You can’t fight the friction So ease it off Can’t take the pressure So ease it off Don’t tell me to be strong ease it off You can’t fight the friction So ease it off
imagine dragons
☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼ Сехун морщится и трёт глаза костяшками левой руки, правой удерживая руль. На соседнем кресле дремлет Чанёль, с трудом пристроив свои длинные ноги, на заднем вповалку спят Кёнсу и Тао. Чондэ ещё поблескивает хитрыми глазами в зеркало заднего вида, но вскоре и он поддаётся охватившему салон сну. Чондэ немного возится, устраивая голову на стекло боковой двери и тихо вздыхает, Кёнсу спит на плече Тао, чем явно выводит из себя Чондэ, а сам Тао спит, заткнув уши наушниками, и как-то пристроив не менее длинные, чем у Чанёля ноги, обнимает Кёнсу и изредка что-то шепчет во сне. Вскоре Сехун понимает, что отчаянно засыпает и зевотой может свихнуть челюсть, кофе в термосе закончился, а угробить лучших друзей, пусть иногда и показывающих себя редкими идиотами, не хочется. Вдали мерцает зелёным вывеска какого-то мотеля, и Сехуну всё равно, если это обычный клоповник, лишь бы поспать. С трудом давя зевоту, Сехун доезжает до мотеля и паркуется. Под сонное ворчание он идёт на регистрацию и оплачивает номера: двухместный для Чанёля и Тао и трёхместный для себя, Чондэ и Кёнсу. Отселить всегда громких Чанёля и Тао, Сехун считает гениальной идеей, а вот поселиться с двумя давно влюблёнными, но отчаянно это отрицающими Кёнсу и Чондэ – не самой лучшей мыслью. Хотя он хочет спать так, что ему будет по боку, даже если друзьям захочется заняться сексом прямо рядом с ним. Сехун первым занимает душ и стоит под горячей водой, ожидая расслабления сведённых от долгого сидения мышц. Мылится с удовольствием, массирует голову, и вертится под струями воды, меняя напор. Выйдя из душа, он обнаруживает надувшихся, как мыши на крупу, сидящих в разных углах комнаты Чондэ с Кёнсу. – Что опять? – вздыхает Сехун. – Ничего, – бурчит Чондэ. – Ну конечно, – отзывается Кёнсу. – Этот придурок оставил в машине именно мою сумку. – Ну так и сходил бы, – шипит Чондэ. – Я тебе разносчик, что ли? – Я нёс твои вещи, – пыхтит Кёнсу и сверкает глазами. – Ладно, сейчас принесу, – сам себе кивает Сехун. Оба друга упёрты как бараны и доказывать хоть что-то себе дороже, вероятность, что огребёшь сам стремится к бесконечности. Потому он натягивает свежую одежду и выходит за дверь под сопение Кёнсу с Чондэ и сдвоенный стон из комнаты Чанёля с Тао. Сехун давит в себе желание постучать в дверь и прервать развлекающихся друзей. Потому что он до чёрта устал вести машину, а эти идиоты водить не умеют от слова совсем. В их компании обычно ведёт машину Минсок или они с Сехуном меняются, и тогда жизнь кажется намного радужнее. Но Минсок остался в Корее выхаживать деда после операции, и теперь за всех отдувается Сехун. Вместо того, чтобы пойти сразу к машине, Сехун бредёт в мини-маркет и берёт пять энергетических батончиков, семь пакетиков инстант-кофе и подозрительного вида сэндвич в запаянной упаковке, потому что он с утра не ел ничего, и не сдерживается, покупая смазку и презервативы. Он просто собирается засунуть их в сумки Кёнсу и Чондэ в отместку за порченые нервы, и пусть хоть подерутся, хоть кровать расшатают. Ему будет ровным счётом всё равно. Потому что его нервишки надо беречь, им ещё ехать не менее пятисот километров. Романтики им захотелось, а рулит он. Вот уже почти сутки не спит и его начинает всё бесить, он вспоминает выдержанного Минсока, стоны за дверью, опять поссорившихся друзей, и от злости едва не сплёвывает, но вовремя вспоминает, что стоит на кассе. Но раздражение грозит перелиться через край. Потому что они не только руль делят обычно с Минсоком, но и комнату, что избавляет от шипения Кёнсу и зудения Чондэ. Или они хотя бы делят этих двух ворчунов между