Приятная работа. Сборник PWP

«Начало осени в Нью-Йорке – лучшее время, чтобы загонять золотишко в ломбард», – летящей походкой иду к сомнительному заведению в глубине Бруклина. «Аха, а еще подделывать айдишки и хакать мин. оборонишки», – веселится голос кибер-демона в моей голове. «Не забывай об угоне машинки и съеме хатки в дыре, где не задают вопросиков», – бодро продолжаю я, распахивая дверь под вывеской Ломбард _они. – «И как ты только находишь такие места? Гениальная поломка». Ныряю внутрь. Хрипловатый голос мужчины у стойки заполняет собой все пространство полутемной лавки, из-за его спины виднеются широкие бока прижатого к прилавку менялы. Бесспорно бывший спецназовец увлеченно прессует хозяина. С удивлением узнаю Панишера. Ба, часа не прошло, а уже такая встреча! Он оборачивается и, осекшись на полуслове, прячет что-то в карман. – После вам, мисс, – рукой предлагает пройти вперед него, сам отходит к стене, обманчиво скрестив руки на груди. Невольно любуюсь сдержанной плавностью движений военного, профессионала, отлично сложенного мужчины. Он тоже разглядывает меня. Заценивает, как сейчас говорят. О, он именно заценивает, без стеснения, и ему нравится то, на что он смотрит. Взаимно, Фрэнки. – Не обжулит? – тычу пальчиком в пеняжника. К слову, демонами, Они, от него и не пахнет. – Не посмеет, – добрая улыбка Касла контрастирует с холодным взглядом, которым он сверлит толстяка, тот как по закону жанра нервно сглатывает. От этого взгляда даже мне живо мерещится стрекот пулемета и вертолетных лопастей среди людских криков. С трудом отгоняю пустынных призраков. Ох, Фрэнк. Он замечает мое сочувствие, наверное, даже правильно его трактует, мягко улыбается, теперь и глазами, я понимающе отвечаю тем же. И вываливаю перед _они мешок золотых окатышей. Зерна дробно раскатываются по исцарапанной стеклянной поверхности. – У меня столько нету… – начинает лопотать меняла, я резко цыкаю. – В сейфе! Нужно посмотреть в сейфе! Надо же, есть, а я и забыл, ха-ха… – пихает мне в руки все, что выгребает оттуда. – А взвешивать? – теряюсь я. – Н-н… – Не, ну, мне чужого не надо, – перебиваю я, но Касл прикасается к моему предплечью, коротко кивает, затем бросает очередной укоризненный взгляд на хозяина лавки. Что ж, раз он советует. Неловко стою с охапкой в обеих руках. – Не мог бы ты… – поворачиваюсь к Фрэнку рюкзаком за плечом, он с застенчивой улыбкой помогает стянуть его и свалить в пустые недра пачки потрепанных купюр. – Спасибо. Могу ли я… – смотрю прямо, хоть и снизу вверх, – купить тебе выпить? На его лице сомнения. – Скажи да, – эта фраза, или же уверенный тон, неожиданно меняет дело, Фрэнк соглашается. «Джей, срочно, выдай бар!» – «А презервативы не выдать?» – «Нафига мне? Бар!» – «Ху__й _ Толстый в Кухне» – «О-о-о! Ты гений, ты об этом знаешь?» – «Знаю». – Ху…дой и Толстый! В Адской кухне. Знаешь? – Знаю, – вторит он Джейсону, заговорщицки улыбается. Продолжая мило переглядываться с Каслом, спиной выхожу из ломбарда. Стоя на улице воодушевленно втягиваю носом воздух. Осенний Нью-Йорк пахнет гниением, бензином и Шанель №5. Толкнув стеклянную дверь под смешной вывеской, которую, уверенна, поломали специально, цепко осматриваю бар. Для вечера пятницы народу в зале разорительно мало. Фрэнк уже здесь, сидит за одним из тесно расставленных столиков. С улыбкой подплываю к нему, вешаю куртку на стул. Он, с иронией, конечно, читает надпись на футболке. «Боевая машина любви» выведено под принтом девушки в эльфийских доспехах. – Друг подарил. Лучший, – «лучший компромат на меня имеет», мысленно прибавляю я. – Буду с радостью носить. Не ебет. Фрэнк едва заметно морщится. Ругательства от женщин не любит, но и лезть с нравоучениями тоже. Он явно рад, что я пришла, заинтересованно разглядывает. Умастившись на стул спиной ко входу, неуютно передергиваю плечами, но думаю, моему визави сидеть так было бы еще некомфортнее. Позади хихикнули, и мимо нас вглубь бара прошел какой-то доходяга. С насилу подавляю улыбку от того, что знаю, чему он смеется, поспешно опрокидываю стакан, уже стоявший передо мной. Такой же, как у Фрэнка – среди крупного льда плещется горькая коричневая жидкость. Растительный букет Ангостуры, неповторимый аромат Ардбега Угодала и