Чужие родственники

Они поломаны. Поломаны разными проблемами, но трещины внутри гниют одинаково. У них руки в крови. Вот только Беллатриса кровь эту слизывает с пальцев и улыбается кровожадно и жестоко. Она здесь по праву. Ее мысли, чувства, желания должны сидеть в клетке, что бы не навредить окружающим. И она должна сидеть здесь расплываясь в своем безумие. Он здесь не случайно. На его руках кровь пожирателей смерти. Он не жалеет об убитых им, но в особенно тяжёлые ночи, он думает, как много из убитых им были невинны. Ведь он никогда их сам не судил, по собственному желанию, слабохарактерно отдавая эту роль ордену. Он был их самым преданным щитом и мечем, но так и не смог доказать этого. Он слишком много о себе мнил, он слишком мало думал о других. Хотел доказать свою преданность Джеймсу, но сам же его и убил. Его хлещет ярость, словно невидимыми плетками, но он не против, он это заслужил. И не окажись он здесь за чужое злодеяние, он бы оказался здесь из-за мести. Его предали самые родные - его ум и чуйка. И пусть он не мог знать, кто является предателем, но именно самоистязание не даёт ему свихнуться в этих поглощающую любую радость, стенах. И, как не странно, прямое воспоминание о детстве (Беллатрис),что сидит через пустую камеру, так же не даёт ему свихнуться. Это детство, не такое как у других, длящееся несколько лет. У него детство - три месяца. Солнечно ярких, насыщенных переживаниями и волшебством, а теперь совсем потускневших. В его детстве - девочка плакса. С холодными глазами и горячим сердцем. Она порвет любого за сестренок, а когда обижают ее, словно расплывается в непонимании. Она ведь такая прилежно-добрая, так за что. И эти волосы, что так странно лились кольцами по воде ее плеч. Они одни, в его воспоминаниях, все еще имеют цвет. Цвет шоколада и магловских батончиков, что таскал ему дядя. Но детство закончилось слишком быстро. А девочка- плакса, так и осталась лишь в его воспоминаниях. Ему бы сказать ей спасибо. Спасибо за долгие разговоры, проведенные между обходами дементоров. Вот только он мародёр, а она прислужница Волан-де-Морта, и он не настолько свихнулся, хоть и помнит ее слишком хорошо, чтобы не питать теплых чувств... Ей бы сказать ему спасибо. Спасибо за то, что не говорил о том, "Чье - имя - нельзя - называть", о родителях Невилла Долгопупса, о семье. Только об общем, безумно счастливом детстве, лете,о мечтах, что никогда не сбудутся, о чувствах к друзьям, ордену, преподавателям. О всем том, чего у нее никогда не было, и чего она никогда не хотела. Им бы обняться, да вот только их разделяют дементоры, стены и вечность. Вечность из осколков не понимания, презрения, незнания. Им бы вспомнить, что они семья... Но вот только кровь в них совсем разная. Белла умеет быть сильной, но таковой не является. В ней, еще с детства, надломов – не пересчитать. Они рушат ее, они рушат ее сознания, заполняя изнутри демонами-страданиями. А те ищут хозяин. А маленькая Белла внутри ищет защитника. Демонам нравиться Том Реддл. Они в нем чувствуют что-то до боли знакомое, личное, схожее. У них одни мысли на двоих. И желания схожи. Вот только Лестрейндж испытывает к нему, какуюто жалостливую нежность. Она не горит огнем любви не к мужу , не к Волан-де-Морту. Она и не знает, любила ли она так , как рассказывали книги и щебетали ее подружки–однокурсницы. Внутри нее всегда было что-то тепло-светлое к семье, но никогда она не хотела в запале чувств целовать чьи-то губы. А после, она хотела лишь слышать стоны боли из любых губ. Те для нее стали слаще меда и нужнее воздуха. Они заполняли боль внутри нее сторонней болью. И это было ужасно неправильно, но так нужно. Так ей нужно. А маленькой девочке нравиться