невозможно. Недалеко послышались голоса, смех и веселые споры. Пока Татьяна страдала от внутренней борьбы из-за жажды, рядом оказались люди. Сегодня вампирша подпустила их слишком близко, но на этот раз сама судьба решила облегчить ношу девушки.       — Господи, Тсуна! Это ребенок! Я не верю своим глазам! Ребенок!       — Бедная девочка. Форма Сангвинема. Как она тут оказалась? Ах, быстрее, быстрее. Нам нужно отыскать всех и возвратиться обратно.       — Осторожно, она ранена. Да осторожней я говорю!       — Подождите. Это плащ с униформы…вампиров? Что за?! Держитесь рядом! Это может быть ловушкой! А Алоис и не думала сейчас нападать на удивленных людей. Тепло улыбнувшись своим мыслям, она ушла подальше от этого места. Сейчас у нее не было ни сил, ни желания вступать в контакт с людьми. Обессиленной и уставшей ее мигом убьют даже самые слабые классы. Поэтому красноглазка и спряталась в одном из заброшенных магазинов. Передохнув здесь некоторое время, она продолжит путь к Сангвинему. Ненавистному подземному городу. Где-то рядом шуршат тонкие страницы раскиданной по полу газеты. Судя по всему, крыса или еще какой-нибудь мелкий грызун. А подойдет ли кровь животного для утоления жажды? Этот вопрос долго волновал темноволосую со времен еще человеческой жизни, ведь не с кем было это обсудить: примут за ненормальную, а теперь была возможность это проверить на собственном опыте. Ничего ужасного произойти не должно, зато найдется ответ хоть на одну задачу. В нерешительности девушка делает пару шагов по направлению к намеченной жертве, но замирает на месте, когда безмолвие нарушает чей-то незнакомый голос.       — Как трогательно! Я едва не прослезился! — вдруг прозвучал насмешливый голос в сырой тьме заброшенного магазинчика. Аромат изысканного парфюма, исходивший от обладателя этого голоса, никак не вписывался в затхлый смрад плесени и смерти — запахи, которые уже прочно закрепились на территории руин. Следом за вампиршей в этом месте бесшумно появился статный, высокий вампир. Его серебристые волосы двумя прядями обрамляли бледное надменное лицо, а сзади были собраны в хвост. Пряди челки немного спадали на горящие двумя красными огоньками глаза. Одет он был в белую форму вампира, верх которой чем-то напоминал фрак. В манжетах поблескивали золотые запонки, в ушах — рубиновые серьги ромбовидной огранки, на поясе — рапира. Только после фразы, которой он обозначил свое присутствие, по растрескавшемуся кафельному полу зазвучал стук каблуков его лакированных сапог. Словом, одного взгляда на этого вампира было достаточно, чтобы догадаться — он аристократ. А надменная улыбка и хитрый блеск в глазах, за которыми никогда нельзя было прочесть истинных намерений и эмоций, уже давно стали визитной карточкой Седьмого Прародителя — Ферида Батори. Не то что бы Норд испугалась — это было неожиданно. Обычно всегда чувствуется чье-то присутствие, а тут ее чуть не словили за стыдливой выходкой, благо говорившая персона решила показаться раньше непоправимого.       — Ах, лорд Ферид Батори, рада увидеть вас лично, — Татьяна распрямляет плечи и поворачивается к аристократу лицом, слегка склоняясь в приветственном поклоне. Сколько времени она числиться в списке его стражи, а тет-а-тет еще не общалась. Но встреча в данном месте, в данное время заставляла насторожиться, нежели обрадоваться. Неужели он видел от начала до конца, как вампирша принудила пересечься судьбы недавней пленницы Сангвинема и людей с Демонической армии? Тогда понесет ли она прямо здесь наказание? Просто чудесный для этого момент: без оружия, вымотавшаяся, без защиты. Или просто пригрозят пальцем, решив, что это было не грубое нарушение для первого раза?       — Значит… Тат’яна? — спросил он, придав иностранному имени неестественное звучание своим ярко выраженным акцентом. Конечно, за 2000 лет у Ферида было изрядно времени для того, чтобы попрактиковаться в русском языке, но сейчас он просто не мог упустить возможность подколоть вампиршу даже этой пустяковой мелочью. — Я-то думал твое имя — Алоис Норд. Какой ужас! — он театрально изобразил на своем лице сокрушение. — Уже столько времени ты числишься среди моих последователей, а я даже не знал твоего имени. Не понаблюдай я за тобой сегодня, так ничего бы и не узнал. Не слишком красиво с твоей стороны получилось, не находишь? Рубиновые глаза так и сверкали неким озорством. Конечно, сейчас Ферид нарочно с помощью гротеска в своих фразах сгущал краски, от души потешаясь над происходящим. Информацию добывать он умел, если хотел. А умение пользоваться этой информацией — довел до вершин искусства. Однако время от времени ему самому приходилось браться за те, или иные действия, без посредников. Так и надежнее, и хоть разбавить досуг можно. Если иногда не проверять своих информаторов и подчиненных, можно упустить из виду нечто существенное. Не то, чтобы Батори сильно переживал за последствия — наоборот, каждый результат давал ему пищу для размышлений, но он не собирался упускать лишней возможности воспользоваться какими-либо обстоятельствами. Словно жизнь — огромный механизм, а существа в нем — инструменты, и чем больше у тебя подходящих инструментов, тем больше простора для творчества у тебя есть… Все это время, начиная с встречи бывшей узницы Сангвинема и Татьяны, Ферид, чисто для интереса, наблюдал за прекрасной вампиршей. Разумеется, он не упустил из виду инцидент с той маленькой овечкой, которую дева решила спасти. Человечность… качество, которое время стирает у любого вампира. У кого-то оно исчезает за тысячелетие, у кого-то — за пятнадцать столетий. Всегда по-разному, но итог один — человечность выгорает, подобно костру, и даже угли истлевают во мраке вечной ночи. Тем не менее, за проявлением этого качества среди своих остроухих собратьев Ферид не уставал наблюдать, сколько лет бы не проходило. Будто они пытаются загладить какие-то ошибки прошлого, или отчаянно цепляются за воспоминания о своей первой ипостаси. Чувства — это хорошо, ибо бесчувственными сложнее управлять. Куда легче подлить масло в пламя нужных эмоций и наблюдать за тем, как они выжигают все ненужное, расчищая ландшафт для более подходящих вещей. В этом плане, конечно, с наивными людьми было куда проще, чем с бледными кровопийцами. Какое-то время Ферид молча стоял, наблюдая за реакцией Алоис. Чаще всего она держалась спокойно, следуя своему кредо — оставаться хладнокровной не смотря ни на что. Отчасти это качество нравилось среброволосому аристократу, отчасти оно веселило его, проявляясь в, казалось бы, неожиданных формах.       — Благими намерениями вымощена дорога в Ад, моя дорогая Алоис, — тихо проговорил он, а затем, немного подумав, спохватился: — Или ты больше предпочитаешь обращение Тат’яна? Ох… я совсем запутался! Томно прикрыв глаза, он коснулся рукой, обрамленной в белоснежную перчатку, чела, будто дилемма вызвала у него головную боль. Разве не забавно: головная боль у вампира? Хах… Голова у бессмертных могла болеть только в одном случае — когда ее отрывают. Как глупо: подарив ребенку не только шанс на жизнь, но и временное тепло своей накидки, девушка тем самым лишилась защиты от губительно ультрафиолетового излучения солнца. А еще приобрела прекрасную возможность замерзать от ледяного сквозняка, что время от времени налетал из-за опустевших стеллажей. Конечно, вампирам не грозит смерть от таких примитивных факторов как гибель от болезни или голода, но некий дискомфорт все же ощущается, особенно у недавно обращенных, что в первые месяцы реагируют на окружающий мир намного чувствительнее и ярче, чем даже сами прародители. Окинув помещение пустым взглядом, Алоис облокотилась плечом о стену, облизывая ярко-алые от недавно выпитой крови губы. Слишком горько, слишком мало. А еще, если хоть на секунду из-за плотной гряды грязно-жемчужных туч появится хоть луч солнца, коснется бледной кожи вампирши, то придется несладко. Ой, как несладко.       — Вы… В первые секунды на лице Алоис читается ярко выраженные изумление и страх. Она подставила саму себя! Господи, как легко она разрушила эту мнимую сферу безопасности вокруг себя лишь один словом из прошлого! Теперь же хоть один неверный ход — и относительно спокойная жизнь Хомичук рассыплется, как хрупкие засохшие лепестки цветка от хладного дыхания осени. И уже не возвратишь то, что бесследно исчезло. Она никогда не любила прародителей. С самого первого вздоха после второго рождения она возненавидела эти одинаково насмешливые улыбки, пренебрежительные взгляды и плавные движения. Один поделился своим проклятием с целью наблюдения за вечными мучениями Хомичук, второй вдоволь насмеялся с жалкости новопришедшей, третий насильно заставил сразу же пойти против всего общества вампиров, просто обдурив ее. Все эти аристократишки пропитаны насквозь злобой, ненавистью и садизмом. Они хотят только одного: как можно зрелищнее поиздеваться над более слабым. Со временем Татьяна стала сомневаться в таком однозначном убеждении, ведь на пути появились такие как Крулл и Анна. Обе тоже были на высших ступенях знати, но внутри них, даже если очень глубоко, было что-то светлое, что выделяло их среди общей массы сгнивших кровопийц. А Даниэль? Чудеснейший парень, обладатель алых глаз и пары клыков любил повторять одно и то же: «Мы можем идти плечо к плечу, преследовать общую цель, но иметь разные мнения на счет способов ее выполнения». Раньше смысл его слов вампирша совсем не понимала, продолжая лить слезы на счет погибших родных сердцу людей, а сейчас услышанное начало приобретать форму для полного осознания.       — Но разве вы сами находите красивым следить за своими последователями? — девушка кривовато усмехается, пытаясь совладеть с леденящим ужасом, что по щелчку запущенного механизма взял сознание особы под свою власть. — Вы могли бы узнать то, что вас интересует напрямую у меня, не прибегая к таким…своеобразным действиям сборки информации. Сейчас не нужно давать лишний повод для продолжения вытягивания сведений. Ведь узнай какие масштабы они охватывают, то уже не докажешь свою правоту — раздерут на месте не дав и рта раскрыть. Зато, возможно, появится надежда увидеть этого мерзавца вновь и вознаградить его по заслугам даже ценной собственной жизни. Это ли жгучие чувство в области сердца называется местью?       — Как мило с вашей стороны, но я уже привыкла к своему второму имени и буду весьма признательна, если только оно останется в вашей памяти. Как и многие наши союзники, я предпочитаю не вспоминать своего прошлого. И снова безразличие с ее стороны, словно подобный промах ее вовсе не расстраивал. Только в очах цвета вина плескалась тревога. Уйти сейчас девушка никак не могла, насколько бы напряженной не была ситуация, поэтому и приходилось играть по правилам седьмого, оставаясь на месте. На лице будто непроницаемая гипсовая маска — в свое время слеплена из податливого, горячего материала, а теперь застыла, и снять ее можно было лишь расколов… Таким было выражение вампирши, которое видел перед собой Ферид. Однако те секунды, когда сквозь эту маску проявились удивление и страх, он в прямом смысле наслаждался. Будто для него недостаточно было одной крови для существования — нужно было испить и эмоций, чужих чувств… Рада видеть? Ха! Это вряд ли! Впрочем, эта девушка совсем не глупа, ибо понимала, что в этой ситуации учтивость и сдержанность — ее лучшая защита… будь перед ней любой другой вампир. Что же, в учтивость можно играть и вдвоем. Сам же вид у Норд был несколько потрепанный. Плащ она неразумно отдала, предоставив свое тело палящим лучам яркого солнца, голод ясно отпечатался на ее образе, что вызвало усмешку на тонких губах аристократа. Вампир прошелся по магазину, слушая глухой стук каблуков собственных сапог, затем остановился около прилавка. Облокачиваться или прислоняться он не стал, чтобы не измазать в толстом слое пыли свое белое облачение. Ферид вытащил из нагрудного кармана часы на цепочке, щелчком откинул крышку и хмыкнул, посмотрев на время, а затем достал что-то из-за пазухи и кинул Алоис. Это была небольшая металлическая фляга с позолотой, а в ней — кровь.       — Первая группа — я ее предпочитаю. Не люблю лишних примесей белков, как в остальных. Если сравнивать кровь с вином, Первая была бы чистым сухим — без сахара, который затенял бы этот и без того сладкий нектар. Пей. А то у тебя такой вид, будто ты и меня с голоду готова съесть. Согреешься заодно. До ночи еще далеко. Некоторые Прародители любезно делились своей собственной кровью с подчиненными, считая, что таким образом укрепят узы хозяина и слуги, словно подобный акт был обязательным условием для создания привязанности, но Ферид не просто пренебрегал подобным — презирал. Свой кровью он не собирался ни с кем делиться, ибо не желал ни с кем разделять своей силы. Для контроля подчиненных есть более надежные методы, к примеру, страх…       — И правда… — вампир вздохнул. — Не слишком красиво получилось. Однако, — улыбка исчезла с его лица, а взгляд, казалось, пронзал насквозь, — манерами время от времени приходится пренебрегать, дабы убедиться в преданности тех, кто следует за тобой. Конечно, Ферид Батори не верил в истинную преданность, если только она не основывается на любви, дружбе и доверии — в коих он тоже очень сильно сомневался. Улыбнувшись, он продолжил уже более миролюбивым тоном:       — Мало ли что у них на уме? Вдруг предать захотят или… сдать прямо в руки ЯИДА? Согласись, если в лоб спрашивать нечто вроде: «А не идешь ли ты в город, чтобы отдать одного из наших пленников нашим врагам?», ты вряд ли услышишь в ответ правду. Начнется ложь, всяческое проявление изворотливости… а я этого не люблю. Ведь это так жалко выглядит со стороны, а ведь лжец наивно полагает в то же время, что его вранье весьма убедительно. Парадокс, да и только! Хотя… вот мне интересно, — он скрестил руки на груди и чуть склонил голову в сторону:       — Вот что тебе дало спасение одной этой овечки? Ежедневно в Сангвинеме погибает одна-две таких, как будто их жизни окупятся спасением одной этой. Ну, хорошо… положим, взыграла жалость или некие тени прошлого, которые ты так надежно скрываешь. А, я совсем забыл про широкую русскую душу — куда же без нее? Татьяна — это же русское имя, насколько мне не изменяет память, — первый раз он произнес это имя как надо, без акцента и ошибок. — Ну, не важно. Сейчас ты отдала ее в руки солдат ЯИДА. Девочка подрастет лет через пять-десять и, помня о прошлом, тоже станет таким же солдатом, пылающим изнутри ненавистью к вампирам. И представь: вы встречаетесь с ней на поле битвы, где один из вас должен убить другого. Как тебе такая картина? Или ты наивно полагаешь, что она до конца жизни запомнит милосердную вампиршу Татьяну, что однажды спасла ее жалкую жизнь? Лучше бы ты принесла ее ко мне. Я бы щедро вознаградил ее бессмертием, а тебя — подругой, сестрой или дочерью, называй, как хочешь. За елейным тоном и красивой речью Ферид Батори скрывал одну-единственную цель — выяснить причину искорок гнева и испуга в алых глазах обычно хладнокровной вампирши. Ему мало было одного проявления этих чувств — он хотел знать причины. Все до единой, и не важно, как именно придется их выуживать. Времени было предостаточно — аж двенадцать часов, может чуть меньше. Примерно, сорок две тысячи двести секунд. Вампир-Прародитель мог преодолеть колоссальные расстояния за одну секунду, с легкостью отнять чью-то жизнь. Так неужели этого времени не хватит для нахождения истины? Должно хватить сполна. Если не слова, так скрытые реакции обнажат правду. Зачем? Алоис Норд стала частью его группировки. Даже информаторы Ферида не могли дать ему исчерпывающие сведения об этой вампирше, вот и пришлось браться самому за этот орешек. Не важно, сколько ненависти она питает к нему. Если он ей заинтересуется, он станет ей доверять. Ибо ее стремление к мести убережет его от всякой смерти, кроме как от ее собственной руки. А пока он будет нажимать на аккупунктурные точки, на одну за другой, пока не обнаружит болевые — все до единой. Если