Герой для Феи

Юрий Плисецкий, русская фея, юноша, на которого в первом же его взрослом сезоне Гран-при возложили столько надежд, не имел соулмейта. Об этом трещали репортеры на каждом углу, задавали вопросы и строили самые невероятные теории. В этом мире у каждого человека был свой соулмейт. И имя этого самого соулмейта могло появиться на любой части тела в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет. Было известно не более ста тысяч случаев, когда метка появлялась чуть раньше или чуть позже и всего лишь около пяти сотен, когда метка не появлялась вовсе. Юре должно было исполниться шестнадцать уже через несколько месяцев, и все его ровесники уже знали имена своих родственных душ, а некоторые даже смогли их найти. Плисецкий был бы рад оказаться в числе тех, кто не имеет соулмейта. Ему было достаточно фигурного катания. Ни на что другое просто напросто не хватило бы времени. Да и зачем обременять себя отношениями, если ему и одному было хорошо. Ведь отношения и вообще любовь в целом — пустая трата времени. По крайней мере, он считал именно так. Но все же, Юра помнил, как в двенадцать лет ждал метку будто что-то сокровенное. Он каждый день стоял перед зеркалом, разглядывая себя с ног до головы и каждый раз разочаровывался, ведь на бледной коже так и не проступил ни единый признак того, что имя родственной души готово показать себя. У нескольких одноклассников Юры метки уже появились и ребята хвастались ими, частенько выставляя напоказ. Черные буквы красовались на запястьях, спинах, лодыжках… И всему этому Плисецкий завидовал. У одной девчонки метка появилась на лбу и ее постоянно подкалывали за это. И Юра тоже делал так, хоть и понимал, что это все из зависти. Девочка часто плакала, а потом ее соулмейт именно по этой метке случайно заметил ее. И она перестала плакать, наоборот, девочка была счастлива, что имя ее родственной души красуется именно на лбу. Но хуже всех было именно Юре. Он ждал, пока метка появится, а потом уже плюнул на это дело. Фигурное катание начало отнимать все больше времени, ему даже пришлось перейти на домашнее обучение. Мысли про вторую половинку покинули голову Плисецкого еще в тринадцать лет. Парню было сначала просто все равно, он думал, что метка совсем скоро появится, но ее все не было, и Юра начал нервничать. Ему никто не нужен был, да, но это было как минимум странно. Да и юному фигуристу хотелось лишь того, чтобы журналисты наконец-то отвязались. Конечно, если что, можно было соврать, что его клеймо вылезло на спине или еще где-то, но правда рано или поздно все равно вскроется и тогда поднимется еще большая шумиха. Яков советовал просто не отвечать на вопросы репортеров, но Юра не мог. Он сразу терялся, когда речь заходила об его соулмейте. Ужас и страх сковывал тело и силы разом покидали юношу, не давая даже пошевелить рукой. Журналисты, видя это кидались на него еще с большим напором, но к счастью, тренер, Мила и Георгий помогали ему избежать больных вопросов, которые касались темы родственной души. Раньше Виктор тоже мог перевести внимание охотников за сплетнями на себя, но после Никифоров нашел своего соулмейта, Юри, и свалил к нему в Японию. За это Плисецкий иногда считал вышеупомянутого Виктора предателем. Но в какой-то момент Юрию стало просто наплевать на всех и вся. На вопросы журналистов он отвечал с оскалом, а слыша некоторые, особо вгоняющие в краску, просто игнорировал. И все же, редкими ночами Плисецкого пробирали страх и жалость к самому себе. Юра думал, что раз все-таки метки у него нет, то значит он совсем-совсем никому не нужен? Такого идиота никто не может полюбить? В такие моменты парень понимал, что нуждается в поддержке. Хоть чьей-нибудь. Поэтому прижимал к себе кота, а после, с утра, шел на тренировку, где его ждали Яков с Лилией. От этого становилось только хуже. Два соулмейта, которые работают вместе над его программой, были тем еще испытанием в такие дни. Хоть Фельцман и Барановская вечно препирались и спорили друг с другом, но когда их взгляды пересекались, то воздух нагревался и в помещении будто взрывалась тысяча фейерверков. И в этот момент Юре хотелось убить их обоих. Иногда, очень-очень редко, когда и без того маленькое сердечко Плисецкого не выдерживало всего этого, то он шел к Миле и та знала как развеселить подростка. Иногда Юра жалел, что не она его родственная душа. Было бы намного легче. Не то чтобы он любил Бабичеву, нет-нет, скорее испытывал обычную симпатию и то, только как к другу. Просто, так действительно было бы легче. Но увы, у Милы уже был соулмейт. Сара Криспино. Метка на руке у Сары выскочила еще в тринадцать лет, а вот Миле почти стукнуло четырнадцать. Обычно, метки возникали, когда человек был готов к тому, чтобы принять себя и свою любовь. Поэтому имена у родственных душ появлялись в разное время. Например, Сара успела найти Милу среди юниоров, когда красноволосой было всего одиннадцать и подождать еще три года, пока метка появится у Бабичевой. Потом они начали видеться чуть ли не каждый день, а спустя несколько лет