собой, и каждому достаётся своя тёмная, но молчаливая личность, и нервы у всех в порядке. В следующий раз, если не поедет Минсок, Сехун точно плюнет и пошлёт всех в пешее эротическое путешествия, ибо ему нафиг не сдалась вся эта ерунда с психами с одной стороны и стонами с другой. Его девушка Суён путешествовать не любит, с друзьями Сехуна мирится, как и с неизбежностью отъезда, потому машет ручкой в аэропорту и остаётся за серебристым крылом авиалайнера вот уже который раз. И от звуков горячего – в этом Сехун ни минутки не сомневается – секса Чанёля и Тао, он ходит злой и неудовлетворённый. Так хотя бы Минсока можно потроллить или соблазнить на видео-игру и как-то отвлечься от друзей, а теперь Сехун не знает, куда себя пристроить. Даже сон весь напрочь пропал. Стоит вспомнить двух нахохлившихся бурчащих друзей и тёмную ауру, от которой вянут даже кактусы и раскалываются каменные глыбы, добавить к этому громкие стоны за стенкой, и Сехун начинает закипать по новой. Дурацкая идея поспать в машине становится всё притягательнее и слаще. Ещё бы возбуждение куда-то деть. Хоть снова идти в душ. Эти дураки дурацкие его бесят всё сильнее. Пять минут назад сладко спали в машине, а теперь любят друг друга так, что даже сюда Сехуну слышно, и он краснеет вместе с пожилым кассиром на пару. Сехун тяжело сглатывает и представляет, до чего додумались друзья в этот раз. Но с каждой мыслью в эту сторону, становится всё жарче. Ворот давит удавкой и джинсы тесноваты. Сехун в своё время по пьяни оказался в постели каждого из друзей, а те показали такой мастер-класс, что Сехун до сих пор возбуждается от одних воспоминаний. Неутомимость Тао и ненасытность Чанёля, длинные пальцы обоих, и желание показать себя во всей красе, остались в памяти Сехуна неизгладимым впечатлением, и он до сих пор не представлял себя с другими парнями. Мало кто с ним был так внимателен, как эти двое. Чанёль и Тао прекрасно дополняют друг друга, а Сехун радуется, что случайно свёл их. Пусть и так странно, как в прочем, и всё в его жизни. Начиная от школы, заканчивая друзьями, их поездками за океан и совершенно непонятными отношениями внутри дружеского круга. Однажды Сехун с Чанёлем перебрали так, что Чанёль на ногах вообще не стоял, но оставался в относительно трезвом уме, зато Сехун с трудом соображал, при этом нормально передвигался. Потому Сехун и положил пьяного вдрызг Чанёля – как потом оказалось – в чужой комнате в постель, где уже кто-то был. Чанёль что-то возмущённо бормотал и постанывал, но Сехун бодро помахал ручкой и ушёл. А наутро очень довольный, хоть и хромающий Чанёль едва не выбил дверь в комнату Сехуна, чтобы поблагодарить за неожиданный и приятный во всех отношениях подарок судьбы. Волей случая Сехун завёл Чанёля в комнату Тао, а тот, не растерявшись, помог справиться с маленькой – хотя кому они врут, Сехун же тоже знает – большой проблемой Чанёля. А потом они поменялись местами, чтобы справиться с не менее важной проблемой Тао, благо в постели не надо стоять ровно и тяжело спутать потолок и пол. Вот уже пять лет наутро прихрамывает то один, то другой, Сехун кусает губы, зная, каковы они в постели, но старается скрыть за нелепыми шуточками малую толику зависти и восхищения. Сехун после нескольких весьма неудачных попыток забрасывает все идеи сойтись с парнем и начинает встречаться с Суён, которая нравится ему давно. Познав, каково это быть и дающей и принимающей стороной, Сехун хочет разнообразия, но после неприятного опыта, больше не пытается построить отношения с парнями. Хотя он вполне доволен Суён, которая умеет порадовать в постели, и Сехун отплачивает ей взаимностью. Но Тао и Чанёль имеют дурацкую привычку подшучивать над Сехуном, видя, как заводят его их поцелуи или откровенные касания. Но несмотря на всю немного запутанную ситуацию в их отношениях, они остаются