ее кузин-защитник. Маленькой девочке все равно, что внутри этого защитника горит огонь ненависти и желания мести. Маленькой девочке все равно, что кровь внутри него, гадко-кислая, а сам он, будто рассыпается грязным зеркалом. Тем зеркалом, что искривляет правду. Искривляет в пользу его. Позволяя ненавидеть чужого человека, чтобы не ненавидеть себя. Он до дна хочет выпить чужие страдания. Страдания одного предателя. Он помнить Поттеров. Но иногда хочет забыть. Забыть потухшие навечно глаза ,и стремительно заполняющее его разочарование и ненависть. В первую очередь к самому себе. Эти картинки в его памяти держат его на плаву. Держат его на плаву сознания так же, как Беллатрису ее надежда на воскрешение Волан-де-Морта. Они оба знают, что с каждым годом надежды в них все меньше и меньше. Но уйди эта горькая надежда и внутри них - ничего. Сплошная яма их грусти и неудовлетворенности собой. А там, через пару мгновение и полное сумасшествие .Они и так ходят на грани. Смотрят в бездну с надеждой, отчаяньем ждут, когда же она заглянет в них. Когда выжжет даже серо-белые картинки воспоминаний, что когда то были счастливыми, но не пережили встречи с дементорами. Когда их жизнь бесконечно летящая ко дну, наконец-то разобьет их на осколки-воспоминаний. Не оставив ни их, ни чего после них. Им бы бежать отсюда сломя голову. Вот только сбежать не возможно. Но если все же сбежать, то что дальше? Как жить среди магов или маглов, если сам себе противен и голову себе не расшибаешь об стену, с единственной мыслью дождаться. Сириус ждет отмщения, правосудия, честности. Хоть чего нибудь, что бы заглушило собачий вой боли, переполняющей его изнутри. Что бы жизнь, как прежде, вела за собой по осветленной дорожке, лишь изредка мокая головой в неприятности, чтобы не зарывался. Но он видимо истратил всю благосклонность судьбы. Ему здесь умирать бесконечную вечность, пока он сам не решит закончить страдания. Но он труслив и болезнен. И где-то, глубоко в душе, он еще ждет медового счастья. Вот только в этих стенах жизни ему больше не обрести покоя. Беллатриса все еще ждет Темного Лорда, и даже сама иногда не понимает зачем. В ей столько чувств к этому миру, но миру она никогда не была нужна. И эта горькая правда заставляет ее метаться по камере, не то загнанным зверем, не то обезумевшим, как и многие другие в этих местах, человеком. У нее внутри все кривиться и чешется. Ей здесь не жизни, не смерти, а одни мучения. У нее в голове голоса знакомых, которых она больше не уведет. Да. И надеяться не стоит. И если Лорд все таки придет, то пусть убьет ее первую, во славу Войне. Ибо она больше не готова сражаться. Не готова жить. Она пуста и поломана и внутри будто башни, что вот-вот упадут. А ей нужно в это время как-то стоять. Им бы спасти друг-друга. Склеиться из обломков. Вот только она вода, а он стекло. И вместе они или порознь - разницы нет. Они друг-друга не вытянут, а лишь попытаются затянуть на свое дно. А на том дне у каждого свои страхи, у каждого своя смерть. Где не о счастье, а о выживание думать надо. А им этих мыслей и так хватает. Они здесь будто вечность с друг-другом. И будто вечность друг-друга знают. Но все так же родственники чужие друг-другу. Они выберутся вместе. А потом расползутся по своим норам. Потому что, им собирать себя из капель-осколков. И для этого им никто не нужен. Они спасут друг-друга из Азкабана, что бы убить друг-друга внутри себя. И стоя в Отделе Тайн. Там дерутся не узники Азкабана, спасшиеся вместе. Там стоят сильные люди со слабостями в друг-друге. А сильные люди, как известно, слабости вырывают из сердца с корнем . Слабости вырывают, оставляя зияющую дыру. Которая никогда, ничем не заполнится.