***
У Плисецкого не шарики за ролики закатились, а Никифоров за Виктора зашёл. Мила понимает это, когда обнаруживает в квартире некормленую Петьку, которая тут же бросается ей в ноги, ластясь и громко канюча. Чтобы Юра оставил её вот так — дело доселе невиданное. А чтобы не брал трубки — ещё и неслыханное. За последний час Мила успела выучить фразу «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети» на нескольких языках и переключилась на отслеживание его аккаунтов. Когда он публикует фото в инстаграме, она первой оставляет ему комментарий. «Можно кормить Пуму булкой и колбасой? Если ты сейчас не ответишь, значит, можно». Конечно он отвечает. Спустя сутки, когда кошка уже довольна и сыта, но это тоже можно назвать успехом. Миле остаётся лишь тяжело вздохнуть, когда она понимает, куда и зачем — за кем — Плисецкий рванул в Японию. Признаться, иногда в Юрке Плисецком наивности больше, чем в глазах у детей, впервые увидевших на празднике Деда Мороза. Но даже те в конце концов вырастают с пониманием, что их всю жизнь обманывали, просто угадывая с подарками. А Юра живёт непоколебимой верой в то, что нужно во что бы то ни стало держать данные обещания. Жаль, мало кто эту веру разделяет. Мила сверяется с расписанием самолётов и живёт между аэропортом и его квартирой несколько недель кряду. Когда же Плисецкий наконец возвращается в родные пенаты, первым делом находит Петьку и извиняется. — Ждала меня, — подставляясь под шершавый язык, ласково бормочет Юра. — Я тоже по тебе скучал. Всё боялся, что кто-то тебя отравит. Он подозрительно косится на Милу, держащую в руках тарелку с бутербродами, нахмурив тонкие брови, и уходит на кухню, не переобувшись с дороги. Она лишь провожает его выразительным взглядом и понимающе улыбается. Уж она-то знает, что у Юры в холодильнике так же пусто, как на душе. Разве что в первом не поселилась кошка.***
Юркина хандра, честно, совсем не радует. Об этом ему твердят все подряд: начиная Яковом и заканчивая Георгием, который, на минуточку, пытается оправиться после серьёзного разрыва. Наверное, Юре стоило бы обсудить с ним, как правильно справляться с душевной тоской помимо посвящения целой программы тому, кто тебя бросил. Вот только говорить ему об этом совершенно не хочется. И Милу это совсем не радует. Мила вертится, как белка, совершающая обратный винт, постоянно оказываясь рядом с Юрой, и с ещё более завидным упорством нарушает его личное пространство. Лучше уж пускай злится на неё, чем злобно швыряет телефон на кровать. У Милы свои способы переживать разрывы, но подбивать Юрку Плисецкого на непотребщину она, конечно, не будет. Ведь не зря он называет её старухой. Никакая Мила, на самом деле, не старая. Мила взрослая. Относительно. А Юрка, Юрка, что с него взять? У Юрки Плисецкого в глазах падение звёзд, комет и планет, крах древних цивилизаций, костры для ритуалов и полёт лепестков сакуры вместо последних воспоминаний. Его тянет к местам, где он когда-то был и где никогда не окажется. А у Юрки Плисецкого твёрдая уверенность в завтрашнем дне, словах и своих поступках, словно и правда верит, что это что-то изменит и одним лгуном в мире станет меньше, а ещё пальцы у него испачканы в липком апельсиновом соке. Юру хочется потрепать по щеке, а Мила привыкла делать то, что хочется. — Не трогай меня, баба, — перехватывает её тонкую руку Юра. — Совсем страх потеряла. Мила смотрит на него до того снисходительно, словно древнегреческая скульптура, ожившая, чтоб наклониться к своему подносителю. Юра всё ерепенится, сыплет колючими словечками в её адрес, а будь у Милы волосы подлиннее — дёргал бы и за них. Дедуля же не перестаёт шутить о том, что Юрочке пора познакомить его с невесткой. И Юрочка, маленький растерянный Юрочка, сильно-пресильно злится, что какую-то взрослую — старую — Милу записали ему в невесты. — Ты сегодня отлично держался на льду! — восклицает она, будто Юра на нём вообще никогда не держался, и бегло целует в щёку в качестве незначительного поощрения. И теперь из-за Милы он чувствует себя оставленным в дураках.