So sick.

      Меня зовут Патрик Стамп. Мне двадцать пять и я неудачник. Личный психолог даже поставил причудливый диагноз, как же там… Ах да! Тревожное расстройство личности*.       Ненависть к себе появилась ещё в самые пурпурные годы моей никчёмной жизни — школьные. Когда все мои одноклассники уже бегали по свиданиям, целовались за углами школы с подружками, я в это время сидел в своей комнате, тихо заедая своё одиночество очередным шоколадным батончиком и до дыр прослушивая затертую пластинку Prince. В период полового созревания, мои друзья частенько делились своими сексуальными опытами, немного приукрашивая действительность, дабы выглядеть перед сверстниками как можно круче, ведь для них это было сравнимо соревнованию, за право называться «Самцом школы». А я молча стоял в стороне, мысленно молясь, чтобы они не обратили на меня внимания, а иногда и вовсе ссылался на дела и сбегал как можно быстрее. Прибегая домой, приходилось частенько запираться в комнате, включая очередной видеоролик с лесбийским порно, чтобы после таких разговор мои гениталии не разорвались от приливающей крови. Мастурбация серьёзно помогала, только после конца процесса, мне становилось настолько стыдно, что я бегом бежал в душ и становился под холодную воду. И так изо дня в день, из месяца в месяц. Пока, на одной из вечеринки, моего друга Пита я не встретил свою первую, «настоящую» девушку.       Я никогда в жизни не испытывал такого. Стоило только увидеть ее, как внизу живота моментально скручивало все кишки, извилины переставали работать в правильном русле, надевая на глаза невидимые розовые очки. На второй месяц нашего знакомства я познакомил ее с родителями, уверяя их, «ОНА» именно та, с кем я хочу прожить все свою жизнь. Все было замечательно, я думаю, я бы женился на ней, если бы не одно «но»! Этим «но» стал мой брат. Вернувшись с нашего второго тура, я застал ее скачущей сверху брата, кричащей вульгарные вещи вперемешку со стонами. Было видно, ей это нравилось. От испытываемого шока я смог выпалить лишь одно: — Со мной ты не кричишь так. Я настолько плох?       По третьему году страдания, я кое-как отошёл от разрыва, но доверять женскому полу не было никакого желания. Я ещё больше замкнулся в себе, общался только по особым случаям, и с некоторыми людьми. Окончательно потеряв внешний вид, набрав два десятка килограмм лишнего веса, я полностью отставил на задний план свою личную жизнь, и окунулся в безграничный музыкальный мир.       Все что мне так не хватало, я видел только в творчестве, погружаясь все глубже, изучая, вникая в нюансы и детали. До утра я оставался в студии, придумывая новые тексты, писал музыку. Половину из выдуманного я закидывал в самый дальний ящик, никому не показывая, ведь я знал, никому не интересно читать записки одинокого толстяка. Дальше, проблемы со здоровьем, с товарищами. Меня никто не понимал, и в каждом я видел злейшего врага. Пит пытался несколько раз привести меня в чувство: знакомил с подружками Эшли*, водил на вечеринки (практически под дулом пистолета, потому что, я наотрез отказывался выходить в свет), проводил со мной свободное время, как с маленьким мальчиком. Иногда, мне казалось, что я сорвусь и впаду в глубокую депрессию, видимо этого Пит и боялся, ссылаясь на свой личный опыт. А я… Я просто вставал каждое утро, делал стандартные процедуры, и летел в студию. И так каждый день. *** — Почему ты не хочешь ехать к Биллу? — Потому что мы оба знаем, через пол часа я развернусь и уйду. Так зачем тратить время и силы, на то чтобы добраться, и через пол часа поехать домой? — Не обязательно ехать домой. Выпей, расслабься! — Ты же знаешь, врачи запретили мне принимать алкоголь. — В том то и есть твоя проблема. Ты стал жить по каким — то навязанным тебе шаблонам. Нельзя пить, нельзя есть, нельзя развлекаться, надо только работать. Так нельзя, Патрик. Ты молод, а ведешь себя как овдовевший скорбящий старик. Начни жить. — Спасибо Пит, но меня все устраивает. ***       Как говорит Пит, общения с фанатами очень важно в нашей профессии. Безусловно, это правда. Ведь люди покупают билеты на своих любимых исполнителей, в надежде сделать себя хотя бы на пару часов счастливее, приблизиться на несколько метров ближе, разглядеть, попытаться прикоснуться. Я всегда относился к таким вещам трепетно и с каким — то уважением. Фанат хочет обнять? Пожалуйста. Хочет подарить подарок? Я с радостью принимаю его. Хочет автограф? Да не проблема, только дай мне маркер и листок бумаги. Максимальное количество времени я уделял таким вещам, а в замен получал несколько минут улыбок и позитивных мыслей на будущее. Если уж меня не могут сделать счастливым, то я постараюсь сделать это для кого — то. Правда, когда мне начинали признаваться в любви, закидывая комплиментами и лестью, я моментально краснел, отмахивался и старался перевести тему разговора. Очередная автограф — сессия после концерта в нашем родном Чикаго. Все на взводе, ведь когда мы выступали в Чикаго, перед своей публикой, своими родными, это… Это… Это невозможно описать. Эмоции зашкаливали, а адреналин подпитывался энергетикой зала. Мы любили это место, а место любило нас.       