все друзьями, чему Сехун, конечно, рад. Ещё бы решить проблему Чондэ и Кёнсу, было бы вообще шикарно. Но Сехун уже не верит в это, хотя Минсок уверен, что просто не пришёл момент, когда эти двое откроются друг другу. Тао любит иногда подкрасться у Сехуну, прижаться всем телом и, поцеловав в шею, свалить подальше, хихикая и прикрываясь Чанёлем, как живым щитом. Хорошо, что Чанёль себе такого не позволяет, иначе Сехун бы не выдержал. Но когда возбуждение болезненно давит, Сехуну хочется постучаться в двери и если не обломать парням кайф, то присоединиться. Вместо немного остывшего нутра авто, откинутого кресла и откровенно коротковатого пледа, он оказывается прижатым к дверце машины гибким телом и почему-то яростно отвечает на поцелуи. То, что он целует парня, отмечает лишь краем сознания, впиваясь ногтями в кожаную куртку и царапая кожу об заклёпки. Ночной воздух прохладен и чист, но тело прижимающегося к нему парня настолько горячее, что Сехун задыхается, и кажется, что даже машина плавится от жара. Поцелуи становятся всё настойчивее, а Сехун всё податливее. Он отстранённо думает о том, что батончики в кармане куртки растают и превратятся в сладкое безобразие, которое придётся слизывать с обёртки, но мигом забывает обо всём, когда горячие губы спускаются на шею, а чужие пальцы расстёгивают джинсы. От парня приятно и терпко пахнет, ноздри щекочет парфюм с нотками табака и виски, аромат ложится на кожу Сехуна, он откидывает голову и надрывно выдыхает от острой боли в ключице, на которой сомкнулись зубы, но тут же млеет от чужой ладони, сжавшей два возбуждённых члена в плотное кольцо. Сехун задыхается от жгучих поцелуев, исходящего от незнакомца жара, и толкается в чужой влажный от смазки кулак, позабыв обо всём. Он оглаживает широкие плечи, цепляется за шею и притягивает парня ещё ближе, целует, кусает за полную нижнюю губу, пропускает в рот чужой язык, а потом глухо стонет, теряясь в ощущениях, когда парень вновь кусает его за шею, смешивая боль и удовольствие в нечто необычное, но такое желанное сейчас. Дыхание отказывается восстанавливаться, а звёздочки будто приклеились к обратной стороне век, уши заложило, приятная истома разливается по телу чувством полной удовлетворённости, ноги мелко подрагивают от накатившего оргазма, и Сехун позволяет вытереть себя влажными салфетками, хоть и покрывается гусиной кожей от прохлады. В голове всё ещё бухает кровь, и слышит Сехун лишь своё тяжёлое дыхание. Трясущимися руками он застёгивает джинсы, и вздрагивает, когда его коротко целуют за ухом и шепчут: – Ты был великолепен. Сехун на мгновение теряется, вспоминает слова Суён, которая после одного из фильмов томно шептала, что у актёра такой голос, что ему можно отдаться, лишь бы слышать его вечно, и соглашается с её словами. Осознание внезапного секса с незнакомцем на слабо освещённой парковке, которую вполне вероятно мониторят камеры, накатывает совершенно внезапно вместе с поднимающимся чувством стыда. Он вцепляется клещом в широкие плечи незнакомца и спрашивает: – Как тебя зовут? – Это так важно? – Да. – Можешь звать меня Каем. – Но это не настоящее имя? – Нет. Кай отворачивается, отходит к хищно изогнувшему кобальтовые бока, мечте всех мальчишек «Harley Davidson», оглаживает хромированный руль, бросает Сехуну улыбку, от которой у Сехуна едва не подгибаются колени, перебрасывает ногу через мотоцикл и тут же газует, скрываясь в облаке придорожной пыли. Сехун смотрит вслед и облизывает искусанные губы, а потом вялой походкой плетётся в номер и валится на кровать в одежде и, пропуская мимо ушей вопросы и возмущения, забывается сном. Глаза Сехун не открывает, хотя уже какое-то время его точно поливают из чашки водой. Но он лежит на животе и чхать хотел на всё, потому просто зарывается носом в подушку подальше от назойливых капель, настойчиво лезущих в