и жить вместе. Но Мила все еще успокаивала Юру в моменты, когда на него накатывал страх и паника. Парень мог спокойно завалиться в их с Сарой «гнездышко» и выплакаться. Иногда Криспино тоже помогала успокоить Плисецкого, но не часто, ведь они толком-то и знакомы не были. Изредка, когда Юри и Виктор жили в Санкт-Петербурге (а происходило это обычно летом), то он мог пойти к ним. Но так как и истерики Юры, и приезды этих двоих случались редко, то зашел он к ним только два раза. Виктор успокаивал, говорил, что у Юри метка тоже появилась поздно, практически на шестнадцатилетие. Кацуки густо краснел, но подтверждал, что это так. Юрий от этого лишь хмыкал и засыпал на диване, когда Юри и Виктор гладили его по голове, словно маленького ребенка. В остальное же время, Плисецкий смотрел на ссорившихся друг с другом соулмейтов и радовался, что с ним никогда так не будет. Смотрел, как парочки едят розовую сахарную вату и его тошнило от этого. От всех этих милостей ему хотелось зайти в туалет и как следует проблеваться. Так Юра и существует. Иногда страдает, иногда радуется тому, что у него нет соулмейта и живет практически обычной жизнью обычного подростка. По крайней мере так было до того, как он узнал, что у его единственного друга не было родственной души. Отабеку Алтыну, Герою Казахстана было восемнадцать и метка так и не появилась ни на одном из участков тела. Репортерам парень врал, что где-то на плече есть имя его соулмейта и Алтын просто не хочет искать свою родственную душу, чтобы не загубить карьеру, отдавшись любви. Рассказал Отабек это за месяц до дня рождения Юры. В тот день Плисецкий решил поделиться своей проблемой с другом и получил от того полное понимание и даже больше. Если у светловолосого было еще около тридцати дней до того момента, как метка должна появиться, то срок ожидания родственной души у Отабека истек уже два года назад. И Юре было жалко Беку. Его Беку. Который всегда сохранял беспристрастный вид и при этом всегда был рядом, когда это понадобится. И Плисецкий был бы не прочь, если бы Алтын был его соулмейтом. Как странно, что за несколько месяцев их дружбы вопроса о родственных душах не возникало. И почему Юра не додумался об этом раньше спросить? Хотя бы про имя… Первый раз Плисецкому стало кого-то так жаль, что он решил заменить Отабеку родственную душу. Всего на один день. Может, ему и самому станет легче и он навсегда разочаруется в любви, но хотя бы тогда он будет только рад тому, что у него нет соулмейта. Конечно, Юрий знал, что это всего лишь притворство, но попробовать все же стоило. Они договорились встретиться в кафе, как будто настоящая влюбленная парочка и пойти в парк аттракционов, а потом делать все, что душе угодно. На следующий день Юра примерял все вещи, которые нашел у себя в гардеробе. Конечно, выбор был не так велик, но все же. В итоге Плисецкий просто плюнул на все эти прихорашивания и просто надел любимую толстовку с тигром и черные штаны. Когда он уже практически вышел из дома, то сердце грозилось выпрыгнуть из груди. Кошка окликнула его жалобным мяуканьем, мол хозяин, куда же ты? Но в этот раз он не обратил внимания на кошку, хоть и всегда гладил ее, когда та мяукала. Сегодня голова у Юры была занята совсем не этим. Мысли путались, не давая собраться и даже нормально дышать. Дыхание то ускорялось, когда Плисецкий понимал куда он идет, и с кем. В сердце поселились очень конфликтующие друг с другом чувства. С одной стороны парень понимал, что это все вроде как и несерьезно, они всего лишь притворяются, но с другой стороны… Внутри все переворачивалось, когда Юра думал, что они проведут этот день как двое влюбленных. Как два соулмейта. В этот самый момент юноша осознал, что ему просто необходима родственная душа и та стена, которую он строил несколько лет, рухнула. Его рука с ключом замерла на полпути до замка. Глаза Плисецкого стали по пять копеек и сейчас он почувствовал себя совершенно одним в этой Вселенной. Человек, который будет любить тебя несмотря ни на что, разве это не здорово? А если этого человека у него не появится, что тогда? А если у Беки появится соулмейт, а у него нет? Неужели Алтын оставит его точно так же, как оставил Виктор? Юрий несколько раз моргнул глазами и все же закрыл замок на три оборота. В квартире все еще мяукала кошка, но Плисецкому было опять не до нее. Он не знал, что делать, плакать, или улыбаться, от того, что теперь-то можно было понять всех знакомых, которые кричали о том, как им необходима родственная душа, чтобы она всегда поддерживала и понимала. С другой стороны, неизвестность пугала. Заставляла сердце сжиматься в комочек и колотиться с бешеной скоростью. Юра не исключал возможности, что у него не может быть соулмейта. Ведь ему самому уже почти шестнадцать, а метки все нет и нет. Интересно, потерял ли свою надежду Отабек? Ведь ему уже восемнадцать, а самый поздний возраст, когда метка появлялась — двадцать один год. Приехал лифт, и Плисецкий вынырнул из своих мыслей, понимая, что у него и у самого скоро будет возможность спросить.