Концерт выдался куда более удачный чем ожидалось. Я немного выпил, так как тело неимоверно ломило, а ноги подкашивались от двухчасового. Сев в самый конец стола, я старался как можно быстрее расправиться со своими обязанностями, чтобы толпа не формировала заторы. Как только кто-то заводил со мной разговор, я старался удовлетворить просьбы просящего, так как гневные взгляды фанатов ожидающих своей очереди, заставляли меня чувствовать себя еще больше виноватым перед ними. Взяв очередной диск на подпись, и не смотря на обладателя я спросил: — Привет. Как тебя зовут? — Меня? Роуз… — Как только я написал ее имя на обложки диска, она тут же вскрикнула, чем заставила остановиться и поднять на нее глаза. — Нет, подожди! Это не для меня… было… — Оу… Я…. Блин! Прости, — подняв на нее глаза, я поправил шляпу и осмотрелся в поисках нашего менеджера, — сейчас все исправим., наш менеджер даст тебе другой диск… Ну, в смысле… я хочу сказать, взамен этого. Я ведь его испортил, а он просто заменит и я подпишу как скажешь.       Я так разнервничался, что даже привстал, чтобы быть с ней на одном уровне. Она была красивая. Темные прямые волосы, натуральный макияж, клетчатая темно — красная рубашка и облегающие светлые джинсы. Для меня, эта девушка заметно выделялась среди всей толпы тинэйджеркских девчонок, с окрашенными волосами, проколотыми носами и языками. Я старался как можно меньше смотреть на нее, а она нахмурив брови, явно была раздражена, что какой-то толстяк заставил ее ждать. — А для кого подписать?       Она повернула голову и взглянула на меня. — Элизабет. — Это…? — Подруга. Она не смогла приехать на концерт и мне пришлось проехать через весь город, в час пик (!), — она сделала явный акцент на этом слове, давая понять, что ей хочется как можно быстрее смотаться, — чтобы просто получить закорючку от вас, — она показала на каждого из нас пальцем, — парни. — Ага… Ясно. Я понял. Ты хорошая подруга, раз проехала через весь город, только ради закорючки. — Перед моим лицом в этой время появился запечатанный диск, и открыв его, я подписал: « Ждем на следующем концерте, Элизабет», подписавшись ниже. — Ну вот… В этот раз я не налажал. Прости, еще раз. — Ничего страшного. — Она одела очки, и направилась в сторону парковочных мест, бросив через плечо. — Пока. — Пока, Роуз.       Несколько секунд я смотрел ей в спину, пока одна из фанаток не тронула меня за руку, вернув в реальность. — Хей! Как дела? Понравилось сегодня? ***       Хиатус. Время, когда все награни. Внутри коллективная атмосфера была накалена настолько, что если бы кто-то чиркнул спичкой, мы моментально разлетелись бы на разные континенты, желая забыть все те года, которые провели вместе. Взаимные обиды, упреки, несовпадающие точки зрения пожирали нас изнутри. Мы встретились с ребятами в студии, и единогласным решением было принято взять паузу. Никто не знал наверняка, насколько долго это будет, но каждый знал точно, если это не произойдет, конца не миновать. Взяв перерыв, группа решила отдохнуть от своих прямых обязанностей и отдаться собственным утехам. Кто просто просаживал заработанные деньги, кто проводил время с семьёй, кто искал себя в новых проектах, временных конечно. Что касается меня, я просто существовал, купив дом в Чикаго, вечерами играя на барабанной установке, а днём просто бездельничал. Потеряв около шестидесяти фунтов, я решил кардинально изменить свою внешность, может хоть это мне придало бы немного уверенности в себе. Я сменил не только джинсы на классические брюки, толстовки на рубашки и джемпера, кепки на шляпы, но и сбрил свой главный атрибут — бакенбарды. Да, на меня стали чаще обращать внимания, девушки стали флиртовать и заигрывать буквально на ровном месте, заставляя меня краснеть и теряться в своей речи, но в моей голове практически ничего не изменилось. Я как был закомплексованным, отрешенным парнем, так им и остался. Родители пару раз намекали, что они безумно хотят увидеть внуков. А как они их увидят, когда я не могу даже с девушкой нормально провести время, все время чувствуя себя ничтожеством. Но ведь им я этого не скажу, иначе родители будут винить себя в несостоявшейся личности своего сына. Пит все время говорил мне, я звезда мирового уровня, у меня куча поклонниц, а я все время провожу в компании музыкальных инструментов. — Патрик, ты когда последний раз на свидания ходил? — Прошу тебя, не начинай. — Нет, правда! Ты красивый парень, а ведёшь себя как девственник на выпускном. Я хочу увидеть тебя счастливым, черт тебя побери! — Мне так удобно… — Удобно? Чувак, я первый раз слышу «такой» синоним слова «одиночка». Тебе ведь меньше тридцати, а ты себя уже откровенно говоря записал в семидесятилетние старики. — Так, я пошел! Успокоишься, мы продолжим работать.       Так заканчивался каждый разговор, я просто вставал и уходил.