нос. И лишь когда с гиканьем на его пятую точку приземляется Тао, опаляет дыханием мокрый затылок и начинает посасывать мочку уха, Сехун подрывается, скидывает гогочущего Тао и под общее улюлюканье скрывается в душе. И тщательно душит в себе стоны, снимая напряжение под стоящие перед глазами картинки вчерашней ночи. Или Сехун ничего не понимает в жизни, или Кай чертовски красив, просто до невозможного. Смоляные волосы, занавешивающие тёмные глаза, притягательные твёрдые губы и смуглая даже в весьма странном освещении парковки кожа, широкие плечи и длинные ноги – всё это вкупе взрывает мозг Сехуну, вызывает очередную волну возбуждения и отдаётся сладкой болью в багровых синяках на шее и ключице. Впервые за всё время он встречает человека, который беззаботно и просто дарит наслаждение, ничуть не хуже Тао и Чанёля, причём не прикладывая особых усилий по обольщению. Сехун, конечно, не кисейная барышня и никто не покусился на его зад, но он ловит себя на мысли, что хочет увидеть Кая ещё раз. И не только увидеть, но и прочувствовать всем телом. От мечтаний отрывает настойчивый стук в дверь, и Сехун нехотя отрывается от сладких мыслей. Он отключает душ и долго, с наслаждением бреется и чистит зубы, слушая истошные вопли под дверью. Ему угрожают сотней казней, упрашивают, обещая вкуснейший обед, умоляют и матерят. А Сехун неспешно ведёт бритвой по щеке и усмехается. Поделом им. А вот не надо будить единственного своего водителя такими радикальными способами. Выплывая из ванной в напряжённой тишине, Сехун мило улыбается и громко говорит: – Хочу есть. Ваши предложения? – Я его убью, – шепчет Чанёль Чондэ, но его бас всё равно прекрасно слышно. – Тогда я высплюсь, а вы никуда не доедете, разве что на автобусах, – парирует Сехун и одевается. – Скотина ты, Се, – вздыхает Чанёль и подхватывает Сехуна под руку. – Идём, Тао с Кёнсу заказали завтрак. Сехун нащупывает в карманах запаянный сэндвич, превратившийся в блин от лежания на нём и растаявшие батончики. Он мысленно стонет от представшей перед глазами картинки: резко очерченные губы Кая с тонкой плёнкой шоколада, которую можно слизывать неспешно, исследуя языком каждую трещинку. – Ты чего? – спрашивает Чондэ и осекается от безумного взгляда друга. Примерно с такими же глазами Сехун возвращался и от Тао, и от Чанёля в своё время, потому Чондэ подозрительно косится на широкую спину Пака. – Нормально всё, – сдавленно шепчет Сехун. – По Суён соскучился просто. – Аааа, – тянет Чондэ, но всё равно не веряще щурится и как только садится за стол, начинает что-то воодушевленно шептать Кёнсу. Сехун ест в удовольствие и повторяет заказ, потому что ещё ехать и ехать, а с остановками не всегда всё гладко, ведь не везде подают то, что способен съесть именно он. Остальные молча жуют, что дали, а вот он перебирает харчами, за что не раз выслушивает комментарии и нотации. Что поделать, если он терпеть не может картошку, тыкву и мясо, из которых будто бы состоит вся кухня американцев, а рис и рыбу днём с огнём не сыщешь? Они вновь едут весь день, делают короткие передышки, разминают мышцы, Кёнсу фотографирует всё, что видит, а Чондэ пишет в блог очередную историю об их путешествии. Чанёль с Тао как обычно неспешно целуются, не вылезая из машины, а Сехун уходит назад, всматривается в горизонт и мечтает о скорейшем приезде. Хотя кому он врёт? Он мечтает о Кае, который прочно засел в его мыслях. Чтобы отвлечься, Сехун проверяет сеть и отправляет коротенькие фразы в твиттер, отвечая на вопросы сонной Суён и Минсока. Суён вскоре отключается, а Минсок выясняет, как там Чондэ с Кёнсу. И Сехуну кажется, что он наяву слышит печальные вздохи друга. Минсок прощается, Сехун желает удачи и идёт к машине, где вновь по разные стороны от Тао сидят нахохлившиеся Кёнсу и Чондэ, явно успевшие уже что-то не поделить. К вечеру Сехун