Странный тормоз и непонятный

Хосок убит. Чисто внутренне, но всё же. А ещё Хосок любит. Сам не знает почему, но любит. И любит странно так, очень сильно и как-то прекрасно, что ли. Нет, он не может отдать ему всё, что дорого – только потому, что Хосок любит и дорожит одним только им, самим Юнги. А Юнги, ну что с него взять? А Юнги просто живет. У него много затейливых идей, много мотиваций для жизни, много планов для дальнейшей карьеры продюсера. И много Хосока, правда. Хосок, как личная мотивация, только его и ничья больше; Хосок, как смысл всей его карьеры, потому что сам Чон считает это нечто невероятным, а Мин лишь кивает, мол, да-да, конечно, но сам внутри очень счастлив, на самом деле. А ещё, Хосок, как его надежда в жизнь – смотря на него, Юнги думает что-то типа «вау, я хочу жить». И это самое важное, быть может. Хосок заглядывает в студию Юнги часто, но реже, чем хотелось бы. Всегда приносит еду, выпивку там, зависит от настроения. Но у Хосока есть противная привычка приходить много-много, по десятки раз на дню, а потом резко исчезать. Вот так, резко и без причин. Не потому, что надоело, нет. Хосок просто нуждается во временном одиночестве, чтобы перезарядиться, а потом снова сиять, как говорил он сам. И Юнги этому верит. Не потому, что он наивный или глупый, а потому, что ему просто хочется в это верить. Никто не знает на самом деле, куда это Чон уходит, зачем, или к кому. Юнги боится спросить, а Хосок сам не рассказывает; ложка дёгтя в почти идеальных отношениях. Но отношения ли это вообще? Вовсе нет. Они не клялись друг другу в вечной любви, не давали простых обещаний типа звонка на ночь, даже переписываются и созваниваются редко – всё до непонятного просто и сумбурно. У Хосока всегда либо намеренно выключен телефон, либо поставлен на беззвучный, а Юнги всегда занят проектами и какими-то сложными мелодиями, в которых, кстати говоря, Хосок ни черта не шарит, но всегда говорит, что «круто-круто-круто» и «хён-пожалуйста-продолжай». Юнги юный продюсер, Хосок юный танцор. Встречаются они практически каждый день, только по инициативе Хосока. Если не встречаются, то снова по инициативе Хосока. Последнее как раз происходит потому, что он снова пропадает. Как и в этот раз. Нет, Юнги не волнуется совсем, продолжая работать. Да, он просто внушает это себе. Нет, Юнги сейчас не нуждается в его заботе, совсем нет – да, снова внушает, по правде говоря. Прикрывает глаза, сильно жмурится из-за усталости, потягивается вверх и выдыхает. Часы за полночь – Хосок не пришел. Третью неделю подряд. Смыкает губы, снова рассуждая о его странной привычке. Просто не понимает. Он мог иметь вполне другую вредную привычку, например курить, как сам Юнги, или хотя бы засыпать в автобусах, мимо проезжая свою остановку, либо грубо гавкать на собак, но даже это куда лучше, чем быть таким непонятным и непонятно куда убегать. Тяжело вздыхает. Наверное потому, что он помнит. Помнит, как Хосок, сидя на его столе, как всегда смеясь и бурно что-то рассказывая, вдруг неожиданно замолчал, посмотрел на Юнги как-то странно и также потянулся к нему, легонько прикоснувшись к его губам своими. Всё очень быстро, неловко и жуть как непонятно. Что? Зачем? Для чего? Но потом Хосок опять как-то странно и тихо гогочет про себя, отходит от Юнги и тут же покидает его, бесшумно хлопая дверью. Вот с тех пор его и нет. А Юнги начинает думать, что, быть может, он сделал что-то не так? Не так посмотрел, не так среагировал, или вообще всё было нормально и Хосоку просто снова приспичило убежать от общения? Этот непонятный парень, что младше на год, который громко смеется и вообще не смыслит в создании песен, порождает слишком много вопросов и волнений, вот серьезно. Мотает головой, отрицая, что вообще способен скучать по Хосоку. Нагло врет, да. Наблюдает на циферблате за утекающими секундами и ловит себя на мысли, что вовсе не ожидает его – врет во благо себе, опять же. Их первая встреча произошла слишком неожиданно, как считает сам Юнги. Потому что совсем не каждый день на тебя пялятся с удивлением на улице, крича твое