***

Русская фея и Герой Казахстана вместе гуляли по Невскому проспекту. Путь их лежал через Аничков мост и заканчивался Зимним дворцом. Юра слишком любил разводные мосты и частенько гулял в той области, хоть мосты в феврале и не разводили. Отабек, не очень-то знакомый с местностью, полностью доверил выбор места Юре. Иногда они проходили мимо палаток с едой и в одной из них купили горячего чая. Напиток подобно теплому домашнему свитеру согревал изнутри и дарил некое подобие уюта даже напротив Пассажа, посередине Невского проспекта, где мимо них проходили сотни людей. — Юр, на черта тебе это сдалось? Все эти прогулки, чаи? — спросил Отабек, отпивая обжигающе горячий чай. Плисецкого этот вопрос застал врасплох. Он и сам не знал, что ответить на такое. Если он признается в том, что ему стало просто жаль друга, то все коту под хвост. И дружба, и этот день. Ведь никто не любит чувствовать себя жалким. Да и у Юры были и другие причины. Что насчет того, что он просто хотел почувствовать себя нужным кому-то? Да, это было более правдоподобно, но теперь уж он не хотел вызывать жалость к себе. Все эти мысли пронеслись в его голове буквально за одну секунду. — А тебе зачем? — привычно оскалился Юра, выпуская свой характер, будто когти, наружу. Теперь он уже корил себя за то, что просто не умеет нормально отвечать. — Сам же согласился, теперь и огребаешь. Напряженную тишину, которая образовалась между ними после этого вопроса, разбавляли только редкие разговоры прохожих. Двое фигуристов сидели на лавочке, уткнув носы в бумажные стаканчики с чаем. Оба не могли произнести ни слова. Но вскоре, Отабек все же ответил: — Не знаю. Думал будет весело. — Со мной?! Весело?! Ты тупой или как? — после этих слов Плисецкий понял, что сейчас слишком груб со своим соулмейтом и решил исправиться. — Но если хочешь, то ок, можно попробовать, — Юра и сам не знал, как из него это вырвалось. Он просто знал, что на самом деле этого хочет. И они действительно начали вести себя как влюбленные. Купили сахарной ваты, от которая раньше вызывала у Плисецкого только тошноту. Зашли в милую кофейню и засели там, так и не дойдя до Зимнего Дворца. Болтая обо всем на свете, они пили на этот раз уже кофе и расспрашивали друг друга обо всем, о чем только можно. Скоро Бека все равно умотает к себе на родину, и они снова не увидятся около трех-шести месяцев. За окном погода испортилась совершенно. Легкие снежинки превратились в настоящую метель и не было видно ничего, кроме белого полотна, которое, казалось, застилало все пространство. Это придавало ощущение какой-то защищенности и уюта в этом небольшом кафетерии. Болтая о всякой ерунде, парни и не заметили, как начало вечереть. «18.41» показывали часы, висевшие у входа в кафе. Отабек подозвал официанта и попросил счет. Снегопад уже стих, снова превращаясь в ненавязчивые снежинки. Они вышли из кафе держась за руки. И если их обоих спросить, как так вышло, что их руки переплелись, то ни один не смог бы ответить. — Тут рядом скоро салют будет. Давай глянем? — спросил Юра, мысленно надеясь, что Отабек согласится. На том мосту, откуда фейерверк был виден лучше всего, многие родственные души находили друг друга. Вдруг, именно в этот день на этом мосту Плисецкий узнает имя своего соулмейта? Внутри блондина теплилась надежда, что именно так и будет. Фейерверк начинался в восемь часов, поэтому спешить им было некуда. Фигуристы зашли в очередную забегаловку, взяли еще по чашке горячего чая (и как в них столько жидкости вмещается?) и присели за свободный столик. С одной стороны стола стоял удобный диван, а с другой обычный стул. И Юра, и Отабек хотели сесть на диван и чуть из-за этого не поссорились. И Алтын уже практически уступил, но Плисецкому в голову пришла другая идея. Он уселся на диван и схватил друга за рукав, увлекая туда же. Места на двоих вроде хватало. Они снова болтали о том и о сем, пока Юре это не наскучило. Он сам не понимая, что делает, положил голову на плечо Отабеку. Тот после этого сразу же заткнулся и его темные глаза удивленно посмотрели в сторону Плисецкого, который словно кот пытался найти самое удобное место, а вскоре замер, видимо, найдя то самое положение и начал ровно дышать, слушая чужой пульс. — Чего замолчал? Давай дальше говори, мне ж интересно, — сказал Юра, закатывая глаза. Но Отабек и не думал продолжать свой рассказ. Вместо этого он начал гладить зеленоглазого по голове, напевая под нос какую-то мелодию. А Плисецкому это жутко нравилось. Интересно, так должны чувствствовать себя соулмейты? Находятся в зависимости друг от друга и испытывают нескончаемую потребность в прикосновениях? Наверное, так, но ни Отабек, ни Юрий не могли испытывать тех ощущений, которые испытывают родственные души. А что если они оба все же узнают имена своих соулмейтов? Найдут