заявляет, что устал, и если все хотят быть живы, он должен нормально поесть, а не давиться вегетарианским купленным вчера бутербродом, да и задница у него устала, а концентрация вообще на нуле. Тао протяжно стонет, Чанёль ругается, а Чондэ с Кёнсу беззвучно выясняют отношения, прожигая друг друга взглядом. Они останавливаются в закусочной, на вывеске которой красуется стейк из рыбы, Сехун блаженно жуёт рыбу из местной речки, приготовленную по особому рецепту с откровенно неплохим соусом, пока парни едят привычный заказ в виде картошки с мясом и огромным куском пирога. Потом Сехун сворачивает в ближайший мотель, где вопреки всем возмущениям говорит, что они останавливаются здесь на ночь. Сехун на правах рулевого вновь занимает душ, но на этот раз тщательно готовится к возможному сексу, вынуждая Кёнсу и Чондэ изнывать в ожидании горячего, согревающего душа. Сехун будто кожей чувствует незримое присутствие Кая, от которого сладко тянет внизу живота и подгибаются пальцы на ногах. – Ты куда? – прищурившись, спрашивает Чондэ. – Прогуляться. – Ты же устал, – добавляет Кёнсу. – Ага. И от вас я тоже чуток устал. Слушайте, может, вы уже переспите? Сколько можно людям нервы трепать? – бросает Сехун и смотрит на друзей. Кёнсу краснеет мгновенно, в то время как Чондэ краснеет постепенно и пятнами. – Не, ну правда, попробуйте, хотя бы фроттаж и поцелуи. Заодно разберётесь, хотите ли вы друг друга или у вас просто идиосинкразия последней степени. И да, смазка и презервативы у вас в сумках. Мало ли. Сехун успевает выскочить за дверь раньше, чем ему в голову прилетает не очень чистый носок Чондэ и тяжёлый кроссовок Кёнсу. Сехун выходит на улицу и ведёт плечами – сегодня в разы прохладнее, а он всё-таки теплолюбивое создание. Но возвращаться в номер за более тёплым джемпером желания нет. Ничего, пробежится, если надо, а если повезёт, то согреется более приятным способом. Он неспешно идёт к парковке, плотнее запахивая куртку и пряча ладони подмышками. Спустя несколько минут, когда Сехун углубляется в глубокие тени деревьев, растущих около трассы, вдалеке урчит мотор, и Сехун замирает, кожей чувствуя приближение Кая. Он так и стоит, не хочет оборачиваться, чтобы крышу не снесло раньше времени, ждёт, пока на живот ложатся обжигающие ладони, а шею обжигает поцелуем. – Скучал? – шёпот с хрипотцой превращают колени Сехуна в кисель. Он проворачивается в объятиях и прижимается к Каю отчаяннее, позволяя исследовать свой рот неимоверно горячим языком, а тело жёсткими ладонями. Отстранённо Сехун понимает, что творит какое-то немыслимое безумство, но он не хочет останавливаться. Кай целует долго, распаляет себя и Сехуна, оглаживает покрывшуюся мурашками кожу под одеждой, обжигает касаниями, а потом опускает Сехуна грудью на крутой кобальтовый бак мотоцикла, и тщательно готовит, хотя Сехун и готов выть от стыда и желания. Здравый смысл покидает его вместе с движениями узловатых пальцев внутри и поцелуями-укусами на шее и плечах. Он сжимается от прикосновения обжигающе горячих живота и груди к оголившемуся участку спины и ягодицам, не понимает, как мог мёрзнуть, если до одури жарко и снаружи, и внутри. Связные мысли покидают его с первым толчком Кая и до боли сжатыми пальцами на его бёдрах с приспущенными штанами. Сехун проезжается грудью по баку, но обнимает его, чуть меняя положение, плотно прижимаясь животом к металлу. Джемпер задирается, и кожу будто холодит до того момента, когда соски накрывают пальцы, а на шее смыкаются зубы, и тогда Сехун стонет в голос, теряясь окончательно. Кай движется именно так, как надо, и Сехун срывает голос, захлёбываясь стонами и собственным дыханием. Всё окружающее его сжимается до пульсирующей точки внутри, ползущего по телу огня и расплывающегося под кожей наслаждения. Так хорошо ему ещё не было ни с кем, а уж получить повторный оргазм от