пару минут назад все существо девушки было напряженно, словно в любую секунду готовясь ответить на неожиданную атаку, то теперь Норд неимоверной силой воли заставила себя хоть как-то расслабиться, чтобы не так сильно сдавать истинные чувства и мысли. Порой недооценивают язык движений и мимики, хотя он может многое рассказать о человеке или вампире. Особа только пристально следила за аристократом, не позволяя тому оказаться за своей спиной: не выносила, когда кто-то находился позади нее. Это въелось в ее сознание подобно паразиту: либо тебе доверят свою жизнь, либо таким образом оборвут твое существование. Как только вампир достал часы, девушка, как по команде, обратила внимание на происходящее за разбитыми витринами. Сейчас все играло против Татьяны: за короткий промежуток времени, проводимый в этом забытом Богом месте, тучи все же дали возможность пробиться лучам неприветливого солнца. Блеклый свет, казалось, пытался отогреть покрытую тонкой корочкой льда землю, но его сил было уже слишком мало для подобного. Темноволосая спешно отходит назад, глубже в полумрак магазина, чтобы не попасть под разрушительную силу небесного светила. Пока в ее планах не было пункта сводить счеты с жизнью таким мазохистским способом. Алоис вовремя приходит в себя и ловит флягу, вопросительно разглядывая вещицу. Не ожидая хоть какой-то подачки со стороны Батори, она сначала недоверчиво хмуриться, ища в его словах какой-то скрытый подвох, после чего все же решается открутить пробку, а дальше уже берет свое инстинкт. Сладковатый аромат крови тут же ударяет в нос, действуя на вампиршу подобно красной тряпке на быка. Едва слышное шипение срывается с приоткрытых уст и Таня более не может сдерживать себя, припадая губами к горлышку. Как и многие другие вампиры, которым еще не перевалило за сотню, особа не имела чудесную способность контролировать свою жажду полностью. Часто она срывалась и разрывала несчастного, как дикое животное, из-за чего порой боялась саму себя, смотря как по рукам стекает алая жидкость. В такие моменты она чуть не сходила с ума, смотря на то, что осталось от человека. Она никогда не хотела целенаправленно убивать. Никогда. Пару пропущенных капель крови падают на грудь, подобно невесомому ожерелью украшая ее ключицы. Склонив вперед голову, пытаясь привести сбившееся дыхание в норму, она тихо благодарит прародителя, хочет было отдать ему обратно услужливо предоставленную флягу, но одергивает себя под взглядом Батори. Ох, как ей все это не нравилось. Алоис явственно почувствовала смысл фразы «загнанный в угол». Седьмой хитро предугадал момент, отрезал все пути отступления, явно наслаждаясь бессилием и… отчаянием? Вся эта ситуация воскресила в памяти не самые лучшие моменты из прошлой жизни. Как убили ее близкого друга, ставшего уже чуть ли не братом. А все из-за чего? Из-за того, что какая-то смертная отказалась стать приближенным скотом! Как волокли за волосы по мостовой, не обращая внимания, что Таня сбивает колени и локти в кровь об гладкие камешки. И никто не помогал: боялись. Лишь с остановившимися сердцами слушали душераздирающие вопли девочки, бросали ей вслед сочувственные и обеспокоенные взгляды. Как заперли в комнатах, швыряли из рук в руки по кругу, озлобленно смеялись, рвали в клочья одежду, царапали нежную кожу. А дальше было то, что девушка поклялась прятать в самых потаенных местах своей души, не показывать никому, ничего и никогда. Но осознавая, что когда-то вампирша и сломается при особых словах, может через несколько веков выдаст, если не все, то хотя бы крошечную часть произошедшего, она и стала избегать абсолютно каждого. Но не было ли это роковой ошибкой? Скрывая все в себе, сгребая в одну охапку и бережно прижимая к себе любое проявлении «ненужных» вампирам эмоций, она занималась самоуничтожением. Каждая недосказанность, недоговоренность маленьким камешком заседала в груди. Но со временем их становилось больше и они начинали топить своей тяжестью в пучине тьмы. С каждым днем становилось все тяжелее дышать, в голове хаотично роились пугающие мысли об подстроенной смерти от рук людей, опечаленные лица маленьких детей, их тонкие ручонки кошмарами навещали темноволосую, когда она в холодном поту приходила в себя после залечивания ран от демонического оружия.       — Я понимаю, что словами ничего не докажешь. Так было всегда и останется навечно. Но, — неожиданно на место боязни приходит решимость, — я перешла к вам не для того, чтобы подставлять тех, кто мне помог. Даже если отношения испортились, исчезла с этого мира моя последняя надежда, то я ни при каких обстоятельствах не смогу вонзить кинжал в спину. Это слишком низко. Лучше я просто покину поле битвы, чем стану изменщицей и лгуньей. В речи Алоис явственно наблюдалась непоколебимость веры в сказанное такой внутренней силы, что неохотно начинаешь задумываться: « А тогда в чем смысл ее жизни?» Кровопийцы ежедневно подкладывают друг другу свинью, смеются, тем самым стараясь хоть как-то разбавлять свой досуг, а тут наблюдается стойкое отвращение к подобным вещам. Норд никогда не понимала как можно пренебрегать доверием. Кто-то делиться с тобой мыслями, чувствами, страхами, счастьем. Кто-то может спокойно завязать себе глаза, положившись на тебя во время хождения по канату. Кто-то будет внимать каждому твоему слову и дорожить всем, что с тобой связано. А ты просто в один миг смахиваешь всю эту хрупкую, но красивую картинку на пол, топчешь ее грязными ногами. Разве от этого самому не тошно? Не больно? Не противно? А ведь есть и те, кто с извращенной страстью любят приманивать к себе, вырывать сердца и вместо них заливать черную воду. Это ужасно.       — Да, Россия является моим вторым домом. Что-что, а это я никогда не скрывала. Да и не получилось бы, — Хомичук прищурила глаза, указательным пальцем правой руки пытаясь убрать пролитые капельки крови, но лишь размазывает их вместе с пылью, которая прилипла к влажным ладоням во время поиска ребенка. В отличии от аристократа, на удивление, ее сейчас мало волновал внешний вид. Были проблемы и поважнее подобной мелочи. Из-за этого она не побрезговала присесть на краешек перевернутого стола, что не выглядел настолько уж нечистым, как все остальные предметы в этом магазинчике.       — Щедро бы вознаградили? — Татьяна удивленно изогнула брови, словно хотела убедиться в услышанном. — Вы сейчас пошутили, верно? Если нет, значит вы такой как все… Аристократы, неужели вы считайте забавным делиться этим великим (девушка болезненно поморщилась, будто слова довались ей с трудом) даром? Вы не обращайте первого встречного, нет, совсем не так. Наблюдайте за толпой, тщательно выбирайте цель и, только раскрыв все ее потенциалы, дайте ей возможность окунуться в свой мир. Хах, перед этим можно наслышаться красивых песенок о будущей жизни полной красок и возможностей. Но сколько это длиться? Век? Может два? Рано или поздно это наскучит, ваш ученик потребует большего, а вы лишь отмахнетесь от него… А бывают и те, кто, воскресив человека в новом обличии, сразу же машет ручкой в белой перчаточке и исчезает невесть куда. Почему вы делайте это неосознанно? Зачем делайте то, за что вы можете отдать себя с полной серьезностью и ответственностью? Как вы за столько прожитых лет можете ломать чужие жизнь просто от скуки? Вы должны быть мудрее людей. Любым человеком двигает примитивное, но сильное желание жить из-за чего они и творят глупости. Но вы! Вы бессмертны! Зачем вам эти междоусобицы? Почему бы вам просто не выстроить этот рухнувший мир из пепла? Постоянно вы говорите, что люди ничтожество, но при этом держите их под крылом в роли скота. Так знайте: этот скот ваше пропитание. Сколько вы протяните на крови своих родичей, при этом считая данное действие аморальным? Брось вас в клетку, то со временем перегрызете друг другу глотки. Вот и ваше «единство», господствующая раса. Безэмоциональный тон, с хорошо скрытыми нотками ледяного гнева и горького разочарования. Такое впечатление, словно Татьяна не мучилась от подобных вопросов в одиночестве, время от времени вспыхивающих подобно одинокому пламени свечи в закрытой темной комнате. Боже, сколько раз она размышляла на эти темы, то внимательно следя как дети спешат по улицам Сангвинема в свои трущобы, то наблюдая за издевательствами напарников, то ощущая на щеках хлопья теплого пепла — что осталось от хвастуна.       — А что касаемо той девочки, — вампирша даже не собирается дать Батори и слово вставить, старательно отводя взгляд в строну. — Вы сами ее выкинули на поверхность и закрыли ворота подземного города. На ней был отличительный номер. Не могла же она сбежать? Это было бы довольно-таки странно. Тогда стоит вопрос: зачем я должна была возвращать ее обратно? Умрет она или попадет в руки к людям — уже глубоко все равно. Сегодня так сложились обстоятельства, что у нее появилась возможность жить дальше, но ее состояние было настолько плачевным, что я не уверена в подобном. Но даже если она выкарабкается и через пару лет приставит к моему горлу лезвие катаны, то мне придется убить ее не смотря на сегодняшнее милосердие. Если взрослым людям практически невозможно доказать, что истинное зло не самом деле прячется не в нас, то ребенку такие идеи еще легко заложить. Если она сильная характером и волей, то не будет слепо идти уничтожать по приказу, а будет видеть четкую границу правды и лжи. И не нужна она мне в качестве близкого. Любая привязанность может сыграть злую шутку. Кому как ни вам это прекрасно понимать. Сколько уже стражей за это время молило людей о пощаде на поле битвы при вас же? Не вас звали на помощь, как своего господина и хозяина, а унижались перед людьми, плюя на службу. Я наблюдала за подобным уже много раз, правда, это случается куда реже пустых разговоров о хвастовстве. Но ведь на самом деле Норд сейчас наврала не только седьмому, но и себе. Она хотела иметь рядом с собой того, кто мог бы выслушать ее бредовые мысли, кто поддерживал бы во всех начинаниях, утешал от горечи неудач. Просто боялась потерять это самое существо, как потеряла Кирилла и Даниэля. Если она и подпускала к себе кого-то, то счастливчики могли положиться на темноволосую вампиршу в любой момент. Она отдавала себя всю, взамен требуя лишь малую часть внимания. Призраком жила вблизи, наслаждаясь каждым взглядом, улыбкой, движением. Этого хватало особе, хотя вторая, более эгоистичная часть Татьяны недавно возжелала, чтобы и ее полюбили так, как любила она.       — Таково мое мнение. Я не укрыла от вас ничего. А теперь бы я хотела узнать одну вещь, — губы дрогнули в слабой улыбке, ненормальной, сумасшедшей, — зачем вы остаетесь здесь до сих пор? Что вам от меня нужно? Солнце медленно скатывалось по небу, удлиняя тени от уцелевших домов, разрушений и деревьев. Где-то в паре кварталов слышались крики людей, шум: встретились с Всадником Апокалипсиса. Сколько уже времени прошло? Сколько осталось? И сколько может случиться? Ничто не мешало чистому голосу вампирши литься в пространство. Ферид молча слушал ее, ни разу даже не подумав о том, чтобы перебить. Его глаза цвета красного вина смотрели неотрывно в глаза собеседницы, наблюдая за отражениями образов ее мыслей, а улыбка не сходила с его лица. Когда же она закончила, Батори какое-то время помолчал, затем согнул обе руки в локтях и… хлоп! хлоп! хлоп! Его аплодисменты звучали несколько глухо из-за белых перчаток, которые были надеты на кисти, но даже этот звук отдавался эхом в пустом помещении.       — Сударыня, либо вы превосходный оратор, либо слишком долго держали все это в себе. Я восхищен! Браво! — его голос дрогнул от сдерживаемого смеха. Часть о верности его особенно порадовала. Для людей верность — вообще редкое явление, но это качество Алоис явно принесла с собой из своей «старой» жизни. Ибо если бы был обращен двуличный человек, вампирская сущность ему чести не прибавит и не исправит его гнилое нутро. По правде говоря, Ферид допускал, что вампирша могла переметнуться в его фракцию по воле Крул Цепеш, ибо Королева Японии уже давно клыки точит под Седьмого Прародителя, что являлось вполне взаимным. Но сейчас он понимал, что эта версия точно утратила всякий смысл. Была бы она шпионкой, вела бы себя по-другому. Да и у Крул не столь извращенные методы… Пора прекращать судить по себе. Самый лучший способ вить веревки из личности — зацепить ее гордость. Ферид попал точно в цель, а дальше Норд выкладывала ему все, как на исповеди. Оставалось лишь внимательно слушать. Биография Алоис Норд была ему неизвестна. Все что о ней было ясно — это то, что она скрытна и холодна, а этому должно было быть какое-то объяснение. Вторая зацепка про девчонку тоже попала в цель. С каким же презрением она говорила о вампиризме! Любо дорого слушать. Откуда такая ненависть? Единственным возможным объяснением было то, что обращение девушки состоялось при ужасных обстоятельствах. Ферид Батори даже пожалел, что ему о них не известно. Бессмертие… Разве не одна из вещей, за которые люди готовы убивать друг друга? Богатство, власть и время — то, за что любой алчный человек готов был продавать душу. То, что было у вампиров. Не у всех, конечно… Но если брать в расчет именно аристократов, то богатства и времени у них было навалом. Борьба шла за другой ресурс — власть. Ибо единственное, чего хотят те, у кого есть власть — еще больше влияния. И потому вампиры сражаются век за веком, применяя самые разные методы в своей войне. Надо же как-то коротать вечность? Но, по правде говоря, Ферид презирал тех глупцов, кто смел обращать кого попало в вампиров. Ибо давно проверено, с великой силой способен справиться лишь тот, кто ее не желал. А те, кто готов был отдать что угодно ради мнимого могущества — жалки. Их следует уничтожать, а не дарить им бессмертие, иначе потом проблем не оберешься от самоуверенных выскочек. Тех же, кого избирают аристократы, не бросают. Создатели какое-то время по закону обязаны обучить своих «детей» и открыть им основные истины этого мира, и только потом отправлять в свободное плавание. Совсем другое дело, если нерадивый ученик сам не желает подобного покровительства, стремясь вылететь из гнезда как можно раньше. И вообще отдельная статья про тех, кто был обращен в результате недоразумения. Жестокого недоразумения. Речь Алоис натолкнула Ферида на мысль, что девушка относится именно к последним. А люди и вправду ни на что не годятся, кроме как на роль скота. Будто они долго будут играть в благородство в той же клетке. Сами разрушили свой мир, а теперь сетуют на вампиров, которые подобрали их детей на улицах, кишащих монстрами. А кровь — всего лишь плата. Да, многие умирают, но они сами в том виноваты. Но правда в том, что сколько бы вампиры не грызлись между собой, люди так ни разу и не одержали над ними верха, сколько столетий бы не прошло. Что касается предателей, во фракции Ферида предатели долго не жили. И никогда долго жить не будут. В конце девушка успокоилась, и начались вопросы. Ферид приблизился к Алоис, сидевшей на краешке перевернутого стола, и, томно заглядывая в ее глаза, прошептал:       — Не думай, детка, что сейчас сказала мне что-то новое, что я не слышал за два тысячелетия. До сумерек еще далеко. Уверена, что хочешь провести это время в холоде и в одиночестве? Его голос был подобен меду, уста украшала дьявольская улыбка соблазнителя. Он снял одну перчатку с руки и коснулся ее ключицы, смазывая пропущенную каплю крови указательным пальцем. Нельзя же, в конце концов, так расточительно относиться к угощению! Эту каплю он намазал за свою нижнюю губу, а затем с явным удовольствием облизнул ее. После этого он отошел, убирая в карман флягу, которую неизвестно когда успел извлечь из рук вампирши.       — Знаешь, почему жажда имеет над тобой такую власть? Дело отнюдь не в воле. Пока ты не примешь в себе вампира, ты не сможешь в полной мере контролировать себя. Полемику насчет всего вышесказанного я не собираюсь с тобой вести. Сама поймешь, что к чему, со временем. Всего-то пару мгновений тишины Татьяне показались вечностью. Она уже успела убедить себя, что получит выговор за сказанное, вкупе за помощь человеку, поэтому приготовилась морально, а в ответ получила…рукоплескания. Она сначала не понимает насмешка это со стороны аристократа или своеобразная похвала, сконфуженно потупив глаза в пол. Когда-то вампирша точно так же выговорила все в лицо одному прародителю, с которым ей пришлось иметь дело по дороге в Японию. Насколько ей не изменяет память, он был из Германии, ранга пятнадцатого-шестнадцатого. Всячески оскорбляя и унижая людей, он пытался своими бестолковыми восклицаниями втянуть в разговор и других, но получил лишь озлобленную тираду стражницы. Она была обращена совсем недавно. Совсем недавно испробовала кровь человека и кое-как смерилась с искалеченной судьбой. Она просто не смогла безразлично отреагировать на подобное. Еще пару недель назад она боялась вампиров, по возможности избегала лишних встреч, а теперь находилась в их обществе как равная. Тогда ее чуть не убили. Сразу же схватили за волосы, хорошенько приложив об кресло виском, и выдернули сердце. Она с леденящим ужасом смотрела, как кровь багряными цветами окрашивает некогда белоснежную мантию, тонкими струйками стекает с открытой раны вниз, к животу, и образовывает небольшие озерца на полу. Тогда она испытала неимоверный испуг, что может умереть. Та, которая впервые дни обращения пыталась сжечь себя на солнце. Та, которая рыдала на плече незнакомца, умоляя убить ее. Та, которая не видела в будущей жизни чего-то хорошего, за что можно уцепиться. Все же она боялась погибнуть сколько бы издевательств и обид не перетерпела до этого. Тогда ей повезло. Вмешался тот, кто отвечал за переход девушки из одной фракции в другую. Он мигом уладил малоприятный конфликт льстивыми речами и пресмыканием перед «оскорбленным», привел особу в сознание и показал ей насколько жизнь ценна. Неопытная и глупая она цеплялась за рукав его рубашки, опасаясь потерять своего наставника. Он был лишь на несколько лет старше ее, но знал намного, намного больше и делился с ней всеми секретами бессмертных. Так спешно в потемках баз, на заданиях, по дороге в душ или дворец Королевы Японии. Он научил смело держать клинок, пить кровь прямиком из людей не убивая их, использовать свои силы в нужном направлении и манерам в высшем обществе. И в один день исчез. Он просто ушел из фракции третьей, и даже она не в состоянии была сказать, что задумал этот парень. Умело заметал следы, оборвал все связи. Лишь оставил короткое письмо «Ты только живи». А особа понимала, что он ушел не по собственному желанию, так было задумано еще много лет назад, и смирилась. Алоис смотрит прямо на молодого мужчину. Долго и внимательно, словно вспоминая что-то забытое, но очень важное. Ферид Батори, аристократ, седьмой прародитель, представитель верхушки вампиров. Лживый, наигранный, мерзкий, слишком сладкий, скользкий. Такое ее было первое впечатление? Девушка мгновенно наложила на него клеймо своего создателя, а теперь ее окутали сомнения в правильности своих же мыслей. День ото дня она привязывала к основателям, с которыми ей волей-неволей приходилось встречаться, одни и те же черты характера, поведение, цели и смысл жизни. Лишь чуть позже в меньшинстве она находила светлое, более возвышенное, что отличало их от серой толпы возомнивших себя великими пустоголовых манекенов. Заостренные уточненные черты лица обрамляли жемчужно-сероватые локоны волос, на затылке собранных в аккуратный низкий хвост и завязанных черной широкой лентой. Высокие скулы, тонкий прямой нос, нитевидные губы, уголки которых часто приподняты в лукавой ухмылке, и узкий подбородок — лишь одна внешность вампира указывала на его принадлежность к привилегированным кругам. Изнеженность и изысканность. Но особое внимание Татьяна уделила его глазам, точнее характеру взгляда. Кошачьи, цвета спелого граната очи поначалу смотрели с хитрецой, мерцая в межсвете еле заметным бархатным отсветом винного цвета. Но где-то в глубине плескались совсем другие эмоции, не присущие его ленивому и беззаботному нраву. Хомичук не осознает, что продолжает вглядываться в вампира, строя параллели между Батори и тем, кто ее обратил. Только частично воскрешая малоприятные моменты прошлого, сравнивая то что было и то что есть, она могла отделить седьмого от группы «мне нужно ненавидеть их», откидывая к «мне нужно о них узнать побольше, чтобы находиться рядом». Как кролик, загипнотизированный величием кобры, темноволосая замерла, вслушиваясь во вкрадчивый шепот прародителя, словно он рассказывал ей дивную сказку. Такой мягкий, теплый баритон, успокаивает и убаюкивает, подобно колыбели с давнего детства. Лишь когда он дотрагивается до нее, особа наклоняется корпусом назад, тем самым пытаясь сохранить мнимую дистанцию, но ладонь соскальзывает с опоры вниз и Норд приходиться принять исходное положение, чтобы не опозориться и не растянуться на полу. Кидая на уже отошедшего Ферида гневный взгляд, она распускает волосы из высокого конского хвоста, позволяя длинным, слегка вьющимся прядям волнами упасть на спину и плечи, подобно мантии укрывая открытые участки тела от лишних взоров. Пару локонов выбиваются и частично закрывают вампирше лицо — только на руку Татьяне, на щеках которой уже заиграл предательский бледно-розовый румянец. Говорят, что вампиры бесчувственные монстры. Но ими становятся лишь через много-много столетий, когда ты уже все знаешь от корки до корки и тебя ничто более не удивит или заинтересует. Но люди странны в своих убеждениях: разве жажду к кровопролитию и ненависть можно не относить к эмоциям?       — Я уже привыкла к одиночеству, так что не нуждаюсь так сильно в общении, как вы, — чуть ли не выплевывает девушка, нервно покусывая нижнюю губу. Этот Батори, чертов тип. Нет, алоглазую менее разозлил тот факт, что мужчина повел себя странно, не побрезговав дотронуться до нее голой рукой. Он высчитал время. Теперь Алоис была уверена, что не просто так седьмой решил проследить за ней, а следовательно уже появлялись новые вопросы. Знает ли он о прошлом девушки? Или же для этого он так искусно раскидал нити? Тогда следовало пойти наперекор ему, так же легко и непринужденно. Но может ли Татьяна противостоять хитрости и уловке многовекового вампира? Ранее она не раз сама расставляла ловушки, легко вытягивала нужную информацию из других, но теперь сама попалась впросак. Теперь нужно быть намного осторожнее и предусмотрительнее, иначе прижмут к стенке, и уже не вырвешься, как бы ни извивалась.       — Вы ошибаетесь. Я давно уже смирилась с тем, что каждую ночь мне приходиться выслеживать людей для пополнения энергии или идти и отстаивать очередь для своей порции крови в стенах Сангвинема. Намного легче осознать это, чем тот факт, что ты теперь идешь бок о бок с вампирами и подчиняешься их воле. Хомичук хранила и еще одну тайну, скорей являющиеся небольшим секретом по содержанию в себе необычности. Она голодала. Постоянно сдерживала себя, вглядываясь в круги на темно-алой жидкости или вслушиваясь в сердцебиение проходящего мимо человека. Либо она просто тем самым не хотела причинять еще больший вред смертным, либо просто пыталась научить себя лучше контролировать — неизвестно. Она позволяла себе пару глотков, не более, лишь на непродолжительное время забывая о тяги к убийствам. И эти игры часто имели другой эффект: все равно вскоре голова наполнялась свинцом и гудящим звуком, будто Татьяну накрывали колоколом и били в него снаружи, тело ныло тупой болью, а мысли путались.       — Ферид Батори, — уж слишком напыщенно звучит это в бедных стенах полуразрушенного здания, — вы смеете говорить о времени, когда невозможно предугадать конец? То, что мне дано бессмертие не означает, что так будет всегда. Может вы и проживете до конца света в уютненьком поместье окруженный личными слугами, что понесутся выполнять любой ваш приказ, но уж точно не я. Каждый день мне приходиться обнажать лезвие оружия, чтобы убрать с вашего пути парочку людей. Но ведь они не так слабы, как вам кажется. Они способны убить меня в любую секунду. Даже сейчас, — девушка небрежно указывает на улицу, — они с легкостью обратят меня в жалкую горсточку пепла, стоит отыскать меня.       — Не сметь говорить о времени? Пф! Ха-ха-ха! — Ферид разразился веселым хохотом. — Уж кому, как не мне, говорить о времени. В этом мире нет ничего невозможного, дорогая, как нет и истинного бессмертия. Но пока я тут… — он направил луч солнца прямо на нее, и в это мгновение солнце опустилось еще ниже к земле: прямоугольник света исчез, а «зайчик» растворился, даже не коснувшись вампирши, естественно, по расчету аристократа. — Пока я тут, твои жизнь и смерть принадлежат мне, а не жалким людям, которые видят ценность только в силе и в убийствах. Готовы убить в любую секунду? Милочка, какой же слабак тебя обратил, если его кровь, давшая тебе силу вампира, даже не способна защитить тебя? Он смотрел ей в глаза, делая паузу для молчания, чтобы дать ей подумать, а затем отвернулся, вновь убрав свою тикающую игрушку в нагрудный карман.       — Можешь не отвечать. Я все знаю, — глухим и уверенным тоном проговорил он. Все же… Ферид Батори оправдывал свою репутацию: добывать информацию он умел. — Ты только ответь: это только кажется, что с этим всем легко было смириться? А, может, ты вообще считаешь, что в жизни все удачно сложилось, а маску страдалицы надеваешь для того, чтобы не подпускать к себе лишних людей? Вампирша промолчала, поджав губы. Если бы только не эти цепи, что сковывали ее тело глупыми правилами, законами и указами, она бы точно не сидела на месте. Изначально она была свободна, подобно маленькой юркой птичке, постоянно стремящейся к яркому губительному, но от того не менее любимому солнцу. Это была мнимая свобода: глупое божье создание не знало, что не долетит до своей мечты, наткнется на невидимую преграду-стеклышко и, только упав обратно на землю, поймет, что ее мир на самом деле ограничен по воле другого существа. Оно более сильно, умно и хитро. Все для него не более, чем игрушки: и эта глупая пташка с разбитым сердцем и все остальные живые трепещущие умы. Оно хочет лишь зрелища, театра и будет идти на любые действия, лишь бы марионетки удовлетворили ненасытную тварь. Но даже с того момента, когда дочери неба обрезали крылья, она все равно лелеяла надежды сгореть в объятиях рыжего солнца. Даже когда ей запретили петь, когда прибили к земле и затянули путы на шее, с каждым ее неправильным действием заставляя задыхаться и ронять на золотистую пыльцу песка слезинки, чистые, как дождевая вода. Она жалкая и слабая, уже похожа на призрачный сгусток своего прошлого, но ее темные глазки продолжают гореть лихорадочным огоньком надежды. Ее солнце рядом. Ее солнце вскоре подарит ей вечный покой за веру. Смирилась ли она с такой участью? Скорей всего Батори сейчас был прав от первого до последнего слова. Иначе зачем девушка бы искала момент, чтобы помочь ослабевшим детишкам, так напоминающих маленьких ангелов, только по роковой ошибке закинутых в земное пекло? Зачем постоянно прижимала к груди очередного служащего Демонической Армии острие косы, но не смела дать холодной стали войти в податливое тело, принеся смерть человеку? Зачем? Зачем?..       — Ты можешь попытаться обмануть меня, но хотя бы не ври себе. Смириться не значит быть согласной с чем-либо. Приняла бы все, как есть, тогда бы смогла спокойно без крови жить днями. А одиночество — не то, к чему привыкают. Есть идиоты, которые могут обманывать себя годами, но лишь делают себе же хуже. Жалкие мазохисты. Но что ж делать, если в своем страдании люди склонны находить странное удовлетворение? Если их кто-то не наказывает — они ищут тех, кто мог бы причинить им боль. Не лучше ли жить в свое удовольствие, беря от жизни все и ни в чем себе не отказывая? — эти слова прозвучали так легко и непосредственно! Не хватало лишь бутылки, из которой можно было бы запить этот тост, ну, скажем, портвейном. Иронично, что вампиры не могут пить алкоголь. Ферид, засунув одну руку в карман, а второй — теребя часы, подошел ко входу в магазин и встал около уже узкого прямоугольника солнечного света. Клац! Клац! Клац! Он открывал и закрывал откидную крышку аксессуара, задумчиво глядя на зеркальную поверхность стоящего напротив дома, где было видно отражение неба. Улочка Такесита-Дори была и впрямь очень узкой, так что неба под любым углом, кроме прямого, нельзя было увидеть. Какая досада… Хотя, защита-то от солнца есть не у всех. Вампиры из гвардии и те, кто был обращен уважаемыми вампирами, безусловно, этой защитой обладали, а вот мелкие сошки довольствовались лишь плащами да темным временем суток. Он вновь, почти брезгливо, посмотрел на прямоугольник света, затем раскрыл часы и подставил стеклянный циферблат под лучи заходящего солнца. Отблеск дал так называемого «солнечного зайчика». Немного помотав им туда-сюда, он усмехнулся. Так же, как он сейчас играл со светом, он играл с жизнью и смертью, будь они его или чужие — не важно. Страх смерти может основываться у вампиров только на подсознательном инстинкте, ибо на внешнем, осознанном уровне, за тысячелетия все сгорает и оставляет лишь пустой пепел. Немногие смогли сохранить свою способность к чувствам и эмоциональности, кто-то прятал их от других, а кто-то упивался ими, подобно крови, как это делал Ферид Батори. Зайчик описал несколько беглых кругов по темному потолку, а затем, по воли вампира, метнулся в сторону вампирши и стал «прыгать» вокруг нее. Ферид даже не смотрел в ту сторону, четко контролируя каждое свое движение кисти и угол отражения, поскольку точно знал, где и как сидит девушка. Для того, кто хочет жить, Алоис Норд поступала слишком опрометчиво. Она отдала свой плащ — единственную защиту от горения заживо под лучами солнца, и в итоге вынуждена сидеть в этом магазине, думая, забредет ли сюда какой-нибудь случайный отряд ЯИДА, чтобы убить ее, или нет? Она не побоялась находиться в непосредственной близости от отряда вышеуказанной организации, даже пусть ее оправдывает такая благородная цель, как спасение девчонки-ягненка, рискуя быть увиденной и уничтоженной солдатом, специализирующимся на точных ударах по длинным дистанциям. Она рискнула пойти против закона вампиров, за нарушение которого жестоко наказывали, надеясь на старый, добрый авось — вдруг не заметят? А если и заметят — какая им разница? Безрассудно и глупо. Но и на самоубийцу она не походила. Просто потому, что прах тех, кто желал смерти, уже давно разнес ветер по руинам грешной земли. Хотела бы умереть по-настоящему — уже бы умерла. Опушенные ресницы дрожат, словно Норд с секунду на секунду упадет на колени, зарыдает, позволяя накопившейся боли выйти наружу с криком в пустоту. Тонкие длинные пальцы сжали складки платья, намертво вцепились в бархатную ткань. Такие пустые слова, незамысловатые фразы и безобидные предложения смогли все же ударить по больному особы. Хотя, может это всего лишь удача седьмого? Бывает, скажешь что-то наугад, оп, и попал! Нет, совсем не так. Не стоит недооценивать. Он — аристократ. Тот, кто прожил немало человеческих жизней и, пожалуй, уже прочитал, как книги, не одну сотню душ. Татьяна лишь очередная небольшая головоломка в его биографии. Она та, кто сейчас отвлекает его от скучных и монотонных действий в стенах поместья. И сейчас вампирша может повести себя по-разному: положить под его ноги все свои секреты, не думая о будущем, не думая об угрозе. Просто рассказать ему все, возможно, раскаяться, попросить защиты и исступленно обещать свою жизнь за его покровительство. Ему может понравиться запутанная история, и он заберет такой любопытный трофей в качестве игрушки. Она будет, как фарфоровая куколка, радовать глаз своей необычностью. Но ведь все когда-то надоедает. Он просто разобьет ее услышанным ранее признанием и сметет осколки на улицу, где они со временем иступляться пылью под каблуками прохожих. Можно же остаться таким же призраком, каким и превратили тебя несколько лет назад. Не поддерживать разговор, неоднозначно отвечать на вопросы, а лучшее игнорировать происходящее с ледяным спокойствием. Это выводило собеседников Алоис из себя и, чаще всего, стражники спешили найти себе лучшую компанию. Иные же, кто желал узнать причину сего безобразного поведения, по обыкновению вознаграждались отрубленной конечностью. Девушка имела привычку завершать визги и крики вампиров коротким взмахом косы: от нее сразу же отцеплялся надоедливый хвост, опасавшийся за свою жизнь. Забавно, когда тебе безразлична судьба и людей, и вампиров, и своя. Таких ненормальных стоит избегать. Но вот даже будь здесь коса, смогла бы Татьяна хотя бы замахнуться в сторону седьмого, не то чтобы попасть по нему?       — Мне говорили, что вы любитель зрелищ, — Хомичук поднимает взор, когда направленный в ее сторону солнечный зайчик растворяется, так и не причинив вреда. Словно девушка знала это, либо не страшилась последствий. — Знайте, мой отец тоже любил разбавить досуг чем-то действительно стоящим. Отец. Так сложно называть этим святым, для многих, словом того, кто разорвал и разметал твою душу, запутал все чувства в тугой клубок. Он бы нагнал еще туч, если ему не помешали иные обстоятельства. Но теперь для Норд это было лишь слово. Слово, обозначающее того, кто ее обратил. Ах, почему она была настолько опрометчива! Запомни она хотя бы его имя… мстила бы. Сколько раз она прокручивала в голове акты своей расплаты? Какие по разнообразию были они? Девушка то притворялась забывшей все обиды и возвращалась к нему, чтобы потом, втеревшись в доверие, осушить его одним прекрасным утром, оставив ничтожную оболочку. Она приходила к Урду, рассказывала о случившемся и покорно принимала свой конец, предвкушая смерть и своего губителя. Она искала возможные яды, предметы или заклятия, что помогли бы ослабить прародителя, а потом, высказав все в лицо, когда они находились бы в том самой маленькой комнатушке, помочь тому прочувствовать все кошмары Норд на себе. Ее пробирало до мурашек любой вариант развития событий, даже самый примитивный. Встретить его вновь — уже означало начало воздания. Она уже не остановиться ни перед чем, если будет иметь шанс добраться до отца. Убив Кирилла, он поступил очень опрометчиво, но, спрятавшись где-то в России, а может быть и другом месте, он тоже не оплошал. Пока жива Татьяна, жива и жажда мести. Главное — не сорваться, когда это произойдет. Иначе девушка погубит только себя, а не подлеца. Но она никогда не забудет случившегося. Пускай и понимает, что это глупо.       — Вы такой забавный, — на выдохе шепчет Татьяна, уверенная, что ее услышат. Она встает, подходит к молодому мужчине, останавливаясь за его спиной. Вампирша уже не выглядит такой растерянной, какой была пару минут назад: на устах играет загадочная усмешка. — Вы не можете знать обо мне абсолютно все. Это не подвластно даже вам. Если только сам отец не придержал язык за зубами во время очередного собрания. Или же если мы не сталкивались с вами ранее, еще до моего обращения, в чем я очень сомневаюсь. Так что смею спросить: кто он? Кто меня обратил, Ферид-Сан? Когда девушка бежала в Японию, Даниэль позаботился, чтобы настоящая информация о прошлом вампирши была успешно «утеряна». Он создал ей новую биографию и то лично попросил Королеву не делиться подобным с низшими чинами. Мол, бедняжка имеет за спиной недругов и не хочет, чтобы они вновь увязались за ней. Неужели и Батори попался на подобный крючок? Или же на самом деле он знает правду? Тогда есть призрачная возможность вспомнить личность аристократа и вернуться обратно в Россию. Не стоит опять просить помощь у высшего сословия, дети прекрасные информаторы. Он явно не оставил свои игры и только смертные будут знать об этом. Молодая особа тянет руку в сторону аристократа, но не касается его: ветерок занес в магазин одинокую косматую снежинку, и девушка, сразу заметив этот белесый кусочек неба, легко перехватывает его у плеча Батори, заворожено разглядывая холодную гостью. Алоис всегда любила снег. Скорей всего, даже больше, чем дождь. Такое впечатление, что тучи рассыпались пеплом, пытались прикрыть голую землю от промозглых ветров и придать окружающему миру более праздничный и торжественный облик. Если дождь помогает спрятать твои слезы, то миссия снега — наполнить тебя чем-то прекрасным. Этому нет объяснения, но следя за танцем снежинок в свете уличного фонаря, твоя душа будто расцветает, раскрывается бутоном дивных цветков. Девушка что-то бормочет под нос о скорых бедах, выглядывает из-за плеча седьмого, пытаясь понять: уже можно уходить или нет? А снег на ее ладони не тает. Он продолжает лежать дивным узором на бледной коже. А ведь когда-то он сразу же таял, стоило маленькой девочке дотронуться до хрупкого чуда зимы. Раньше она обижалась, дулась и принималась ловить следующую снежинку. А теперь имеет возможность наблюдать за одной и той же, сколько душа пожелает. Свобода. Неужели для тех, кто хоть немного чувствует себя в тисках, она и впрямь так сладка? Ферид всегда путем анализа и подбором решений находил выход из любой ситуации и, если ему не нравилось его текущее положение, просто-напросто изменял комбинацию шахматных фигур вокруг себя. Но остальные, кто не обладал его опытом и остроумием, отчаянно искали хоть какие-нибудь выходы из их клеток. Даже если те клетки — золотые. Все равно жажда свободы пересиливала и побуждала к отчаянным мерам. Искала ли так же отчаянно свободы Алоис Норд? Нет. Но и ее плен ее не устраивал. Она будто волчица: выжидает, а затем вцепится челюстями в жертву стальной хваткой. На слова Норд Ферид усмехнулся, даже не потрудившись обернуться. Он не стал отвечать, решив оставить ее вопросы открытыми. По правде говоря, сейчас он ее даже зауважал. Обычно после фразы «Я все знаю» и пары скользких, наводящих вопросов любые начинали либо уже открыто рассказывать на эмоциях все, что нужно было аристократу, либо давать какие-то зацепки. Но, видимо, молния дважды в одно место не бьет, за исключением громоотвода. Но эта дама, видимо, не из простых, что Седьмому только импонировало. Не любил он слишком простых игрушек, как например те, с которыми возятся остальные. Ну, нет, так нет. Случаи узнать истину еще представятся, а пока Ферид не будет ей ничего говорить. Пусть это молчание посеет в ее душе сомнение о его незнании, и пусть это сомнение из колкого чувства будет превращаться в лавину, которая потом принесет ее прямо к нему в руки. Батори умеет ждать, ибо всему свое время. На данный момент он, пожалуй, узнал более, чем достаточно: Алоис Норд была обращена против воли; обращена типичным садистом, хорошо, если Прародителем; в ней теплится еще человечность, которая одновременно является ее внутренним стержнем и уязвимым местом; честна и не глупа, а потому не стоит никогда сбрасывать ее со счетов. Вот и все выводы, которые Ферид почерпнул из этой продолжительной и эмоциональной беседы. Жаль, что так немного… а может ли быть такое, что она и сама многого не знает?.. Вампир чувствует движения свой собеседницы, ощущает ее приближение, слышит, но даже ухом не поводит, оставаясь неподвижным изваянием, подобно Аполлону. Хотя нет, скорее уж Марсу — если и сравнивать с Богами, то пусть это будет Бог войны. Он еще раз прокручивает в голове все события минувшего дня, вновь пропуская их через тщательный и конструктивный анализ. И все-таки, та девчонка была спасена не просто так, ибо подобные побуждения не возникают мгновенно. Подобные поступки человечество обычно оправдывает небезызвестной добродетелью, которая, по словам былых мудрецов, должна закладываться в основу всех поступков честных людей. На деле же это понятие приобретало несколько другой смысл, особенно для вампиров. Ферид Батори почти на все имел свое собственное определение, редко руководствуясь чужими суждениями, и для него подлинная добродетель — это рассудительность. То, что падает, должно было упасть, то, что преуспевает, должно было преуспеть. У провидения есть свои цели: оно награждает достойного. А то, чем