свою любовь в лицах тех, чьи имена высечены на их телах и забудут друг о друге? И забудут этот день, в который они так хорошо притворялись... Юра задумался об этом и понял, что отпустит Отабека. Раз это будет судьба, то почему бы и нет. Даже если он сам навсегда останется один. Плисецкий желал своему другу счастья и только. Познать любовь, вот, что он ему желал. Даже если и не с ним, глупым малолетним мальчишкой, который просто-напросто не умеет любить. Юрий всегда думал, что у него очень твердое сердце. До такой степени, что никаким чувствам вроде любви или ненависти его не пробить. Но как-то раз Лилия усмехнулась, узнав об этом и сказала шепотом, как будто разговаривала сама с собой: — Камень или лед? Расколется или растает? Юрий не понимал значения этих слов ровно до этого момента. Но сейчас… Его сердце все же начало таять. И любовь, словно пламя, пыталась скорее растопить ледяную корочку, которым покрылось олицетворение души Юры. Но треклятое сердце все еще ждало подвоха и совершенно не хотело поддаваться новым эмоциям. Они были неправильными, пугающими, но такими манящими, что лед все же постепенно таял. — Юр, пошли, — сказал Отабек, обхватив лицо Плисецкого руками. Тот скорчил недовольную рожу. — Ну бл-и-и-ин. Тут клево ж. И ты мягкий, — Юра и сам не понял, как это вырвалось и густо покраснел, снова укладываясь на плечо друга. Алтын же улыбнулся и снова начал поглаживать Плисецкого по голове, иногда вдыхая аромат его волос. — Ты сам хотел сходить. И я уже хочу, — все еще с улыбкой сказал Отабек. И Юре ничего не осталось, кроме как все же согласиться. — Ладно, давай попремся туда. Сколько там времени? — спросил Плисецкий, медленно поднимая голову и вставая на ноги. Часы на руке показывали без двадцати восемь. Супер, они как раз успеют. Отабек тоже поднялся и посмотрел за окно. Ветер снова разбушевался и снег не думал отставать. Еще более сильная метель разразилась за окном, не пропуская никого. Плисецкий уже подумал, что они никуда не попадут, но в сумке у Алтына оказался зонт. Просто огромный черный зонт, который спокойно уместит их двоих под собой. Они вышли на улицу и шли, приобнимая друг друга, чтобы точно не попасть под снег и не промокнуть. Вокруг люди искали укрытия от непогоды, а этим двоим было все нипочем. Медленно шагая, они наслаждались заснеженным Санкт-Петербургом и время будто остановилось. Для Юры в этом мире остался только один человек, который сейчас шагал рядом с ним, как и для Отабека единственным на всей планете остался Юра. Оба знали, что их чувства неправильны, абсурдны, но разве можно приказать сердцу, какие чувства испытывать? Им уже не нужен был ни один соулмейт. Чем больше они притворялись, тем больше понимали, что притворство уже не имеет смысла. Да, возможно они не родственные души, возможно они и сами никогда не найдут себе соулмейтов. Но сейчас, то что происходит между ними, разве это нельзя назвать любовью? Может, люди будут говорить, что это неправильно — любить кого-то кроме своей родственной души. Но теперь Юра понимал, что никому не отдаст Отабека. Даже если он не будет его соулмейтом. Все равно. Теперь и, возможно, навсегда, он полюбил Алтына и полюбил всем сердцем. Где-то совсем близко раздались первые залпы салюта и небо окрасилось красным. После его сменил голубой, а потом зеленый. К тому моменту, как Юра с Отабеком все еще в обнимку зашли на мост, то небо уже полыхало фиолетовым цветом. Тех, кто пришел посмотреть фейерверк было немного, от снегопада многие решили пойти по домам или где-нибудь присесть. Поэтому создавалось впечатление, что этот салют только для них двоих. Да и они сами-то особо не возражали. Было действительно странно, что Юра повернулся к Отабеку лицом и прижался к его груди. Но еще страннее было то, что произошло потом. Алтын взял лицо Плисецкого в свои ладони и притянул к себе, немного сгибаясь, чтобы достать до его лица. И в следующую секунду их губы соприкоснулись. Робкий, немного неловкий поцелуй навсегда оставил неизгладимое впечатление в сердцах обоих. А потом… — Бе-е-ек. У тебя тут под носом, — сказал Юра, пытаясь стереть что-то черное над верхней губой Алтына. — Ай, жжется! — скорчил недовольную мину Отабек, но не отпрянул. В темноте Плисецкий не мог понять, что это у темноволосого на лице, а когда очередной залп осветил пространство вокруг, то просто не поверил своим глазам. «Юрий Плисецкий» маленькими буквами, будто усы расстилались над губой Отабека, который на мгновение сузил глаза, смотря на Юру. Тот не понимал, что разглядывает Алтын, но когда его соулмейт дотронулся до его нижней губы, то понял все. Легкое покалывание и тепло разлились по всему телу. И оба приложили руки ко рту. А потом звонко рассмеялись. — Как так получилось? — спросил Отабек, отходя от шока. — Что ты… Ну это… Мой