рыка Кая, приглушённого укусом, Сехун не ожидает никак, но тем не менее, повторно выгибается дугой, чувствуя обнажённым телом будто полыхающую кожу Кая. И вновь в порядок его приводит Кай, потому что ноги у Сехуна разъезжаются и дрожат. А сил оторваться от ставшего родным крутобокого мотоцикла совсем нет, Сехун обнимает его и прикрывает глаза. В голове только что перекати-поле не кружит. Запах пыли и бензина, всё того же парфюма и пота оседают не только в лёгких, но и так глубоко внутри, откуда не выцарапать никак и не выжечь калёным железом. Даже джинсы на него натягивает Кай, а Сехуну не хочется шевелиться, есть только одно малюсенькое желание – никуда не двигаться, вжаться носом в грудь или шею Кая и забить на путешествие, на друзей и Суён. Чтобы забыть обо всём и не помнить ничего. Он вяло отрывается от бака, и запрокидывает голову на плечо Кая и отвечает на неспешный поцелуй. Немного неудобно и болит шея, но Сехуну плевать. Кай доводит его почти до двери номера и ещё раз целует так, что у Сехуна звёзды перед глазами складываются в созвездия. Кай уходит, а Сехун стоит и смотрит на него, пытаясь не сорваться следом и не наделать ещё больших глупостей. Он грустно выдыхает и вновь кутается в куртку. Без Кая холодно и одиноко. Сехун входит в комнату, окидывает взглядом насупившихся друзей и падает на кровать. Сил нет ни на что. Даже, чтобы укрыться. Он сквозь сон слышит, как пыхтит разувающий его Кёнсу и как Чондэ укрывает его пледом. Сехуну даже не стыдно, что от него на километр разит сексом и виски с табаком. Сон приходит мгновенно. Весь следующий день он не слышит практически ничего, на автомате кивает друзьям, отвечает невпопад, и вскоре от него отстают все, даже Тао. К вечеру он вновь уходит и долго бродит в сумерках, пока его не прижимает к себе Кай с таким отчаяньем, будто они не виделись годы. – Хочу тебя, – шепчет Сехун. Сейчас ему плевать, что дома ждёт Суён ,что скажут друзья и родня, лишь бы Кай согревал его. На этот раз Кай ведёт его в номер, который они превращают в поле боевых действий. У высокой вещевой тумбочки отваливается ножка, и Кай успевает подхватить Сехуна под бёдра. Кровать надсадно скрипит и раскачивается на каждом толчке. Сехун мнёт простыни и подаётся навстречу, кусая свои и чужие губы. И дрожит от поцелуев-укусов, изгибаясь дугой. Полочка в душевой безысходно трещит и отламывается, в кабинке тесно и невыносимо горячо от пара и самого Кая. Сехун просит Кая укусить его за предплечье. Зубы смыкаются на руке, Кай прожигает взглядом в Сехуне дыру, отстраняется и ведёт губами и языком по укусу, от чего Сехун выгибается от накатившего оргазма, не находя в себе сил зажмуриться и не смотреть в чёрные глаза Кая, с восхищением глядящие на него. С подоконника валятся какие-то чахлые цветы в горшках, а Сехун чувствует прохладу оконного стекла грудью и щекой, пока не упирается в раму руками, прогибаясь в спине. Занавеска срывается с крючков, лишь стоит пальцам Сехуна сомкнуться на тёмной ткани, Кай выходит из Сехуна, разворачивает, усаживает его на широкий подоконник, устраивается между широко разведённых ног и снова начинает двигаться. Занавеска трещит и окончательно падает к ногам Кая. Сехун дышит через раз, немного отходит и вновь кидается на Кая, позволяя делать с собой всё, лишь бы не возвращалось то чувство холода и одиночества. И Кай согревает, заставляет гореть и плавиться в своих руках, забывать обо всём и не думать ни о чём. Сехун счастливо приваливается к плечу Кая, трогает губами бронзовую кожу и спрашивает: – Как тебя зовут? – Это так важно? Сехун не может отделаться от чувства дежавю и ведёт носом по влажной коже Кая, трогает языком солёные терпкие капли пота, облизывается и повторяет то же самое на смуглой груди, и отчаянно старается справиться с дыханием, чтобы голос не дрожал. – Да. – Чонин. – Настоящее