родимый Джонни Уокер. Тони был бы мной доволен. – У, крепкое угощение, смело с твоей стороны, – проглатываю, не поморщившись. – Афган или Ирак? – лукаво спрашивает Фрэнк, перестав, наконец, изучать мою осанку. – Не-не-не, частный сектор. В нефтяные войны ради продажных генералов не полезу. Насмотрелась на ветеранов в детстве. «Всю жизнь отдал», «выкинули», «нищенская пенсия», «я не за это». Наслушалась. Усвоила. Касл на минуту погрузился в свои мысли, его лицо приняло грустное выражение. Байкер, протопавший мимо с пинтой пива, с хрюком хохотнул, чем вернул Фрэнка к реальности. Я вновь попадаю под его изучающий взгляд, он осторожно тянет: – Может ли быть, что ты здесь не только затем, чтобы купить мне выпить? – Может, и не только, – невесомо касаюсь его пальцев по ту сторону стола, провожу от ногтей до сбитых костяшек. – Скажу сразу, твои профессиональные навыки меня не интересуют, а дела не волнуют. Это прозвучало слишком цинично, слишком неподходяще для моей внешности. – Что ты здесь делаешь? Знаю, о чем он говорит почти отеческим тоном. Что молодая женщина забыла в этом занюханном баре с типом вроде него. Глупость или шутка в ответ точно приведет к тому, что он засунет меня в такси и отправит домой к мамочке. – Хочу узнать, каков ты в постели, – честно. Молчит, нечитаемо смотрит. Кажется, ответ принят. Он медленно распрямляется на стуле, напоминает мне лист недотроги. Когда очередной мимо проходящий издает смешок, Касл не выдерживает и, азартно вскочив, обходит сзади. С моей спины на него гордо глядит маленький конь в футболке с черепом и копытцем попирает тяжелый пулемет. Надпись гласит «Понишер». Фрэнк красноречиво смотрит на меня, как на нашкодившего ребенка. Улыбка в стиле Локи сама растягивает мои губы, он только головой качает. Встаю, кокетливо беру его под руку. – Так мы идем? Сжимает мою руку на локте, затем галантно помогает надеть куртку. Старомодно придерживает дверь из бара. И кстати, коктейли были уже оплачены, черт. Адская кухня кажется практически симпатичной в свете старых фонарей. Вездесущий асфальт отдает тепло, накопленное за день, витрины дешевых магазинчиков расцвечивают улицы, редкие прохожие тенями спешат вдоль них. Временами далеко воют сирены. Всю дорогу исподволь заглядываю в выразительное лицо своего спутника, пытаюсь ловить каждую смену настроения – во что я так неосмотрительно ввязалась? Он приводит в квартирку через несколько кварталов, тесную и на удивление тихую. Кажется, весь дом заброшен. Освещением служат белые гирлянды на батарейках, безыскусно висящие по стенам. Он что, пятилетняя девочка? Стоп, лучше не упоминать пятилетних девочек. Везде порядок, но за закрытой дверью Синей бороды слышу едва различимо фонящие рации. Прохожу мимо, узнаю полицейские и военные частоты. Человеку их из-за двери не услышать, но Фрэнк в этот момент все рано напрягается. – Расслабься, на мне нет оружия, – мнимо неправильно трактую его тревогу. – Я не угроза. – Хм... – Льстец. Остановившись в спальне, скидываю обувь. Как же сейчас будет не хватать трюка с поглощением одежды, думаю я ровно до того, как Фрэнк начинает меня раздевать. Аккуратно, внимательно, бережно, не касаясь открывающегося тела. Забираюсь ему под футболку, неспешно расстегиваю болты на армейских брюках. Отталкиваю в стороны руки, чтобы сбросить с него куртку, в которой, судя по весу, тысяча карманов с бог знает каким снаряжением. Избавляемся от последней одежды, чувственно снимаем друг с друга белье. – На тебе действительно нет оружия. О мече, который я могу вытащить из воздуха, ему знать необязательно. Он стоит рядом, обдавая жаром большого тела. Внезапно отчаянно обнимает, крепко сжимая плечи, глубоко целует, все мысли уносятся как стая поднятых птиц. Кажется, даже чувствую ветер в волосах. Ах, это он приподнял меня над полом. Когда вдруг прикусываю ему губу, вздрагивает. Ухмыльнувшись, вырываюсь из объятий, сбегаю к кровати. Прыгаю на нее спиной, матрас пружинисто подбрасывает меня среди подушек. – Когда-нибудь прыгал в толпу на рок концертах? Множество рук проносят тебя, передают, касаются. Даже там, где не следует, и ты понятия не имеешь, кто это был, но это и возбуждает. Столько осязания. Откидываюсь на свежие простыни. Фрэнк охотно