имя; не каждый день просят автограф, хоть и Шуга некий продюсер, но, как и ожидалось всей его семьей, малоизвестный; не каждый день благодарят за твои написанные песни и мило просят дружбу. А вот Хосок сумел подобрать такой случай именно в одинокий день рождения девятого марта, в тот самый день, когда непопулярный автор песен почувствовал себя нужным. Их первая встреча была определенно судьбоносной, как считает и шутит сам Юнги. Хосок, как личная надежда и собственное солнышко, которого не хватает. Телефон выключен, что часто бывает, а его знакомые, которых он расспрашивает по традиции через день, лишь мотают головой и говорят, что беспокоиться вовсе не стоит. В такие моменты Юнги просто взрывается внутри себя. Ему хочется кричать и лезть на столы, сметая оттуда всё ногами, бушевать и требовать его личного Хосока обратно и очень быстро, прямо сейчас, обосновывая всё это действие тем, что Хосок не объяснился после того поцелуя. Но он лишь нервно кивает, ничего не отвечая и ничего не предпринимая. И он снова заходит в ту кофейню неподалеку, работающую допоздна и в которой проходит смена их общего знакомого-бармена. Снова пытается улыбнуться приятно, но получается как всегда плохо, в общем-то, отчего немного стыдно, потом снова заказывает латте. Снова начинает разговор с незамысловатых фраз про дела на работе, но вместо обычной поддержки разговора получает в ответ лишь: – Он только что был здесь, беги давай. И Юнги как-то не верится, он сидит секунд пять, переваривая нетипичную фразу. Понимает, кто такой этот «он», а потом сразу пулей срывается с места, слыша крик сзади о том, что бежать надо в сторону реки. Юнги же кричит что-то невнятное, пытаясь отблагодарить доброго знакомого. Бежит совсем недолго – видит знакомый силуэт и то самое пальто, и, возможно, даже немного плача и задыхаясь, кидается на того со спины. А Хосок почти падает, но удерживает равновесие, не соображая в происходящем. – Странный дурак. И Хосок понимает, что это Юнги, но не осмеливается повернуться. Лишь стоит, ничего не предпринимая, однако повисший Мин так быстро сдаваться не собирается, поэтому резко разворачивает того лицом к себе. – Тебе уже надо перестать так исчезать, не думаешь? Говорит с какой-то ненавистью в голосе – сильно обижен. Хосок положительно кивает, но прячет взгляд мимо в сторону. Молчит уже долго, сам выглядит сильно измученным. Юнги разглядывает родное лицо его личной надежды и хочет обнять Хосока, ибо, да, черт возьми, он сильно скучал по нему. Но Чон отказывается от объятий и тихо вдыхает. – Тогда… Мне придется признаться, знаешь ли. – Замысловато отвечает, щурясь глазами и пытаясь выдавить улыбку. – Я люблю тебя, просто люблю. – Неловко смыкает губы, потом нервно жмурится, ожидая гневной реакции. Осмелившись, всё же открывает глаза и видит зависшего Юнги. – Правда… правда очень глупо? На что я надеюсь вообще? – прикрыв ладонью лицо, говорит максимально тихо, но все сказанные им слова раздаются словно эхом для Мина. И у Юнги практически глаза открываются, ибо вот оно что всё это время было. Немного тормозит, просто застыв на месте. А Хосоку всё это время было больно. Практически всегда – когда Юнги называл его своим и ничьим больше, когда звал кличками на вроде «солнышка» или «надежды», когда радовался его приходу, спрашивая про дела, когда случайно прикасался к нему или специально ерошил волосы. Хосок морщит нос и отводит взгляд, понимая, что немного перешел черту, и начинает свое предложение о полном игнорировании с «давай так», но его перебивает Юнги. – Я тоже. – Чон моргает несколько раз, пребывая в шоке от услышанного. Мин тоже в шоке от собственных слов, но думает, что, действительно, он тоже любит этого до жути непонятного и чрезмерного человека-надежду. – Я тоже люблю тебя. – Теперь уже неловко Юнги, у него вообще горят щеки довольно давно, но от этого странного взгляда Хосока стало ещё хуже. Но Хосок потом улыбается и смеется так счастливо, что Юнги не может не улыбнуться в ответ. Стоят и улыбаются друг другу, странные. А этого вполне хватает, чтобы Хосок снова ожил.