В перевязочной

Перевязочная пропахла едким букетом из запекшейся крови, пота и антисептиков. Другой бы, обладая его чутким обонянием, сморщился. Но Хатаке знает: ничто не сравнится с благоуханием смерти. Ее духи перебивают тысячи ароматов. К счастью, запахи морга и кладбища не витают здесь, среди живых, в числе которых он чудом оказался. Он должен был погибнуть, повторив судьбу многих из его поколения, он должен был источать трупные миазмы и ничего не чувствовать. Например, холодок вдоль спины и эти теплые ладони, накладывающие бинт на его предплечье. – Какой вы везучий, Какаши-сенсей, – доносится со спины голос, который джоунин не должен слышать. На войне разница всего-то в два сложенных пальца порой измеряет пропасть между жизнью и смертью. А одного движения достаточно, чтобы спасти или убить. Он не отвечает ей. Хатаке слишком устал, чтобы спорить. И блуждающие вдоль и поперек лопаток поглаживания медика вытесняют все возражения и двусмысленности. Рин была такой же беспрекословно заботливой. Ему казалось, что он уже забыл, каково это, когда женщина печется и переживает на его счет. Хатаке кусает губы, захватывая материю маски. – Спасибо, – произносит она тихо. Её слова звучат как награда, которую он не заслужил. Ни шепотом, ни во всеуслышание. – Спасибо, что вовремя оттолкнули меня, – она с безжалостной благодарностью давит на незажившую рану где-то под темной тканью. Из сердца вот-вот начнет сочиться… Хатаке стискивает зубы и приказывает глазам состроить улыбку. Многих поразила бы его манера притворяться. – Сакура… Ей уже давно не двенадцать, но и ему по-прежнему не семнадцать. Она имеет право на долгую и обязательно счастливую жизнь. Право на цветение. А такие, как он, ни на что не могут претендовать. Особенно на любовь. Разве что - на исправление ошибок. Одного движения достаточно, чтобы спасти или убить. И он отказывается медлить. Хатаке Какаши ласково сжимает девичью руку на своем плече, притягивает к себе чуткое прикосновение и взгляд. Он спешит совершить очередную ошибку, чтобы вновь обрести то, зачем стоит жить.