соулмейт. — Не нравится?! — оскалился Юра, закатывая глаза, в своей привычной манере. — Наоборот. Ты мне вроде как давно нравишься, а вроде как это… ну… Неправильным было что ли, — попытался объясниться Алтын. А сердце Плисецкого растаяло окончательно. Он снова поддался вперед и поцеловал свою родственную душу. — Мне плевать, что ты там думаешь насчет этого. Теперь ты мой. Навсегда, — сказал Юра, отрываясь от Отабека. Тот улыбнулся и обвив руки вокруг талии теперь уже его собственной Русской Феи, которая громко рассмеялась. — А я и не против, — Юра в первый раз увидел такую лучезарную улыбку на лице Алтына. Теперь эти двое действительно были счастливы и любили друг друга. Теперь они нуждались в обществе и любви друг друга как в воздухе. Теперь все было правильно. — А давай я останусь в Питере? Буду тренироваться у Якова. Думаю, он меня возьмет, если так-то уж. Хотя бы потому что я тебя люблю, — у Плисецкого от таких слов на глазах выступили слезы. Видали, Мила, Виктор! У него вот кто есть! Заботливый! И больше никого, никого не надо! Но жизнь всегда вносит свои коррективы. Ослепительный свет фар из-за которого нельзя было разглядеть совершенно ничего. Крик где-то сзади. И невозможность что-либо изменить. Они бы просто не успели отскочить в сторону или разбежаться. Оба сначала не понимали, что происходит. Для Юры мир замер ровно на секунду. Чёрные подмерзшие перила моста, белый лёд внизу, асфальт под ногами и снег, который лежал повсюду. Немногочисленные люди стояли в ступоре и смотрели на фуру, которая неслась со всей скоростью в двух, только что обретенных друг другом соулмейтов. Отабек оттолкнул Юрия в сторону, а сам попытался отскочить. Но машина, которая неслась со скоростью больше сотни километров в час оказалась быстрее. Глухой удар, скрип тормозов и тело, которое отлетело на несколько метров вперёд. Вскрики людей. Мир снова пришёл в движение. Но Юра все ещё не понимал, что приключилось. Зеваки останавливались посмотреть, что происходит, а Юрий не мог пошевелиться. Понимание того, что сейчас случилось накатило слишком неожиданно, как будто кто-то просто щелкнул выключателем, моментально погружая его мысли и голову во тьму. Юра упал лицом прямо на асфальт, который был целиком и полностью в крови, но не это являлось причиной криков, которые Плисецкий начал издавать. Когда он кричал, то складывалось ощущение, что это рычит тигр, разъярённый зверь, который потерял что-то очень и очень важное. Теперь взгляды людей, которых на мосту было уже довольно-таки много, бегали между аварией и юношей, метавшимся в агонии. Внутри Юры все оборвалось. Как будто сердце раскололось на тысячи всевозможных осколков, самых разных размеров, но каждый обломок впивался во внутренности, заставляя кричать все громче, корчась от боли. Но он не умирал, а продолжал жить. И это было самой ужасной пыткой из всех возможных. Парень попытался подняться, но ничего не вышло. Ноги не хотели его слушаться и Плисецкий упал, оперевшись на руки, которые вскоре тоже подкосились. Слезы против воли текли по щекам, не давая разглядеть что-то дальше, чем на несколько метров. Взгляд полностью расфокусировался, но прежде, чем упасть и погрузиться в сладостный сон, Юра увидел в трёх метрах от себя знакомую куртку и раскрытый зонт, который будто маяк, валялся поодаль. Только это позволило Плисецкому не потерять сознание и начать двигаться в сторону своего соулмейта. На коленях, спотыкаясь и снова валясь на землю, он превозмогал всю боль, которая сейчас бушевала в нем с неистовой силой. Каждая клеточка тела молила о пощаде, но парню было совершенно все равно. Где-то там был Отабек и Юра обязан был хотя бы дотронуться до него. И тело, кажется, начало это понимать. Сердце снова пронзили миллионы иголок, дарившие такие страдания, с которыми Плисецкий просто не мог справиться. Он осел на землю в одном метре от своей родственной души и прижал руки к сердцу, пульсировавшему с устрашающей скоростью, грозясь вырваться из груди. "Умер... Он умер!" - пронеслось в голове у Юры. Слишком больно для его маленького сердечка, которое просто не могло испытывать столько чувств. Он как будто стал зверем, у которого была одна единственная цель, спасти Отабека, ведь Плисецкий верил, что тот ещё жив и будет верить в это до последнего. Метр. Один метр казался целыми километрами пути, которые было невозможно преодолеть и все-таки дотянуться до своего соулмейта. Как будто Отабек был у себя в Казахстане, а Юра здесь тосковал по нему, но не мог с этим ничего поделать. Вот только если Отабеку сейчас не помочь, то он будет намного дальше Казахстана и любого места на этой планете. Эта мысль ударила в голову Юрия неожиданно. Его родственная душа скорее всего уже мертва. От этой мысли сердце уходило в пятки. Рука Плисецкого, которая лежала на его же