имя? – Да. – Ты меня заберёшь? – Не сейчас. Когда придёт время. – А сейчас? – Проснись! – Что? – Сехун приподнимается на локте и смотрит в обеспокоенные глаза Чонина. – Сехун, немедленно проснись! Иначе погубишь себя и друзей! От непонятных слов Сехун дёргается, как от удара, распахивает глаза и тут же жмурится от ослепляющего света, выкручивает руль вправо и матерится, когда машина налетает на ограду, сминает её и летит в кювет, переворачиваясь в воздухе. Время замедляется, Сехун в зеркало заднего вида видит испуганные глаза Тао, выпадающий изо рта Чондэ чупа-чупс и ещё больше увеличившиеся глаза Кёнсу, Чанёль просто матерится, вцепившись в поручень над головой, а Сехун думает, что угробил всех. Потом машина приземляется, ударом вышибает дух, и время возобновляет свой ход. Подушки безопасности почему-то сразу не срабатывают, и Сехун с маху ударяется головой о руль, от боли начинает тошнить, но подозрительный запах и стоны друзей не дают отключиться. Он толкает дверь, вываливается наружу и помогает выбраться немного ошалевшему Чанёлю, вдвоём они выбивают стекло в заклинившей двери и выстаскивают Чондэ. Сехун тихо молится на Минсока и обещает небесам ему подарить всё, что только захочет за то, что научил их пристёгиваться. Чондэ ещё более чумной, чем Чанёль, сидит, трясёт головой и держится за бок, пока Сехун вытаскивает Тао и Чанёль, приняв его с рук на руки, кладёт его на траву. – Аптечка. Я за аптечкой, – кричит Чанёль Сехуну. – В сумке ещё есть запасная, – отвечает Сехун и пытается отстегнуть пояс на бессознательном Кёнсу. – Мать его… Сехун ковыряется с заевшим замком, а тем временем запах гари ширится и в машине, несмотря на разбитое стекло и открытые настежь двери, становится невозможно дышать. Сехун закашливается и выскакивает из машины, пытаясь решить, как вытащить Кёнсу, которого кроме всего прочего зажало между сиденьем и покорёженной дверью. Чанёль хлопочет над Тао и сквозь зубы ругается, умоляя, чтобы Тао очнулся. Сехун копошится в салоне, но его отталкивает Чондэ и лезет внутрь, матерится и режет маленьким ножиком ремень безопасности. Ножик тупой, он вообще больше для чистки ногтей от грязи, даже бумагу не отрежешь, но Чондэ шипит и упорно пилит крепкий ремень. Тао приходит в себя и хрипит, когда Чанёль обнимает его так, что отчётливо слышно, как трещат их куртки. Тао вяло отбивается, но Чанёль зарывается носом в его волосы и не желает ничего слышать, Тао сдаётся и обнимает в ответ, немного подрагивая от боли. Сехун лезет внутрь со стороны водителя и пытается сдвинуть кресло, чтобы хоть немного освободить Кёнсу, оно поддаётся слабо, от удара его заело, но он удваивает усилия, завидев, как из-под капота показывается первый язычок пламени. Вскоре ремень и кресло поддаются, и им удаётся вытащить Кёнсу, они укладывают его на траву, и Сехун успевает ещё и мотнуться за сумками. Остаться в чужой стране без документов и денег – не лучшее, что может случиться с ними, потому Сехун кашляет и обжигается, но вытаскивает все сумки, прежде чем машину поглощает пламя. Чондэ сидит возле Кёнсу, прижимает к губам его руку и смотрит безотрывно. Они уже подносили к лицу ватку с аммиаком, хлопали по щекам, но Кёнсу не реагировал. Понять, какие повреждения он получил не выходит. Дверь со стороны Кёнсу больше всего измята, значит, удар пришёлся именно на неё, и может быть всё, что угодно. Сехун первым приходит в себя, набирает службу спасения, и только потом позволяет себе устало опуститься на траву. Кровь заливает глаза, и Сехун устало промакивает её рукавом куртки, потому не сразу замечает, как Чондэ покрывает поцелуями лицо Кёнсу, а тот смешно подставляет пальцы под губы, будто стесняясь происходящего. – Живы! – вопит Чанёль и сдавленно смеётся, держась за бок. Ему вторит Тао, сжимая руками явно сломанную ногу, Кёнсу хлопает глазами, Сехун слабо улыбается, а