люди отмазываются, совершая бездумные, душещипательные поступки, является либо слабостью, либо глупостью. Глупцы сами же себе и создают проблемы, но без таких вот феноменов было бы и неинтересно. Подловил бы Ферид Алоис в этом магазинчике, не спаси она того ребенка и не отдай ему свой плащ? Ага, щас! Молчит. Он просто игнорирует ее вопросы, из-за чего Татьяна недовольно хмуриться, не боясь за его спиной проявлять хоть какие-то крохи «живых» эмоций. По правде это подействовало подобно легкому ветерку, налетевшему из-под потолка на хрупкое пламя свечи: оно дрогнуло, грозя в любой момент потухнуть, как и неожиданно прихлынувшая уверенность, но все еще продолжало упорно гореть. А вдруг он и вправду все знает? Тогда почему не спрашивает о подробностях, чтобы принести окончательный приговор и Норд, и ее обратителю, не желает поскорей услышать ее чистосердечного признания, расставив все точки над «и»? Потому что он лишь притворяется. Не будь глупа, Татьяна и не смей опять подаваться на одни и те же уловки! Батори хитрый манипулятор и большинство информации получает только благодаря своему гибкому уму и лукавством, а не вечно слышимым на всех улицах вампирского города «Мы все знаем, потому что у нас везде есть уши и глаза». Нет, нет, нет. Даже прародители что-то да могут упустить. И Хомичук упустили. Правда, видимо, Ферид решил исправить этот недочет, тем самым показав всю безвыходность прятанья секретов и тайн по шкафам с кристально-невинной надеждой, что все таким образом будет сокрыто от чужих глаз. Теперь загнанный в тупик зверек очнулся от гипноза, поднял голову, не стесняясь показать тонкие, иглоподобные клыки. В какой-то момент ему надоело быть жертвой, и он вспомнил, что не только его опасность носит имя грозного хищника и убийцы. Он и сам может с легкостью раздирать более слабых, давить на них, играться с их жизнями, запугивать. Ранее он не желал этого делать, испугавшись себе подобных, поэтому и подзабыл свое истинное призвание. Последние лучи солнца скрылись за пеленой тяжелых облаков, которые ветер уже давно гнал со стороны севера. Такой цвет, плотность… похоже, снеговые. И точно: вскоре с неба посыпались маленькие звездочки изо льда. Снег… чистый и белый… даже у облаков нет такого цвета. Весь искрящийся, подобно алмазной крошке, и такой хрупкий… Пожалуй, прекрасное олицетворение души: изначально, рождаясь на свет в каком бы то ни было теле, она невинна и прекрасна, пока со временем не смешается с грязью и ее не примнут сапогами эгоисты, монстры, идиоты — простой люд, в общем. И в конце концов этот снег, израненный и грязный, обращается в воду, а дальше солнце очищает его, и он, испаряясь, возвращается обратно на небеса, чтобы вновь через какое-то время сойти за землю новым снегопадом и пройти этот путь боли опять. Хотя к чему такие унылые метафоры? Снег — это всегда лишь снег, замерзшие осадки. А человеческая душа — нечто, что люди до сих пор не смогли постичь, а вампиры, выступая в роли истинных ценников и атеистов, не трудились тратить время на иллюзорную философию, правя миром с помощью реальных действий. Пусть люди тратят свои силы и жизнь на бесполезные гипотезы. Если в их трудах будет что-то стоящее — это используют, а остальное не имеет значения, сколько бы сил несчастный философ в это не вложил. Сейчас Ферид Батори наблюдал за первыми снежинками, спускающимися с неба в танце ветра. Он ступил за пределы магазина, уперев кулаки в талию и оглядывая мир с видом Наполеона Бонапарта (благо, телосложение у вампира было куда более привлекательное), и, оглянувшись, обратился к стоящей во тьме заброшенного магазинчика вампирше.       — Можешь выходить. Солнце уже покинуло на сегодня эту грешную землю. Алоис дует на снежинку глупо надеясь, что она, как и несколько лет назад, растает от теплого дыхания, но такового чуда не случилось. С уст готов сорваться разочарованный вздох, но девушка вовремя вспоминает рядом с кем находиться, опускает руку, приобретая обычный невозмутимый вид, словно не она пару секунд назад с нежностью вспоминала давно ушедшие деньки в облике человека. Он похож на дьявола. Почему-то именно это сравнение сейчас приходит на ум девушке. Даже вспоминаются строки с давно прочитанной книги, которые и цитирует себе под нос:       — Дьявол существует, и это не просто карлик с хвостом и рогами. Он очень красивый. Ведь он — падший ангел, когда-то был любимцем Господа. И вправду. Люди привыкли представлять себе нечистого уродливым созданием с ярко-красной, как пламя, кожей и черными, как бездна, глазами. В его облике обязательно должны были присутствовать крупные рога, острые клыки, длинные когти и остроконечный хвост. Так примитивно. А ведь он соблазнял юных дев на блуд, заманчиво предлагал юношам взять в руки нож. С такой внешностью он бы просто пугал всех окружающих. Поэтому на самом деле он прекрасен. Дьявол идеален внешне, приманивает к себе подобно лампочке мотыльков. Глупые люди видят яркую оболочку, протягивают к нему руки, хотя внутри… Нет, не пустота. Сама смерть или даже что-то похуже. И этим он ужасен и страшен. Мужчина вновь открывает часы, которые почти все время вертел в руке, что свидетельствовало о том, что в определенное время и в нужном месте должно было что-то произойти, причем явно не без его участия. Стрелки практически закончили необходимые обороты, и, видя это, он вновь улыбается, но на этот раз улыбка откровенно хищная — так ухмыляются только перед тем, как схватить в когти жертву.       — Я, конечно, не солнце, но и мне пора закругляться, душенька. Хотя мне не хотелось бы заканчивать наш разговор на такой ноте. Поэтому приглашаю тебя на чашечку… м-м-м… чая в мое Поместье. В какое время я тебя уведомлю, но имей в виду, — он подмигнул девушке, — я буду ждать, так что не опаздывай! Чашечка чая. Ничего абсурднее вампир вампиру еще не говорил. Увы, но пищеварительная система бессмертного способна усваивать лишь кровь, поэтому было ясно, что под чаем подразумевалась вкуснейшая кровушка. Недоверчиво, но Татьяна ступает на припорошенную снегом землю за пределами магазинчика. В лицо сразу же ударяет свежий, холодный ветер, заставляя вдохнуть полной грудью. Стараясь не обращать внимания на аристократа, поворачивается в сторону Сангвинема, слушая приглушенные голоса. Люди тоже возвращаются в свой город. Пойдут через парк, значит, они не столкнуться с вампиршей. Брюнетка полуоборачивается, с недоумением смотрит в глаза Ферида. Он издевается над ней? С каких пор прародители стали приглашать в свои поместья стражников, предлагая провести с ними досуг? Этого не должно случиться: продолжи они разговор, Батори найдет еще больше зацепок к истине, если вообще не раскрутит весь клубок. Следовало тот час отказаться от предложения, но Норд не успела оповестить о своем несогласии, как седьмой ушел. Да и ее «нет» все равно было бы пустым звуком. Насильно бы притащили, уверовав еще сильнее, что она скрывает важное.       — Ну, всех благ, дражайшая Татьяна, — сладко пропел он напоследок и оттолкнулся от земли, взмыв ввысь. Через пару мгновений он уже исчез в снежной метели, подобно видению или призраку.       — Так и быть. Мы будем играть по вашим правилам, — усмехается особа, неспешно направляясь по улице вниз. Не стоит пока об этом переживать. Если постоянно находиться в таком взвинченном состоянии, то непременно споткнешься, упадешь и более не встанешь. Нужно хоть изредка наслаждать жизнью, как бы сложно это не звучало. Алоис «спугивает» белый рой ос листом папоротника, что перед уходом сорвала со стен здания. Время еще есть. И это не считанные секунды, поэтому вампирша успеет продумать все возможные и невозможные сценарии, что могут развернуться в особняке Батори, придумать все свои реплики, к которым невозможно будет придраться. Она сыграет для него идеальную роль, но точно не для его целей. Вскоре и силуэт девушки подхватывается снегом, закрывая от посторонних взоров. Где-то вдалеке говорят люди о сбежавшей из Сангвинема девочке. Где-то на поверхности улыбается вампир.