груди, действительно перестала чувствовать удары. А потом сердце забилось с ещё большей скоростью, отдавая болью в голове. Второй рукой Юрий попытался схватить куртку Отабека и притянуть того к себе. Ползти он уже не мог, но он был обязан дотронуться до человека, которого любит всей душой и который спас самого Плисецкого. Ведь если подумать, Алтын действительно спас Юрия. У русского фигуриста было слишком твёрдое сердце, а теперь оно растаяло. Хотя, наверное лучше будет сказать, что его сердце раскололось словно камень. Теперь душа Юры была ничем не защищена и боль била её со всей силой. Блондин все-таки зацепился за куртку Отабека и попытался подтянуться к самому парню. У Плисецкого это все же получилось и он был бы неимоверно счастлив. Вот только бы если бы его родственная душа дышала и подавала хоть какие-то признаки жизни. Лицо и тело Отабека были в крови. Правая рука и нога выгнуты под неестественным углом, а шея повёрнута на бок. И всё равно, даже сейчас, Алтын для Юры был самым красивым. Глаза казаха были открыты и выражали шок, изумление, но при этом какое-то облегчение. Вот только Плисецкому это приносило только страдание. Боль заполонила уже его всего целиком, но Юрию было плевать, какая она, душевная или физическая. Голова готова была разорваться как те фейерверки, которые стреляли десять минут назад. Как много может измениться за один день. За день, в котором всего лишь двадцать четыре часа, можно обрести любовь, испытать самое настоящее счастье и полюбить, а потом потерять все это за одну секунду. Заставить себя испытывать не только агрессию и злость, но и самые настоящие радость и веселье. Можно думать, что ты наконец нашёл человека, который будет оберегать тебя несмотря ни на что, с которым тебе будет просто до безобразия уютно. Но этот человек может уйти из жизни, умереть и ты уже никогда не почувствуешь вкус его поцелуя, прикосновения, не услышишь голос. И будешь скучать всю оставшуюся жизнь. Юрий знал, что будет скучать и страдать, сколько бы времени не прошло. Будет вспоминать о своём любимом соулмейте, который погиб, но спас Плисецкого от бесчувственности и перевернул его мнение насчёт любви. Будет помнить тёмные волосы, чуть раскосые карие глаза и какое же мягкое у него плечо. Люди смотрели на все происходящее, приоткрыв рты. Два известных фигуриста, один из которых мертвый, а другой еле живой, находились на месте происшествия. Вокруг ходят только что прибывшие полицейские и санитары, которые пытаются забрать погибшего на носилки. Но Юрий не отдавал Отабека, вцепился пальцами в его куртку и не был намерен отпускать. Плисецкий мог сделать все что они скажут, если бы ему дали ещё немного времени побыть со своим соулмейтом. Но пока что Юрий не был готов отдать Отабека никому. Понимая, что забрать тело получится только насилием, а здесь слишком много народа для этого, санитары отступили. Теперь безжизненные глаза Отабека пугали, поэтому Юра припал к окровавленной груди Алтына, сердце которого больше не билось. И это доставляло ещё большие страдания. Плисецкий все ещё грезил услышать стук родного сердца и выкрикнуть, что его соулмейт жив, но этого так и не произошло. Какой-то врач положил руку на плечо Юрия. Парень вздрогнул, испугавшись неожиданного прикосновения к себе, но не отпустил Алтына. Не дождутся, он не сдастся. Если у Юры заберут Отабека сейчас, то Плисецкий не сможет больше жить. Лучше уж умереть вместе со своей родственной душой, чем жить без неё. - Тебя оставить с ним? - спросил подошедший врач. Этот вопрос ввёл Юрия в мимолетный ступор. Кажется, подошедший был главнее, чем остальные, раз уж все остальные обратились именно к нему. Врач провёл рукой по плечу Плисецкого, пытаясь успокоить. Но парень только стряхнул руку и ещё сильнее припал к Отабеку, как бы намекая, что не отдаст того не под каким предлогом. - Соулмейт? - все ещё пытался докопаться врач. Юра кивнул, понимая, что уже не в состоянии издавать хоть какие-нибудь звуки. Да что там звуки, он ведь не мог даже нормально пошевелиться! Ноги окаменели, то ли от снега, который в больших количествах попал под джинсы, либо от усталости. А может, он уже умер? Может, все это всего лишь отображение того, что могло бы быть, если бы он выжил? А то, что ноги не работают - всего лишь побочный эффект? Плисецкий и сам не очень-то в это верил. Но ему хотелось быть рядом с Отабеком и верить, что они сейчас, совсем скоро, встретятся. Врач все не уходил и придерживал Юрия за плечо. А тот все плакал и плакал над телом своего соулмейта, на лице которого постепенно тускнела метка. Это заметил Плисецкий, когда приподнял свою голову, чтобы ещё хотя бы один раз взглянуть в лицо Отабека. Открытые глаза все ещё ужасали, поэтому Юра пальцами прикрыл их. Теперь казалось, что Алтын просто спит. Весь в крови и с переломами, но