Чондэ склоняется к Кёнсу, и целует его в губы. – Простите, ребята, я… – говорит Сехун и пытается подняться, но голова взрывается фейерверком боли, и он оседает на траву. – Хун, если бы ты не свернул, мы бы разбились в лепёшку, – говорит Чанёль. – Этот придурок вылетел на встречку, все живы, и ладно. – Только теперь мы должны деньги за арендованную машину, – подал голос Тао. – Да чёрт с ней. Живы – это главное, – отмахивается Чанёль, а потом многозначительно двигает бровями, кивая в сторону увлечённо целующихся Кёнсу и Чондэ, – только я против вот так сводить пары, давайте другой способ придумаем, а?! Все взрываются хохотом и облегчённо выдыхают. Они дают показания уже в больнице, после всех обследований и процедур. Переломы и лёгкое сотрясение – не самое страшное, что могло с ними случиться. А вот водителю вылетевшего на встречку бензовоза, не повезло так, как им – после того, как машина парней вильнула, он врезался в столб и машина вспыхнула спичкой. Полицейские подтверждают слова Чанёля, если бы Сехун не выкрутил руль, погибли бы все. Конечно, такие каникулы парни не планировали, но они рады, что живы. Сехун сразу же звонит Минсоку и благодарит так горячо, что тот начинает паниковать, потому что Сехун не говорит, что случилось, но по дрожащему голосу и повышенной эмоциональности, Минсок понимает, что всё нечисто потому обещает вылететь первым же рейсом. Потом Сехун набирает Суён, но сбрасывает. Он не знает, что сказать, он не уверен в том, что будет дальше с их отношениями, если он поступил так безрассудно, потому он просто посылает Суён сообщение с пожеланием сладких снов, спохватывается, вспоминает о разнице во времени и желает хорошего дня. А потом выключает телефон совсем. Потом откидывается на подушку и закрывает глаза. Лежит долго, ощущая, как лекарство капает в вену, и боль отступает, по телу разливается дикая усталость, и только сейчас начинает потряхивать от пережитого. Он слышит, как за ширмой целуются Тао с Чанёлем и Кёнсу с Чондэ, слабо улыбается и засыпает. Спохватывается от тихого голоса Минсока, и понимает, что проспал без малого пятнадцать часов. Минсок сидит рядом с Сехуном и разговаривает с друзьями. Ширмы раздвинуты, на кроватях Тао и Кёнсу, а возле на стульях Чанёль и Чондэ. Сехун хочет спросить как ребята, но давится кашлем в пересохшем горле и благодарно кивает на протянутый стаканчик воды. Он пьёт спешно, отфыркиваясь, обливаясь из-за дрожащих рук, а потом подставляет стаканчик снова, ждёт, пока он наполнится, и вновь припадает потрескавшимися губами к живительной влаге. – Доктор Ким, когда выпишите этих оболтусов? – спрашивает Минсок. – Завтра, – отвечает врач, и Сехун давится водой, которая идёт куда угодно, но только не туда, куда надо. Кажется, и из глаз именно она, а не слёзы льются. Сехун поднимает глаза и давится на этот раз воздухом, потому что доктор Ким выглядит как две капли воды, как Кай, под которым Сехун стонал последние три ночи от наслаждения. – Как вас зовут? – тихо спрашивает Сехун и скользит взглядом по бейджику, но там написана лишь фамилия и должность. – А это важно? – вопросом на вопрос отвечает доктор Ким. Сехун чувствует какой-то подвох в происходящем, но собирается с силами и говорит дрожащим, сиплым голосом. – Да. – Ким Чонин, – улыбается врач, и Сехун не знает, куда деваться от пронзительно разглядывающих его чёрных глаз. – А у вас случайно нет кобальтового «Harley Davidson»? – Есть, – улыбается Чонин. – Хотите прокатиться? – Да, – Сехун отвечает прежде, чем понимает, что сделал. Сехун зажимает рот двумя руками и замечает на предплечье одной из них свежий синяк со следами зубов. Он идёт цветными пятнами и тянет тонкий плед на голову, желая скрыться от заинтригованных взглядов друзей, мягкой усмешки доктора Кима, непонятной ситуации и накатывающего чувства стыда, смешанного с желанием.