Наше прошлое - скелеты в шкафу

      Яков стоял за кулисами, непозволительно близко, наблюдая за девушкой на сцене. Движения ее были так легки, неописуемо, она будто бы парила над дощатым полом, редко открывая глаза. Как она говорила, а зачем? Все равно софиты слепят. Юноша, дрожа изнутри, ловил глазами каждый, даже самый мелкий ее шаг, судорожно вздыхая на особенно рискованных движениях, когда она могла бы упасть. Какая глупость! - одернул себя Яков. Ведь она бы - никогда.       Она не человек, часто повторяли люди вокруг. Она ангел, не касающийся земли во время танца.       "Фея!" - повторял про себя Яков, кусая губы.       Плавное начало она уже закончила, мелодия из тягучей стала резкой, и казалось, будто Лилия за ниточки дергала ее, освещенная прямым столбом света. Идеально прямая нога во второй позиции взметнулась вверх, тут же летящим движением подалась вперед, в сторону, назад. Цепочка шагов на полупальцах скорей, чем вообще успеваешь понять, и головокружительный пируэт.       Якова позвали, и позвали уже не в первый раз, дернули за плечо, заставляя оторваться от созерцания ее танца, углубиться в закулисье. Это выступление победителей, они уже заслужили свои места, прославились на всю страну. Лилия взяла золото - а как иначе? Яков не сомневался в ней. Ему всучили в руки коробочку со сверкающей золотой медалью, на которой значилось, за какие достижения девушка ее получила. И даже ее имя. Яков, преисполненный гордостью, улыбался до ушей, едва не уронил так же резко всученный пышный букет ее любимых лилий.       Зал разразился аплодисментами столь громкими, что в пору было бы побояться за слух выступившей балерины. Она однако держалась так, будто стояла в вакууме, гордо, статно, даже не дрогнув. Прима, - кивнул юноша сам себе, делая шаг на прежнее место, к краю кулис. Ведущие объявили о занятом ею первом месте. Объявили о приглашении из Большого театра. Отныне она - балерина Большого. В столь молодые годы об этом можно только мечтать. Отныне она - самая молодая прима-балерина Союза.       Она скромно стояла, принимая к сведению информацию, которую давно уж знала. Объявили личное вручение. Якова толкнули на сцену. Он чудом не запнулся, шел ровно, потому что к ней, она обернулась, когда расстояние между ними стало вдвое меньше. Яков тяжело сглотнул, улыбаясь, рассматривая ее вблизи. Идеальное белое платье с широкой пачкой и открытыми плечами. Блестящие украшения на заколках водружены были на голову венцом. Он вручил ей букет, аккуратно опустил на её шею медаль. Из-за кулис с другой стороны выбежал мальчик-статист, взяв из ее рук букет и коробочку от медали, унес.       Лилия уже засобиралась со сцены, но Яков задержал ее, осторожно обхватив ее запястье рукой. Она обернулась удивленно, он уже успел стать на одно колено. Зал загомонил с одобрением. Об их отношениях и нередких встречах догадывались многие, но молчали, понимающе кивая. В самом начале своей карьеры, когда они только познакомились, Лилия делилась с Яковом своей мечтой - стать примой. Стимулом для себя она определила не выходить замуж раньше, чем добьется успеха.       Проведя рукой по прилизанным волосам, он уверенным голосом, держа спину ровно, глядя ей в глаза, задал самый главный вопрос в их жизни. - Ты выйдешь за меня замуж, Лилия Барановская? - в зале повисла гробовая тишина, никто не дышал, все ждали ее ответа.       Прима прижала к лицу ладони, едва сдерживая слезы, часто закивала, кинувшись на шею не успевшего даже подняться юноши.

***

[Сурганова и Оркестр - Мне нравится, что вы больны не мной] - Зачем мы здесь? - с максимально серьезным видом спрашивает Лилия, остановившись у перил моста. Яков протягивает ей продолговатую коробочку с золотой цепочкой. - Ты вытащил меня в разгар тренировок Плисецкого. Ты же сам просил его тренировать, зачем отвлекаешь? - прима принимает в ладони коробочку, разглядывая ее внимательно, но не собираясь открывать при нем. - Но сегодня же наша годовщина? - улыбается фигурист. Его улыбку помнит только она. Никто из его учеников не удостаивался. Это тешит самолюбие бывшей балерины Большого. - Что ты, Яков, боже упасти мне помнить и болеть нашими годовщинами, - отмахивается она, отвернувшись к реке под мостом, поправляет меховой воротник пуховика, закрываясь от взгляда бывшего мужа.       Но помнишь же. И болеешь. Улыбаешься и не хочешь, чтобы я видел. Конечно, не хочешь, это же твоя слабость.       Эта улыбка давно не его. Да и сама Лилия давно уже принадлежит только сама себе. И все их прошлое - скелеты в шкафу. Цветастые, клыкастые, неказистые скелеты, заставляющие их улыбаться.