подается ко мне, проводит руками по всему обнаженному телу. С задержкой в секунду накрывает вал удовольствия. Он видит это на моем лице, в расслабившемся теле, хрипло шепчет: – Закрой глаза. Спокойно закрываю. Шумный выдох. Темнота под веками взрывается фейерверками видений. Его руки на мне, кажется, повсюду. Быстро пробегают, заставляя метаться и сжимать простыни. Накрывают ладонями, сухими и горячими. Скользят предплечьями, кожа на запястьях неожиданно бархатная. От невозможности видеть ощущения в сотню раз сильнее. От незнания, где прикоснется в следующий раз, заставляют бессознательно стонать и вскрикивать. Не сдерживаясь, отдаюсь хаосу ласки, тянусь, пытаясь поймать желанные руки, привлечь его к себе. Мужское тело обрушивается сверху водопадом, объятия оплетают как кольца питона. С благодарностью протяжно стонаю, он тут же впивается в мои губы, вжимает головой в подушку. Увлажнившийся член задевает бедра, измазывает кожу. Он коленями разводит мне ноги, от пояса до щиколоток проведя по ним ладонями, обвивает вокруг своей талии. Входит. Ах, это пальцы. Ах, как они изгибаются внутри! Длинные, игривые, подаюсь каждому их движению, сладко стонаю, когда шевелит, распинает. – Хочу тебя, вставь мне. Приподнявшись на локтях, качаюсь вперед. Слышу улыбку в его дыхании. Пальцы сменяются чем-то большим, стонаю в голос, от каждого движения горячего и твердого все громче. Желание сводит с ума, заставляет выгнуться на смятых простынях, выставить грудь. Нравится ли ему эта картина? Не удерживаюсь, открываю глаза. Его взгляд затуманен, смотрит не моргая, заворожено, в лице столько эмоций. Хочу показать ему больше, меняю позу. Перекидываю ноги на сторону, подтягиваю их к животу, прижимаюсь грудью к подушкам. По спине спускается нежная рука, ведет вдоль изогнутого позвоночника, оглаживает отставленные ягодицы. Член скользит внутри быстрее, наше дыхание ускоряется. Поднимаю ногу, дразнящее трусь голенью о его щеку. Хватает за щиколотку, закрыв глаза, страстно целует гладкую кожу, прихватывает зубами. Тише, не спеши. Опять меняю положение. Поворачиваюсь спиной, вставая на колени. Ухмыляюсь, глядя на него, шлепаю себя по ягодице, мне со звоном прилетает по соседней, сильно. Боль тотчас сменяется возбуждением, отвернувшись, улыбаюсь. Мнет меня, шлепает как ковбой. Мерно и твердо имеет. Так вульгарно, так хорошо. – Жестче! Жаждущие грубых прикосновений мышцы заставляют требовательно стонать. Хочу, чтобы стискивал, прижимал к простыням, вколачивал в койку. Развратно извиваюсь под ним. Большие ладони ложатся на распаленное тело, короткие ногти впиваются в кожу до болезненно-сладкого трепета. Он тихо рычит, склонившись надо мной. Но долго быть грубым не может, вздохнув, выпрямляется, возвращает руки на бедра, мягко обласкивает. От этого трогательно теплеет на сердце. – Фрэ-э-энк… Запрокидываю руки за голову, прогибаюсь как Найтвинг, хватаясь за его шею, упираясь затылком в широкую грудь. Восхищенно выдыхает, глядя на меня, руками беспорядочно и жадно шарит по выгнутому телу. Пальцы невесомо касаются сосков, с нежностью задерживаются на лице. Ловлю их губами, с наслаждением посасываю, трусь языком. От этого вида, от моих стонов и пошлых взглядов его дыхание сбивается, движения бедер становятся рваными. Резкие и частые толчки приносят острое удовольствие, лишая разума. Распрямляюсь как пружина, падаю лицом в подушки, упершись в них, толкаюсь ему навстречу. – Кончи в меня. Исступленно взвинчивает темп, наполняет горячей спермой, выскользнув, брызгает мне на блестящую от пота спину, покрасневшие ягодицы. Пальцы прижимаются к клитору, твердыми движениями быстро доводят до предела. От такого оргазма даже слаще, чем если бы он был внутри. Долго и упоенно кончаю, счастливо стоная от его руки, продолжающей двигаться, пока не затихаю, не перестаю дрожать в максимально раскрытой позе, не падаю без сил. Кровать рядом приминается, кожу на плече обдает мерное дыхание. Чувствую приятную опустошенность, без мыслей, без тревог. Как будто выглянуло солнце, хотя на улице ночь. Утром он будет лежать рядом, потому что не позволит оставаться в своем логове без присмотра. Утром он приготовит завтрак, потому что он джентльмен. Утром я с ним попрощаюсь. Проваливаюсь в сон.