все равно. Он просто спал. По крайней мере, Юре хотелось в это верить. А после внимание Плисецкого привлекла метка на лице соулмейта. Его, Юрино имя. Оно потускнело, стало каким-то безжизненным. И взгляд на него причинял одну лишь боль. Чёрные буквы стили серыми, грозясь совсем пропасть. Плисецкий и так разрывался от боли. А теперь все перестало иметь смысл. Они больше не соулмейты. Нет, метки у них все ещё были, вот только теперь они были в двух разных мирах. И когда-нибудь чёрный цвет имён совсем потускнеет и сольётся с кожей. Интересно, Юра продолжит любить Отабека сквозь года? Да, наверное. Вот только зачем ждать столько времени? Месяца, года, десятилетия... Можно ведь покончить со всем этим сейчас. И они снова будут вместе, но в этот раз навсегда. Юрий провёл пальцем над губой Алтына, обводя собственное имя. А потом дотронулся до своей метки, которая была прямо под нижней губой. Если бы не этот надоедливый врач, то Плисецкий бы обязательно оставил на губах своего соулмейта последний поцелуй. Наверное, так бы стало немного полегче. После этого последний залп боли захватил Юрия. Наступило полное безразличие, видимо, сердце все же не выдержало столько эмоций. Перед глазами Плисецкого остались только перила моста и лёд за ними. - Я... отойду... - еле-еле встав на ноги сказал Юра врачу. Тот понимающе кивнул и подозвал санитаров, забрать тело. Наверное, Плисецкий должен был бы увидеть Отабека ещё раз, на похоронах. Но они увидятся немного раньше. На Юру поглядывали люди, которые кажется, узнали его. Но ему было как-то плевать. Сейчас их разгонит полиция и даст Плисецкому совершить задуманное. Он подошёл к краю моста. Пятнадцать минут. Столько Юра может продержаться без своего соулмейта. Чувства вновь проснулись, когда он перекинул ноги за чёрные перила моста. Внизу виднелась тонкая корочка льда, которую спокойно пробьёт тело подростка. Здравый смысл шептал Юре, что этого не нужно делать. Но боль снова дала о себе знать. Она захлестнула его с головой, не давая никаким смыслам пробиться сквозь неё. Такое случалось часто. Что человек, соулмейт которого умер, совершал суицид. Это ведь действительно больно, когда единственный человек, предназначенный тебе судьбой, умирает. Люди просто не могут выдержать такого. Страдания закрывают все воспоминания, все хорошие моменты и людей, которые хоть и не родственные души, но любят тебя такого, какой ты есть. Все уходило на второй план. Оставалась только потухшая метка. Поэтому все говорили, что даже если потеряешь соулмейта, то нужно оставаться сильным и преодолевать все. Теперь Юрий понимал всех людей, которые покончили с жизнью, узнав о смерти своего соулмейта. Так значит, Юра слабый? Да, возможно. Он не собирался этого отрицать. Без Отабека Плисецкий теперь не мог нормально жить, только существовать. Так странно... Они знакомы всего несколько месяцев, а поняли, что влюблены друг в друга не больше, чем несколько часов назад. Но Юрий уже не мог без него испытывать эмоции. Так зачем быть бесчувственным овощем, который будет всем докучать. Кому-то вообще нужна такая жизнь? Именно поэтому Юра сделал небольшой шаг вперёд. Руки уже примерзли к перилам, потому Плисецкий не хотел больше медлить. Скоро он будет со своим возлюбленным. Поэтому парень оторвал правую руку от перил. Больно, но терпимо. Получше, чем будет в ледяной реке. Можно было, конечно, выбрать другой способ для самоубийства, но у Юры не было под рукой ни ножа, ни веревки, ни небоскрёба. А упасть в реку тоже не так плохо. По крайней мере, лучше, чем поджечь самого себя. Здравый смысл все ещё пытался достучаться до Юрия. Он начал долбить в голову с ещё большей силой и чувства начали пропускать его. "Думаешь, Бека этого хотел?" - спросил голос в голове у Плисецкого. Парень остановился на полпути. Нога уже болталась в воздухе, а вторая в любой момент готова была оттолкнуться. Он уже не сможет пойти назад, ведь усталость брала верх. Перелезть ещё раз сил не хватит, а в сознании ему осталось находиться не больше пяти минут. Больше изнеможённое тело и душа не выдержат. Конечно, если люди не обратят на него внимание. А они не обратят, только когда по новостям скажут, что Юрий Плисецкий, талантливый фигурист погиб в один день со своим соулмейтом, Отабеком Алтыном, Героем Казахстана, совершив самоубийство. Тогда они вспомнят, что видели маленькую светловолосую фигуру за перилами моста, но не предали этому значения. И Юрий уже был готов к смерти. Снова увидеть Отабека. Он знал, что готов к этому. Его никто не мог спасти. Здравый смысл отступил, уже не в состоянии бороться. Да и боль больше не доводила до такой степени. Глаза начали слипаться, чувства отступать, а слух пропадать. Единственное, что он услышал перед тем, как потерять сознание и упасть в обморок, был истошный вопль: - ЮРА!

