Другая близость

      Мамори, поджав под себя ноги, сидела на своей кровати и с неприкрытым восхищением на лице разглядывала звездное небо. На «Русалке» такие ночи были редкостью, и девушка пыталась запечатлеть свет от яркого полумесяца, будто он вот-вот упадет в еще не успевшее остыть море, каждое сверкание на небе, кажущееся таким близким. Темное полотно, на котором вся эта красота происходила, очаровывало и заставляло задерживать дыхание.       Это потрясающе. Великолепно. Изумительно. И это настолько редкое явление, что Мамори хотела сидеть так до самого рассвета, когда чудо уйдет и его заменит большой огненный шар, уже приевшийся за все время. Нет, не нужно рассвета!       — Тебе не пора спать? — послышался где-то сбоку тихий, спокойный голос, нарушивший ночную тишину.       Таканомэ действительно пора идти спать. Мейфон уговорила сходить вместе с ней на фабрику за новой провизией, взамен пообещав скидку на любой товар. И как не отказаться от такого, даже если голос в голове шептал, что за этим предложением что-то скрывалось, и хитрой Мейфон всего лишь нужен живой щит? Использовать свои деньги в качестве Либератора очень невыгодно и затратно, в конце-то концов. В итоге день выдался утомительным, и, придя обратно домой под самый конец заката, девушка хотела тут же лечь спать. Только ночь отбила сон напрочь.       — Мирэй, — робко откликнулась Мамори и, с трудом отведя взгляд от окна, посмотрела вниз, в сторону, где лежал самый странный, но в то же время родной человек за всю жизнь. Девушка не могла понять, а наверное, и не хотела, что заставило ее произнести это вслух:       — Можно сегодня лечь с тобой?       И снова воцарилась тишина, сопутствующая им двоим с знакомства и до этого дня. Она приятная — нет ощущения недосказанного слова, фразы или нехватки тем для поддержания, казалось бы, легкого разговора. Все идет так, как и должно, но девичье сердце, трусливое и одновременно храброе, подсказывало, что нужно сделать это.       Сикисима без лишних слов кивнула и придвинулась ближе к стене, почти прислоняясь к ней спиной, и лунный свет, пробивающийся из окна, заиграл на ее чуть оголившейся груди и острых ключицах. Мамори шумно вздохнула и, дойдя за пару шагов до чужой постели, легла на нее лицом к Мирэй, укрываясь тонким одеялом и чувствуя тепло чужих пальцев на своей ладони.       Так близко...       Нет, они были ближе, намного ближе. Сейчас это совсем не та близость.       — Что-то случилось? — теперь в этом голосе были нотки заботы и нежности, мягкой, ненавязчивой и без угрозы для жизни. Мамори улыбнулась, отмечая, что ее напарница так и не повернулась к ней, а ведь по одним лишь глазам можно прочесть о человеке больше, чем по чему-либо другому.       — Ничего, — честно ответила Таканомэ. Ей хотелось говорить и говорить, не боясь, что ее поймут не так, примут за глупого ребенка или вовсе не захотят разговаривать. Мирэй не такая. — Ты заметила, что мы... бываем близкими, только когда я становлюсь оружием?       Как глупо. Так не должно быть.       — Заметила, — и тишина. Лишь тепло от чужих пальцев напоминало, что Мамори не одна.       Пальцы Мирэй женственные, но сильные, а не цепкие, как это кажется с первого взгляда. На ощупь они грубые и местами даже мозолистые, будто служили напоминанием о том ужасном прошлом, из-за которого невольно учащался пульс. Но, несмотря на это, девушка ни разу не чувствовала дискомфорта от них. Наоборот, кожа под ними становилась горячее и нежнее, хотя куда больше? Из мыслей вывел все тот же голос, пропитанный приторной хладнокровностью.       — Могу я кое-что сделать? — неожиданно рука Мамори больше не чувствовала тяжесть чужих пальцев, зато пол издал протяжной скрипучий звук, и теперь всего в нескольких сантиметрах, прямо перед лицом девушки, лежала Мирэй, сильная, но податливая и осторожная с Таканомэ.       — Да, — глухо произнесла девушка, и, кажется, все внутри нее сжалось в тугой узел от мучительного ожидания.       Расстояние между ними исчезло, и на место него пришли припухшие губы и неторопливые, слабые объятия, которых всегда не хватало. До этого они целовались несчитанное количество раз, но все это было ради спасения собственных шкур. Там поцелуи были нежными, но быстрыми; мягкими, но крепкая хватка на бедре не давала уйти с головой в приятную негу; страстными, но не достаточно, чтобы отогнать назойливые до ужаса мысли.       А сейчас? Что сейчас не так?       Все.       Мамори не могла сказать, что именно изменилось. Ее первый поцелуй хоть и был с Сикисимой, но он был впопыхах, бесчувственным и нежеланным. Тогда они были разными и девушка думала, что больше они не встретятся. Однако «Русалка» тесна до невозможности, или, возможно, сама судьба захотела так распорядиться, чтобы они стали напарницами и больше не разлучались?       А тем временем Мирэй ждала, не предпринимая никаких действий. Сейчас им не угрожала опасность, и лишь звезды, переливаясь, наблюдали за ними. Девушка ответила на поцелуй скромно и застенчиво. Еще с утра, лежа под лучами палящего солнца, она чувствовала, как ее губы сохли, а сейчас ощущала на себе другие, и в голове возникали мысли, сковывающие все тело. Но ее напарница, по-видимому, даже не заметила потрескавшихся губ, и теперь спину Мамори обдало жаром.       — Ми-мирэй, — прервав поцелуй, сбивчиво прошептала Таканомэ. Совсем чуть-чуть — и она станет оружием. Нестерпимо горячо. — Я сей-сейчас...       — Ш-ш-ш, — Сикисима медленно гладила дрожащую спину, прижимая маленькое тело к себе, словно пытаясь защитить от всего. — Все хорошо, мы не будем заходить дальше.       — С-спасибо, — Мамори, слабо улыбнувшись, положила голову на грудь девушке, прислушиваясь к ее бешено бьющемуся сердцу, хоть по ее виду и не скажешь, что она волновалась не меньше самой Таканомэ. — Прости, я-я правда не хотела останавливаться...       — Ничего страшного, я понимаю, — Мирэй, наклонившись, оставила робкий поцелуй на лбу, пытаясь успокоить их двоих. Конечно, ей, как и, наверное, самой Мамори, хотелось большего. Хотелось положить руку ниже осиной талии, кусать тонкую шею, получать ласку от другого отзывчивого тела. Только все это осталось в прошлом, пронизанном похотью и животной страстью.       Нет, с ней так нельзя.       — Я могу лечь на вторую кровать, если хочешь, — и снова этот голос с напускной спокойностью и без малейшего проявления чувств. Безразличный.       — Нет, пожалуйста, не уходи! — Таканомэ почти плакала, ощущая, как глаза щипало от подступающей влаги и как ком в горле становилось тяжелее сглотнуть. Единственное, на что смотреть сдержанно не могла Мирэй, — это слезы девушки.       И без слов Сикисима поцеловала ее, аккуратно, мягко, ненавязчиво. Мамори ответила, обвив руки вокруг чужой шеи и пальчиками зарываясь в длинные волосы. Эта ночь не будет проведена в мыслях о родителях или о прошлых экспериментах. Она будет в теплых руках двух влюблённых.       Никогда.