***

Юрий проснулся на койке в больничной палате. Все тело ныло, а в руку была воткнута иголка, которая шла к капельнице. Белые стены, белый потолок. Все это очень сильно давило на Плисецкого. В голове пронеслись все события, которые он пережил в последние двадцать четыре часа. Прогулка, кафе, салют, поцелуй, машина, смерть, страдания, попытка самоубийства. Он как будто заново пережил все, но эмоции и чувства теперь, увы, не появлялись. Кажется, вещество в капельнице блокировало все, что могло снова натолкнуть на попытку самоубийства. Кстати, об этом. Почему он не умер? Юра не знал. Вопли, которые он услышал перед тем как отключиться, произнёс какой-то знакомый женский голос. Кажется, это была Мила. Какая же она дура! Почему бы не дать ему хоть раз, один раз дать сделать все, как он сам хочет?! Но не об этом сейчас. Юре нужно было завершить начатое, ведь его ждал Отабек. Но полное спокойствие завладело его телом, не давая сделать ни единого движения. Ноги как будто цепями приковали к постели. Пришлось выдернуть иголку из руки и немного подождать. Плисецкий подошёл к окну и выглянул на улицу. Второй этаж. Не пойдёт. Все себе переломает, но не умрёт. Деревья колыхались на ветру, а солнце осветило палату. Лучи достигли лица Юрия и он поморщился, что причинило некоторую боль, но не очень-то обратил на это внимание. А потом Юра почувствовал, что на щеке что-то начало побаливать что-то ещё сильнее, чем прежде и он попытался ощупать лицо. Каждое прикосновение пальцев к коже отдавало болью. Да и ладони Юрия были стёрты в кровь. В конце концов он заметил в углу кран и зеркало. Подойдя, Плисецкий не поверил, что из зеркала на него смотрит именно его отражение. Человек по ту сторону казался каким-то бродягой, но точно не известным фигуристом. Светлые волосы свалялись и теперь представляли из себя гнездо, все лицо было в царапинах и синяках, а на щеке красовалась такая рана, что Плисецкий был уверен в том, что после останется шрам на всю жизнь. А после взгляд упал на нижнюю губу. Метка немного потухла, стала темно-серой, но все ещё связывала Юрия с Отабеком. И от этого парню становилось хоть не немного, но легче. Голова у Юры раскалывалась, поэтому он решил умыться холодной водой. Царапины все ещё щипали, но уже чуть более терпимее. Посмотря на себя в зеркало ещё раз, он понял, что пора. Пора уже наконец-то умереть. Он вспомнил о Отабеке и все снова перевернулось. Сколько ещё раз за эти два дня мир Юрия перевернётся с ног на голову. Он вспомнил свет фар и падение на асфальт. Руки, которые отталкивают в сторону. Как же он не додумался раньше. Отабек пожертвовал собой, чтобы Юра жил. Так значит... Он не мог лишить себя жизни, если его соулмейт отдал свою за него. Но Алтын не знал, насколько плохо будет Плисецкому после того как они разлучатся. Да и разве не хотел ли бы Отабек поскорее встретить свою родственную душу? Слишком много вопросов на одну маленькую подростковую голову. Слишком много страданий на одного человека. Успокоительное перестало действовать и сердце Юры снова не выдерживало всего того, что на него свалилось. Да и к этому всему подключилась ещё и голова, которая вместе с сердцем решала один слишком уж важный вопрос. Остаться в живых или умереть? И то, и то давало свои плюсы. Если он умрёт, то не будет страдать по Отабеку, а если останется жить, то сделает так, чтобы жизнь, которую Алтын отдал Юрию не была бессмысленной. И по щекам Юрия незнамо от чего, потекли слезы. То ли от чувств, которые вновь переполняли его, как будто Плисецкий был воздушным шаром, который в любой момент мог лопнуть, то ли от бессилия и невозможности что-либо сделать. Наверное, все это смешалось. Все страдания и чувства выходили через слезы, оставляя только радость от того, что Плисецкий все-таки испытал счастье рядом со своей родственной душой и узнал, что же такое любовь и эти же слезы предавали ему сил. Конечно, распускать нюни было не совсем уж привычным делом для Юрия, но сейчас он не мог с собой ничего поделать. Он прилёг на кровать и уткнулся в подушку. Теперь наволочка была целиком и полностью мокрая, уже не понятно от чего больше, от соплей или от слез. Мысли о самоубийстве ушли на второй план. Теперь перед закрытыми глазами Плисецкого стоял улыбающийся Отабек. Он протягивал руку Юре и как будто звал того к себе. По телу парня разлилась сначала волна боли, а потом её накрыло умиротворение. - Прости, Бека. Я ещё поживу, - прошептал Юра, открывая глаза. И перед тем, как снова увидеть мир, он увидел, что Отабек прошептал: - Я в тебе и не сомневался, - Алтын улыбнулся ещё шире и исчез, а перед глазами Юрия осталась лишь белая подушка.

***

Юрий Плисецкий, Русская Фея, парень, который завоевал золото в первом же своем финеле Гран-при, имел мертвого соулмейта, которого любил и верил, что они когда-нибудь будут вместе.